***
— Попытка подобрать тебе одежду из моего гардероба, это, конечно, провал, — пробубнил Чонгук себе под нос, протягивая Юнги серую футболку. Спортивные штаны, которые он отдал ему чуть ранее, однозначно придётся подворачивать. — Опять ты пропускаешь хён, мелкий. — Это всё из-за того, что мне кажется, будто старший это я. Юнги, начав стягивать футболку, остановился, скорчив недовольную физиономию. — Эй! Я вижу, что ты пялишься. — Я? Нет. Тебе кажется, — отвечает Чонгук, даже не попытавшись отвести взгляд и наоборот вытянув шею для лучшего обзора. …. Лежа в чонгуковой квартире, в чонгуковых вещах и пахнув чонгуковым гелем для душа Юнги тихонько варился в котле собственных мыслей. Перевернувшись на правый бок, он ударил подушку кулаком, задрыгав ногами. Отказавшись от великодушного предложения Чонгука уступить ему комнату, Юнги заприметил себе диванчик в гостиной. Находиться в месте, где всё пропахло младшим было слишком сложно и означало лишиться сна окончательно (хотя он и так не был уверен, что сможет уснуть). Чонгук поворчал на хёна, который выдрав у него из рук подушку и одеяло, потопал к дивану, но потом махнул рукой на упрямца, который гордой походкой, в свисающих штанах и утопая в безразмерной футболке выглядел совсем хрупким и до щемящего чувства в груди трогательным. Вслушиваясь в шум воды, пока Гук принимал душ, Юнги провалился в неглубокий сон и не услышал, когда парень вышел из ванной и прошёл к себе в комнату, задержавшись на минуту заглянуть в его безмятежное лицо. Он не знал сколько времени проспал, когда сквозь дремоту услышал, как глухо открылась дверь и тихие шаги после. Сон будто и не приходил вовсе. С замиранием сердца, Юнги лежит, боясь шелохнуться и чуть задирает голову, силясь рассмотреть хоть что-то в темноте. Глаза хоть привыкли к тусклому освещению и он видит, нет, скорее ощущает, каждый чонгуков шаг. И как волнительно ему это даётся. Чонгук, приподняв край одеяла, скользнул под него, тесно прижимаясь к Юнги. Диван, и без того достаточно узкий для одного человека, оказался для двоих совсем тесным. Достаточно, чтобы каждый из них прекрасно ощущал изгибы чужого тела. Они лежат так неопределённо долго, потерявшись во времени и прислушиваясь к дыханию друг друга. До этого, ворочаясь, Чонгук злился, уткнувшись лицом в подушку, пока не закончился воздух в лёгких. Слишком сложно быть в одной квартире Юнги и не иметь возможности коснуться его. Чонгук шумно втянул воздух, с трудом шевельнувшись, учитывая, как ничтожно мало было между ними расстояния, и ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, отчего ещё больше прижимается к Юнги, который взмолившись, просит небеса даровать ему выдержки. Он лежит, вытянувшись в струнку, опасаясь любого прикосновения, а ещё больше, что не сможет не ответить на него. Здравым смыслом, он понимает, что им нужно остановиться, не начиная, что Чонгуку лучше держаться он него подальше, но желает его слишком отчаянно. Он не стал бы делать первый шаг, ведь ценит выбор Чонгука и пока он сам не решится, не будет подстраивать обстоятельства. И всё же, отрицать, что оба еле сдерживаются, чтобы не перейти границу — бессмысленно. Сейчас Юнги перед ним такой, какой есть. С синяками под глазами, немного похудевший за прошедшие месяцы и в чонгуковой футболке, пропахшей его запахом. В томительном ожидании Юнги закрывает глаза, чувствуя, как Гук слегка подаётся вперёд и вжимает его в диванную спинку. — Чонгук, — хрипит он, — диван, к твоему сведению, слишком узкий. А я не железный, но это так, к слову. — Прости мне мой эгоизм, но ничего с собой поделать не могу, — едва слышно шепчет Гук. Глупый, думает Юнги. Это он самый настоящий эгоист. Юнги понимает, что если Чонгук ещё немного подастся вперёд, то ему ничего не стоит коснуться его губ и он понимает, что ответит ему. Просто не найдет в себе силы отказаться. Стоит Чонгуку дать разрешение и Юнги не отпустит его. Не сможет. Да, он эгоист, и всегда им был. Хотя кто из нас не является таковым? Чонгук чувствует, как напряжён Юнги, как старается увеличить расстояние между ними, хоть это и невозможно, И дело вовсе не в узкой кровати. Юнги вздрагивает, когда Чонгук касается его волос на затылке и перебирает их. Он плавится от чонгуковых прикосновений, от его сильных рук, от бёдер, которые сводят его с ума. — Что же ты делаешь со мной, Чон Чонгук, — шепчет Юнги, когда они соприкасаются лбами. Младший не отвечает, лишь крепче обнимая.***
Намджун, путаясь в собственных ногах, сполз с кровати на четвереньках, тихо постанывая от головной боли. В аптечке у него нашёлся только активированный уголь и таблетки от похмелья, и те и другие в данном моменте ничем ему не могли помочь. Держась за дверную ручку, Джун растёр виски и прикинул, что у Чонгука обезболивающие будут наверняка. С трудом сделав шаг, он упёрся на манер морской звезды ладонями и ступнями в дверном проёме, балансируя, чтобы не рухнуть на задницу. Ликуя, он поднял глаза и не удержался на ногах, когда прижал ладонь ко рту как аджумма в возрасте, с удивлением обнаружив двух парней, сладко спящих в обнимку.