Мой мускулистый мужчина

— А-а-а-а, как же бесит, — Бэкхён со злостью кинул свою куртку в шкаф гардеробной. — Ты чего психуешь? — мягко поинтересовался Сухо, поднимая одежду младшего и аккуратно цепляя ее на вешалку. — Что с ним сегодня? Я же ничего не сделал! — громко возникал юноша, но потом резко оборвался и тихо добавил. — Сегодня, по крайней мере. — Ну, а ты что хотел? Он твой телохранитель, — последнее слово Кай пропел, прижимая к своей груди голову брыкающегося одногруппника. — Отстань, — потребовал Бэкхён. — Я, конечно, накосячил, но это уже перебор. — Если тебя это успокоит, Вадим не видел твоей выходки. Моя голова закрыла ему весь обзор. — Чанёль хотел успокоить друга, но это лишь сильнее его смутило.       Бэкхён не мог уснуть пол ночи. Ему никак не удавалось понять причину поведения телохранителя. Если он не видел то, что сделал Бэкхён и если он не в курсе не совсем нормальных отношений к нему, тогда какого х** он так себя ведет. Это добивало и без того расшатанную психику айдола, доводя его до паранойи. Несколько раз Бэкхён махнул на все рукой, желая забыть все и погрузиться в сон, но он лишь переворачивался на другой бок, продолжая думать. Лишь ближе к утру он смог нормально уснуть, но и это не спасло.       Во сне айдол вновь видел Вадима, но не обнаженного, не сексуального, как это было прежде, а сурового и страшного, в деловом костюме, смотрящего на него в упор. Сначала телохранитель просто стоял вдалеке, но потом он стал приближаться. Нет, не Вадим шел к Бэкхёну, и не Бэкхён к Вадиму. Просто пространство начало искажаться, как это обычно происходит в упоротых снах, когда пространство и время, да вообще все, подчиняется закон воображения, а не физики. Вот айдол уже совсем близко к иностранцу, но тот почему-то не выше айдола, как в жизни. Теперь они одного роста. И Вадим смотрит ему в упор в глаза, с каждым мгновением все сильнее, пока лицо не начинает болеть от того, как сильно его прижимает невидимая сила к серьезному лицу телохранителя. В конечном счете их глаза начали сливаться, принося при этом сильную боль айдолу, особенно с левой стороны. В итоге юноша проснулся в холодном поту под храп своего соседа и обнаружил себя на полу. Вот почему заболело лицо. Он приложился им о твердую поверхность во сне, пытаясь сопротивляться неистовой силе притяжения.       Трясущимися руками Бэкхён подтянулся обратно на кровать затем посмотрел на часы. Через пять минут зазвенит будильник, так что ложиться не было смысла. Все это время ушло у юноши на то, чтобы придти в себя. Руки быстро начали отходить от кошмара, но ноги оставались слабыми до последнего, не желая верить, что сон кончился и вернулась реальность.       Плохой сон и недосып сказались на настроении Бэкхёна. Он с самого утра был раздражителен и невнимателен. Его все бесили. Несколько раз он огрызнулся чересчур активному с утра лидеру, за что тут же получил подзатыльник и разозлился еще сильнее. А день ведь только начался.       И как же Бэкхён был рад, что Вадима не было с утра. Ему и Андрею вновь досталась ночная смена, так что днем можно было выдохнуть. Узнав об этом по пути в агенство, айдол немного успокоился. Хоть день и начался для него ужасно, но юноша все же неплохо отработал все, что было у него в расписании и даже устал не так сильно, как вчера. Айдол списал вчерашнюю усталость на моральное давление со стороны телохранителя, в следствие чего и приснился тупой кошмар.       «Это всего лишь стресс», — убежал себя айдол каждый раз, когда ему хотелось повысить голос или когда в голове раз за разом всплывали обрывки ночного ужаса.

***

— Слушай, я понимаю, ты переживаешь за парнишку, но сделай одолжение, — попросил своего друга Андрей, собираясь вечером на работу. — Прекрати вести себя как маньяк. — О чем ты? — Вадим знал, что имел ввиду тот, но искренне недоумевал, почему он злиться. И все же чувства других людей для телохранителя были неизведанным густым лесом. — О твоем поведении. Как ты не понимаешь? Наша работа заключается в охране их спокойствия, а не в доведении их до нервного срыва. — Андрей едва сдерживался, объясняя Вадиму столь простые вещи, поскольку слишком хорошо знал своего друга. — Хорошо, что он не пожаловался на тебя начальству, а то бы уволили сразу. Ты же на испытательном сроке.       Вадим недовольно цокнул языком в ответ на включенный режим мамочки, но возразить в слух не осмелился. Уж очень тяжелая у Андрея рука, а мощь его подзатыльника с годами лишь возросла, на сколько мужчина узнавать не собирался. Но и отступать он не намерен. Им вновь придется сторожить сон юношей, а значит, нужно быть куда внимательней. А то мало ли он еще чего учудит, этот Бэкхён.

***

      Чем ближе было начало смены, тем раздражительнее становился Бэкхён. Остальные это видели и старались лишний раз его не трогать. Однако они недоумевали, отчего у их друга произошла столь резкая смена настроения. Ведь еще пару дней назад этот малый едва ли не писал кипятком при виде телохранителя из суровой северной страны. Кто-то в шутку говорил, что любовь прошла. Кто-то шутил, что Бэкхён все же добился своего и затащил иностранца в постель, но тот его разочаровал. Сухо с тревогой предположил, что Вадим чем-то напугал вокалиста, и отчасти был прав. Бэкхён и в самом деле боялся, но не телохранителя, а его презрения к себе за глупость, что айдол допустил. Однако злость вызывало не это. Он бесился, потому что был смущен пристальным наблюдением того, к кому он не был равнодушен. А еще он злился на себя, потому что его глупое сердце не хотело забывать Вадима, каждый раз то отбивая бешенный ритм, а то и вовсе замирая при виде телохранителя.       И вот, он опять появился перед ним. Вадим. Но что снова не так? Бэкхён хмуро смотрит на него, а тот делает вид, что не замечает, разговаривает со своим другом и мило улыбается. Айдол вновь почувствовал себя пустым местом, как и при первой встрече. Столь резкая смена ситуации взбесила его еще сильнее. Он даже не стал приветствовать тех, кто ночью будет оберегать его покой, а сразу направился в комнату, где и проторчал весь вечер. Он слышал разговоры, доносящиеся с кухни и по голосу мог понять, что там все, кроме него. А потом до него донесся смех. Все были ему знакомы, но один выделялся из всех, громкий, грубый — айдол мог поклясться, что это смех Вадима. Но что могло его так насмешить? Потом он услышал приближающиеся тяжелые шаги. Кто-то остановился возле двери и постучал. Недовольство тут же сменилось страхом, что его застукают за подслушиванием, так что Бэкхён нацепил наушники и притворился, что смотрит что-то в телефоне и ничего не слышит. Но краем глаза он все же заметил, как дверь открывается и там появляется лысая бородатая башка. Это был Вадим. — Притворяешься, что ничего не слышишь? Я ведь не идиот. У тебя наушники не подключены, — Вадим говорил по русски, зайдя в комнату и прикрыв за собой дверь. На кухне было все так же весело, а вот айдолу было не до шуток. Он упорно смотрел в экран, стараясь не обращать внимание на человека рядом, который говорил что-то непонятное. А потом здоровяк быстро подошел, нагнулся, чтобы взять разъем наушников, и показал его над экраном телефона, чтобы айдол заметил свой прокол. Бэкхён недовольно цокнул, снял наушники, словно это было необходимо и посмотрел на телохранителя дерским взглядом. — Ну и что? — спросил он, словно подросток, которому грозят вызвать родителей в школу. Он мог бы попытаться заговорить по английски, но не посчитал это нужным.       Вадим молча указал ему на дверь. Сухо попросил телохранителя пригласить на ужин Бэкхёна, даже помог ему выучить нужную фразу (это и вызвало смех, поскольку акцент у мужчины был просто ужасный), но Вадим забыл как точно произносить слова, а позориться ему не хотелось. Этот жест окончательно взбесил хозяина комнаты. Его выгоняют из его же обители, словно он непрошенный гость.       По лицу айдола Вадим понял, что где-то накосячил. Он опустил взгляд, стараясь скрыть стыд, но Бэкхён растолковал это иначе, решил, что телохранитель вновь не желает на него смотреть, словно он пустое место. Бэкхён вскочил с кровати и что есть сил толкнул гостя. Этого хватило лишь на то, чтобы тот отступил на шаг, ошарашено таращась на толкнувшего. Тогда юноша принялся со злобой толкать его без остановки, желая, чтобы Вадим скрылся с его глаз и больше никогда не появлялся. Лишь наткнувшись спиной на дверь, телохранитель понял, что нужно успокоить корейца, пока у него опять не появилось суицидальных мыслей. Поэтому схватив айдола за руку он изловчился и притянул юношу к себе. Ошарашенный Бэкхён попытался вырваться, но сильные руки словно тиски прижали его сильнее к огромному мускулистому телу. Вадим продолжал прижимать к себе мальчонку, который продолжал наносить ему удары, порой очень даже болючие. Но через минуту сила ударов уменьшилась. Это был хороший знак — истерика прекращалась. Еще немного и айдол аккуратно обнял талию телохранителя и тихо зарыдал. Он не хотел этого, но не смог сдержать эмоций. Он очень устал и, когда появилось крепкое плечо, на которое можно положиться, нервы сдали. Лицо Бэкхёна уперлось едва ли не в торс охраннику, и тот не придумал ничего лучше, как опустить одну из своих громадных рук на голову юноши, мягко и аккуратно поглаживая, словно он из хрупкого стекла и может рассыпаться от неловкого движения. Для Бэкхёна весь мир исчез. Голоса и смех с кухни вмиг перестали существовать. Остался лишь он, обнимающий что-то теплое и крепкое, но в то же время почти не существующее, и ощущение руки на волосах.       И тут Вадим вдруг вспомнил ту фразу, что учил несколько минут назад на кухне. Он произнес на корейском почти идеально «Хочешь есть?»