Розье

На следующую встречу с мисс Розье я шла уже увереннее, повторяя про себя, что получу, если справлюсь. Я должна научиться контролировать себя. Идеально. Уметь защищаться без лишних жертв, не поддаваться эмоциям; я пришла в Нурменгард, чтобы помочь предотвратить катастрофу, помочь дать всем волшебникам шанс на лучшую жизнь. Если за это нужно бороться, я хотела бороться достойно. Так, чтобы Тина гордилась. Так, чтобы однажды я смогла с чистой совестью прийти к Якобу и помочь построить новую жизнь в новом мире (в которой, правда, я задержалась бы ненадолго). Если для этого я должна смириться с мисс Розье — пусть. Справлюсь. В конце концов, я слишком важна для нашего дела. «Нельзя, чтобы ты пострадала». Мисс Розье тоже приходилось мириться со мной. Впрочем, когда я, честно посвятив два дня тренировкам, легко справилась со всеми заклинаниями, она едва не заурчала довольной кошкой. Ее мысли были бесцветной (из-за окклюменции) чередой французских фраз, зато глаза загорелись и приподнялись уголки губ. Играла. А может и нет. В конце концов она прошлась по залу, встала напротив меня и занесла палочку. — Попробуй проломить защиту, — сказала мисс Розье спокойно. Я качнула головой. — Но я не хочу. Она смерила меня строгим взглядом. — Ты должна знать, как ведет себя нападающий. К тому же, — она наклонила голову к плечу, глядя на меня хищно, неотрывно, — ты цепенеешь от чувства вины перед настоящим магом. Привыкни к тому, что защищаться нужно не от чудовищ и не от кукол. Захотелось уйти. Как она смела говорить о моих чувствах?! О боли, которую сама же спровоцировала и усугубила? Когда неделю назад она сидела совсем рядом со мной в приглушенном свете, притягательно спокойная, я готова была верить каждому ее слову. А потом она показала, кем была на самом деле. Сделала так, что сама мысль о согласии с ней стала отвратительной. Но я осталась на месте. И, вцепившись в палочку, выбрала самое безобидное из заклинаний. Со временем, правда, я разошлась, больше не думая о том, какой вред могла причинить. Розье лихо глушила все мои заклинания, то обращая их в безвредный сноп искр, то направляя в сторону. Жертвой куража пал рыцарь, стоящий у стены — с диким лязгом рухнул на пол, — несколько раз пострадала одна из колонн, как будто ее покусали — но Розье не задело совсем. Я пыталась опередить ее защитные чары. Пыталась обмануть, просто измотать — без толку. Щитовые в разных вариациях были непоколебимыми, Розье — непринужденной. В конце концов невидимая лапа Обезоруживающего выхватила у меня палочку и швырнула ее в сторону; Розье повела плечом, будто разминая руку, но не выдала ни одну эмоцию. Дыхание сбило, как после кросса. Я стояла перед Розье, безоружная, и не могла заставить себя дойти до палочки. — Ты смотришь вверх перед каждым заклинанием. Отвлекаешься. Я пожала плечами и все-таки заставила себя подобрать палочку. — У меня было не так много времени, — проговорила я, рассматривая древко. Вдруг оно треснуло от удара? — Да. Времени у нас нет. — Розье подняла брови и качнула головой, когда я посмотрела на нее. — В следующий раз защищаться будешь ты. Наконец-то. Когда она ушла, я задержалась в зале, оглядывая беспорядок, который мы оставили; вскоре через приоткрытую дверь боязливо заглянул домовик. Уставился на меня огромными глазами, что-то сказал, видимо, намекая на уборку. «Конечно», — ответила я с улыбкой, которую так и не оценили, и убралась сама. Только потом поняла, что слова Розье, сам факт того, что она будет насылать на меня заклинания, а я, давно не испытывающая защитные чары, должна буду пытаться отбить их — это не напугало меня. Совсем. Конечно, она все еще могла победить меня, даже не стараясь. Конечно, она все еще могла оказаться садисткой. Но какая в этом была угроза для меня? Я могла уйти в любой момент. Припомнить слова Гриндевальда (хотя лучше бы до этого не дошло). В конце концов, Розье была… дружелюбной. Спокойной. Еще совсем недавно я боялась ее, но теперь страха не было. Всего лишь немного потерпеть, вынести ноющую, но несильную боль от того, о чем она могла заговорить — и, по крайней мере, я смогу быть увереннее, что мюнхенский вечер не повторится. Равноценно. Правда. Когда я в следующий раз оказалась в уже хорошо знакомом сумрачном зале наедине с Розье, я только немного нервничала, как перед экзаменом. — Абернети сказал, что ты училась на факультете целителей. Будь я иностранкой, тоже предпочла бы не упоминать название. Я кивнула. — Хорошо. — Розье приподняла подбородок, а потом, заметив мое выражение лица, усмехнулась. Stupéfix. Я вскинула палочку — Ptotego! — заклинание рассыпалось синими искрами в метре передо мной. Невероятно. Винда усмехнулась. — Твои учителя знали, кто ты? Знали, что я легилимент? Нет. И никогда не использовали бы это так… Я качнула головой. — Что ж, — хмыкнула Розье, — значит, повезло, что я привыкла к тебе в моей голове. Какая драма. Не так уж часто я… Я отвела красный луч магии в сторону. А потом еще один. Мысли Розье были куда шустрее ее палочки, так что я без труда отражала заклинания. Я. Отбивала заклятия Винды Розье. Так легко, так свободно, как будто на дуэлях бывала чаще, чем в магазине. А потом я пропустила ее заклятие. Красный луч угодил прямо в живот — только тогда я услышала эхо мысли. На французском. Тело больше не слушалось — я ждала, что станет больно. Вот сейчас. Страх заколотил под горлом. А потом я усмехнулась. Вид смотрящей в пол палочки в моей руке был таким забавным — я рассмеялась в голос, едва не согнувшись. Так вот, что за заклинание это было! Чары щекотки! Розье стояла в паре ярдов от меня, прижавшись плечом к колонне, улыбалась и явно не собиралась снимать проклятие. — Остановите это, — прыснула я. — Ты ошиблась, — сказала Винда, голос у нее был очень легким, даже игривым. — Как злая учительница, я должна тебя проучить. Я накрыла губы рукой и попыталась сдержать смех — проступили слезы, меня затрясло. Мисс Розье оттолкнулась от колонны, прошла мимо меня к окну, на ходу задев мыслями — да, мэм, эти ямочки на щеках кто только не замечал. И я хотела бы оскорбиться, правда, но получилось только глупо хихикнуть. Винда открыла окно, сквозняк немного остудил меня. Ненадолго. Под ребрами стало щекотно, и я согнулась, беззвучно смеясь и зажимая живот. Щеки сводило. А потом все прекратилось — Винда сняла чары. Я выпрямилась и обернулась; после приступа смеха мне было… свободно. Даже приятно. — Зачем это? — я кивнула на открытое окно, за которым заснеженные вершины гор алели в лучах заката. Холод заставил поежиться. — Чтобы мы обе думали не только о заклинаниях. Розье встала напротив, мерно простучав каблуками по паркету, и занесла палочку. Я расправила плечи, пытаясь игнорировать холод. Первое заклинание — я чудом успела отразить его. Потом — неловко отраженный Эверте Статум, магический щит Розье проглотил его. Было холодно — почему я не надела брюки, как Розье? Черт! Incarcerem. Веревка обвила одно запястье, ухватила другое. Я вскрикнула — кожу жгло. Розье слишком быстро думала! А еще этот сквозняк — даже пальцы еле сгибались! Я попыталась выпутаться, неловким движением палочки снять веревки чарами — без толку. Розье любовалась. Ее легкое возбуждение прошлось по телу теплой волной, мое отвращение заморосило где-то в груди. Я выглядела достаточно убого, чтобы она меня хотела? Я тряхнула головой. Пальцы покалывало от холода, запястья ныли, поражение — пусть и на тренировке — горчило, воспоминания о злополучном вечере саднили — а во мне прорастало чужое удовольствие и забава. Счастливая действительность легилимента. Черт побери, если бы Винда распутала веревки без чар, касаясь кожи горячими руками, может, поглядывая в глаза с ничтожно малого расстояния или отпустив комментарий (за гранью, но не сальной — как она умела), — я бы впала в почти наркотический транс. Нет. Холод, жжение на запястьях, палочка в руке. Куини, соберись. — Почему я не могу просто держать щит? Это же логичнее! Я не боец, и от темных искусств я далека. Зачем мне вообще сражаться, если не получается? — Ты не продержишься долго, — спокойно проговорила Розье. — Придется ответить, и тогда мы вернемся к этому. Она взмахнула палочкой, и веревка упала на пол, истлела за пару секунд. Я потерла свежий след на коже и зашипела. Болело. — Я не могу, — сдалась я. — Слишком много нужно делать одновременно. Я просто… я просто бесполезна, пока не наберусь опыта. Но я не хочу его набирать. Розье наклонила голову к плечу. — Вот как, — сказала она, сохраняя пугающе-непроницаемое выражение лица. — Ты хочешь снова броситься в перепалку и встретить нелепую быструю кончину, да? Может быть. Я возмутилась. — О чем вы?! Конечно нет! «У меня нет на то причин», — могла бы добавить я с удовольствием, но это было бы слишком. Розье почуяла бы фальшь, бросилась с клыками и когтями наготове. А она и без того к чему-то вела. Я точно знала это; холод между лопатками дал понять, что это не было моей фантазией. Ее сознание. Ее намерение. Как ни крути — ее близость. — Хорошо. Тогда на этом мы можем закончить. Тебе хватит твоего умения защищаться… если будешь атаковать. Как нападающий ты куда лучше. Мюнхен. Я сжала зубы. Как она могла это говорить?! Как могла… помнить? Не игнорировать? Я бы сказала Розье, что эта тема закрыта. Что она каждый раз бьет под дых, и что я лучше встану на место того аврора, чем буду жить в мире, в котором о Мюнхене помнят. Пусть даже эта память будет храниться в одном гребаном извращенном уме. Если бы я могла доверить Розье этот секрет, указать на несчастный костыль для моего сознания — я бы предупредила ее. Но я молчала. И меня трясло. Потому что она играла мной и возводила стены, когда я хотела ее близости (когда нуждалась в ней). Потому что она дала мне эту желанную (необходимую) близость так, что мне стало больно. — Как и вы, — сказала я и подняла палочку. Розье усмехнулась, широко и довольно, добавив тихий грудной голос так, что он напомнил стон. — Как пожелаешь. Она что, провела меня… мне же на пользу? Она замерзала тоже. Предпочла бы уйти, прижаться ко мне, теплой и мягкой (такой она меня запомнила?..). Хотела есть — проснулась слишком поздно для завтрака. Скучала. Baubillious? Нет. Verdimillious? Нет. Expelliarmus. Protego! Взмах палочки вверх и вбок. Встречное Оглушающее от Винды. Отвела его в сторону — щит не выдержал бы. Но я поставила его в другой раз. Два удара. Lumos Solem. Пришлось отбить Эверте Статум — Винда как раз пришла в себя. Protego. Разнесло все вокруг меня. Вот это грохот! (Чья была мысль — моя? ее?) Я выставила щит — сейчас кинет связывающее, потом — замораживающее. Я слабела! — Стой! — предупредила поздно — Винда выкрикнула какую-то формулу. Сначала я оказалась на полу, намного дальше чем была, а потом почувствовала боль. Во всем торсе, как будто меня смели огромной невидимой рукой. В ушах звенело. Я попыталась двинуться — и застонала. Как будто меня ударили снова. Или сжали, всю покрытую синяками. — Осторожнее, chère. — Я едва слышала стук каблуков. Вот Винда приблизилась, села рядом, аккуратно тронула за плечо. — Позволишь? Что угодно, лишь бы стало лучше. — Да, — пискнула я. Из-за выдоха ребра двинулись, и я зашипела. Черт. Побери. Проступили слезы. Я зажмурилась. Винда проговорила что-то себе под нос, и боль немного утихла. Я рискнула глубоко вздохнуть. Зря. Горло сжалось, выдавив стон. Винда успокаивающе зашипела, а потом шепнула: «Тише». Как просто сказать. Она надавила на плечо, придержала за талию — кожу с мышцами будто болезненно растянуло до упора, я сжала зубы, чтобы не заскулить, но легла на спину. Из-под ресниц увидела, как Винда размытыми двоящимися движениями начала водить надо мной палочкой. По телу разлилось странное тепло — боль будто растворялась. Голос Винды, бормочущей заклинание, убаюкивал. Ее рука так и лежала на моем плече, и это было… приятно. Теперь, когда невыносимое эхо удара затихло, я была бы рада всему. — Рано или поздно это случилось бы, — проговорила Винда, растягивая гласные, чтобы выиграть время. — Но мне жаль. — Только теперь? — вырвалось. Не стоило. Я не хотела с ней говорить об этом и я посмотрела на нее, с трудом не опуская веки. Она промолчала, будто не услышала. Опустила руку на мои ребра, прямо под грудью, и чуть надавила. Стало больно, но не слишком. Так болят ноги после долгого дня на каблуках. — Тебе нужен отдых. И практика в легилименции. Ты знаешь, о чем я. — Она убрала руку, я чуть не схватила ее за запястье, чтобы притянуть обратно. И да, я все еще ее ненавидела. Я медленно приподнялась, осторожно села, но укола боли не последовало. Тогда Винда продолжила: — Я вернусь в Берлин. Значит, будет пара дней, чтобы прийти в себя. Вдали от нее. Я кивнула. — Поняла. Лицо Винды было слишком близко, в футе от меня или меньше — так и тянуло посмотреть на него, но я справлялась. Ну и бардак мы оставили. Если бы я пролетела еще ярд — угодила бы прямо в груду оружия, слетевшего со стены. Было пыльно. Винда сидела на коленях прямо посреди дорожки, которую оставило мое тело. Холод стоял зверский, если бы я могла — выбежала бы из комнаты уже давно. Винда не отводила взгляд от моих глаз. — Хочешь, я ненадолго останусь? Я, конечно, это не услышала. Шок после удара. Бывает. Зубы уже постукивали. Не дождавшись ответа, Розье поднялась и отошла, чтобы закрыть окно, а я попыталась добраться до своей палочки. Двигаться все еще было неприятно, так что это оказалось не так-то просто; в итоге я осталась сидеть на полу, съежившись от холода и судорожно сжимая палочку в кулаке. Должно же быть заклинание, чтобы согреться? Может, прогуливай я меньше уроки в школе, знала бы его. Розье закрыла окно, но лучше не стало. Я потерла плечи, ожидая того, что она собиралась сделать: вот она вернулась, вот протянула тонкую руку, чтобы помочь подняться. Меня даже не зацепило тепло и мягкость ее кожи, о нет, я была сильнее этого; но, отпуская мою руку, она вероломно погладила мои пальцы. Быстрое, легкое касание. Его хватило, чтобы я сжала зубы. Ятебяненавижуятебяненавижуятебяненавижуятебяненавижуя… Я смотрела в сторону, как будто это помогло бы спрятаться от ее взгляда. Но пытать слишком долгим вниманием Розье не стала. — До встречи, — небрежно кинула она, уходя. Может, ее внимание не было бы пыткой. Но она вернулась в Берлин. На три дня. Я слонялась по замку, в общем-то, выхаживая по кругу: Криденс, вынужденные соседи, тренировки и учебники, мысли о Винде. На второй день Гриндевальд решил поговорить со мной, используя камин, и я по-настоящему почувствовала, как работа шла полным ходом, а я ошивалась на обочине, даже не зная, куда можно выбраться. Большинство европейцев Нурменгарда могли аппарировать в родные места, мы же с Криденсом были заперты внутри замка. Парень, впрочем, вырваться не особо стремился. Может, и хорошо, что я не видела ничего, кроме до боли знакомых лиц и умов, пропитанных идеями Гриндевальда. Кто знает, к каким решениям это привело бы; я не могла бросить все вот так, из-за случая, который уже начала принимать как должное. Из-за женщины, к которой не знала, как относиться. Винда — спокойная, искренняя, заботливая, хоть и резковатая, с ее ухмылкой на алых губах и непринужденным флиртом, с красотой, от которой перехватывало дыхание, — я хотела бы быть рядом с ней. Может, подругой, а может нет. Но от мисс Розье хотелось бежать. Вот бы они не были одним человеком. Вот бы в объятиях одной можно было бы спрятаться от боли, причиняемой второй. И вот бы — это самое горькое — я не знала, куда такие мысли могли меня привести. Кем сделать для двуликой Винды Розье. Когда она вернулась, замок показался крошечным. Что случилось бы, если бы мы случайно встретились в коридоре? Она обдала бы ледяным безразличием или обожгла симпатией? И какие воспоминания вызвал бы формальный вопрос о том, как прошла ее (француженки) поездка (в Берлин)? Я не хотела знать, как она ко мне относилась и что думала, я не хотела бы знать ее, если бы дали выбор. Мне стоило держаться от нее подальше, но каким-то образом это становилось все труднее. Тогда я поняла, насколько хороши были те три дня вдали от Винды. Но бежать уже было некуда. Она передала записку с домовиком (была слишком занята тем, что строила новеньких, насколько я слышала), и я начала считать часы до встречи. Что-то подсказывало, что это занятие окажется последним. Я собиралась спросить, насколько хорошо справлялась, и при случае предложить «больше не отвлекать от дел намного важнее». А потом — прощай, Винда. Редкие встречи с Розье только по необходимости — и никакой боли. Никаких противоречивых мыслей из-за женщины. За двадцать четыре года я ни разу не водилась с женщиной и не собиралась начинать. Она ждала в хорошо знакомом просторном зале, умудряясь при этом не казаться в нем маленькой. Замявшись в дверях, я смотрела ей в спину, пока она чуть склонилась над подставкой для каких-то старинных пистолетов. — Надеюсь, ты не скучала, — проговорила она, не оборачиваясь. Акцент, нежность тембра, строгость хрипотцы… Ее голос звучал еще мягче, когда она прижимала меня к дивану. — Здесь не соскучишься, — я прошла в центр зала, между нами с Розье осталось расстояние в несколько шагов. — Все постоянно бегают по своим делам, я вместе с ними. Я не хотела рассказывать о себе. Вообще-то, я никогда ей ничего не рассказывала, хоть почему-то и казалось, что она хорошо меня знала. Может быть, если бы мы говорили чуть больше, я бы вовремя поняла, кто она. Не привязалась бы. Не подставилась бы под удар. Я тряхнула головой. Нет, не стоило об этом думать. «Зачем, Винда?» — похоже, мне не суждено было узнать. Оно и к лучшему. Розье отошла от стола с оружием; в своем странноватом шелковом платье она была будто одной из этих леди из прошлого века. Она вскинула палочку, мы обменялись парой заклинаний. Никогда бы не подумала, что боевая магия может даваться так легко. — Ты хорошо справляешься, — сказала Винда, и я улыбнулась. Не стоило, это точно было лишним, почему мне вообще было приятно? Нет, мне хватило симпатии к ней, это уж точно. — Спасибо. Мне этого хватит? — Три-два-один. — Не хочу отвлекать от дел поважнее. Винда подняла бровь, посмотрела на меня с какой-то едва заметной усмешкой. Ее взгляд так и говорил: «Сбежать хочешь, да?» Что я могла ответить, если правда надеялась спрятаться от нее? — Должно хватить, — ответила Розье, поведя плечами. — В конце концов, ты будешь не одна. И все? Она правда отпустит меня так просто? Она чуть наклонила голову, сцепив руки с видом директрисы, застукавшей учеников за прогулом. О нет. Я знала этот взгляд. — Но я вернулась к тебе. — Оу. — Единственное, на что меня хватило. Так значит, Винда бросила «дела поважнее» в Берлине, чтобы позаниматься со мной, а я пыталась сделать ее возвращение бесполезным. Я хотела сбежать, а для нее встреча оказалась важной — то ли чтобы отчитаться перед Гриндевальдом, то ли чтобы помочь или увидеться… Несмотря на то, что случилось… «Оу», — едва не повторила я, но вместо этого только качнула головой. Нужно успокоиться. В Берлине Винда, наверное, пытала людей или кутила с маньяками, но делу это не помогло. Она вернулась ко мне. Что-то затрепетало в груди. — На самом деле, я не собиралась уходить сейчас. Идиотка! Я совершала ошибку, и еще какую. Следовало бежать от Розье куда подальше, а я врала, чтобы остаться с ней. Она криво усмехнулась, явно уловив мой неловкий обман, и окружила себя полупрозрачными щитовыми чарами. — Тогда не будем терять времени. Ладно. Что мне лишний час-другой наедине с ней? Мы провели вместе куда больше времени, и ничего страшного не случилось. Я отправила пару заклятий, отразила ее чары. Розье не скрывала мысли, я даже угадывала, когда она пыталась обмануть легилименцию — но в дуэли не так-то просто контролировать то, что у тебя в голове. Оглушающее заклятие давалось мне само собой, позволяя выиграть время и заглянуть в ее сознание. Живое, сосредоточенное, но вместе с тем — скучающее. Плохой знак. Почему-то. Скрывшись за чарами Protego, Розье предложила передохнуть. Я согласилась, хотя не чувствовала особой усталости, и подошла к окну. Розье осталась где-то за спиной, я слышала, как немного постучали и затихли каблуки. Между лопаток зудело от ее взгляда. — Тебя правда прежде не учили боевой магии? За окном облака степенно наваливались на острые вершины гор, как сбежавшее молоко. Как надоели эти горы. Стоило ли отвечать? Конечно, Розье и так знала правду, но что она хотела спросить после этого? Промолчать — вызвать напряженное затишье, ответить — неплохо рискнуть. — Не особо, а что? — Я чуть обернулась, посмотрела на Розье через плечо. Она стояла, скрестив руки и прислонившись к колонне; поймав мой взгляд, она чуть-чуть сощурилась, будто пыталась что-то разглядеть в глазах. Она не поверила. Но почему? — Ты использовала слишком сильное заклинание, — сказала она. Потом, будто почувствовав мое непонимание, добавила: — Когда на нас напали. Жаль, она не была сволочью постоянно. Это было бы намного честнее с ее стороны. — Так вот в чем дело, — я широко (совсем невесело) усмехнулась, взмахнув руками, будто презентовала правду. — Ты вернулась, чтобы поиздеваться. Я посмотрела в сторону, настолько стал неприятен вид ледяной Розье, замершей у колонны. Я же неплохо справлялась, ни на минуту не забывая, кто она — и все равно она провела меня! Опять. Я стиснула зубы от злости, хотя ожидала слез от обиды. — Я не издеваюсь, — спокойно ответила черт-бы-драл-тебя-и-твою-невозмутимость Розье. — Боюсь, ты не очень хорошо понимаешь, что случилось в Мюнхене, вот и все. Верно. Я не понимала. И кто же мне собирался это объяснить — Винда Розье? Женщина, которая затащила в постель после того, как я совершила нечто ужасное и попыталась запить горе? Нет — женщина, которая даже не удосужилась добраться до постели? Я фыркнула и покачала головой, скрестила руки на груди. «Зачем, Винда?» — теперь в прошлом. Не трогай меня, Винда. Не трогай меня никогда. — Откуда ты знаешь это заклинание? — не унималась Розье. Меня потянуло к выходу, но я осталась на месте. Она знала, о чем говорила, как ни крути. И она, единственная из всех, кто остался в Нурменгарде, знала, что случилось. Кто еще мне объяснил бы? В чьих еще глазах я не могла пасть ниже? И на чье еще мнение мне было абсолютно плевать? Да, плевать. Жаль, случай был неподходящий, чтобы сказать ей об этом в лицо. — От сестры, — кинула я, все еще не глядя на Розье. Большее ей знать не следовало. На самом деле, Тини, конечно, пыталась скрыть от меня такое страшное заклинание; но когда она узнала о нем в аврорате, она не могла перестать о нем думать. Это было первое разочарование, которое едва не поставило под удар ее любовь к своему делу: авроры на самом деле убивали, используя непростительные… Она-то хотела только лучшего, совсем не этого. И вот она прокручивала в голове формулу и движение руки, думая, что я спала; снова и снова, пока не уснула сама. Она была уверена, что у нее не поднимется рука. А у меня… поднялась. Потому что я защищала Винду Розье. Эгоистичную, жестокую, напыщенную и в целом чокнутую Винду Розье. — Интересно, — хмыкнула она. Я метнула к ней взгляд, уже готовая швырнуть пару ласковых на прощание. Но Розье только подняла бровь. — Она говорила о главном условии этого заклинания? — Каком условии? Я не хотела знать. Мерлин, от злости я теряла контроль. — Чтобы заклинание сработало, нужно желание убить. Нет. Нет, это точно не могло оказаться правдой. Я не хотела убивать! Я хотела только убраться с мерзкой холодной улицы, подальше от безумия бойни, летящих отовсюду заклинаний, от вида крови Винды и ее боли. Я просто защищалась, просто хотела, чтобы все это прекратилось. Просто повторила то, о чем думал аврор! Я даже не вспомнила, что эти слова значат! Чудовищной случайностью было то, что я смогла его повторить. Нет, я не могла. Это точно. Я не хотела убивать аврора, а Розье врала. Розье могла соврать о чем угодно. Потому что Розье нравилось, когда люди страдали. — Что, правда? — прыснула я. — А оборотнем мне для этого быть не надо? «До нескорой, надеюсь, встречи», — хотела сказать я и уйти, но Винда пригвоздила меня к полу: — Ты так и не признала это. — Она наклонила голову к плечу, изучая меня взглядом. Ее спокойствие едва не снесло мою старательно возведенную уверенность. — Ты убила неслучайно, и тебе кажется, что это сделало тебя чудовищем. — Замолчи, — медленно проговорила я, обернувшись полностью. Я сама не знала, что могу так угрожать. — Но ты не чудовище, — как ни в чем не бывало продолжила Винда. — Ты не сделала ничего неправильного. Убить его было твоим правом. Так почему ты бежишь от себя? — Замолчи! — заорала я. Винда оказалась за колонной, палочка в моей руке — направленной вперед. Грохот и лязг оружия, слетевшего со стены, огромное облако пыли. — Reducto! — Розье отпрянула от взорвавшейся колонны, кинула в меня беззубым Оглушающим. — Expulso! Разбилось о щит. Я выкрикнула заклинание, еще и еще, Розье с трудом закрылась от них. — Crucio! — я не поверила, что произнесла это. Винда отбила! Я замерла с облегчением, но тут же выставила щит — заклинание разлилось по нему синим всполохом, а потом я выбила палочку из чужих рук. Эхо Разоружения растаяло под потолком. Винда стояла напротив, беззащитная, слегка удивленная тому, что я сумела сделать — только бей! Я могла заставить бессердечную Розье чувствовать, она бы мучилась так же, как я — из-за нее; она бы поняла, что это такое. Но я так и замерла с занесенной палочкой. Почему Розье не боялась?! Она сделала мне больно, невыносимо больно, но теперь, когда я могла отплатить тем же, она не боялась! Она вообще была человеком?! Я убила ради из-за нее, и она унизила меня, бросила меня, поиздевалась надо мной, а потом заговорила об этом с чудовищным спокойствием, и вот теперь она даже не могла изобразить, будто боялась меня, хотя я сжимала в руке палочку и знала пару десятков страшных заклятий, в том числе А-ва-ду-ке-да-вру, и, Мерлин, как я ее ненавидела! Перед глазами все плыло. Ударить. Чтобы знала. Чтобы больше никогда не смотрела на меня так. Пусть Гриндевальд выбросит меня за шкирку или убьет за нее, плевать. Она заслужила. Она… Я скривилась, будто меня ударили в живот. Она говорила правду. Я не чудовище. Я не чудовище. Я не чудовище. Я опустила палочку. Я наклонила голову, пряча глаза: по щекам текли слезы. Винда прошлась по залу, зашла мне за спину, сказала что-то на французском. Наколдовала что-то. Потом, судя по звукам, закурила. Ну да. Когда еще? Я постояла так, почему-то не исчезая, несмотря на жгучее желание. Я спала. Другого объяснения всему этому не было. Винда, в которую я швырнула неудавшийся Круциатус, не уходила, но и заговаривать не спешила — я честно не знала, неприятно ли ее присутствие. Больше всего я напоминала призрака, как и она, так что была ли разница? Неудавшийся Круциатус. Она поняла, что я не причиню ей боль. Ну конечно. Я не могла победить ее честно. А она не могла подставиться под удар просто так. Я обернулась не сразу. Она сидела на столе, который предназначался для оружия, и курила, глядя мимо меня. Думала о чем-то не особо приятном, судя по выражению лица. Мыслей ее я не слышала, и слава Мерлину. В глодке горчило и было тесно, будто там застряли слова. Я так хотела, а потом так ненавидела ее, и вот она была здесь. Была рядом. Ждала. А я не чувствовала ничего; как будто я опустела, чтобы наполниться каким-то чувством к ней: ненавистью или прощением, в зависимости от ее ответа. Три-два-один. — Зачем, Винда?