На всю оставшуюся жизнь

      Вальпургиева ночь — одна из тех, когда студентам Хогвартса позволено многое, и даже чуть больше. В этом году гроза не дала старшекурсникам устроить шабаш с барбекю и контрабандным огневиски на природе, но школа все равно не спала: в укромных уголках прятались парочки, в гостиных компании пели и веселились, а по коридорам то и дело пробегал кто-нибудь, посланный на кухню за вкусняшками. Короче говоря, не ночь, а сплошная головная боль для бедного Филча. Недовольный старик бродил по своим владениям в сопровождении верной миссис Норрис, ворчал и уже готов был сорваться на первом встречном. И случай ему представился — он встретил студента Слизерина в полном одиночестве. Филч оскалился, радостно потер сухонькие лапки и разразился гневной речью о наглости и бесполезности нерадивых учеников. Белобрысый юнец смотрел на него со смесью брезгливости и страдания на лице, но молчал.       — Мистер Филч! — раздалось из-за спины, и сказано это было таким уверенным и строгим тоном, что завхоз поначалу струхнул: уж не декан ли МакГонагалл бродит ночью по школе и отбирает его хлеб? Каково же было удивление вредного старика, когда он обнаружил всего лишь семикурсницу с Гриффиндора! А она тем временем продолжала: — Вы же прекрасно знаете, что именно в эту ночь студентам позволено находиться в общих помещениях после отбоя. И никто — ни вы, ни директор Дамблдор, ни сам Мерлин не могут нам запретить гулять, веселиться и даже нарушать правила. Так что оставьте свои нотации на другие дни и будьте добры отстать.       Раздосадованный завхоз недобро прищурился, запоминая нахалку, но возразить ему было нечего и он ушел. А нахалка, поудобнее перехватив книги, которые она тащила из библиотеки, внимательно посмотрела на спасенного студента.       — Малфой, что ты тут делаешь?       — Отстань, Грейнджер, не твое дело.       Вот и весь разговор, как всегда. Драко Малфой не любил Гермиону Грейнджер, и весь Хогвартс был уверен — за то, что она магглорожденная, ведь это самый большой недостаток любого мага, так считали поколения предков Драко, так должен считать и он сам. По правде же, Драко до Гермиониного происхождения дела не было, просто он сильно недолюбливал ее дружков, Поттера и Уизли. Те отвечали ему полной взаимностью, и редкое общение молодых людей сводилось к обмену оскорблениями и злыми подначками. Счет был приблизительно равный, так как проехаться по Уизли было легче легкого, но Поттер неизменно портил вкус победы каким-нибудь невинным замечанием, от которого у Драко сводило челюсти и непроизвольно сжимались кулаки.       — Я хотела как лучше, — вздернув нос, холодно произнесла девушка. Окинув Малфоя надменным взглядом, она ушла, а Драко остался на подоконнике в пустом коридоре. Вообще-то, как ни стыдно было это признавать, Грейнджер появилась очень кстати: в родных слизеринских подвалах дым стоял коромыслом и заснуть не получалось, веселиться со всеми у Драко не было сил и желания, а ворчание подло подкравшегося Филча въедалось в мозг и не давало хотя бы сконцентрироваться на достаточно едком ответе. Так что Грейнджер его, можно сказать, спасла, иначе вскоре разболелась бы голова, как обычно во время грозы. Драко вздохнул и уставился в темноту за окном, изредка разрываемую молниями.       А на утро снова были занятия, и многие студенты, особенно те, кто накануне пробовал огневиски, начали подозревать, что Вальпургиевы гуляния дирекция разрешает с коварной целью проверить учеников на стойкость.       Зловредный Снейп отрывался на классе по полной программе, дав самостоятельную по авторским зельям. Похмельный и помятый Рон Уизли был так откровенно где-то вне занятия, что Снейп удостоил его чести варить зелье старения — плод антинаучной фантазии старших братьев. Некстати хихикнувший Драко пожалел об этом мгновенно: его поставили в пару к Уизли. И даже поспорить не дали. Пришлось двум старинным недругам работать сообща.       Выходило у них из рук вон плохо: Рон не помнил не только формулу, но даже то, спрашивал ли он ее вообще у Джорджа и Фреда, а если спрашивал, то поделились ли ею близнецы. Драко, не знавший об этом зелье вообще ничего, скрипя зубами, следовал указаниям Уизела, и только его дотошность и скрупулезность помогла им уложиться в отведенное время.       Почти час бок о бок с человеком, который тебя не переваривает — страшное испытание для нервов. Незадолго до конца занятия Рон и Драко сцепились, шипя друг на друга почище змееустов на конкурсе художественного шипения, и добрый профессор, демонстративно подтянув рукава, подошел к ним и ткнул лбами в стол. Рону было не привыкать, а Драко от неожиданности разинул рот — и со всей дури окунулся лицом в котелок с неизведанным варевом, стоявший аккурат перед ним.       Класс замер в ожидании. Снейп выпучил глаза и прижал локти к бокам — такого он не ожидал. Рон отодвинулся и опасливо пялился на соседа. Драко выпрямился, проморгался, вытер лицо и, слегка пошатываясь, молча вышел из кабинета. Ни учитель, ни студенты и не подумали его задерживать.       Конечно, Снейп не смолчал, и весь остаток урока Рон выслушивал мнение профессора о себе и своих умственных способностях. С Гриффиндора сняли пятьдесят баллов за невнимательность и коварную подставу конкурирующего факультета, образец зелья взяли на анализ, однокурсники похихикали над незадачливым Уизли, и никто не подумал узнать, что же стало с жертвой роновского зельеварения. Гермиона вопросительно глянула на профессора, но тот выглядел невозмутимым, потом на Гарри, но друг был занят своим заданием. Девушка пожала плечами и вернулась к котелку, в котором они с Пэнси Паркинсон готовили проявитель скрытых чернил.       Следующей у Гермионы была форточка, и она намеревалась посидеть в Большом зале и почитать не учебы ради, а для собственного удовольствия — редкая возможность немного разгрузить мозг, отвлечься. На пути к залу девушка остановилась завязать шнурок и услышала из ближайшей кладовки странный звук. Как будто котенок застрял за диваном и пытается выбраться. Никаких котов, кроме собственного Косолапа да завхозовской миссис Норрис, Гермиона в Хогвартсе не знала, а потому решила, что ей показалось. Но звук повторился, на этот раз более долгий и жалобный, и девушка распахнула дверь в чулан.       В темноте и пыли маленького помещения что-то шебуршало и тоненько попискивало. Призвав «Люмос», Гермиона вошла внутрь. И застыла с отвисшей челюстью. В самом дальнем углу, за щетками и швабрами, в ворохе неопознаваемой ткани, сидел маленький светловолосый мальчик и горько всхлипывал, размазывая по щекам слезы. Увидев Гермиону, он сжался в комочек и потянул на себя большую черную тряпку, в которой девушка с изумлением узнала ученическую мантию. Не раздумывая, Гермиона подошла к ребенку и присела на корточки. Мальчик подозрительно на нее уставился, стараясь не реветь.       — Привет, — как можно ласковее сказала Гермиона. — Что ты тут делаешь?       Ребенок выпятил нижнюю губу, скривился, из ясных серых глаз побежали слезы, но он ничего не сказал, только дернул голым плечиком. Что-то в этом жесте показалось Гермионе знакомым, и она внимательнее всмотрелась в детские черты. Если бы не искаженное от сдерживаемого плача личико, не покрасневший носик, она могла бы узнать его сразу, а так ей пришлось недоверчиво поворошить смятую вокруг ребенка одежду, чтобы обнаружить слизеринский зеленый галстук, щегольские лакированные туфли, белую рубашку с золотыми запонками… Все еще не до конца веря собственным глазам, девушка подняла взгляд на мальчика.       — Меня зовут Гермиона, — осторожно начала она. — А тебя?       Малыш всхлипнул и отвернулся.       — А сколько тебе лет? — предприняла еще одну попытку Гермиона.       Ребенок озадаченно поморгал, потом высвободил из ткани ручку, прижал большой палец к ладошке и предъявил ей четыре тоненьких розовых пальчика. Гермиона умилилась, но расследование не прекратила.       — Ты что, не умеешь разговаривать? — сочувственно спросила она, осторожно прикасаясь к детской ладошке.       — У-у… — мальчишка судорожно втянул воздух носом и не выдержал: — Умеююуууу! — он заревел.       Не слишком отдавая себе отчет в том, что делает, Гермиона обняла ребенка и подняла на руки. Маленькие и удивительно цепкие пальчики сжались на ее мантии, горячий лобик прижался к щеке. Мальчик плакал так горько и безнадежно, словно пережил нечто ужасное. Впрочем, так оно и было: ребенок, скорее всего, не понимал, как он оказался в пропахшем сыростью чулане, где его родители и что вообще происходит, и, конечно же, испугался.       Гермиона поглаживала узенькие дрожащие плечи, шептала успокаивающие слова и слегка покачивала прижавшееся к ней тельце, пока малыш на ее руках не успокоился.       — Так как же тебя зовут? — на всякий случай уточнила она.       — Драко.       — Ну, я так и знала, — прошептала Гермиона, а ребенку сказала: — А ты очень здорово справляешься с буквой «р»!       Мальчишка шмыгнул носом, но приободрился.       Гермиона погладила его по голове, думая, что же теперь делать. Пропади Рон пропадом с его неумением варить зелья и похмельем!              Директор Дамблдор и профессор МакГонагалл с ужасом взирали на лучшую ученицу седьмого курса. Та прожигала преподавателей взглядом и ласково прижимала к себе мелкого пацана, завернутого в ученическую мантию. На директорском столе лежали вещи, принесенные мисс Грейнджер, и принадлежали они взрослому ученику Хогвартса. Сам ученик, обхватив руками шею девушки, косил одним глазом на пожилых волшебников и шмыгал покрасневшим носом. И лет ему было — аж целых четыре.       Бледный больше обычного, с перекошенным лицом, профессор Снейп стоял немного в стороне и делал вид, что у него все под контролем. Красный и потный Рональд Уизли виновато пыхтел у дверей, тоскливо на них поглядывал, но сбежать не пытался. Гермиона сдержанно неистовствовала:       — …и не вздумайте больше ругаться при ребенке — вы его пугаете! — строго выговаривала она профессорам. — Лучше подумайте, во что его одеть. Вы же магистры! Неужели у вас нет ни одной завалященькой мысли, где взять детские вещи?       — Спраут, — подал голос Снейп. Все посмотрели на него. Он повторил: — Помона Спраут. У нее есть внук, она иногда приносит на работу детские вещи для починки. Я видел, когда ходил в оранжерею за ингредиентами.       Профессор МакГонагалл всплеснула руками и выбежала из директорского кабинета. Оставшиеся без женского участия Дамблдор и Снейп переглянулись.       — И сообщите его родителям! — устало подсказала Гермиона.       Профессоры приуныли.       — Так… я пойду? — вякнул Рон, пятясь к выходу.       — Нет уж, мистер Уизли, — ядовито возразил Снейп, — вы кашу… кхм… заварили — вам и распутывать!       — Как?! — ужаснулся Рональд.       — Да просто, — вздохнул директор. — Пока профессор Снейп изучает ваше великое творение и изобретает нейтрализатор, мальчику нужен уход и присмотр. Вот вы и займитесь.       Рон издал звук, более всего напоминающий предсмертный хрип простуженного пикси. Он и маленький Драко уставились друг на друга в немом ужасе, и если Рон прощался со спокойной жизнью, да и просто с жизнью, то Драко явно готовился к последнему бою. Мальчик набрал полную грудь воздуха и издал вопль такой силы, что у всех присутствующих заложило уши. Особенно досталось Гермионе.       Когда ребенок выдохся и вцепился в свою спасительницу с новой силой, взрослые смогли расшифровать то, что он пытался до них донести. У Гермионы закружилась голова, преподаватели снова переглянулись, а Рон облегченно вздохнул.       — Мисс Грейнджер, — заискивающе начал директор, — вы же понимаете, что так будет лучше для всех? Мал… мальчик вам доверяет, вы уже с ним подружились… Присмотрите за ребеночком, вам как девушке это должно быть не трудно…       — У нас ЖАБА в этом году, — мрачно напомнила Гермиона.       — Ах, ну что вы, мисс Грейнджер! — Дамблдор засмеялся неуверенно и насквозь фальшиво. — Конечно же, все преподаватели будут извещены, что у вас… э-э-э… особые обстоятельства. И пойдут вам навстречу. Не так ли, профессор Снейп?       — Несомненно, — проскрипел зельевар.       Гермиона прищурилась. Эх, пропадать — так с музыкой!       — И я попрошу вас, господа, — тоном, не предполагавшим просьбы, произнесла она, — отменить снятие баллов с Гриффиндора… — девушка посмотрела на малыша, погладила его по голове и вынуждена была вступиться и за его права: — и со Слизерина. В силу особых обстоятельств, — елейным голоском закончила она.       Дамблдор согласился. Ах, как же он недооценил мисс Грейнджер! Он-то понадеялся, что староста курса всего-навсего захочет поблажек для своего факультета. Но Гермиона была девушкой вдумчивой и обстоятельной, а потому проживание, питание, добычу одежды, игрушек, книжек, банных принадлежностей и прочих необходимых маленькому ребенку мелочей возложила на администрацию школы. К моменту, когда в кабинет ворвались взъерошенная профессор МакГонагалл и запыхавшаяся миссис Спраут с детскими одежками, у Дамблдора уже был длинный список предстоящих покупок. Восседавший на руках у Гермионы мальчишка с победным видом диктовал директору, какие именно игрушки он хочет. Гермиона одобрительно поглаживала его по спинке и кидала на понурых учителей ироничные взгляды.