***
Поттер, еще не отошедший от своего обычного режима, подрывается в девять утра. Предсказуемо, его голова раскалывается, а спина болит из-за слишком мягкого матраса. Ему совсем не хочется вставать, но он знает, что больше не сможет заснуть. Всё, чего ему нужно сейчас — это душ и убойная доза кофеина. Первым он заваривает себе кофе. Ну, как заваривает. У Мари нет турки или кофейных семян. Ее вполне устраивает может и не очень вкусный, — ужасный, как считает Гарри, — но быстрый в приготовлении растворимый. Так что ему нужно просто плеснуть молока, — с водой эта отвратительная жижа наверняка будет еще хуже, — подогреть его в микроволновке, — тетя Петунья, считающая эти самые микроволновки совершенно ненужными и, более того, портящими еду машинами, не одобрила бы, — плюхнуть туда парочку полных чайных ложек кофейных гранул, — или как назвать эти кусочки непонятно чего? — и хорошенько помешать. Быстро и, Поттер вынужден согласиться, удобно. Следующим в его коротком списке идет душ, и он хочет закончить с этим побыстрей. Может быть он подсознательно опасается вчерашнего конфуза, а может он просто не выспался. Сам Поттер предпочитает думать на второе. Самоубеждение — не его сильная сторона. Он трет заспанные глаза, заходя в кабинку, и поворачивает вентиль с синей меткой. Поток ледяной воды заставляет его чуть ли не подпрыгнуть: его мышцы быстро сокращаются, а волосы встают дыбом. С добрым утром. Гарри не выдерживает долго, да и не из тех он людей, кто любит мыться подольше. Вчера не считается. Он выскакивает уже минут через пятнадцать, продрогший до самых костей, но зато никаких конфузов. Полотенце снова колко обхватывает бедра, пока Поттер пытается сообразить что-нибудь со своей одеждой. Ходить в трансфигурированной не хочется, а то, в чем он был вчера пора снова стирать. Только-только проснувшийся мозг еле-еле соображает, — даже медленней, чем обычно, — но он приходит к самому простейшему решению. Джеминио. Заклятье удвоения вполне подойдет, стоит лишь вложить побольше магии, чтобы вещи не порвались хотя бы до конца дня. Да, Джеминио имело много плюсов, — например, копии вещи всегда выглядят почти как новые и были чистыми, — но дубликаты… весьма недолговечны. — Джеминио, — быстро взмахнул палочкой Гарри, и его трусов стало на две пары больше. Тоже самое он повторил и с рубашками, и с носками. Брюки, к сожалению, новыми точно не будут, слишком уж большие дыры. Но в отличие от вчерашнего дня, теперь совесть позволяла Поттеру появиться перед Кесслер в одних трусах. Уж после всех историй, которые он вчера послушал… они вышли на новый уровень отношений. Он чистит зубы, — копией зубной щетки, которая определенно сломается через минуту — и удаляет щетину бритвой Мари. В прошлом он любил свою бороду и перепробовал много стилей, но сейчас хочется чего-нибудь другого. Чтобы его отражение не напоминало ему о смерти. Поттер так же не хочет отращивать волосы, — он уже экспериментировал в свои тридцать-сорок, — так что как только шевелюра отрастёт, он без сожаления обкромсает голову. Это как новая жизнь. И он знает, что чем быстрее он расстанется с прошлым, тем легче ему будет. Поттер быстро одевается и шлепает мокрыми ногами на кухню. Завтрак никто не отменял: он не хочет заработать гастрит, как в предыдущей жизни. Поверьте, он знает, что даже самые глубокие раны не сравнятся с ноющим каждый дракклов день желудком. Продуктов немного. После вчерашнего в холодильнике осталось лишь молоко, несколько яиц, масло да парочка сосисок. — Пусто? — раздается за спиной Гарри, и он слегка вздрагивает: Мари подкралась незаметно, — Нужно съездить в магазин. Поттер только через секунду осознает, что совершенно не слышал ее. Словно кто-то наложил на него Оглохни без побочного жужжания на фоне. Был ли он просто невнимателен? О нет, он не был. Гарри всегда настороже, пусть эта привычка и не доходит до Грюмовской паранойи. Он попросту не слышал Кесслер, и это звучит почти невозможно. — Используешь Гриммовские штучки, хах? — усмехнулся он, доставая яйца и сосиски. — В той же мере, как ты используешь штаны, мальчик, — едко передразнила она и Гарри лишь хмыкнул. Ему нравится эта женщина. — Яичница или омлет? — Омлет, — недолго думая отвечает Мари, — И выбрось эти сосиски, я чую, что они просрочены. А вот это точно способности Гримма. Обычно волшебники сильней магглов в физическом плане. Было ли это из-за магических способностей или каких-то, — нужно было внимательней слушать Гермиону, читающую диссертацию по этой теме, но тогда он не спал второй день, проведя их за ловлей серийного насильника, — биологических особенностей? Дело было в том, что, по подсчетам Поттера, Гриммы были немногим сильней магов. Не на много, но достаточно, чтобы если, — не дай Мерлин, — у него не будет палочки Гримм мог убить его. Но он мог всегда аппарировать. Ведь вряд ли кто-то будет ожидать от него чего-то героического здесь, да? Один раз сработало — сработает и во второй. Они завтракают быстро, как и вчера, изредка перебрасываясь несколькими короткими фразами. В этом они были похожи: никто из них не любит утро. Он начал замечать, как быстро адаптируется под эти своеобразные отношения, спешно стирая границы и укрепляя их связь. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, ведь Мари никогда теперь не причинит ему вред. Шанс нулевой. Плохо, потому что он привязывался. Привязчивость — его слабое место, так же как и синдром Героя. Поттер уже простил Мари то нападение, казалось, ему самой природой заложено прощать тех, кто о нем заботится. Проблема в том, что не будь в ее голове магии, Мари никогда не подпустила бы его к себе. За эти короткие дни, что он знает ее становится очевидно, что она из тех неприступных личностей. Неприступных, умерающих от рака личностей. Это естественно, каждый раз напоминает себе он. Люди умирают, и ты не можешь предотвратить это. Его работа была преимущественно связана со смертью, его жизнь была преимущественно связана со смертью. Он сам умер. Это как ложиться спать — прав был Сириус. Но не значит, что смерть близкого человека, — а Мари быстро и верно становится близкой, — не бьет больно. И даже защита из колкого юмора и притворного эгоизма не спасала его, когда кто-то из его подчиненных умирал. А они гибли часто. Как и, — со слишком высокой вероятностью, — умрет и эта Гримм. -…ри? Мальчик? — видимо, Поттер слишком сильно ушел в мысли о необратимом, — О чем бы ты не думал, милый, это может подождать. Мне пора на работу, и ты едешь со мной. Собирайся. — Что? — Не знаю, почему ты задавал вчера такие глупые вопросы, но, — она бледно усмехнулась, — я не могу ответить на всё. Так же, как и не смогут ответить на все твои вопросы и книги, которые есть у меня. Я уже допустила ошибку, оставив тебя дома одного вчера, мальчик, — Гарри неосознанно возмущенно засопел, — Есть люди, существа, как ты уже знаешь, которые недолюбливают Гриммов. — Я вполне могу о себе позаботиться и… — Безусловно, — она с сомнением на него посмотрела, — Гарри, ты не представляешь, как могут быть сильны везены. Даже Гриммы иногда не справляются с ними. Может Королевские семьи с Феррат и обитают преимущественно в Европе, но их влияние дотягивается даже сюда. Принц в Портленде ни о чем тебе не говорит? — Постой-постой, принц? — Королевский бастард, — фыркнула Кесслер, — Но от того не менее опасный, — и тут же вернула себе серьезный настрой, — Полуведьма, а ведьмы опасны. Даже полукровки. Ты еще не знаешь всего, и чем быстрей узнаешь, раз уж ты решил погрязнуть в этом болоте, тем будет лучше. Слушай меня, мальчик. — Я не… — Мы в его кантоне, на его земле. И у меня есть кое-что, что очень ему нужно. Шон Ренард скрытен, тщеславен и обладает ущемленной гордостью. Опасное сочетание, не так ли, милый? Слушай и не дай своей уверенности в себе затмить сознание. — Я слушаю, — сдался Гарри, зная, что это не время для его тоже слегка ущемленной гордости и упрямства. — Здесь не так уж и много существ, относительно населения. Потому ли, что здесь я или потому, что большинство из них в Орегоне, ближе к королевской крови. Моя сестра взяла на себя одну из обязанностей нашего рода и в итоге чуть не умерла. Вторая же, — она вздохнула, — досталась мне. А теперь пообещай, что не выдашь эту тайну ни за что. — Да, да, конечно, — несмотря на то, что он пытался держать себя в руках и не поддаваться совершенно детскому желанию устроить новую авантюру, гриффиндорец внутри него уже не мог усидеть на месте. Кажется, он собирается найти себе новое приключение на задницу. Как и всегда. — Обещай! — Обещаю. Мари дернулась, будто решаясь, и вытащила из-под платья странный металлический предмет. Скорее всего, на стороне прилегающей к телу был потайной карман, ведь в предмете не было никакой дырки, чтобы повесить его на шею. Гарри заинтригован. — Что это? — Ключ. Один из семи, что вместе приведут к разрушениям, — она говорила загадками, которые Поттер пока не понимал; он вообще не любил логически отгадывать загадки, являясь приверженцем действий, а не долгих размышлений, — У короля их четыре, задача же обладателей других двух, как и моя, не дать оставшимся ключам попасть к нему, — Кесслер быстро сунула его обратно под одежду, будто опасаясь, что кто-то кроме них мог увидеть сокровенный кусок металла. Поттер даже не успел хорошенько его рассмотреть. Что же случится с этой штуковиной после ее смерти? Не собирается же она отдать эту «драгоценность» ему? — Я отдам его Нику, Гарри, — будто прочитала его мысли женщина, — Он — будущий Гримм, я уверенна, и поймет, какая на нем ответственность. Кровь подскажет ему. Нужно лишь успеть рассказать ему и не умереть. Поэтому собирайся, каждый день на счету, а мне нужно еще столько закончить, мальчик. Кесслер говорит непонятно, но он просто соглашается. Ей видней. — Что насчет штанов? — Думаю, я знаю как решить эту проблему.***
Через полчаса Гарри трясется в небольшом джипе, — Пикапе? Он хорошо знаком только с Фордом Англия, — и на нем уменьшенные джинсы бывшего жениха Кесслер. Они слегка узкие, но вполне удобные. Он довольно давно не ездил на машинах. Лет десять, что не так много для волшебника, но ощущается это значительно. Мари вела, внимательно вглядываясь в дорогу, и Гарри видел, как она напряжена. Видел и не знал ни причины, ни способа помочь. Не знаешь как извернуться — бей в лоб, вот стратегия, которой Поттер любил придерживаться. А лоб его был крепкий и отражающий Авады. — Что случилось? — Ничего из того, что тебе следовало бы знать, мальчик, — последовало ему в ответ. Стоило признать, что Гарри не хотел уж слишком сильно лезть к ней в душу. Хотя он уже, казалось, почти выпотрошил эту самую душу. Начал — не останавливайся. — Что случилось? — сейчас он скорей приказывал, чем спрашивал. — За нами следят.