Время для двоих

— Еще не поздно поцеловать тебя? — Торе оставалось только радоваться, что и круглые уши, и короткий хвост придавали ему вид совершенно невыразительный. Вот что хочешь — то и думай! — Наверное — поздно, — Ренис пожал щуплыми плечами, — скоро полночь, а я хотел завтра подготовить материал. Тебе ведь надо биологию подтянуть и... Тора уже заметил, как Ренис зябко поводит плечами, хотя и смотрит твёрдо... но смотрит на кончик короткого круглого уха. — Сдаётся мне, покровитель, — бисманец пробасил это слово совершенно серьёзно, — не стоит тебе нынче оставаться одному. Я тут, — он махнул рукой на пушистый ковёр — полежу. Ренис молча сделал шаг в сторону, ничем не выказав удивления. Хотя на материке обычно не спали на циновках. Плечи его опустились, хвост слегка подрагивал. В неровном свете фонарей, пробивающемся с улицы, он выглядел едва ли не привидением. Комната будущего медика и в солнечном-то свете блистала чистотой, а уж в потёмках вовсе пыли не видать. Тора сложив коврик вдвое, пристроил его на полу, у кровати Рениса, и лёг, глядя в окно: — Спокойной ночи? Фигура, свернувшаяся на кровати, молчала. Скреблись в окно ветки деревьев, шумел весенний ветер. Они лежали в прозрачном для взгляда глаз нэк полумраке. Тора слышал дыхание друга, — неровное, взволнованное. — Ренис? А хочешь, я расскажу тебе про Бисму? Про травы наши? — молчание, совсем не такое уютное, как обычно, затянулось. Фармакогнозия — так себе тема для светской беседы, но всё лучше чем вязкая смола молчания. — Тора, можно тебя спросить? Откровенно? — голос звучал твёрдо, даже повелительно. Но, похоже, это была лишь отчаянная попытка звучать твёрдо. — Давай. Только, чур, вопрос за вопрос! — Тора ухватился за свой шанс прояснить хоть что-то. Нэк на кровати хмыкнул: — Ну как первоклассники в лагере, право слово! Согласен! Островитянин отвернулся от окна, хотя лежалось ему очень даже удобно: если смотреть в окно, то можно представить себя дома, на циновке. Из-под одеяла показались уши и белый нос. Глаза сверкали в полумраке голубоватым светом. Парень, завернувшийся в одеяло, походил скорее на улитку в раковине. И вот эта улитка спросила: — А ты с самками пробовал...совершать половой акт? Гитарист набирающей популярность группы не отрицал очевидного. Пробовал. Даже с гаммой-самцом пробовал. Получалось с переменным успехом. Да и музыка сама по себе интересовала его куда как больше, чем (медицинский термин в таком окружении вызывал усмешку) половые акты. Наверное, стоило спросить то же самое у собеседника. Но в голове у Торы крутились слова Нэрраса, когда он его нанимал. — Ты говорил, что не можешь довериться даже психологам...А хороший психолог, наверное, мог бы помочь, ну...не переутомляться так. Скажи, что ты тогда имел в виду? Вопрос словно пролетел насквозь. Ренис даже не пытался делать вид, что отвечает. Он, как это уже бывало, говорил о себе. Сумбурно, беспорядочно, без подготовки и оттого предельно честно: --... у нас весь класс только и обсуждает, кто когда и с кем. Мартовские котята!.. А я обязан держать честь клана. Я никому не имею права доверять. Даже омежка с бездонными чистыми глазами может быть шпионом других кланов. Я не железный, Тора! Но я должен таким быть, этого все ждут от альфы, наследника клана. — Ренис сел на кровати и поджал колени к подбородку. — За тобой же фан-клуб няк бегает? Особенно, когда ты шьёшь игрушки, — Тора подмигнул, но темнота скрыла этот жест. Может, и к лучшему: не так похабно вышло. — Я... — будущий врач очень аккуратно подбирал слова: — довольно...привередлив.— И тут же он перешёл на быстрый речитатив: — Ну, да представь! Лежит такая передо мной как кусок мяса. Говорит, делай со мной, что хочешь! А я ни-че-го делать с ней не хочу, не знаю и не умею как. Я долгое время считал, что я только о самцах думать могу. Ты извини, надеюсь, я тебя не напугал? — Тора с усмешкой мотнул головой в ответ — Оказалось, нет. Я просто не знаю, как с ними двигаться, что делать. А ведь альфа же...должен ну... — Приходить и брать? — услужливо подсказал Тора. Ох, сколько альф умудрялись наломать дров, веря в эти сказки. "Природа научит", как же! — Ну да! А я не могу так...А иначе...это же неправильно, когда...— Ренис замолчал на полуслове и мотнул кистью руки, отгоняя невидимую муху. Тора пожал могучими плечами. Сейчас он как никогда остро чувствовал всю глупость тяжёлых, порой противоречивых требований, которые общество возлагало на плечи альфа-самцов и альфа-самок. Будь первым, не уступай, бери, организуй, отвечай за всё и за всех... В соитии — завоёвывай, особенно, омег, и никогда не будь слабым или слабой! Участь альфы...от которой он, Тора, бежал. Медитации перед сном, травяной чай, контроль за эмоциями и отказ от лидерства: Тора старался держать свои гормоны под контролем. И, похоже, неплохо преуспевал. Только сейчас Тора подумал, что его опыт "укрощения самого себя" мог бы быть полезным другим нэкам, и впервые он всерьёз задумался о том, чтобы стать этологом или даже биохимиком, а не музыкантом. Тора видел, как его друг шагает в ту самую, взведённую обществом ловушку завышенных ожиданий, из которой вырывался он сам: — Вот скажи, чего хорошего в том, чтобы быть альфой? Постоянно жить на нервах, отвечать за целый клан, в котором кроме бэт ещё и гаммы есть...а с ними одна морока! Продавать своих братьев и сестёр-омег в другие семьи, забывая их даже спросить. А во время гона творить со своими омегами отвратительные вещи... — Ты что? — Ренис Нэрас, будущий глава своего клана, возмущённо напрягся: — Предлагаешь мне сменить этологический статус?! В темноте глаза его блеснули зелёным. Если бы свет от глаз мог прожигать...Но Торе было ни горячо ни холодно: — Я предлагаю тебе не верить на слово всему, что говорят. Ты же медик! Будь критичен к своим убеждениям! Ещё почти час Тора рассказывал об острове Бисматир. Их клан, клан Бисма, самый большой там, оттого их фамилия и дала название этой земле. Он рассказывал об острове и пылающих закатах над водами океана, которые омывают его западный берег. О диковинных птицах и рыбах из его вод. И о неках, на нём живущих. Вроде, добрых до наивности, но способных на кошмарные, с точки зрения материковых нэк, вещи...Он редко говорил так долго, что от маски немногословного увальня не осталось и следа. А, может, это запах циновки, то есть, ковра, напомнил о доме... Тора остановился, когда заметил, как успокоилось дыхание Рениса, который заснул неспокойным сном. Утром Тора проснулся оттого, что две лапы с узкими щиколотками и длинный хвост свесились с кровати. Тора впервые видел своего покровителя едва проснувшимся. Ренис выглядел сонным, но вчерашняя буря, похоже, осталась позади. Чуть припухшие веки медленно накрывали глаза, которые сейчас казались лишь белёсо-голубоватыми из-за закрывающего их третьего века. Когда он повернулся к окну, чирикающему мелкими птицами и слепящему солнцем, зрачок плавно, даже лениво, сузился в щель. Растрёпанный спросонья, в светлой пижаме на тонком теле, Ренис всё равно держал благородную осанку, а двигался хоть и медленно, пошатываясь, но плавно и аккуратно... шлёпая подушечками босых лап по полу. Тора же привык вставать быстро: резко выдохнув влажный воздух из лёгких, он пару раз моргнул. Зарядка тоже была короткой: присесть разок-другой, чтобы растянуть мышцы. Мало кто верил, что Тора не ходит в спортзал, чтобы специально прорабатывать пресс или бицепсы... Лучшим спортзалом для него всегда были концерты! Он любил разгружать технику и инструмент. Кто, если не он, вытащит в одиночку колонку едва ли не с себя ростом? Кто протянет за пару минут до концерта медный кабель из одного конца зала в другой? Только барабанную установку обычно выгружала и собирала Дженова: ударница группы любила работать руками не меньше Торы. Она же при необходимости становилась за бас-гитару. Непрошеное чувство вины перед командой навалилось, как туча на солнце. Улица по-прежнему стучала в окно ярким светом. Но радости и бодрости утра Тора уже не чувствовал... До тех пор, пока не надел на кухне свой страшный кружевной передник. Когда Ренис вышел из санузла, уже причёсанный и держащий глаза открытыми, его ждала яичница с чаем. И его ждал за столом друг: — Доброе утро? Ренис прислушался к себе и уверенно кивнул: — Доброе! После завтрака поедешь со мной в госпиталь. Тора нахмурился: — Стоит ли? Ты и так там вчера очень... вымотался. — Тебе надо практиковаться в анатомии, — альфа готовил своего протеже к экзаменам всерьёз, в том числе и к тесту по биологии, который в Старшей Естественнонаучной школе считался профильным: — Пойдём в анатомичку, позавчера туда привезли пяток обезьян из вивария. Тору перспектива зарезать мартышку совершенно не радовала: на острове они жили в полудиком состоянии, временами устраивая потешные свары ради фруктов. Ренис временами рассказывал, как лет двадцать назад опыты и вивисекция на кошачьих были запрещены по якобы-этическим соображениям. Рассказывал с негодованием, поскольку считал необходимым испытание лекарств и методов лечения на ближайших неразумных родственниках разумных существ. Как раз затем, чтобы меньше нэков и маленьких няк могли пострадать от побочных эффектов или кривых рук практиканта, не знающего толком, как выглядят внутренние органы. Те же моралисты требовали запретить и содержание в неволе пантер: тигров, львов, леопардов. При этом лесов, где они могли бы жить на свободе, становилось всё меньше. «Попытки играть в охрану природы без знания биологии скорее убьют животных, чем охотники» — временами повторял он слова деда. Студенты тренировались проводить вскрытие и зашивать раны на мартышках, которых порой держали дома нэки ради забавы. Наскоро собравшись, закинув в сумку планшетки для зарисовок, карандаши и чернила с перьями, юноши вышли из дома. Пробежав быстрым шагом тот самый тенистый парк, через который так удобно срезать дорогу до Центрального Госпиталя Сектора. Через широкую лестницу и главный холл, где практикант то и дело здоровался с коллегами, путь лежал через лабиринты служебных помещений. Минуть десять они петляли совершенно безлюдным лабиринтам: — Это студенческое крыло, во время учебного семестра тут полно интернов, но сейчас у них сессия, — пояснил Ренис через плечо, хотя Тора и не задавал никаких вопросов. Наконец практикант позвенел ключами, и они ввалились за дверь с надписью «служебное помещение». Комната была слепой, пространство заполняла непроглядная даже для глаз нэков темнота. Однако Ренис сделал пару твёрдых шагов вперед, привычно переступая картонные коробки, и щёлкнул выключателем бестеневого операционного светильника. Стены подсобки, размером с кухню в их квартире, заставляли стеллажи с маркированными ящиками. В ящиках, судя по маркировке, хранились коробки с капельницами, иглами, перчатками и шовным материалом. Под круглыми сотами светильника, из которых горело только центральное кольцо, приютился среди стеллажей универсальный операционный стол. Пахло камфорой, тальком, пластиком и...Тора не мог понять, что за запах, явно связанный с Ренисом витал, не смотря на постоянную работу вентиляции. Ренис кивнул в сторону дальнего стеллажа: — Возьми себе на верхней полке пару перчаток, самые широкие — справа. В коробке под столом есть халаты, бери синий, что побольше размером. Он для технических работ, но особая стерильность нам и не нужна сейчас: пациента мы не заразим. А вот от него можно нахвататься и блох, и гельминтов. Сам же подхватил один из белых халатов, висевших на вверченном в дверь шурупе. Прихватив жестяной поднос, он по-балетному легко присел перед приземистым рефрижератором. На нижней полке лежал охлаждённый учебный материал. Тушки скорее походили на покрытых мехом индюшек из магазина и воспринимались несерьёзно, как будто кто-то положил плюшевую игрушку в холодильник. Даже крови не видать — лабораторных животных умерщвляли методом воздушной эмболии: вводили шприцом воздух в кровеносные сосуды, и через минуту-другую у обезьяны останавливалось сердце. На полке выше лежали пачки с соусами, приправами и какой-то растворимой едой. Мельком глянув за плечо Рениса, Тора сообразил, что практикант временами обедает в этом закутке, когда по каким-либо причинам не пользуется услугами ближайших кафе или столовой госпиталя. А какие тут могут быть причины?.. Островитянин двигался вяло, нехотя: одно дело выпотрошить дома рыбу и съесть её. Совсем другое — животное, специально убитое только ради того, чтобы его вскрывали. После долгих поисков, померив (и порвав) штук пять одноразовых перчаток, Тора добрался до коробки с надписью «Латекс, усиленные. Для проведения пролонгированных косметических процедур» и далее с многочисленными кодами и условными обозначениями. По опыту прошлых, неудачных попыток, стоило смазать руки, чтобы уменьшить сопротивление кожи на шершавых подушечках пальцев. Хотя могучий Тора и не страдал от неуклюжести, перчатки приходилось тянуть очень плавно. Наконец, он, стоя вполоборота к Ренису, пошевелил "одетыми" руками, подняв их кверху: "я готов!" Слабый свет хирургической лампы, включенной лишь на седьмую часть, не слепил глаза, только отбрасывал матовый блик на перчатках. Не гремел поднос, не жужжал рефрижератор... Тора скорее почувствовал, как Ренис остановился, притих. Молчание между ними опять изменилось... Не спокойное, как за завтраком. Не тяжёлое, как вчера ночью. Тора искренне не понимал, куда делись все звуки: — Ренис? — Выражение лица молодого Нэраса едва ли поддавалось описанию. Он замер с подносом в руках, застыл, напрягшись. В тусклом белом свете поблёскивали очки, округлившийся зрачок занимал всю радужку, отчего глаза казались чёрными. Взгляд его упёрся в Тору, куда-то в грудь, став едва ли не плотным, осязаемым. Челюсть чуть отвисла, приоткрыв рот, при этом замерший в... робкой улыбке? "Как дитё малое, нашло праздничный подарок и не верит ещё, что там — та самая игрушка, о которой он так долго мечтал. Не верит, но надеется" — Тора удивился сравнению, и на всякий случай глянул на свою ширинку: не расстегнулась ли? Хотя вряд ли это возымело бы такой эффект: уж очень сомнительно, чтоб будущий врач никогда не видал мошонки и члена, скрытого за крайней плотью. Нет, со штанами всё в порядке. Тора недоумённо нахмурился. Ренис тряхнул головой, резко выдохнул, лицо его приобрело прежнее, чуть надменное выражение горделивого альфы. Он улыбнулся и поспешно, слишком поспешно, чтобы этот жест казался естественным, махнул кистью руки: — Перчатки не хирургические, но сойдут... — и чуть тише, как будто кто-то мог услышать, пояснил слегка извиняющимся тоном: — Мне просто нравится латекс. И пожал плечами. Будто не сказал ничего особенного. Ну совсем! Ведь это же обычное дело: быть фетишистом? И временами прятаться в подсобке, чтобы помастурбировать? (Так вот что это был за запах!) И даже если это... необычно, в этом же нет ничего плохого? Хотя об этом никому не полагается знать: ведь он же альфа, он же будущий глава клана! Ему же не пристало дрочить в подсобке, его же никак не оправдывает, что он пока всего лишь школьник? Или оправдывает?.. Как много слов можно и не высказывать вслух, когда достаточно пожать плечами. Пожать плечами, внешне изображая равнодушие, а внутри — боясь осуждения и осуждая себя самого. Тора, хоть и не услышал всех несказанных слов, понял главное: его другу нужна помощь посерьёзнее, чем сунуть в руки чашку мятного чая: — Тебя погладить?.. – предложение прозвучало буднично. Сам Тора не понимал, что так зацепило Рениса, потому не чувствовал ничего необычного. Альфа ненадолго помедлил с ответом, точно считал в уме задачку на деление. Не знай Тора, как быстро и решительно тот обычно действует, может, и не заметил бы секундного колебания перед просьбой... приказом? Разрешением: — Гладь! Тора накрыл широкой ладонью щёку и выпуклую, округлую скулу нэка — почти четверть лица. Он вёл ладонь медленно, а Ренис прислушивался к своим ощущениям, чуть косясь на него. Погладил по голове, сначала легко, как ребёнка, а потом — не скрывая тяжести своей руки. По щеке, по подбородку... Почёсывание подбородка, похоже, пришлось по вкусу. Нэрас отстранился, отставил поднос, на котором лежала охлаждённая смятая тушка, назад, на холодильник, а сам, перешагивая ящики, сел на угол операционного стола. В потоке света из кольца светильника прямо сверху волосы бликовали, а белое тело — особенно нос — казалось, светились. Напряжённые мышцы придавали светящемуся изваянию особую грацию. Он кивнул. Островитянин лавировал между коробок не столь быстро, но успешно: ни обо что не запнулся. Теперь не требовалось тянуться вверх, чтобы погладить по волосам. Равномерные, простые движения успокаивали, вводили в транс. Притом, не только Рениса, Тора тоже погружался в игру на двоих. Пряди волос казались похожими на струны из кетгута... Гитарист посмотрел на свои руки: так это перчатки настолько неожиданно изменяли ощущения на подушечках! Они туго обтягивали пальцы, как вторая кожа, при этом делая всё более рельефным на ощупь. Снова к уху и вниз, по шее... На секунду оторваться от ключиц, чтобы прикоснуться уже в другом месте: под подбородком или за ухом... Ренис потянулся вслед за прикосновением. Он шумно выдохнул, точно в тесной подсобке стало душно, хотя вентиляция работала исправно. Тонкие пальцы торопливо расстегнули пару пуговиц на горле рубашки. Тора истолковал этот жест неправильно... или наоборот, так, как надо? Он придвинулся, заполняя собой пространство, касаясь угловатых коленей. Погладил обеими руками по плечам, халат соскользнул с них. Ренис прижал длинные уши, будто услышал грохот. Пуговица за пуговицей он продолжил расстёгивать рубашку, механично, медленно. Снял, сложил по швам, положил на край стола. Стянул майку. Сложил вдвое, скрутил в тугой рулон, положил рядом. Аккуратист. Очевидно, следование привычке тщательно укладывать одежду помогало ему справиться с сумбуром в голове. — Ложись, — посоветовал Тора. При этом сложил руки на груди и подался в сторону: чтобы не давить. Зелёные глаза прятались под густой чёлкой лохматых волос, а сам он старался стать незаметнее, слиться с полумраком. Неверное слово, неверный жест могли разрушить не только всю хрупкую прелесть момента. Но и саму их дружбу... а, с учётом того, что островитянин находился под покровительством клана Нэрас, и всю его, Торы, жизнь. Альфа, сидящий на операционном столе в подсобке (которую считал для себя большим убежищем, чем собственную комнату в снятой квартире), молчал, застыл. Точно древняя мраморная статуя. Неподвижность нарушал длинный хвост, кончик которого резко и ритмично дёргался из стороны в сторону. В застывшем молчании прошло несколько минут. Тора уже забеспокоился, но ничего не предпринимал: его друг выглядел как перед первым прыжком на тарзанке или с парашютом... или в зал с поклонниками. И дело-то не в том, что страшно (хоть и не без этого)... а в том, что этого можно не делать. Можно ведь спокойно прожить всю жизнь, не выпрыгивая из люка или с моста. В этом выборе таится та самая свобода. Подтолкнуть к прыжку — значит, решить за другого. Тора приготовился к тому, что сейчас его покровитель встряхнётся, рыкнет от злости на себя самого и предложит заняться практикой по анатомии. В конце концов, ради чего они сюда пришли? Он покосился на поднос с тушкой: с неё стаивал конденсат. Ничего не происходило. Минута? Десять?.. Какое значение имеет время?.. Нэррас что-то решил для себя. Вдохнул-выдохнул. Он падал вглубь себя. Спустя секунду он аккуратно лёг на спину, держась руками за края стола. Уже лёжа снял очки. С помощью Торы он расстегнул пояс, разулся, стянул узкие брюки (их уже складывать не стал) и, слегка поколебавшись, трусы. Вспомнив, щёлкнул с досадой зубами, и стянул носки. Куда они упали, уж совсем никто не следил. Снова прикосновения. За движениями Ренис теперь, став настолько уязвимым, следил настороженно, из-под полуприкрытых тяжёлых век. Тора чувствовал, как плёнка этой... резины делает его руки отчуждёнными, не похожими на руки нэка. Скорее, какого-то аппарата... Гладкая перчатка скользила по волосам. Гладила уши. Очерчивала контуры мышц шеи... Тора помнил, как эта красивая шея впечатлила его, когда он впервые увидел старосту их класса другими глазами, в холле госпиталя. Белая, в лёгкой шелковистой шерсти, слегка подсвеченная операционным светильником. Прикосновения наполнялись чувственностью, на которую сам Тора обычно не обращал внимания. Для островитянина-бас-гитариста секс казался делом простым и незатейливым. Много суеты и возни, удовольствие, пот... Немного однообразно, но его всё устраивало. Обычно. Тут же даже слово «секс» не подходило. Скорее, «близость». Шея упиралась в тонкие ключицы. Подмышки и бока оказались дивно чувствительными... Рёбра выпирали на тонкой груди. Пальцы перебирали по ним, как по струнам. Едва чёрный упругий материал заскрипел по коже сосков, тонкое тело неожиданно выгнулось дугой, будто по нему пропустили разряд тока. Тора мог дотянуться до любой части тела лежащего перед ним нэка. Он зигзагом скользил между четырьмя парами сосков. От контакта с рукой они сжимались, как на холоде, а Ренис цеплялся за края стола. Осталась неглаженной последняя пара сосков: её скрывали согнутые в напряжении длинные ноги. Коленями Ренис будто старался заякориться в пространстве, а стопы висели в воздухе, немного не дотягиваясь с высоты операционного стола до пола. Из-под тяжёлой чёлки Тора зыркнул на лежащего на столе. Ему ответил затуманенный взгляд голубых глаз со странным круглым бликом, окружающим щель зрачка. Он не возражал, но ждал чего-то. Тора отвёл колено в сторону, открывая промежность, услышал тихое рычание. Последней паре сосков тоже досталась своя порция ласки. Синхронно обе руки двинулись по обратной стороне бёдер. Стройные жилистые ноги покрывала короткая шёрстка, смятая, как и на всём теле, от постоянного нахождения под одеждой. Конический член выскользнул из препуциальной полости, пурпурный на уже блестящей жидкостью головке, тёмно-красный на всём остальном теле. Член альфы покрывало множество, больше сотни, ороговевших шипов, едва ли не по миллиметру каждый. Даже через перчатку чувствовалось, насколько они жёсткие... Едва удалось сдержаться от удивлённого присвиста: куда как жёстче, чем у самого Торы!.. Тот читал в учебниках по феликогенезу, что примерно так же были устроены половые органы далёких предков нэк. Однако впоследствии полового отбора и уменьшения интенсивности "битвы полов" у большинства нэк-самцов шипики атрофировались до состояния бугорков. У большинства, кроме альф с высоким уровнем тестостерона... Вот тебе и омежкоподобная внешность! На такую штуку анусом надеться — как на моргенштерн сесть! Теперь уже настала пора Бисмы собраться с духом. Он несколько рассеянно массировал основание члена и мошонки большими пальцами. Опустил руку и продвинулся чуть дальше, к основанию хвоста. Приказ раздался неожиданно, твёрдо, холодно: — Стоп. Широкоплечий, мускулистый, покрытый тёмной шерстью, Тора замер моментально. — Убери руки. Тора послушно поднял руки вверх. Как мелкий воришка, застигнутый врасплох офицером полиции. Наверное, стоило бы спросить, что случилось. Но у Рениса, очевидно, были причины. Поэтому оставалось просто замереть. Да, возбуждение одуряло, а одежда вдруг стала слишком тесной. Ренис резко сел на столе, уткнувшись Торе в плечо. Прижался крепко лбом, так что виден был лишь стриженный затылок. Заговорил тихо и сухо, без признаков страха, неуверенности и без вполне объяснимой в подобном случае паники: — Я не буду заниматься этим без презерватива. — Извини, я не собирался тебя тра... — попытки оправдываться выглядели жалко. На горячую голову и мокрые штаны такие вопросы уж точно прояснять не стоит, надо бы остыть. Пока же он предложил: — хочешь ты — в меня? Голова, по-прежнему уткнувшаяся в плечо, отрицательно мотнулась из стороны в сторону. Снова твёрдо: — Нет, я не буду заниматься этим без презерватива. Мало ли, что и почему может быть у другого нэка в голове? Бабка у Торы, вот, всю жизнь боялась радуги. Серьёзно: как пройдёт дождь, так бежала в дом, даже циновкой с головой накрывалась. Даром, что была альфа-самкой в их прайде, хоть и давно. А почему так — никому, включая любимого внука, не рассказывала... — Ну, нет так нет. Знаешь, есть такое Золотое Правило Секса? — Решившись, Тора приобнял друга за спину. Вопреки опасениям, она не была напряжена до стальной твёрдости, только шерсть стояла дыбом. Не дождавшись ответа, он ответил сам: — Правило это звучит просто: не хочешь — не обязан. Мир был бы куда лучше, если б его знал и умел применять каждый нэк. Вот кто после этого кого подтягивает? Ренис шевельнул ушами, услышал, значит. ...Он глубоко вздохнул (Тора мысленно приготовился к долгому монологу). — Мне не нравится вид эякулята. Ну вот просто не нравится, понимаешь? — Тора в ответ согласно кивнул. Не сказать, что он понимал, его вид спермы не коробил совершенно. Но что кому-то что-то может не нравиться... Да хоть бы радуга! Да, понимал. Ренис кивок услышал: — я... хотел попробовать, поставить над собой... эксперимент. Это было где-то год назад. Но мой... мой партнёр плевал на оговорённые условия. Ему казалось, что он сильнее меня, что он имеет надо мной власть. Он отказался остановиться, несмотря на предварительно оговорённые условия... Зелёные глаза сверкнули хищно, из-под верхних губ показались внушительные клыки. Обладатель клыков решил точно, что выкопает этого...чтоб его!.. партнёра из-под земли и... — Мне пришлось остановить его силой. Всё-таки я — Нэрас! Я не позволю насиловать члена своего клана! — голос будущего главы клана, прозвучал гордо и даже самодовольно. Очевидно, он имел ввиду себя. Этого оказалось достаточно, чтобы и Тора унял свою злость. А тот продолжил: — Но теперь я боюсь. Не за себя даже, а, наоборот, самого себя. Тогда я раздробил ему кисть руки... он почти месяц не мог опери... работать. Тогда я действительно испугался, но сейчас даже не знаю, правильно ли я оценил ситуацию... Сейчас мне кажется, что я был неправ. Тора недолго обдумывал ответ: — Кто бы ни был твой... партнёр, ты поступил верно. У тебя ж тогда ещё удостоверения личности не было, какой с тобой секс? Ты ж тогда ещё ребёнок был по всем бумагам! — О глупостях бюрократической системы, при которой возраст совершеннолетия на материке на два-три года превышал средний возраст начала половой жизни, он не упоминал даже. — А насчёт страха... Ты же сам помнишь: я железный, могу мотоциклы руками останавливать. Как Супернэк поезда. Не бойся за меня. Он постарался улыбнуться. На лице с огромными клыками расплылась жутковатая хищная гримаса. Но ненадолго: тут же он получил крепкий удар тяжёлым кулаком по груди и охнул. — Спасибо. Знаешь, тут есть перевязочный материал и запас презервативов. Я их сам выписывал по отдельной ведомости, для личного использования. Ты можешь связать меня, чтобы я не боялся причинить тебе вред, воспользуемся моими презервативами и попробуем ещё раз? — Ты-то сам этого хочешь? — Ренис выглядел уставшим и Тора счёл нужным уточнить. — Не уверен. Мне стоит многое обдумать, хотя бы твои слова про Золотое Правило. Только как же ты? — На меня твои презервативы не налезут. А если налезут, то либо лопнут, либо взлетят вверх от гидроудара, — он рукой показал траекторию полёта. Как раз накануне они готовились к экзаменам по физике. Представив картину старта столь своеобразной ракеты, юноши заливисто рассмеялись, будто смешнее шутку и не придумаешь. Тора вспомнил, что с завтрака прошло немало времени, они повторно отправили оттаявший трупик обезьянки в холодильник (есть быстрорастворимую еду из того же холодильника Тора отказался наотрез) и собрались на обед в кафе. Собирались долго, потратив немало времени на поиски трусов и куда-то завалившегося носка. Выходя из подсобного помещения, обнаружили, что войдя, забыли запереть за собой дверь, и кто угодно мог их застать. Долго, с облегчением смеялись, вспоминая глупые истории про незапертые двери. На улице их ждал ветер, солнце и обед в кафе. Их остался ждать материал в холодильнике, халаты на крючках, планшетки в плоских сумках. Их ждало лето, последний курс средней школы и экзамены. Их ждала сама жизнь.