Время для двоих

      Ренис обычно тихо спал всю ночь, свернувшись клубочком и чувствуя всей спиной равномерное тепло груди и живота Торы, свернувшегося вокруг него. Но иногда случались ночи, когда он не спал, плавая в мареве воспоминаний. Сначала они проплывали мимо сознания, как жемчужины любимого маминого ожерелья. Того самого, в котором её и похоронили. Только раньше каждая жемчужина была воспоминанием об отце. Нисоу Нэрас был саркастичным нэком и, по мнению Рениса, паршивым отцом. После смерти мамы Ренис ни разу не назвал Нисоу папой. Но сегодняшняя ночь в кои-то веки принадлежала не ему. Ренис вспоминал тот момент, когда впервые стал полноправным взрослым. Ну и что, что это было не с некой, а с неком. Зато каким! Ренис мечтательно улыбнулся и прижался спиной к Торе еще теснее, в ответ тот сонно сграбастал огромной рукой и почти сразу же расслабил могучие мышцы ещё до того, как Ренис вынужденно мявкнул. И как только умудряется не прижимать такими огромными ручищами?       Размеры Торы поражали с самого начала, вызывая ненормальное желание трогать вот это всё большое, пушистое и, как он теперь знает наверняка, горячее-горячее тело. На самом деле – просто трогать. Наверное, какой-то вывернутый альфийский инстинкт, который призывал разорвать или хотя бы разогнать конкурентов и присвоить всех остальных себе. Огромный и лохматый Тора просто был обязан вызывать агрессию, но Ренис с самого начала хотел его себе. Просто не сразу понял и маялся, как последний дурак, навязчивым желанием трогать, гладить, мять смуглую, поросшую легким пухом, а кое-где и жестковатыми волосками кожу. И сколько было счастья, когда оказалось, что можно. Можно сжимать полными горстями густую, вьющуюся гриву, целовать крупные губы и трогать-трогать-трогать везде-везде! Ренис лапал мощные бицепсы, широкие плечи, накачанную грудь, рельефный живот, огромную спину, короткий и пушистый-пушистый хвост. Везде, где мог дотянуться. Это даже и лаской назвать нельзя было, а именно лапанье, как захлебывающееся «Моё! Моё-моё-моё!». Тора послушно позволял всё то безобразие, покорно принимая по-детски жадные хватания. А Ренису всё было мало. В первую ночь они и заснули-то перед самым будильником. Не выспался тогда абсолютно, но вечером снова лапал Тору, только уже вдумчиво, с пониманием и растягиванием удовольствия. Даже когда Тора уснул, все еще некорое время гладил мерно вздымающуюся спину и вырубился, в конце концов, прямо в неё же и носом. Что поделать, если трогать Тору ему нравилось даже больше, чем целоваться.       Первую неделю казалось, что он никогда не насытится этой смуглой кожей и горячими мышцами под нею. Но со временем безумная жажда утихомирилась. И теперь Ренис всё чаще заворачивался в объятия Торы сам. Это было неимоверно уютно, нежиться в его сильных руках. Вот прямо как сейчас. Ренис благодарно огладил предплечье вдоль густых волосков. Терпения Торы было больше, чем у поколений низкорожденных омег, до сих пор не понятно, как он терпел все закидоны Рениса. И почему у самого Рениса – образца благоразумия – так сильно рвало крышу вместе с ушами, стоило оказаться в квартире наедине.       А потом была та самая ночь. Ночь, когда Ренис стал взрослым неком. Тора в некотором роде тоже. В тот вечер Тора первым принимал вечерний душ, и когда он в одном халате вышел из ванной, Ренис забыл, как дышать. Халат, купленный всего пару месяцев назад, трещал на поросших гривой плечах, бесстыдно открывал могучую грудь и колени. Почему-то именно эти колени и стали последней каплей. Ренис, как сомнамбула, подошел к Торе, взял его за руку и повел за собой в спальню. Буднично и просто, только у самого в голове стоял белый шум. Поэтому он не слышал, говорил ли что-нибудь Тора. В спальне он усадил Тору на кровать и, обхватив крупное лицо в ладони, осторожно поцеловал. Нежно, как никогда раньше. А Тора внимательно посмотрел в глаза, стянул с носа Рениса очки, и опустил веки. Кажется, чуть потянулся в сторону, укладывая стекляшки на тумбочку, но Ренис до сих пор в этом не уверен. Держал лицо в ладонях, осыпал губы, нос и веки мелкими поцелуями, что-то тихо мурлыкал, а потом медленно-медленно повалил на кровать. Когда ты альфа, не имеет значения, насколько крупнее и сильнее физически тот, кого ты хочешь прижать к ближайшей поверхности. Достаточно вложить в лёгкое нажатие побольше уверенности, властности и воли. И даже самый упрямый бета покорно ляжет сам. Тора не был особо покорным – бесконечно спокойным, да, не более. Но в эту ночь он покорился, как положено покоряться альфам.       Ренис сидел на мощных бедрах и медленно разворачивал полы халата, как самую дорогую упаковочную бумагу на бесценном подарке. Он уже много раз видел это тело, такое непохожее на хрупких нек его рода. Видел, трогал, ласкал, мял. Но сегодня было не так. И Ренис, едва откинув халат, наклонился низко-низко и поцеловал широкую ложбинку между грудными мышцами. Тора пах травяным шампунем и водопроводной водой. Его собственный едва уловимый запах пока ещё не появился, и, пожалуй, это было к лучшему. Так Ренис мог не торопиться, а сейчас именно этого и хотелось. Особенно, когда он увидел крупный, под стать всему остальному, конический член с небольшой, но очень яркой головкой и маленькими выростами-бугорками под нею.       Когда-то ему казалось, что секс, настоящий взрослый секс – это что-то невообразимо волшебное, что в первую ночь всё будет сказочно и едва ли не со спецэффектами. А на самом деле всё оказалось просто, как взять Тору за руку и привести сюда, на эту кровать. Никакого волшебства не было, даже жадного «Моё!» тоже – видимо выплеснул всё раньше, когда с одержимостью тискал Тору в этой самой комнате, на этой самой кровати. И слава всем богам за это. Зато теперь он до мельчайших подробностей помнил ту ночь. Помнил, как целовал и гладил, как покорно Тора развел ноги, позволяя устроиться между ними. Рениса потряхивало от мысли, что если он сделает что-то не так, крепкие бедра стиснут его до кровавого кашля. Но Тора даже не вздрогнул, когда тонкие пальцы приподняли пушистую мошонку и коснулись прямо там, где было горячо, горячее всего. Ренис гладил, чуть приминал, пока Тора не расслабился. Там стало мягко, и палец, щедро смазанный лубрикантом, проскользнул внутрь. Всего на фалангу, но Ренис замер. Внутри оказалось невероятно мягко, нежно и обжигающе горячо. Никогда Ренис не трогал ничего настолько нежного, податливого. Это было настолько невероятно, что никакие спецэффекты стали не нужны. Тора пришел в себя первым и слегка качнулся, разрешая и даже поощряя продолжать. Его спокойная уверенность ощущалась всей кожей. Ренис улыбнулся, поцеловал бедро и продолжил ласкать пальцами. В эту невероятную нежность хотелось проникнуть всем собой. Но Ренис ограничился тремя пальцами, а потом приставил бледную, по сравнению с Торовской, головку и надавил. Пленительная мягкость обволокла так нежно и плотно, что Ренис не смог остановиться, пока не погрузился целиком. Тора напрягся и крепко обнял, не позволяя двигаться дальше, и Ренис послушно замер, шало глядя в зеленые глаза.       - Прости, - тихо шепнул он, неимоверными усилиями удерживая тело неподвижно.       Видит Праматерь-нека, чего ему это стоило, когда все тело рвалось вперед, туда, в эту невозможную, жаркую, нежную тесноту. Но он терпел, ждал, когда Тора отпустит сначала его, а потом расслабится, насколько это возможно, когда тебя прижимает мелко трясущийся от страсти альфа. И когда Тора, наконец, откинулся на кровати, расслабляясь, почти растекаясь на простынях, Ренис чуть подался назад и снова навалился. Ему хотелось все время двигаться только вперед, чтобы провалиться в Тору целиком, познать его изнутри так же, как познавал всё это время снаружи. Поэтому толкался Ренис бестолково мелко, но, кажется, именно так Торе было легче всего. И спустил Ренис почти сразу, не найдя в себе сил выйти из своего беты. Когда, белые искры перед глазами слегка утихли, Ренис смог покинуть желанное тело, подался назад и стал на колени между безвольно раскинутых колен, чтобы потянуться губами к почти опавшему члену любовника и для начала длинно лизнуть от самых пушистых яиц до острой головки. Он ласкал Тору ртом, пока тот не кончил, млея от тихой вибрации внезапно замурчащего Бисмы. Жидковатой спермы оказалось слишком много, Ренис даже не пытался всё это проглотить, и просто смотрел на задыхающегося Тору, позволяя семени непозволительно порочно стекать по лицу.       Потом они вместе отмывались в душе, неловко помогая, а на самом деле больше мешая друг другу. Их было много таких вечеров и ночей. И других, когда Ренис сам отдавался Торе, тоже было много. А впереди их ждало ещё больше. И прямо сейчас Ренису нравилась такая перспектива. Настолько, что он закрыл глаза и с мечтательной улыбкой наконец-то уснул.