Время для двоих

Раду устроился в собственноручно обустроенном уютном уголке на балконе. Небольшой круглый столик со стеклянной столешницей, плетёное кресло с подушечкой, набитой гречневой шелухой, и подвесной зонт от солнца сверху — отличное место, чтобы попить тёплого корфе в одиночестве, наслаждаясь видом с четырнадцатого этажа. А ещё здесь можно без помех подумать о своей новой семейной жизни. Раду отпил горьковатый напиток с пряным запахом специй. Он, конечно, и не думал, что будет легко, однако готовился он к другим трудностям. Марша Инуи не зря имела репутацию милой, но непредсказуемой альфы. А Раду так глупо недооценил её. И теперь он давился горьким корфе, словно внешняя горечь могла вытравить внутреннюю. — Раду, — словно в ответ на мысли омеги, нека плавно вошла на балкон и приветливо улыбнулась, — вот ты где. Не возражаешь, если я присоединюсь? В случае Марши такая фраза не была пустой данью вежливости, она действительно имела в виду именно то, что сказала. Да, она была альфой, а Раду омегой — её омегой, да это был балкон её квартиры, хоть и оборудован под одного нека, но Марша давала возможность отказать ей. Раду отставил чашку с корфе и поднялся, то ли ненавязчиво приглашая постоять у перил балкона, то ли уступая своё место. Марша шагнула к перилам, ещё раз подтвердив, что пришла не как альфа. Раду слабо улыбнулся, наблюдая, как она облокачивается на перила. Статная, с роскошными формами, но с невинно-детским лицом и непосредственными манерами, она умудрялась выглядеть невинно даже в такой провокационной позе, явно подчёркивающей большую мягкую грудь и крутой изгиб бёдер. — Я всегда рад видеть госпожу, — запоздало поприветствовал Раду, больше не смевший недооценивать разницу в их статусе. — Я не госпожа тебе, — Марша виновато улыбнулась. — И я пришла извиниться, мы не очень хорошо начали, и ответственность за это на мне. Сейчас эта роскошная нека на полголовы ниже его, а в этой позе и вовсе едва достигающая кончиками изящных ушек его плеча, ничуть не напоминала ту властную, даже несколько жесткую госпожу, что прижала его к ковру в первую же ночь. Раду сухо сглотнул, вспоминая, как вышел из ванной комнаты в новенькой пижаме с гербом Инуи на декоративном нагрудном кармашке. Он не стал укладывать не по-Нэрасовки распушившиеся после фена волосы, решив, что глупо делать что-либо подобное перед сном, пренебрег плотным халатом: ведь от омег не ждут свойственного бетам официоза, а лишь домашнего уюта. В таком виде он и отправился пожелать спокойной ночи своим старшим супругам. Когда-то давно это было не просто данью вежливости. Когда-то давно омегу в первую брачную ночь принимали всем прайдом. Каждый нек не-омега в эту ночь брал омегу вне зависимости от пола. Пускали по кругу, покрывая по очереди в соответствии со статусом. К счастью, позже этот дикий обычай был не только отменён, но и был признан незаконным. Конечно, нарушения порой случались, а доказать их было довольно сложно, но Раду без страха постучал в дверь спальни Марши и Тайчиса, а услышав приветливый голос. Легко повернул ручку и вошёл внутрь. Марша, которая всю официальную часть была мила с ним, которая с мягкой улыбкой повернулась на еле слышный скрип двери, вдруг застыла. Улыбка медленно стекла с её лица, а серые, всегда теплые глаза приобрели оттенок и блеск стали. — Я всегда рад видеть вас, Марша, — послушно повторил он. — Ты теперь боишься меня, — Марша выпрямилась и обхватила себя руками под грудью, явно не отдавая себе отчёт, как провокационно смялась мягкая плоть. — Говорят, что клан Нэрасов строг, но не похоже, чтобы тебе было привычно бояться. Я всё испортила. — Нет, гос… Марша, — поспешно поправился Раду. — Вы… — Виновата, — альфа, даже такая мягкая на вид и характер, всё равно альфа. — И я пришла извиниться и заверить, что больше такого не повторится. — Я… — Раду сухо сглотнул, — хотел бы знать, что послужило причиной… — Это так глупо… — Марша осторожно положила золотисто-тёплую руку на плечо Раду таким мягким жестом, что тот не вздрогнул и не напрягся, хотя в теле всё ещё ощущались последствия той ночи. — Ты знаешь, что перед тем, как мы с Тайчисом начали встречаться, он дружил с одной высокородной некой? — Я так похож на неё? — Не особо, — Марша затеребила край рукава каким-то совершенно детским движением. — Разве что волосы… — …когда они не уложены. — Раду криво усмехнулся. Той ночью, первой «брачной», он так растерялся от внезапной и неожиданной перемены своей старшей супруги, что безропотно опустился на колени, поймав стальной взгляд. Тайчис, видимо, тоже от удивления, хохотнул и ляпнул какую-то банальную пошлость. У Раду шумело в ушах, и он ориентировался скорее на интонации, чем на смысл. Тем более, что у профессионального актёра они были несколько гипертрофированы. И тогда Марша улыбнулась. Красивая нека, красивая улыбка, но у Раду дыбом поднялась шерстка на затылке, а загривок покрылся гусиной кожей. Раздевался он как в тумане. Как в тумане смотрел на медленно скользящий вверх подол длинной шелковой ночной рубашки. Золотая кожа безупречных ног и огненно-рыжий треугольник ослепили его. Тайчис тоже опустился на колени, поцеловал бедро и отодвинулся, уступая место Раду. Марша пахла цветочным мылом и немного злостью. Раду крупно вздрогнул и качнулся вперёд, выражая не желание, но покорность. Золотистые волоски тянулись за шершавым языком, и Раду почувствовал пока ещё слабый запах неки в преддверии охоты. Стало чуть проще. Желание — это не злость. Страх отпустил Раду, и он лизнул снова, уже смелее. И ещё раз. Запах неки стал густым и пряным с острой мускусной ноткой. Под языком мягкая плоть разошлась легко, пропуская глубже, где было ещё мягче, ещё пряней и уже влажно. Инстинкт потребовал погрузить язык целиком в запах своей альфы, подчиниться и получать от этого подчинения сладкое и мучительное удовольствие. В горле зародилось слабое и утробное урчание. Пальцы сами сжались на золотистых бёдрах, почти выпуская когти из подушечек. Марша была сладкой и нежной до скулящего ощущения где-то под рёбрами. А потом его волосы сжала чья-то крепкая рука, оттянула голову назад, и Раду успел увидеть сверкающие ореховые глаза Тайчиса, прежде чем тот накрыл его губы своими. Тайчис жадно вылизывал его рот, но когда Раду ответил и потянулся обнять, тонкая рука альфы сжала его шею и пригнула к полу, заставляя оттопырить зад. И вот тогда Раду стало по-настоящему страшно. — Ревность отвратительное чувство, — Марша горько усмехнулась и глянула по-альфийски прямо. — У неё бледная кожа, хотя и близко не так, как у Нэрасов, тёмная стрижка с фиолетовым отливом и серые глаза. Она совсем не похожа на тебя — очень сильная альфа, хотя на голову ниже меня. Непохожа, но… Тайчис поцеловал тебя… Раду залился краской, кажется, до самых пяток. Лицо горело так, что казалось, кожа губ не выдержит и лопнет. — У меня был ваш вкус… Марша удивлённо глянула на него и вдруг вспыхнула так, как невозможно для кого-то настолько смуглого. Она закрыла лицо руками и наклонила голову, скрываясь ещё за занавесом пышных волос. Роскошная нека исчезла, зато рядом стояла совсем юная нечонка — ровесница Рениса. — Для альфы вы слишком чувствительны, — пробормотал Раду, чтобы только не молчать. Сейчас он уже не мог бояться своей госпожи, даже память о том, как она отдала его Тайчичу, поблекла. — Тайчис смотрел на меня так же, как и всегда, — пробормотал Раду. — Думаю, даже если бы я надел платье в клановых цветах Сервалосов, он бы только рассмеялся. И… он всё же не взял меня. Он… тоже ревновал. Тайчис предпочёл целоваться с Маршей, даже когда тёрся членом о член распятого на полу омеги. Член у него был тёмным, немногим больше, чем у Раду, лобок — гладким, а яйца покрывал бархатный пушок медного цвета. Бугорки на члене оказались совсем небольшими, выдавая статус гаммы. Кажется, у них было ещё меньше полового гормона, чем у омег. Раду не помнил точно, но, откровенно говоря, прямо сейчас ему было совершенно наплевать. Его всё ещё вело от вкуса и запаха своей альфы, это было слишком близкое к возбуждению чувство, чтобы отвлекаться. Раду сам потянул золотистое бедро Марши, беспомощностью этого жеста умоляя её сесть на лицо. Он хотел снова ощутить её вкус. И Марша послушно сжала его голову бёдрами, самозабвенно целуясь с Тайчисом. — Думаешь? — Марша не открыла своего пылающего лица, но Раду видел, как вздрогнули её плечи. — И даже могу его понять. Марша отвела руки от всё ещё красного лица и пристально посмотрела в глаза Раду. Выдержать её взгляд на этот раз было совсем легко. Если бы кто-нибудь прикоснулся к Овилии так же, как он сам к Марше, Раду бы обошёлся с наглецом гораздо жестче, чем Тайчис с ним самим. — В кого ты влюблён? — с той прежней мягкой улыбкой спросила Марша. — Всё же для альфы вы слишком чуткая. — Ты, — поправила Марша, а её улыбка стала озорной и лукавой. — Альфа должна понимать свой прайд, каждого нека в нём, и ещё лучше понимать тех нек, которые не входят в клан. Раду поражённо замолчал, а потом медленно кивнул, признавая правоту Марши. — Когда скажешь, я подумаю, как тебе помочь. Ты — мой омега, сделать тебя счастливым — мой долг и желание. Марша резко развернулась и стремительно покинула балкончик, споткнувшись на пороге. Раду улыбнулся, он и раньше замечал, что когда Марша всем довольна, то становится очаровательно неловкой, словно не альфа вовсе. Но не успел он вернуться к своему стулу и остывшему корфе, как Марша вернулась, по-детски заглядывая через порог. — Тебе очень идёт эта прическа. Можешь не менять её. Раду отставил чашечку с горьким напитком, пожалуй, сейчас он предпочёл бы чаю. Можно даже с мёдом. А причёску он всё же сменит. Не потому что без укладки может вызвать ненужные воспоминания, а просто потому, что теперь, когда он перестал быть Нэрасом, ему следует сменить имидж в стиле Инуи.