Фрэнк (Временное название?)

      Однажды в лагере появился пленник. Не такой как я — человека конкретно заперли в пещере, не собираясь оттуда выпускать. Я неплохо общался с солдатами, поэтому мне удалось узнать, откуда он был. Это был человек из деревни Гульмира. Я вообще не любил смотреть телевизор, но почивший напарник — Алистер, был большим любителем вечером посидеть перед монитором. Мы в любом случае были охранниками в погонах на объекте, поэтому делать нам было особо нечего.       Я вот в качестве хобби стрелял, проводя на стрелковом полигоне максимально возможное количество времени — насколько хватало выделенных на это боеприпасов. Вот странное дело — вроде бы принцип стрельбы из оружия прост — нужно прицелится и нажать на спусковой крючок, но почему-то у кого-то это получается легко, как и должно быть, а кто-то, несмотря на понимание принципа, в мишень толком попасть не может. Я, кстати, был из первых. А когда что-то хорошо получается, то оно приносит удовольствие… так что стрелять я любил и умел.       Возвращаясь к Гульмире и к телевизору, то в момент, когда я пошел в ту злосчастную вылазку, по нему шли первые новости о том, что военный конфликт перешел ближе к этой деревне. Это значит, что за все время, что я тут нахожусь, место и напряженность конфликта не изменились. Но мне хотелось расспросить пленника самому.       Дело было вовсе не в чистом любопытстве. Я хотел найти реальный способ покинуть лагерь. Вначале я делал все, что от меня требовали, из желания быть хоть сколько то полезным такому человеку как Раза. Затем я отдавал этому человеку долг — он все-таки вытащил меня из песков пустыни и не стал убивать, дав мне шанс. Но сейчас… я не хотел убивать тех, с кем я провел столько времени, я не хотел гадить своему спасителю напоследок, но и оставаться в этом месте больше не мог.       Несмотря на то, что из лагеря мне выходить строго было запрещено, я мог бродить по наблюдательным пунктам. Солдаты были не против, если я одалживал их бинокль на пару минут и осматривался.       Я находился в горах. В крупной цепочке гор и каменистых пустынь. Какая-то дорога была — я видел, откуда люди приезжали и уезжали из лагеря, но там было огромное скопление людей постоянно. У меня не было возможности просто залезть в грузовик и уехать.       Плана не было, а сидеть тут вечность мне не хотелось и настроение потихоньку портилось. Хуже было еще и то, что я больше не мог получать опыт. Какие-то крохи давались за продолжение моей работы, но для получения несчастного семнадцатого уровня мне нужно было еще месяца три пахать тут.       Я ломился к новому пленнику как к Эльдорадо, поскольку больше ничего интересного в лагере не было, а этот худощавый мужчина в очках и грязном деловом костюме очень походил на умного человека, даже несмотря на его совершенно убитый вид. У этого мужчины наверняка можно было узнать что-то о событиях в мире.       Разговаривать о том, чтобы встретиться с пленником, было бы глупо — мои обязанности переводчика ни в коем случае не связаны с этим, учитывая, что Раза, похоже, отлично общался с ним и без меня.       К счастью, возможность представилась. Как выяснилось, мужчина был полевым хирургом — очень полезным в условиях военного лагеря человеком. Люди возвращались со своих миссий ранеными — без этого никак, а врачебная палата в лагере была не слишком высокого качества. Зафар часто мне жаловался и рассказывал о жалобах других солдат о том, что проще было пойти и сдохнуть в теньке, чем идти лечиться туда.       Пленник стал лечить раненых и по рассказам людей неплохо. Где я мог пораниться? В военном лагере это было несложно. Я мог бы попросить Зафара ударить меня, но мне не хотелось подставлять солдата. Как бы он объяснил свой удар?       Если раньше я всегда терпел или игнорировал оскорбления других солдат — урок с случаем, из-за которого я попал в армию мне запомнился крепко — да и не трогали меня эти слова, то сейчас, когда меня по обыкновению обозвали безымянной обезьяной, я внезапно взъелся.  — Перед тем, как обозвать кого-нибудь, тебе следует подумать, не стоишь ли ты сам этого прозвища, Алим, — бросил я в ответ, проходя мимо. Это был один из тех людей, которые всегда ищут драки. Немудрено — бородатый мужчина весил килограмм сто двадцать и ростом в два метра и лезть к нему боялись.  — Что ты сказал? — взревел мужчина. Люди обычно просто не трогали его и все более менее обходилось. Раза и Абу следили только за тем, чтобы солдаты не убивали друг друга и не наносили друг другу тяжкие увечья. У меня, правда, были сейчас все возможности получить такие… но мне нужно было к врачу, а случайное падение с лестницы было бы как-то не очень.  — Я сказал, что тебе надо следить за языком, Алим, — остановившись, я обернулся на мужчину и дождался, пока он ко мне подойдет, тяжело переваливаясь. Вокруг было несколько людей, но никто из них не стал лезть — у выживших солдат вообще развит инстинкт самосохранения.  — А пояснить свои слова не хочешь? — криво ухмыльнулся мужчина, остановившись в двадцати сантиметрах от меня и глядя на меня сверху вниз.  — Если только у тебя самого есть аргументы, жирдяй, — презрительно бросил я, не отвернувшись и не отступив назад. Умом я понимал, что мне должно было быть страшно, но ничего подобного в моих ощущениях не было. Этот удар, что я должен получить, всего лишь средство для меня приблизиться к побегу отсюда. Человек передо мной не станет медлить с тем, чтобы начать драку.  — Если тебе надоело жить, то у меня есть один, — оттолкнув меня назад, Алим широко размахнулся кулаком. Кажется, он бил не со всей силы — не хотел меня убивать. Мне хотелось попытаться увернуться, отскочить назад, но я справился с собой и лишь немного отклонился от удара, позволив кулаку попасть мне в левую скулу.       Я не упал, лишь пошатнувшись на пару шагов, а затем бросился бить сам, чувствуя тупую боль в месте пропущенного удара. Челюсть болела.       Алим опешил от моего напора — я нанес два удара в живот быстрее, чем он успел опомниться. Блок от тяжелого солдата я выбил из защитной стойки и впечатал уже свой кулак в лоб Алима. Как я уже говорил, я не мастер рукопашного боя, но я просто двигался быстрее противника.       Это был сильный удар — мой противник рухнул на землю с глазами на выкате.  — Не у тебя одного есть аргументы, — заключил я, и, поднеся руку к лицу. Нащупав вспухающие ткани, я убедился, что у меня будет как минимум синяк, двигать челюстью было больно.       Нечто, влияющее на состояние моего организма и делающее меня кем-то вроде наполовину игрового персонажа, влияло на многие аспекты моей жизнедеятельности, оказывая неведомым образом влияние на силу, скорость моих движений, скорость бега и даже на скорость регенерации повреждений. Хороший синяк обычно сходит неделю, а бывает и больше. Я не знал, насколько быстро пройдет он у меня с моими показателями силы, поэтому мне пришлось поспешить в пещеру. Ведь оставленный случайно на пальце порез затянулся к следующему утру без рубца.       Оставив тяжелого Алима лежать — у меня была уверенность что минут через пять он поднимется — я отправился к нужному мне человеку.       На входе в пещеру к пленнику стояло двое охранников с автоматами. Указав на начавший стремительно синеть вспухший участок кожи я добился от них презрительной усмешки. Считалось постыдным идти лечиться с каким-нибудь маленьким порезом. Теоретически, меня вообще могли бы не пустить, но спорить со мной в этот раз не стали. Правда, потом между собой солдаты будут звать меня «неженкой» или «маминым сынком», но мне было уже плевать.       Хотя, наверное, было бы лучше все-таки упасть с какой-нибудь лестницы. Сейчас я понял, что такой синяк куда больше неубедителен, но идти и добивать себя как-то не хотелось.  — Добрый день? — вошел я в уже знакомую пещеру, обращаясь к пленнику на языке Пушту, даже еще не видя его. Именно сюда меня поместили, когда спасли от смерти в пустыне. Здесь стало намного светлее — над головой прибавилось лампочек. Конечно, до операционной этому месту было очень далеко, но здесь была кровать, рядом с которой на подставке виднелось несколько хирургических инструментов, а также аккуратно висело почти чистое полотенце. — Здесь есть кто-нибудь?  — Добрый день, проходите, — послышался усталый голос из-под небольшой ширмы, скрывавшей от меня хирурга, — что с вами? Ваш голос не похож на голос больного.  — Болезни нет, раны тоже. Синяк, — коротко ответил я, — просто хотел с вами поговорить.  — Здесь камеры, — послышался после небольшой паузы голос, — до подслушивающих устройств здешние мастера технологий не добрались, но если я вас не буду лечить, то это увидят. О чем вы хотели поговорить?       Ширма отодвинулась и оттуда показался пленник. Он выглядел неважно — несмотря на аккуратную прическу и бритое, чистое лицо, хирург явно был уставшим, невыспавшимся и несчастным.       Оглядевшись вокруг и убедившись, что камеры и вправду старенькие и наверняка без микрофонов, к тому же врач говорил с уверенностью, я решился говорить.  — Я здесь не совсем по своей воле, как, судя по всему, и вы, — начал я, позволив мужчине подойти поближе и взглянуть на мой синяк. Без какого-либо пренебрежения даже к такой мелочи, пленник жестом заставил меня подойти к свету и осмотрел «рану». Я слышал, что настоящие врачи даже на самую малую болячку обращают самое пристальное внимание, — я хотел бы узнать у вас о событиях вне лагеря. Мне отказываются о них сообщать и я здесь… невыездной.  — Вы не похожи на местного. Кем вы тут работаете, если не секрет? Вы выглядите неплохо для пленника в таком месте… если, конечно, не считать эту симпатичную гематому, — полюбопытствовал пленный, аккуратными движениями нанося какой-то крем вокруг поврежденной ткани.  — Я — переводчик здесь, — коротко ответил я, глядя, как ученый — мне сразу стало понятно что он не только врач — аккуратно открыл небольшой холодильник. Мужчина извлек оттуда немного льда и принялся мастерить небольшой ледяной компресс, — нет, я не местный. Мне не посчастливилось оказаться в пустыне в разгар дня. Я практически добрался до этого места случайно и мне повезло, что меня заметили. Я бывший американский солдат. Меня зовут Фрэнк.  — Оно видно, что американский солдат, а вот на переводчика вы не похожи, — передав мне готовый компресс, пленник добавил еще фразу, но уже на другом языке, — держите. Приложите к гематоме на минут десять. Потом, боюсь, мне придется вас отпустить. Меня зовут Йо Инсен.  — Ничего, Инсен, мне этого времени хватит. Приятно с вами познакомиться, — кивнул я, с удовольствием перейдя на родной английский, — расскажите, как вы оказались в плену? Может быть, вы знаете дорогу отсюда в какое-нибудь место подальше от здешних обитателей?  — Ничем не могу помочь, — покачал головой ученый после небольшой паузы, — я бы с удовольствием, но я ехал сюда с мешком на голове. Местность, похоже, каменистая и по пути было немало подъемов и спусков. Я был в Гульмире с родными, когда эти… монстры добрались до них. Они убили всех, всю мою семью…       Опустив голову, ученый отвернулся к стойке с хирургическими инструментами.  — Я не думаю, что есть какой-то способ отсюда сбежать сейчас. И, знаете… — обернувшись ко мне, Инсен покачал головой со странным выражением лица. — Я не очень-то хочу это делать.  — Что вы имеете в виду? Я думаю, что могу при случае взять вас с собой, док! — Меня впечатлила ловкость рук и аккуратность врача. Инсен понравился мне как специалист и как человек.  — Даже если вам и удастся… куда вы направитесь? Обратно в США? — устало присел ученый на скамью. — В любом случае, это без меня. Я хочу встретиться со своими родными. Они умерли, но… я могу отправиться к ним. В любой момент. Как только я пойму, что здесь я больше не могу помочь, даже этим головорезам, то…  — Мне кажется, что вы слишком торопитесь на тот свет, Инсен. — поджал я губы, убирая компресс с кожи — уж больно там все заледенело. Бросив случайный взгляд на зеркало, я вполголоса выругался и отвернулся от профессора и камер одновременно. Я надеялся, что здешняя электроника не слишком качественная и внезапное исчезновения свежего синяка никто не заметит. Моя регенерация справилась слишком хорошо. — Вы могли бы сделать еще много полезного для мира.  — Может быть, — покладисто согласился профессор. Зайдя ко мне сбоку, он невзначай взглянул на синяк, видя, что я убрал руку от лица. Не дав профессору удивиться, я прижал палец к губам. Сделав вид, что все еще обрабатывает мою рану, профессор по второму кругу принялся намазывать уже чистую кожу над левым глазом, но удивление с его лица никуда не пропало, — вы какой-то супер-солдат, Фрэнк? Я видел много необычных людей — один мой пациент, например, обладал лишним пальцем на ноге — но мгновенно заживающие гематомы я, право, вижу впервые.  — Просто у вас чудодейственные руки, — ушел я от ответа, позволив профессору сделать вид, что он заканчивает, — мне жаль, что вы ничем не можете помочь вашей семье, но умереть вы всегда успеете. Я, конечно, не имею никакого права об этом говорить, но мне кажется, что ваша семья вас дождется и им будет приятнее видеть вас пришедшим после хорошего дела. А тихо сгнить в месте вроде этого…  — Спасибо, Фрэнк, — кивнул профессор, тем не менее, не изменив выражение своего лица с вежливо-нейтрального, — если я смогу вам помочь как-то выбраться из этого богами забытого места, то буду очень рад.       Врач намотал через мою скулу легкую перевязь, чтобы скрыть место, где должен был синяк. Пусть лучше надо мной будут смеяться, чем заметят, что я мгновенно вылечил синяк.  — А я, если у меня получится, захвачу вас с собой, Инсен, — кивнул я в ответ, — вы только не умирайте.

***

      На следующий день я собрался и направился прямиком к Разе. У него в палатке я попросил разрешения проводить время с Йо Инсеном. Я сказал, что заинтересован в том, чтобы научиться лечить людей и что пленник может мне помочь.       Мужчина смерил меня подозрительным и одновременно безразличным взглядом и кивнул, отвернувшись к карте, лежащей на его столе. Развернувшись, уже собираясь выходить из его палатки, я услышал напутствие Разы:  — Только поаккуратнее с пленником. Он — не Алим, он еще более хрупкий.       Как оказалось, с Алимом я действительно перестарался. Он получил хорошее сотрясение мозга потому что я не научился соизмерять силу. Мне было даже слегка жаль здоровяка — он пострадал от моей руки намеренно, поэтому я даже сходил к нему в палатку и извинился, не слушая его оскорбления. Мне просто не нужно было к нему лезть и все бы были целы, но так-то я первый его спровоцировал...       Две пачки хороших сигарет помогли загладить мою вину, но я все равно остался «уродом».       Бакар строго отчитал меня за нанесенную солдату травму. Он вообще был довольно раздражительным в последнее время.       А отношению Разы я даже удивился. Скорее всего ему было просто наплевать, но, честно говоря, его согласие было неожиданным.       Я вообще не особенно надеялся на успех и пришел просить об этом главу лагеря лишь для очистки совести. И тем не менее, после обычной своей работы я смерил уставшим взглядом охрану пленника, и те меня пропустили, несмотря на их явно кислые физиономии.  — Добрый день, Инсен, — вошел я в комнату. Ученый, поправив костюм, вышел мне навстречу. Не увидев на мне ран, он вопросительно поднял бровь.  — Я пришел учиться. Ты — хороший полевой хирург. Сможешь показать пару трюков тупому солдату?  — Я видел немало солдат. Ты совсем на них не похож, тем более на не слишком умных, — оглянувшись на камеры, Инсен спокойно спросил, — у тебя есть разрешение?  — Да. Раза был не против, что даже странно, — пожал я плечами, отвернувшись. Неловкое молчание на мой ответ показало, что даже обычно невозмутимый ученый удивился.       Наверное, не будь у меня немного измененное восприятие, то я бы побоялся идти к боссу — он внушал некоторый трепет. Но я — игрок, и ощущаю все немного иначе, через «монитор», как я и называл эту психоэмоциональную пленку.