~ * ~
– Микеле, – произносит Лоран, подходя и обнимая парня со спины, утыкается носом в изгиб шеи, чувствуя, как итальянца ведёт от этих невинных касаний. – Я так соскучился. Мне кажется, мы не виделись целую вечность. Вынужденный отъезд Морана в Штаты на две недели по работе не оставил им выбора, к сожалению обоих. Но сейчас, когда любовник вернулся в Париж, Микеле не намерен терять ни минуты. Он оборачивается, обвивая шею руками, оставляя влажные следы от поцелуев на щеках и шее мужчины, и тянет за собой, к постели. Скорее, ещё скорее, уже совсем нет сил сдерживаться, это расставание было слишком длительным. За те три месяца, что они встречаются – это громко сказано, но, кажется, обоим давно понятно, что эти «свидания» не только ради секса, как было обусловленно ещё в самом начале, – этот перерыв впервые был таким длительным и изматывающим. Микеле кажется, что вот ещё пять минут и он просто завоет волком от невозможности прижаться к крепкому обнаженному телу Лорана и целовать–целовать–целовать до изнеможения, пока возбуждение не станет до слёз болезненным, а потом… потом… – Я тоже, тоже, мм… чёртовы пуговички, – ловкие пальцы не справляются с рубашкой Морана. – Но ты так чертовски сексуален в ней, мнх… – он отрывается от зацеловывания ключиц на несколько секунд, чтобы взглянуть, что там мешает наконец сорвать с любовника одежду. – И без неё. Ты просто чертовски сексуален, – руки лихорадочно шарят по животу и груди, пытаясь ускорить процесс. – Ты сегодня щедр на комплименты, но… – голос мужчины внезапно серьёзен, хотя итальянец уверен, что ему уже тоже не терпится. – Подожди минутку. Нам надо поговорить. Это важно. Микеле бледнеет. Вздох, пауза. Отшатывается. Выдох, пауза. Оседает на постель. Голову моментально атакует рой пугающих, парализующих мыслей. Что–то случилось. Лоран его бросает, он нашёл себе в Америке новое увлечение и теперь итальянец ему больше не интересен. Или он узнал что–то неприглядное об этом «святом мальчишке» – дурацкий ярлык! – и больше не хочет его видеть. Хотя, признаться, положа руку на сердце, парень не помнит за собой ничего подобного. Во всяком случае с тех пор, как они познакомились. Или может… он вскидывает на мужчину полный отчаяния взгляд, который вот–вот наполнится слезами. Нет, не может быть, чтобы Моран был смертельно болен, нет, Микеле этого не переживёт. Он уже терял так – внезапно и навсегда, он не помнит, но точно знает, что это больно. – Хей, ты чего? – Лоран присаживается перед ним на корточки, испугавшись такой разительной перемены. – Всё в порядке? Ты себя плохо чувствуешь? Что–то болит? – он сжимает ладони парня в своих и не понимает, что вдруг могло произойти. – Н–нет, – голос дрожит, выдавая ложь. – Что–то случилось, пока меня не было? – мужчина продолжает допрос, встревоженный таким поведением. Моран никогда не видел Микеле не то, чтобы в таком состоянии – даже грустным! Этот парень настолько излучает тепло и уют, настолько располагает к себе, настолько всегда яркое, неугомонное солнышко, что сейчас просто очень страшно видеть вмиг побледневшего и растерянного шатена. – Н–не знаю, – Микеле медленно вытягивает руки из тёплых ладоней, обхватывая себя за плечи. – О чём… – горло закладывает и он не может даже вздохнуть, но сделав над собой усилие, прочистив связки, всё же продолжает. – О чём ты хотел поговорить? Парень боится этого разговора, кажется, что вот, только жизнь начала его радовать, только в ней появился смысл, только он нашёл в себе силы всерьёз бороться за своё место в этом мире – место рядом с Лораном! – как все его надежды на светлое будущее стремятся рассыпаться в прах. Но лучше сразу, чего тянуть… легче от этого вряд ли станет. – О нас, – осторожно улыбается француз. – Но если ты… – он снова пытается приобнять Микеле, но тот лишь отклоняется. – Если ты не в настроении, то разговор может немного подождать. – Нет, – взгляд у итальянца стеклянный и совершенно невидящий. – Не будем откладывать в долгий ящик, – ожидание ведь худшее, что может быть… так ведь? – Хорошо, – смиренно соглашается мужчина, присаживаясь рядом на постели и внимательно глядя на любовника, выверяя каждое слово из–за невозможности просчитать, какой реакции стоит ожидать, и боясь спугнуть. – Я много думал, пока был в Нью–Йорке. О своей жизни, о тебе… о нас. О том, что ты мне сказал перед отъездом. Знаешь, это оказалось весьма неутешительным занятием, – он хмыкает, вспоминая, как ещё пару дней назад его разрывали противоречивые сомнения. – Мы достаточно давно знакомы, чтобы я был уверен в том, что сейчас скажу, – Лоран сцепляет пальцы в замок, глубоко вздыхая. – Я взрослый, состоятельный человек, которому не свойственны скоропалительные или опрометчивые решения, иначе я не задержался бы так надолго в бизнесе. Поверь, у меня было время взвесить все «за» и «против». Возможно, сейчас ты не оценишь по достоинству всех перспектив, но они есть, – чертовски сложно избегать прямых формулировок, чтобы не ранить словами. – Я хочу сказать, что… – мужчина замолкает на пару секунд, обдумывая, как подать информацию, чтобы Микеле смог её правильно воспринять. Потому что, в противном случае, может случиться так, что это их последняя встреча. Такого исхода хотелось бы меньше всего. – Я хочу помочь, – наконец неторопливо произносит он, снова аккуратно накрывая ладонь парня, от чего тот вздрагивает. – Не подумай, что это жест жалости, это совсем не так. Ты мне очень нравишься, – бархатный голос почти гипнотизирует, настраивая на доверительный лад. – Я давно ни с кем не чувствовал себя так… правильно, так хорошо. Ты напомнил мне, что все мы когда–то были детьми, у которых есть надежды и мечты. И я хочу, чтобы твои мечты, Микеле, осуществились. И хочу помочь тебе пройти этот путь, поддержать, подсказать, если ты вдруг окажешься на раздорожье. «Я хочу по–настоящему тебя спасти» хочет сказать Лоран, но почему–то именно эти слова всё никак не желают сорваться с языка. Честно признаться, Микеле ловит только какие–то обрывочные фразы, ожидая, что сейчас Моран скажет то, чего он не хочет слышать больше всего. Мечты… хах, имеет ли это значение, если человек, в которого он так бездумно влюбился – чёрт, это так глупо, ведь знал, что не стоит! – сейчас безжалостно всё разрушит? – Ты меня бросаешь? – сглатывает итальянец. Видит бог, он не сдержится и расплачется, если сейчас услышит «да». – С чего это вдруг? – глаза мужчины внезапно широко распахиваются в удивлении. Оба молчат. До Лорана наконец доходит и он понимает, чего так испугался парень в начале этого разговора, но всё ещё никак не может понять, как вообще эта мысль могла прийти в голову Микеле? Он ведь не давал повода сомневаться в себе – ни дня, ни единой минуты. Осознание идиотичности всей ситуации приходит к Микеле очень медленно, он на последних крупинках силы воли заставляет свой мозг работать, а не ударяться в истерику, как ещё буквально полминуты назад ему советовал собственный внутренний голос. Поэтому он поворачивается к Морану лицом и на всякий случай уточняет: – То есть, ты не собираешься меня бросать? – Совершенно точно нет, – француз едва сдерживает ухмылку, эта непосредственность так умиляет, честное слово! – И ты не встретил в Америке никого? – подозрительно щурится Микеле, стараясь держать лицо. – Ну почему? Много кого, – сердце шатена обрывается в пятки и замирает. – Коллег, например. Ещё бариста в кофейне напротив отеля меня точно запомнил, я кофе по пять раз на дню там пил. О, а ещё обслуживающий персонал отеля! – Лоран откровенно издевается, но остановиться не может, настолько комична и абсурдна сейчас эта ситуация. – А ещё прохожие, – начинает перечислять, загибая пальцы, – ты ведь знаешь, что Нью–Йорк город–миллионник? Я встретил каждого, мм, – он якобы задумчиво отводит взгляд, на деле, чтоб не засмеяться. – Восемь тысяч триста семьдесят первого человека, а может и восемь тысяч триста семьдесят второго, надо подумать… Пауза. – Придурок, – обиженно бурчит итальянец, справляясь с мимолётным желанием врезать мужчине, отталкивает от себя Морана, ощущая, как силы, которые так стремительно покидали его ещё минуту назад, восстанавливаются. Но у Микеле ещё есть вопросы. Он заваливает любовника на постель, садясь на него верхом и прижимая чужие запястья к простыням. – Ну вот, – смеётся поверженный, – а только что ты говорил, что я сексуальный. Или тебя заводят сексуальные придурки? Что ж, прости, – едва не прыскает от смеха Лоран, – я приличный мужчина, и… – Боже мой, заткнись уже! – не выдерживает штурма парень, закрывая тому рот ладошкой. Потом тяжело вздыхает, усмиряя больно стучащее в грудной клетке сердце, и продолжает. – Значит, ты меня не бросаешь? Француз отрицательно мотает головой. – Ты не заинтересован ни в ком другом? Свободная большая ладонь ложится на тонкую талию Микеле, несильно сжимая, как бы подсказывая единственно–верный ответ. Лоран лукаво усмехается, но продолжает хранить подобие вынужденного молчания. – И ты не смертельно болен? – на всякий случай уточняет шатен последнее, вероятность чего его устрашала. Мужчина что–то невнятно мычит ему в ладонь, обдавая пальцы горячим дыханием. И руку приходится убрать. – Это можно и так назвать, – повторяет Моран, но, предотвращая новую попытку Микеле грохнуться в обморок, быстро добавляет: – Я болен одной идеей. До итальянца окончательно доходит, что повода волноваться нет, и что над ним форменно издеваются. – Придурок, господи, – даже немного зло шипит он, сползая с мужчины, офигевая с того, что он мог такого себе накрутить всего за каких–то пару минут! Боже, что с ним происходит? Паранойя в двадцать два – не рановато ли? Но побег не удается. Лоран хватает его за лодыжку, опрокидывая лицом на постель, заставив распластаться от неожиданности, и ложится сверху, не давая двинуться, зарывается пальцами в волосы на затылке, чуть поворачивая его лицом к себе, и несильно прикусывает ушко. – Нельзя тебя оставлять надолго одного и без секса, – он усмехается, ощущая, как парень под ним задрожал и шумно выдохнул. – Успел напридумать себе столько всякого, что в следующий раз моё бедное сердце может не выдержать подобного допроса. Но, надеюсь, – многозначительная пауза, – следующего раза не будет. Правда, Микки? – Мне не нравится, мнх, это прозвище, – тихо стонет итальянец, сам не понимая, что проиграл это сражение. – У меня есть имя. – Имя, – повторяет Моран, опускаясь дыханием к шее, дразня. – Самое прекрасное имя на свете, – не теряя времени, задирает его футболку, склоняясь, оставляя влажное и обжигающее прикосновение губ на лопатках. – Микеле, – шепчет, сжимая ладони на рёбрах, – Микеле, – скользит большими пальцами вдоль позвоночника, – Микеле, – мягко притягивает его за подбородок, заставляя прогнуться ещё больше, и целует сладко... так невыносимо сладко. Чёрт, как же Микеле скучал!~ * ~
Итальянец заливисто смеётся, оседая, как был, в одной штанине, на паркетный пол гостиничного номера. – Л… Лоран, – сбиваясь на новый взрыв смеха при взгляде на лицо вышеупомянутого. – Боже, ну ты и умора! – парень прячет нос в изгибе локтя, прячась от непонимания в карих глазах напротив, и пытается успокоиться. Нет, это ведь надо было такое придумать! – Микеле, я не понимаю, что такого смешного я сказал? – искренне недоумевает Моран, сидя на постели по пояс укрытый простынёй и с тлеющей сигаретой в руках, так и не успев толком затянуться. – Сейчас, – просит, почти стонет от смеха парень, с трудом поднимаясь на ноги. – Дай мне минутку, я умоюсь и… – он пытается нормально говорить, но приступ веселья не желает проходить. Лоран сжимает пальцами переносицу, зажмуриваясь, позволив себе на какое–то мгновение не слышать ничего вокруг. Какая… неординарная у Микеле реакция. – Кхм, ладно, всё, – глубоко вздыхает шатен, бросив тщетные попытки доползти до ванной. Упирается ладонями в колени, чуть склоняясь вперёд, выдыхает, и только тогда поднимает глаза на мужчину. – Я сам люблю шутки, но, позволь, такими темпами моё бедное сердечко может не дожить до следующей встречи, – он усмехается, передразнивая любовника. – В том то и дело, что я не хочу больше встреч! – француз тушит сигарету в пепельнице и хлопает рукой по месту рядом с собой, призывая Микеле, ей–богу, как провинившегося школьника, присесть. Но тот остаётся неподвижным. – Что мы скрываемся, словно подростки? – Ты хочешь придать огласку нашим отношениям? – немного издевательски ухмыляется парень, выравниваясь и разминая порядком затёкшие мышцы, заодно подтягивая джинсы. – Хм, – Моран на мгновение отводит взгляд, – не совсем. Как я уже говорил, я состоятельный и, более того, публичный человек. Но дело не в этом. Ближайшие месяцы у меня будет много работы, понимаешь? – мужчина смотрит итальянцу в глаза. – Понимаешь, слишком много. И видеться, как раньше, раза два–три в неделю — непростительная роскошь. Я не смогу отлучиться из офиса даже для того, чтобы выпить с тобой кофе! – в голосе едва заметные нотки хорошо скрываемого отчаяния. Да, пускай они никогда не ходили по ресторанам или кафе, да и кофе пил исключительно Микеле и исключительно здесь, в гостинице, пускай! Но разве это умаляет желание провести рядом как можно больше времени? – Допустим, – нехотя соглашается парень, кивая, отмечая, что сердце неприятно ёкнуло. – Но при чём здесь я? – Я устрою тебя на работу, на должность моего личного помощника. Я всегда буду в зоне твоей досягаемости… – Ага, то есть, ты уже фантазировал про секс в офисе? – перебивает шатен, не упуская возможности подколоть любовника. – При чём тут секс? – парирует Лоран. – Я хочу дать тебе шанс выбиться в люди, дать устойчивую почву, чтобы ты уверенно встал на ноги. Это престижная работа, вскоре ты обзаведёшься массой связей и сможешь сам выбирать, чем дальше хочешь заниматься, я даже не подумаю тебе перечить! Наоборот, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. – Хорошо, – почти спокойно произносит Микеле, – ладно, я понимаю, что для меня этот шанс — один сплошной плюс. Но, – парень сворачивает руки на груди. – Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А значит, что и в этом невероятно заманчивом предложении есть подвох. Мне бы хотелось знать обо всех подводных камнях прежде, чем я приму решение, – снова кивает он, рассудив, что будет слишком опрометчиво в запале сказать «нет» и жалеть всю оставшуюся жизнь. Микеле влюблён в Лорана, да, он ему доверяет. Но, как известно: доверяй, но проверяй. Не хотелось бы потом получить нож в спину из–за собственной нерассудительной глупости. – Никакого, – пожимает печами француз, протягивая парню руку, и тот всё же подходит ближе. – Ты ведь мне предлагаешь не должность офисной шлюхи? – наигранно подозрительно косится Микеле. – Нет, и я обязываюсь даже не превышать своих должностных полномочий, – чуть более расслабленно ведёт бровями Моран, обнимая парня за талию и притягивая к себе. – Хотя будет очень сложно сдержаться. – Ой, вот вообще не смешно, – усмехается шатен, сдерживая радостный порыв – боится спугнуть удачу. – Только у меня есть ещё одно условие, я бы даже сказал, маленькое условьице, – негромко мурлычет мужчина, отвлекая Микеле ласковыми прикосновениями к спине, но тот, словно уж, выворачивается из рук. – Ага, вот мне и подвох! – итальянец не столько успевает испугаться, сколько срабатывает рефлекс. – Выкладывай всё, как есть, подлец, – тонкий пальчик утыкается в грудь мужчины. – Это, скорее, просто формальность, – Лоран так и лучится довольной улыбкой. – Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. У меня большой дом, и никаких неудобств… – он не успевает договорить, потому что Микеле снова сгибается пополам от громкого хохота. – Нет, ты явно шутишь! Не сказать, что Микеле от этого предложения действительно смешно, это скорее такая защитная реакция. Впервые кто–то хочет ему искренне помочь, впервые кто–то хочет позаботиться о нём и его будущем. Впервые он чувствует себя настолько растерянным и не уверенным совершенно ни в чём. Это не может быть реальностью, всё слишком хорошо складывается! – Ребёнок, – не выдерживает Моран, поднимаясь с постели и становясь напротив, обмотав простынь вокруг бёдер, – сам посуди, что в этом плохого? – он склоняет голову вбок, чтобы лучше рассмотреть лицо итальянца. – Насколько я помню, ты с другом снимаешь квартиру где–то в двадцатом округе, что, позволь напомнить, не самый безопасный район для красивого молодого человека. Парень продолжает смеяться, но немного тише, всё же желая вникнуть в слова своего партнёра. Лоран кивает. – Если хочешь, я оплачу твою квартплату вперёд на год–два, на сколько скажешь, чтобы твой друг не испытывал финансовых неудобств, – начинает перечислять мужчина. – В моём доме есть прислуга, поэтому я не собираюсь тебя заключать в бытовое рабство. – Да–да, только в сексуальное, я помню! – прыскает Микеле, уклоняясь от подзатыльника. Моран закатывает глаза и снисходительно усмехается: – Что–то я не замечал, чтобы у тебя были какие–то претензии до этого момента. – Нет–нет, – продолжая хихикать, шатен закрывает лицо руками, пунцовея. – Микеле, – вздыхает француз, почти силой притягивая этого неугомонного в свои объятия, – ты мне очень нравишься, и я хочу, чтобы ты был со мной. Неужели ты осуждаешь меня за это желание? Парень постепенно прекращает смеяться, утыкаясь Лорану в грудь и прижимаясь неожиданно крепко. – Это абсурдно. Ты ведь даже моей фамилии не знаешь! Микеле боится поверить. Боится, потому что, если что–то пойдёт не так… Он привык к разочарованиям, чего ещё может ожидать детдомовец от мира, в который ему закрыли двери много лет назад? Он не хочет больше разочаровываться. Он хочет провести с Лораном столько времени, сколько сможет, быть рядом до тех пор, пока не поймёт, что больше не нужен… правда, парень очень надеется, что этот момент не наступит никогда. – И как твоя фамилия? – переспрашивает Моран, пропуская тёмные прядки его волос через пальцы. Шатен немного отстраняется, ровно настолько, чтоб поднять взгляд ореховых глаз к лицу своего мужчины и произнести негромко, почти интимно: – Локонте. – Знаешь что, Микеле Локонте? – улыбается француз, целомудренно прижимаясь губами к его лбу. – Мы будем самыми счастливыми, всем на зависть.