Растопишь лед

      Пожалуй, давно он так не высыпался.       Это была первая мысль, пришедшая ему в голову, когда он пришел в себя. Паническая вторая не заставила себя долго ждать: неужели он все еще в той комнате и ребята ему только приснились?       Он резко распахнул глаза, пошевелился и облегченно выдохнул. Руки были свободны, под телом что-то мягонькое, а перед глазами белый потолок.       Больница. Не бункер. Значит, не приснились.       Отвратительное чувство вечного недосыпа и напряжение из-за еженочных кошмаров исчезли, оставив лишь расслабленность — даже слабость, пожалуй, — головокружение и легкую тошноту.       Палата была одноместной и совсем небольшой, зато с телевизором. Правда, включать его Вэй Ину не хотелось совершенно. Он скосил глаза вбок, ожидая, как в фильмах, увидеть на тумбочке букет и открыточки с пожеланиями выздоровления, но все, что там нашел – пачку влажных салфеток и пустую бутылку из-под воды.       Слегка обиженно подумал: так, и где мои цветы? Где толпа у дверей, радующаяся моему пробуждению?       Дверь приоткрылась. Внутрь зашла пухленькая женщина в годах. Вэй Ин, с надеждой уставившийся на вход, слегка разочарованно вздохнул.       — И чего это мы вздыхаем? — с мягкой насмешкой вопросила она, приоткрыв окно и впуская в палату свежий воздух. — Меня видеть не рад или лежать не нравится? Вам, молодежи, все бы куда-то бежать…       — Что вы, я очень вам рад. А сколько я тут лежу?       — Вторые сутки. Вчера утром привезли, так весь день проспал. Как самочувствие? Голова болит? Кружится? Тошнота, слабость есть?       Целый день? Да уж, дорвался до возможности выспаться, называется.       — Немного кружится и тошнит, но так все хорошо.       Она заставила его смотреть на маленький фонарик-ручку, проверила рефлексы.       Тут дверь приоткрылась вновь, и Вэй Ин с радостным облегчением увидел своих друзей, робко заглядывающих внутрь. Ну наконец-то явились, хотелось ему сказать, и года не прошло!       — Здравствуйте. Можно?       — Заходите, — махнула рукой та. Они цепочкой просочились внутрь. В палате тут же стало тесно и шумно.       Пока они приветствовали Вэй Ина, обнимали, тискали, трогали и спрашивали о самочувствии, женщина делала какие-то пометки в своих документах и между делом явно прислушивалась к их разговору. Задав еще несколько вопросов, она ушла, а ребята тут же окружили кровать.       — Это вы меня принесли? — спросил Вэй Ин, когда суматоха немного улеглась.       — Ну, а кто же еще?       Оказалось, что они тащили его на себе до самой гимназии, ворвались внутрь, перепугав всех, сказали, что нашли таким на территории, чтобы защитить от очередного наказания и его, и себя, а затем потребовали вызвать машину скорой помощи как можно скорее.       Вэй Ин не мог не порадоваться тому, что они догадались скрыть его нахождение за забором. Пожалуй, одной попытки исключения ему хватило на всю оставшуюся жизнь.       — Ты помнишь, что произошло?       — Чей это был труп? — тут же закидали его вопросами.       — Может, мне показалось, — медленно произнес Цзян Чэн. — Но это разве не один из тех мужчин, что привезли нас с тобой из приюта?       Вэй Ин кивнул. Некоторые моменты перед потерей сознания он помнил смутно, но постепенно картина событий восстанавливалась в памяти.       На самом деле, он до сих пор не мог полностью поверить в то, что выбрался оттуда живым.       — Это он и был.       — Какого черта он там делал? И кто… перерезал ему горло? Что вообще произошло?       Он вздохнул. Слишком много нужно было объяснить, но не хотелось сейчас даже вспоминать о произошедшем.       — Я расскажу чуть позже, ладно? Мне нужно немного собраться с мыслями.       — Конечно, — тихо пробормотал Сычжуй. — Тебе нужен покой, а мы тут мешаемся да шумим.       Вэй Ин хотел уже успокоить его и сказать, что рад их видеть, но тут внезапно вспомнил кое-что и торопливо сел на постели, тут же схватившись за голову. Тошнота и головокружение навалились с новыми силами, теперь к ним присоединилась еще и головная боль. Видимо, ему и правда не стоило пока делать резких движений.       — Да чего же ты неуемный-то такой?!       Ребята тут же вернули его в прежнее положение и приказали лежать спокойно.       — Трупы, — пробормотал он. — Тела, скелеты, вы сожгли их?       — Я сжег, когда мы уходили, — кивнул Цзинъи. — А что, это имеет какое-то значение?       Вэй Ин выдохнул. Оставалось надеяться, что это поможет призракам уйти. Судя по тому, что его сон нормализовался, а кошмары ушли, так оно и было. Или это из-за смены местоположения?       — А-Ин, — начал медленно Лань Сичэнь, присаживаясь на краешек его кровати и поправляя одеяло. — Ты ведь уже понял, что мы не совсем обычные люди?       О, а вот и то, о чем он так хотел поговорить.       — Естественно, — усмехнулся Вэй Ин и глянул на свои запястья. Никаких следов, словно их не морозили льдом. Он кинул взгляд на Лань Ванцзи. Тот тут же отвел глаза. — Меня больше удивляет, почему я не понял сразу, хотя смутно подозревал. Дай-ка угадаю, ты умеешь читать мысли?       Откровенно говоря, он не был уверен в том, что способности тут имеют все присутствующие.       Лань Ванцзи — сто процентов, никаких сомнений.       Его брат — ну, скорее всего. Есть о чем подумать, если вспомнить его поведение временами, поэтому Вэй Ин кинул предположение, основанное чисто на догадках. В полуотключке он слышал что-то про Цзинь Лина. Головные боли Цзинь Гуанъяо тоже могли быть вызваны не утомлением или заболеванием. А вот остальные не вызывали практически никаких подозрений и вели себя просто идеально. Или же очень хорошо скрывались.       — Верно, — спокойно улыбнулся Лань Сичэнь, словно в этом не было совершенно ничего удивительного. — Угадал.       — Вот почему ты знал то, что не мог знать, так странно смотрел иногда и не побоялся шантажировать директора Шао. Ну разумеется, как все просто! И заставил остальных уйти во время нашей поездки в город потому, что прочитал в моих мыслях… — он вовремя осекся. Лань Ванцзи тоже находился тут, и было бы крайне неловко признаваться при нем в своих желаниях остаться с ним же наедине.       Но его брат все понял без слов — в прямом смысле.       — Да, и решил, что могу немного помочь. Получилось неплохо, верно?       — О чем вы говорите? Помочь в чем, брат Сичэнь? — тут же влез Не Хуайсан. — О чем он думал?       — Эй, вообще-то я прямо перед тобой, — одернул его Вэй Ин. — Какая тебе разница, о чем я думал? Уж точно не о тебе.       — Пожалуй, и хорошо, что не обо мне.       — Но у меня есть к тебе серьезный вопрос, — продолжил Лань Сичэнь. — Ты ведь тоже кое-что умеешь, верно?       — Странно, что ты до сих пор не прочел это в моих мыслях, — заметил Вэй Ин. Теперь он не мог не беспокоиться о том, насколько много всего Лань Сичэню было про него известно. Он частенько думал о всяческой не очень приличной чепухе и точно не хотел, чтобы кто-то знал об этих мыслях, а теперь выяснилось, что рядом с ним все это время находился телепат.       Неловко. Крайне неловко.       — Я стараюсь этого не делать рядом с вами, если меня не просят, — успокоил его тот. — К тому же, выискивать истину в клубке всякой ерунды — то еще дельце, уж поверь.       — То есть ты не читал мои мысли постоянно? — с облегчением уточнил Вэй Ин.       — Я вообще практически не трогал твои мысли, А-Ин. Ты сам осознаешь, что у тебя в голове цунами на свалке?       — Цунами на свалке — лучше и не скажешь, — фыркнул Цзян Чэн и тут же, побледнев, кинул на Лань Сичэня смущенно-тревожный взгляд. Вэй Ин злорадно захихикал. Так-так, кто-то явно думал о господине телепате в не очень приличном ключе, а теперь жопка-то сжалась.       — Возвращаясь к нашим баранам — да, я тоже кое-что умею.       Все, кроме уже просвещенного Цзян Чэна, с интересом уставились на него.       — Я вижу призраков. Могу временно оживлять трупы, упокаивать их души. Возможно, даже управлять ими, но это пока не точно. Я только в том бункере впервые сделал что-то подобное.       Ребята замолчали, обдумывая эту информацию.       — То есть ты вроде как некромант? Или медиум? — с чистым восторгом любителя всего сверхъестественного уточнил Не Хуайсан.       — Скорее и то, и то.       Друг подлетел к нему и схватил за руку.       — Братец Вэй, а в тот раз, когда мы духов вызывали, они пришли? Ты их видел? Это правда были духи? Настоящие?       — Самые что ни на есть настоящие, — подтвердил Вэй Ин. — Это их тела вы видели в том бункере.       — Фантастика!       — Ничего себе… — поежился Цзинь Гуанъяо, не разделяя восторга Хуайсана. — То есть они стояли рядом с нами, когда мы играли, а я что-то не очень хорошее про них говорил? Они меня, наверное, ненавидят.       — Они уже никого не ненавидят. Вы сожгли их тела и этим помогли им упокоиться… по крайней мере, я надеюсь на это.       Остальные, заинтригованные знанием о том, что потустороннее и правда есть в этом мире, придвинулись ближе.       — Расскажешь подробнее? Кто они такие?       Вэй Ин послушно рассказал им всю историю своего расследования от и до. Лица ребят то краснели, то бледнели, то вытягивались от удивления, но все молчали, не прерывая, пока он не закончил рассказ.       — …и теперь, после смерти Сюэ Яна и сжигания их тел, надеюсь, они обрели покой.       — Они его заслужили, — тихо сказал Лань Ванцзи. — И спасли тебе жизнь.       Остальные закивали, соглашаясь.       — Значит, вот что это было… — протянул Цзинъи. — То, что нас разбудило ночью.       Вэй Ин поднял бровь.       — Ты о чем?       — О! Спим мы такие себе, — начал тот оживленно, — и тут с меня буквально сносит одеяло. Я не шучу. А в комнате холодно и сквозняк, хотя окно и дверь закрыты. Потом вдруг люстра закачалась. Разбилось на куски стекло на твоей рамке. Мой плакат сорвало со стены. Все прямо как в фильме ужасов! Ты бы знал, как я испугался, надо было Сычжуя разбудить, а я с кровати встать боялся, потому что думал, что меня под нее утащит, если я ноги спущу!       — Поэтому он закричал, — вздохнул Сычжуй. — Я проснулся, думаю «кто кричит, неужели горим», а там Цзинъи в одеяло закутался, белый как простыня, а вещи сами с тумбочек слетают. А затем твой портрет, что над кроватью, разорвало в мелкие кусочки, а ты все спишь и спишь, даже не шевелишься и не дышишь.       — Мы думали, что ты умер! Подходим, снимаем одеяло, а там, блять, подушки!       Послышались смешки остальных.       — Ты серьезно напихал под одеяло подушек? — весело спросил Цзинь Лин.       — Ну и что? Сработало же, они и правда подумали, что я сплю.       — Ага, и пересрались до чертиков, — пробурчал Цзян Чэн. — У нас то же самое творилось. Не Хуайсан даже начал читать на латыни заклинание для изгнания демонов. Ну, первые несколько строчек, а дальше забыл и начал ныть, чтобы его не убивали. Вэй Ин глянул на смущенного парня и, не выдержав, зашелся в истерическом хохоте. Он уже понял, что после смерти Сюэ Яна призраки исчезли не просто так, а для того, чтобы позвать на помощь. Они не бросали его — они снова пытались ему помочь.       Теперь он просто обязан был помолиться за них и сделать могилу. Мертвые люди несколько раз спасли живого — звучит как сумасшествие, но героизм этих ребят должен быть вознагражден хотя бы так.       — В общем, — продолжил Цзян Чэн, — мы все проснулись от этой чертовщины, тут в комнату забегают Цзинъи с Сычжуем и орут, что в их комнате призраки, а тебя нигде нет. Я сразу понял, что это знак и тебя, похоже, нужно спасать.       — Мы не орали! — возмутился Сычжуй. — Я так точно не орал.       — Орали, еще как. В итоге мы все собрались в коридоре, поискали тебя где смогли, вспомнили, что ты когда-то собирался за забор, и вместе пошли тебя искать.       — Но как вы меня в лесу-то нашли? — Вэй Ин поудобнее устроился на подушках. — Мы с призраками там плутали сто лет, пока до этого бункера добирались, а вы так быстро добрались, даже не видя их.       — Это благодаря Цзинь Лину, — с затаенной нежностью сказал Сычжуй. — Он шел по запахам.       Вэй Ин нахмурился.       — По запахам? Типа как… — он тут же напрягся и вжался в подушки. Догадка совершенно не радовала. — Так, погодите-ка… Только не говори мне, что ты оборотень или что-то вроде! Не смей говорить мне, что ты превращаешься в огромную собаку!       — Оборотни в волков вроде превращаются, нет? — удивленно моргнул Цзинь Гуанъяо.       — Да хоть в червя! — воскликнул Вэй Ин в сердцах. — Главное — не в собаку! Чего ты улыбаешься, а? Прекрати так улыбаться!       — Верно, я превращаюсь в огромную собаку ростом с тебя, — довольно сообщил ему Цзинь Лин. Вэй Ин побледнел до синевы и качнулся вбок. — Черная как ночь, а клыки длиной с человеческую кисть. Очень удобно кости грызть, знаешь ли, грррр.       — А-Лин, прекрати, он же сейчас опять в обморок упадет! — пристыдил его Лань Сичэнь, а его брат сделал странное движение, словно хотел подойти и подхватить Вэй Ина, но остался на месте, когда тот выпрямился сам.       Цзинь Лин залился хохотом, хлопая себя по ляжкам, пока Вэй Ин глубоко дышал и пытался вернуть свою душу на место.       — Я шучу, шучу, — наконец, отсмеявшись, сказал он. — Вернись к жизни. Это просто зоокинез. Управляю животными, общаюсь с ними, чувствую их эмоции, вижу их глазами и все такое. Ну и запахи ощущаю сильнее, по ним я тебя и нашел. Так что, если бы не я, так бы ты там и остался. Где моя благодарность?       Вместо ожидаемой благодарности Вэй Ин швырнул в него пустую бутылку с тумбочки.       — Я тебя ненавижу!       — Не ври, ты меня обожаешь, — заявил Цзинь Лин самоуверенно, поймал бутылку на лету и со своей точностью чемпиона стрельбы из лука запустил ее в мусорку даже не глядя. Сычжуй громко выдохнул где-то позади. Вэй Ин закатил глаза.       — Позер. Итак, с вами мы разобрались. Лань Чжань, теперь твоя очередь. Неужели я наконец-то узнал твою тайну? Лед, серьезно?       — Что-то не так? — уточнил тот невозмутимо.       — Когда я тебя впервые увидел, то подумал, что ты как будто окружен аурой изо льда и снега — а теперь оказывается, что в этом есть смысл! — Вэй Ин возбужденно заерзал на месте, не в силах держать себя в руках. — Поэтому перчатки? Твои руки холодные? Дай потрогать!       Лань Ванцзи даже отодвинулся подальше, словно боялся, что Вэй Ин сейчас на него набросится.       — Успокойся, ты всю простынь в ком собрал, — отругал его Цзян Чэн. — Сиди смирно, как и положено больным людям!       — Как я могу сидеть смирно, когда узнал, что мои друзья — люди со сверхспособностями, как и я сам? Цзян Чэн, а у тебя, случаем, нет ли тоже какой-нибудь силы?       — Сила занудства была бы в самый раз, — фыркнул Цзинь Лин. — Занудеть всех до смерти.       — Сила ворчания, — подхватил Лань Цзинъи и уклонился от подзатыльника Цзян Чэна. Они захихикали, глядя на то, как тот медленно выходит из себя. Однако стоило только Лань Сичэню положить ладонь ему на плечо, как он сразу же расслабился и успокоился. Вэй Ин подумал, что у старшего Лань, похоже, есть еще одна очень практичная способность, действующая, правда, только на его друга.       — Нет у меня ничего, — сказал Цзян Чэн с легкой завистью. Ему явно тоже хотелось быть в чем-то особенным.       — Гуанъяо, — Вэй Ин продолжил свое шоу «рассекреть всех», — твои головные боли — это из-за твоей способности или ты чем-то болен?       — Лучше бы был болен, если честно, — мрачно ответил Цзинь Гуанъяо, сжимая руку своего парня. — Она довольно полезна, но я бы все отдал, чтобы никогда ей не владеть.       — У него абсолютная память, — пояснил Не Минцзюэ.       Вэй Ин присвистнул.       — Вот оно что, мистер «я помню все и второе место по успеваемости». Да ты читер!       — Почему это так плохо? — с сомнением спросил Цзян Чэн. — Уж лучше все помнить, чем все забывать.       — Попробуй запомнить абсолютно все, что видел, слышал или чувствовал за всю свою жизнь, в самых малейших деталях, и удержать всю эту массу информации в памяти? — предложил ему Цзинь Гуанъяо. — Знаешь, что произойдет? Ты сойдешь с ума. Твой мозг просто не справится с этим.       — Но твой же справляется.       — Мой под это заточен. Я родился с этой способностью и мой мозг, вся моя нервная система сформирована так, чтобы я мог с ней жить. Но все же я человек, а не компьютер, поэтому иногда голова просто взрывается. Я даже в больницу попадал несколько раз.       — Например, после контрольных, — догадался Вэй Ин.       — Например, после контрольных, — кивнул Гуанъяо и вздохнул. — Я невольно вытаскиваю наружу все содержимое кучи учебников, чтобы написать на высший балл, а потом мозг говорит мне «да ты охерел» и я умираю от боли. Приходится сидеть на обезболивающих.       Вэй Ин невольно ему посочувствовал. Иногда он тоже мечтал о том, чтобы иметь суперпамять, но теперь, столкнувшись с таким человеком лицом к лицу, он без особых сожалений отбросил эту мечту куда подальше. Писать контрольные на максимум баллов, знать имена всей гимназии и помнить малейшие детали своей жизни — это совсем не то, ради чего стоит терпеть такие муки.       — А это никак не отразится… ну, на твоем мозге, например? Никаких там опухолей или некроза, ничего? — осторожно спросил он.       — Все об этом беспокоятся, особенно Минцзюэ, — улыбнулся Гуанъяо и получил поцелуй в макушку. — Но я не знаю, мне некого спросить. Периодически прохожу обследования, пугаю врачей результатами своей сверхмозговой деятельности, которую иногда аппараты не могут даже записать, но пока, вроде бы, все в порядке.       Вэй Ин кивнул.       — Держись. А ты? — глянул он на Не Минцзюэ, помрачневшего от всех этих разговоров. — Что у тебя?       — Не устаю и не чувствую боли, — коротко ответил тот. — Тоже что-то с нервами.       — Совсем не устаешь? — удивился Вэй Ин.       — Могу хоть через весь город пробежать без остановки и даже с дыхания не сбиться, — похвастался Не Минцзюэ.       — Брат крут, ужасно выносливый, — подтвердил Не Хуайсан и вдруг, изменившись в лице, покраснел. Вэй Ин хотел было спросить, в чем дело, но в голове тут же всплыли мысли о том, как еще эту супервыносливость можно использовать в практической деятельности помимо спорта. Они с Хуайсаном глянули на Гуанъяо, а затем переглянулись с одинаковым понимающе-насмешливым выражением в глазах.       Судя по лицам остальных, все либо привыкли, либо были слишком невинны для подобных мыслей.       — А я, — начал Хуайсан, справившись со смехом, — смотри что могу.       Он вытянул руку, и на глазах у изумленного Вэй Ина она удлинилась как минимум на метр. Включив и выключив воду в умывальнике, Не Хуайсан без труда вернул конечность к изначальному размеру.       — У меня очень гибкое тело.       — Если честно, — пробормотал Цзян Чэн. — Это выглядит… довольно крипово. Меня что-то замутило немного.       — А по-моему, ужасно удобно, — не согласился с ним Вэй Ин. — Можно свет выключать и вещи брать прямо из постели.       — Спасибо, что выключал свет нормально, а не вот так, — поблагодарил Цзян Чэн своего соседа. — Я бы потом не уснул.       — Вообще-то иногда я выключал его именно так, пока ты спал или не видел.       — О господи…       — Теперь я знаю, к кому обращаться, если что-то лежит высоко, а никого достаточно высокого нет поблизости, — ухмыльнулся Вэй Ин Не Хуайсану и повернулся к оставшимся.       — Сычжуй, Цзинъи?       — Можем даже показать, — сказал Цзинъи и озабоченно глянул на потолок. — Если сигнализация не заорет.       Он отвел в сторону руку и сжал кулак, а затем на его выпрямленной ладони заплясал небольшой шар пламени. Вэй Ин восторженно ахнул.       — Огонь! Ты управляешь огнем?       — Я горячий парень, — ухмыльнулся тот, подмигивая ему под смешки остальных, а затем быстрым движением размахнулся и отправил огонь прямиком в своего близнеца. Вэй Ин, вздрогнув, непроизвольно дернулся вперед всем телом, но увидел, что остальные сидят спокойно, и расслабился.       Воздух вокруг Сычжуя замерцал, словно его накрыли еле заметной прозрачной пеленой. Вэй Ин прищурился, пытаясь понять, что это такое. Что-то, связанное с воздухом?       Огонь, достигнув этой пелены, ярко вспыхнул, зашипел и тут же погас, словно его и не было.       — Это… барьер? Щит? Твоя специализация — защита? — предположил Цзян Чэн, с интересом наблюдающий за этой постановкой.       Сычжуй с улыбкой кивнул. Мерцание вокруг него рассыпалось искорками и рассеялось.       — К сожалению, атакующей способности у меня нет, — с легким сожалением сказал он. — Защищать, нейтрализовывать чужие атаки — это все, что я могу.       — Мы так тренируемся, — добавил его брат. — Я атакую, а он защищается.       — Так вот где вы пропадаете, — понял Вэй Ин. — Я думал, от вас дымом воняет, потому что вы тайком курите. Я нашел зажигалку в куртке… кстати, зачем тебе зажигалка, если ты сам можешь огонь делать?       — Мало того, что куртку спер, так еще и в карманах рылся, есть ли предел у твоего бесстыдства? — возмутился Цзинъи. Цзян Чэн сзади бормотнул «нет, конечно». — Ну курю я, и что? Мне не пять лет. А у зажигалки, между прочим, куча плюсов. Я успокаиваюсь, глядя на ее огонь — это раз. Могу незаметно тренироваться на нем в людных местах — это два. Если вдруг не смогу создать свой, всегда можно просто раздуть этот — это три. Можно пользоваться ей, когда я в раздрае и могу нечаянно вместо сигареты поджечь себя — это четыре. Достаточно?       — Достаточно, юный курильщик, — кивнул Вэй Ин с усмешкой. — А не ваших ли рук дело те полусгоревшие деревья в лесу за забором?       Ребята потупились, без слов выдавая свою вину.       — Вы так лес можете спалить! — возмутился Цзян Чэн. — Сразу видно, великие умы — в лесу, полном деревьев, тренироваться с огнем! Чем вы думаете?       — Чем надо, тем и думают, не рычи на них, — заступился за друзей Цзинь Лин. Они с Цзян Чэном начали оживленно спорить, у Вэй Ина от их громких голосов тут же разболелась голова. Он потер лоб, чуть хмурясь, и остальные тут же это заметили.       — Мы уходим, — холодно сказал Лань Ванцзи спорщикам, и от его тона те тут же примолкли. Затем глянул на Вэй Ина. — Выздоравливай.       — Мы еще придем, — пообещал Цзян Чэн. — И принесем что-нибудь вкусное.       — Будете тут орать — не пущу, — пригрозил Вэй Ин и, получив от каждого напоследок обнимашки и пожелания скорее возвращаться в строй, лег обратно на подушку, растекаясь по кровати амебкой.       Дверь в палату захлопнулась, оставив его в одиночестве.       Менее чем через неделю Вэй Ина все же отпустили из больницы под присмотр школьных врачей. Он провалялся в медпункте несколько дней, умирая со скуки и спасаясь только посещениями друзей, поэтому, когда вытребовал разрешение вернуться в комнату и продолжить ходить на уроки, был счастлив просто безмерно.       Еще две недели пролетели словно сон. Призраки больше не являлись, сон нормализовался. Вэнь Нин узнал о произошедшем с ним, от чувства вины и стыда, что не помог, в буквальном смысле провалился под землю и теперь ходил по пятам с крайне несчастным видом. Преподаватели заставили Вэй Ина посещать дополнительные занятия, позволяя нагнать то, что он пропустил. А в одну из ночей они всей компанией украли в подсобке лопату, вновь выбрались в лес и соорудили самодельную могилку с самодельным же надгробием, украсив все это листьями, поблагодарили духов за помощь и помолились за их счастливую загробную жизнь. Ну или перерождение, никто точно не знал, что происходит на той стороне.       На осенний трон уселся ноябрь. Приближалась зима. С каждым днем становилось все холоднее, ученики постепенно перебрались в утепленные куртки, между делом словно пытаясь перещеголять друг друга в стиле. Вэй Ин мог лишь порадоваться, что куртка у него в неплохом состоянии, иначе пришлось бы чувствовать себя белой вороной на этом празднике жизни.       — Лань Чжань, а есть ли какая-то разница в том, как ты чувствуешь себя летом и зимой? — спросил он однажды, не сдержав любопытства, у Лань Ванцзи. В конце концов, человек, управляющий льдом, в своей стихии должен ощущать себя лучше, разве нет?       Тот кинул на него задумчивый взгляд:       — Летом все как обычно. Я чувствую тепло как вы, но не чувствую холода.       — Ох, повезло… — протянул Вэй Ин. — Знаешь, зимой иногда так и тянет побыть на улице и поиграть в снегу, но уже через пять минут превращаешься в сосульку, все настроение исчезает и хочется обратно в тепло. А ты хоть целый день можешь развлекаться!       — Мгм, — с сомнением отозвался Лань Ванцзи.       Вэй Ин с подозрением посмотрел на его серьезное лицо.       — Ты же развлекаешься зимой? Снежки? Коньки? Снеговики? — тот слегка нахмурился. — Да нет, не может быть! Лань Чжань, ты король зимы, но никогда не делал снеговика? Неужели ты и на коньках не катался?       — Катался, — возразили ему. — С братом. Иногда.       — Черт возьми, ты можешь сделать каток хоть летом! Всегда, когда только захочешь! — Вэй Ин всплеснул руками. — Вот бы мне твою способность — и я бы точно нашел ей применение!       Лань Ванцзи лишь вздохнул, глядя на него со снисходительностью взрослого, который слушает речи ребенка.       — Когда-нибудь мы обязательно поиграем все вместе, и даже не думай, что сможешь отказаться! — пригрозил ему Вэй Ин, уже представляя, какую грандиозную снежную битву они могут устроить. Уж он-то постарается, чтобы эту зиму все запомнили надолго!       — Куда ты идешь?       Он вынырнул из фантазий и улыбнулся.       — М? Я возобновил тренировки игры на флейте. Сейчас зал как раз пустой, а дел никаких нет, вот и подумал…       — Могу я послушать?       Вэй Ин распахнул глаза, с изумлением вгляделся в спокойное лицо Лань Ванцзи, но не нашел ни капли издевки. Неужели всерьез хочет пойти с ним и просто слушать, как он играет? В пустом зале? Только они вдвоем?       Дыхание отчего-то перехватило.       — Я… вау, это неожиданно. Но, Лань Чжань, вы с братом потрясающие музыканты, ты уверен, что сможешь вытерпеть мою игру?       — Брат говорил, что у тебя уже очень хорошо получается.       — Серьезно? Он так сказал?       — Мгм. Что у тебя талант.       Вэй Ин прищурился и скрестил руки на груди.       — Так, а не пытаешься ли ты меня задобрить? Поднять мою самооценку? Поверь, с ней все хорошо. Если бы я мог, я бы поставил себе самому памятник.       Лань Ванцзи ничего не ответил на это возмутительное в своей самоуверенности заявление, просто прошел мимо Вэй Ина и обернулся.       — Идем. Я послушаю сам.       — Это что, экзамен? Лань Чжань, погоди, ты же понимаешь, что я пошутил про памятник? Понимаешь? Лань Чжань!..       Вэй Ин опустил флейту и слегка поморщился. После сотрясения, хоть и легкого, от долгой игры начинала кружиться голова. Ничего, что могло бы причинить реальные неудобства, но и не слишком приятное ощущение.       Он кинул взгляд на своего единственного слушателя. Лань Ванцзи сидел на стуле напротив с идеально прямой спиной и внимательно глядел на него своими светлыми глазами. И вот хрен поймешь, о чем думает: с этим же выражением лица он мог бы мысленно его и грязью поливать, и восхвалять, словно небожителя.       — Ну… что скажешь? — наконец, разорвал тишину Вэй Ин, слегка нервничая. Складывалось ощущение, словно у него и правда экзамен. В конце концов, кто, как не другой музыкант, может дать ему достаточно объективную оценку?       В игру сегодня он вкладывал столько эмоций и старания, сколько, наверное, не вкладывал никогда раньше — так сильно ему хотелось, чтобы Лань Чжань остался доволен.       Вместо того чтобы ответить, тот наклонился и достал из своей сумки файл.       — М? — Вэй Ин с удивлением наблюдал за тем, как он встает, подходит и протягивает его. — Что это?       — Посмотри.       Вэй Ин вытащил из файла лист с нотами, явно написанными от руки, и вгляделся в него.       — Это… музыка? Какая-то песня? — он сдул с лица непослушную прядь и поднял взгляд. — Ты хочешь, чтобы я сыграл ее?       — Я написал ее для тебя, — просто ответил Лань Ванцзи.       Вэй Ин, вскинув брови, воззрился на него, не понимая, что происходит. Для него написали песню? Именно для него одного? Да еще кто, Лань Чжань?       — Ты? — переспросил он. — Сам?       — Мгм.       Вэй Ин вновь уставился на ноты, не веря своим ушам и глазам. Накатило какое-то странное волнение, руки начали подрагивать, а внутри растекся жар.       — Ух ты, — пробормотал он. — Спасибо, это… Ладно. Тогда давай так — я потренируюсь для начала несколько дней, а затем ты придешь и я ее тебе сыграю. Сойдет?       Лань Ванцзи кивнул.       — Хорошо.       — Хорошо, — эхом повторил Вэй Ин и прижал лист к груди. — Я скажу тебе, когда прийти. Еще раз спасибо за песню, это очень мило.       — Я буду ждать, — с этими словами Лань Ванцзи развернулся — волосы взметнулись и вновь легли на спину, напомнив этим их первую встречу, — и пошел к выходу. Вэй Ин смотрел ему в спину и чувствовал, как сердце бьется где-то в горле.       Мелодия была очень красивая. Легкая, нежная, плавная, вызывающая какую-то светлую, задумчивую грусть. Вэй Ин всеми силами старался передать ее эмоциональную составляющую, но все равно словно чего-то не хватало.       Он в очередной раз опустил флейту и перевел дух. Звук медленно растаял в воздухе. Что же еще нужно сделать, чтобы поразить Лань Чжаня в самое сердце ее исполнением? Сам факт того, что он собственноручно написал для него эту песню, не жалея времени и сил, наполнял Вэй Ина счастьем и воодушевлением. Значит, он доволен его навыками? Значит, он в него верит? Значит, он думал о нем, когда писал? Значит, он в принципе думал о нем?       Он с трудом скрыл расплывающуюся по губам улыбку, убрал флейту, поправил одежду и пошел к выходу из комнаты. Ему в голову внезапно пришла отличная идея. Если Лань Чжань написал песню для него, то что мешает ему самому попытаться чуть позже посвятить что-нибудь в ответ?       Вэй Ин представил, какое удивленное лицо может вызвать этим у Лань Чжаня, и засмеялся, не замечая, что проходящие мимо ученики глядят на него странным взглядом.       Вэй Ин уже и не помнил, когда праздновал свой день рождения нормально, с тортом и гостями. Наверное, когда еще родители были живы. Первые два года в детдоме он не думал об этом дне совсем, потому что считал себя самым несчастным человеком на планете, а затем узнал, что Цзян Чэн родился всего на пять дней позже. После этого каждого пятого числа одиннадцатого месяца они вместе прокрадывались на кухню, утаскивали все, что плохо лежит, прятались где-нибудь подальше от остальных и праздновали два дня рождения одновременно так, как могли.       То, что в этом году его поздравил только Цзян Чэн, было, пожалуй, ожидаемо — никто и не знал, какую роль в его жизни играет последний день октября, потому что он никому и не говорил. Но в глубине души он был чуточку, самую чуточку разочарован.       На пятое он попросил поваров отложить вкусняшек специально для них, чтобы в этот раз им не пришлось добывать их хитростью, и планировал встать пораньше, чтобы накрыть стол перед завтраком, а когда остальные спросят, что происходит, ответить «А вот у него день рождения. А вот у меня уже прошел недавно» и посмотреть на их виноватые лица.       Ага, конечно. Все опять пошло не по плану.       Проснувшись утром от звонка будильника, он с удивлением отметил тишину, что царила вокруг. Обычно соседи шуршали, топали, грохали, разговаривали, иногда Цзинъи назло ему даже включал музыку на полную громкость и подносил телефон поближе, когда Вэй Ин не хотел просыпаться вовремя. А сейчас ничего.       Он разлепил глаза, зевнул, сел на постели, приглаживая волосы, и огляделся. Видимо, все уже ушли на завтрак и не стали его будить, но поставили будильник, чтобы он совсем не проспал.       — Черт, — взвыл он, понимая, что не успел приготовить стол. — Ну какого же черта?.. Ладно, тогда просто притащу из кухни, хоть это и не так круто.       В ванной он столкнулся с Цзян Чэном, чистящим зубы, и встал рядом, доставая свою щетку.       — С днем рождения, — сказал он, намазывая ее пастой и ехидно поглядывая на друга. — Счастья, любви, денег и всего такого.       — Мффф, — отозвался тот.       — Это «спасибо»?       Цзян Чэн выплюнул пену и сердито уставился на него.       — Это «какого хрена ты поздравляешь меня, когда я чищу зубы»? — невнятно произнес он.       — Ты не можешь выглядеть сердито, когда у тебя борода из пены на подбородке, — хихикнул Вэй Ин. — Сотри и попробуй еще раз.       Цзян Чэн взвыл, включил воду и торопливо прополоскал рот.       — Кофда оденефься — подофди меня, — пробулькал ему, выходящему в коридор, вслед Вэй Ин, прекрасно зная, что он так и поступит, какое бы недовольное лицо ни делал.       Вскоре они, одетые и причесанные, подошли к дверям столовой, споря о какой-то ерунде. Вэй Ин потянул дверцу на себя, вошел внутрь и тут же отшатнулся, когда прямо перед ним что-то громко хлопнуло.       — С днем рождения вас, с днем рождения вас! — тут же завопили голоса вокруг. Вэй Ин поднял с волос ленту серпантина, недоумевающе моргнул и откинул в сторону, разглядывая шарики, баннер с надписью «с днем рождения», который держали на вытянутых руках два самых высоких человека из присутствующих, и целую кучу людей, состоящую из их друзей, большей части класса и еще некоторых человек из школы, с которыми они хорошо общались. Остальные, сидящие за своими столами, хлопали в ладоши, явно играя роль зрителей и моральной поддержки.       — Откуда вы узнали? — выдохнул Вэй Ин и обернулся к такому же изумленному другу. — Ты им сказал?       Тот пожал плечами.       — Может быть.       — Неважно, откуда мы узнали, — сказал Цзинъи. — Важно то, что ты в свой день рождения даже ни словечком не обмолвился! А раз мы не поздравили тебя в твой день, то поздравим вас вместе сегодня.       Они обнялись практически с каждым из присутствующих, получили кучу поздравлений и пожеланий всего на свете.       — Вечером устроим праздник и вручим подарки, — сказал им Лань Сичэнь. — Собираемся к шести в моей комнате.       — И торт будет? — спросил Вэй Ин с надеждой.       — А какой день рождения без торта? — ответили ему.       Он с трудом подавил возглас восторга. Так давно мечтал получить на праздник торт — и вот его мечта так близка! Он даже порадовался, что проспал сегодня и не сорвал случайно их сюрприз, притащившись в столовую раньше положенного. Получилось бы крайне неловко.       — И вот ты вновь вернулся сюда, — сказал Вэй Ин, когда в назначенное время они стояли возле двери в комнату Лань Сичэня, и пихнул друга в бок. — Может, тебе просто переехать?       — Заткнись. Что за намеки, нет у нас ничего!       — Ну-ну… Ладно, ладно, не делай такое выражение лица, сегодня праздник! Улыбнись!       — А ты, как я понимаю, будешь особенно улыбаться Лань Ванцзи? — язвительно осведомился Цзян Чэн.       Вэй Ин показал ему язык, коротко постучал и сунулся за дверь.       — Можно?       — Заходите.       Комната оказалась довольно просторной, хоть и меньше, чем у Вэй Ина с соседями, но очень чистой. Все здесь лежало на своих местах, уголочек к уголочку. Казалось, открой шкаф — и даже одежда там будет расфасована по цвету, размеру и частоте использования. На полу был расстелен бежевый плед, на котором и расположилась кругом их компания. Между ними на подносе теснились чашечки, стопка блюдец и чайник, вокруг валялись разноцветные пачки и пакеты, а сбоку притулились коробка из-под пиццы и сок.       Вэй Ин поискал взглядом торт, не нашел и начал подозревать, что его нагло обманули.       — Где вы взяли чашки? — удивился Цзян Чэн, запирая за ними дверь. — На кухне же не выдают.       — Выдали в честь праздника. Сказали, что вы милые, но на кухню больше чтобы ни ногой.       — Я-то тут причем!       — Подумаешь! — фыркнул Вэй Ин одновременно с возмущенным восклицанием Цзян Чэна. — Добавил чуточку специй и все, никто же не умер.       Присутствующие тут же вздрогнули, вспомнив содержимое своих тарелок в тот злосчастный день.       — Это и удивительно, что никто не умер, — заметил Цзинь Лин недовольно. — Я вот был очень близок!       — А еще мы с Минцзюэ, в очередной раз рискуя жизнью, протащили вот это, — ловко перевел тему Цзинь Гуанъяо и показал спрятанные под кроватью, как и обычно, бутылки.       Наверное, в детстве во время игры в прятки этих двоих всегда находили первыми, подумал Вэй Ин и не удержался от смешка.       Внезапно Лань Сичэнь ловко вскочил с колен.       — Садитесь, а мы сейчас. Пойдем, Ванцзи.       — Куда это они? — Цзян Чэн проводил выходящих из комнаты братьев взглядом.       — Что за подозрительный тон, просто сядь, — Цзинь Лин схватил его за рукав и дернул вниз. Вэй Ин уселся рядом, скрестив ноги, и начал перебирать упаковки.       — Ого, что это за конфеты, я таких ни разу не видел… О, обожаю эти чипсы! А это что такое? Выглядит интересно… А пицца…       Внезапно свет в комнате погас, заставив его встревоженно напрячься. Произошедшие не так давно события оставили свой отпечаток: он первым делом подумал о целой куче плохих ситуаций, которые могут случиться в ближайшие секунды.       — Что случилось? — прошептал он.       — На дверь глянь.       Оказалось, это Лань Сичэнь и Лань Ванцзи, выключив свет для торжественности момента, осторожно вносили торт с множеством воткнутых в него свечек. Их дрожащее пламя отбрасывало тени на стены и освещало красивые и серьезные лица.       Тут же расслабившийся Вэй Ин с Цзян Чэном пораженно переглянулись, не веря в происходящее.       — К сожалению, торт у нас в единственном экземпляре, — сказал им Цзинь Гуанъяо, подобравшись поближе. В полумраке его глаза казались черными провалами. — Поэтому сначала задует кто-нибудь один, а потом мы поставим и зажжем новые свечки для другого, ладно? Кто первый?       — Цзян Чэн, — тут же ответил Вэй Ин, не дав другу и рта раскрыть. — Сегодня все же именно его день рождения.       — Но твой был раньше, — возразил тот. — Так что ты первый.       Вэй Ин вздохнул и закатил глаза.       — Хоть раз не спорь и просто сделай как я прошу, неужели так сложно?       — Но…       — Ребята, Цзян Чэн задует первым! — выкрикнул он, не давая себя переспорить. — Все, все, заткнись, твой поезд ушел, я тебя не слушаю!       Они освободили в центре побольше места, чтобы братья смогли поставить торт туда. Он был большим, чтобы хватило всем, украшенным маршмеллоу, ягодами, взбитыми сливками и узорами из шоколада. Вэй Ин попросту не мог отвести от него глаз, которые внезапно защипало.       Им действительно устроили день рождения.       Им действительно принесли торт и даже свечки воткнули.       Это все не сон.       — Еще раз с днем рождения вас, — сказал Лань Ванцзи и быстро глянул на Вэй Ина. Тот улыбнулся и быстро вытер навернувшиеся на глаза слезы, когда он отвел взгляд.       — Вы замечательные люди, и мы очень рады, что вы с нами, — добавил Лань Сичэнь. — А-Чэн, ты первый? Садись ближе и задувай. И не забудь желание.       — Пожелай вашу с ним свадьбу, — шепнул ему Вэй Ин на ухо и увернулся от тычка в ребра, с удовлетворением отмечая, как порозовели чужие скулы.       Цзян Чэн склонился над огоньками, счастливый, словно ребенок, дорвавшийся до желанной игрушки.        — Погоди. Повернись ко мне, — Лань Сичэнь протянул руку и, едва касаясь чужой кожи, медленно заправил свободные прядки волос ему за уши. — …чтобы не спалить, — смущенно объяснил он замершему Цзян Чэну и быстро убрал руку.       Тот пару мгновений глядел на него, затем повернулся обратно к торту, замер, закрыв глаза и загадывая желание, набрал побольше воздуха и тут же выдохнул его, задувая свечи. Все вокруг зашумели и захлопали.       — Что, что ты загадал? — вцепился в него Вэй Ин, когда Цзян Чэн вернулся на место.       — Нельзя говорить, а то не сбудется, забыл? — буркнул он и тронул ухо. — Чего?       Вэй Ин улыбнулся еще шире и обнял его.       — Ничего. Надеюсь, оно сбудется. У меня такое хорошее настроение, так что слушай и запоминай: ты мой лучший друг, я тебя очень люблю и желаю тебе огромного-огромного счастья!       — Это самая приторная и сентиментальная фраза, какую я слышал в жизни. Меня бы вырвало, если бы только мне не понравилось в ней каждое слово, — пробурчал Цзян Чэн, но обнял его в ответ еще крепче.       Ребята в это время быстро меняли сгоревшие свечки на новые. Цзинъи, решив повыделываться, зажег их огнем из собственного пальца.       — Позер! — фыркнул Цзинь Лин. Вэй Ин дал ему пять.       — Зато вы так не умеете, ха!       Наконец свечи были зажжены, пришла очередь Вэй Ина задувать их. Он придвинулся ближе и понял, что не придумал желание заранее.       Пришлось импровизировать.       Я хочу, думал он, глядя на торт, хочу… на самом деле, я многого хочу. Хочу хорошо устроиться в жизни, хочу иметь много денег и отличную работу, хочу всегда дружить с Цзян Чэном и ребятами, хочу повидать мир, хочу нравиться Лань Чжаню и, наверное... наверное, даже встречаться с ним, ух, как неловко...так… ладно.       Он вдохнул побольше воздуха и подумал, решительно и с теплящейся в сердце необъятной нежностью: я желаю, чтобы люди, которые собрались здесь сейчас, всегда были счастливы и любимы.       И выдохнул, постепенно задувая все свечки до единой.       Когда они съели торт и выхлебали чай, пришло время для подарков. С хитрыми лицами каждому из них двоих преподнесли по небольшой коробке.       И что, это все, хотелось спросить Вэй Ину, но даже в мыслях это звучало слишком нагло, поэтому он промолчал, но очень вопросительно поднял брови. Ребята старательно его брови проигнорировали.       Цзян Чэна, кажется, устраивало абсолютно все.       Они переглянулись и начали разрывать упаковочную бумагу. С каждым слоем любопытство и нетерпение росло все сильнее.       — Да ладно? Этому приколу уже лет сто! — воскликнул Вэй Ин, сняв крышку и обнаружив внутри коробки еще одну коробку поменьше. — Если там будет еще одна, я точно разочаруюсь в вашем чувстве юмора!       — Раскрывай, а не болтай, — велел Не Минцзюэ со смешком.       — Ласклывай, а не болтай, — передразнил его Вэй Ин.       — Кажется, мы ошиблись с подарком. Нужно было подарить ему соску.       — Нядо было подалить… ладно-ладно, уже открываю, — он приоткрыл крышку. Разумеется, там была еще одна коробка. Открыл и ее, ожидая наткнуться на очередную крышку, но широко распахнул глаза, увидев совсем не это.       — Ничего себе! — воскликнул Цзян Чэн рядом. Вэй Ин был с ним полностью согласен. Ребята светились довольством.       — Мы решили, что можем легко ошибиться в подарке, поэтому скинулись все вместе на универсальный и беспроигрышный вариант.       Вэй Ин вытащил из коробки пачку денег, перевязанную алой лентой. Если говорить откровенно, он столько в руках ни разу не держал.       — Это что, все наше? — уточнил Цзян Чэн с таким видом, словно, скажи ему ребята "нет", он начнет за эти деньги войну.       — Конечно. Только у нас есть просьба… — начал Гуанъяо, но Цзинь Лин перебил его и выкрикнул:       — Купите себе новые телефоны, а? Пусть не слишком дорогие, но новые, а то ваши будто из музея украли!       — Не оскорбляй мой телефон, он тебя переживет, — огрызнулся Цзян Чэн, но тут же вновь повеселел. — Спасибо. Это отличный подарок!       — И правда, — согласился Вэй Ин, распихивая деньги по карманам и похлопывая их с радостью человека, впервые получившего зарплату. — Спасибо большое! Мне столько всего купить надо, что я половину списка уже забыл.       Он и правда не так давно составлял список покупок на будущее, надеясь, что когда-нибудь у него все же появятся хоть какие-то деньги. Новый телефон там тоже был, наряду с новой одеждой, нормальными резинками для волос, пиццей каждый день, шампунем и бальзамом, чтобы волосы не так сильно торчали, цветами родителям на надгробие… Ему хотелось все и побольше, поэтому он планировал во время летних каникул устроиться в городе на какую-нибудь работу.       На работу он планировал устроиться до сих пор, но теперь у него хотя бы появились средства на часть своего списка. И это было чудесно.       Когда они немного отдохнули, поболтали о том да о сем и потянулись к пицце и бутылкам, Вэй Ин решил, что пришло время для выяснения истины.       — Давайте так, — сказал он, шлепая по тянущимся к коробке рукам. — Лапки брысь! Каждый по очереди берет кусок пиццы и рассказывает историю о том, как у него появились его способности.       — Дай нам поесть нормально! — возмутился Цзинь Лин и вновь попытался совершить грабеж, но бравый охранник пиццы был начеку и отбил нападение.       — Я хочу знать! Цзян Чэн тоже, ну-ка, кивни… вот, он тоже хочет знать, а сегодня наш день рождения, так что вы должны нам рассказать!       — Ты хочешь знать, а я хочу пиццу, которую купил я, так что дай мне чертову пиццу!       — Тогда ты рассказываешь первый! — нашел выход Вэй Ин и сунул ему коробку. — Бери кусок и рассказывай!       — Чего ты мне приказываешь? — заворчал Цзинь Лин. — Если не захочу — ничего не расскажу.       — Тогда и пиццу не получишь.       Они замолчали, сверля друг друга взглядами. Все вокруг благоразумно не лезли, но явно веселились, глядя на это представление.       Наконец Цзинь Лин драматично вздохнул, забрал коробку и вытащил из нее кусок, пихнув остальное обратно Вэй Ину.       — Ладно, — проворчал он. — Слушай.       Цзинь Лин знал, что впервые это проявилось, когда ему было…три, кажется. Может, четыре.       Ему всегда нравились зоопарки — животные казались такими классными! К слову говоря, с ними у него никогда не было проблем, они обожали его. Куда больше, чем люди, особенно другие дети. Даже дикие уличные собаки никогда не смели на него лаять, а однажды, еще в садике, когда противный мальчик из садика попытался ударить его игрушечным грузовиком, появились будто из ниоткуда и зарычали так, что хулиган убежал в слезах. Кошки не могли перестать тереться об его ноги и не слезали с колен даже ради еды, а в зоопарке звери всегда становились ласковыми, стоило только Цзинь Лину подойти к клетке. "Чувствуют добро внутри тебя" — говорила мама и гладила его по голове. И сейчас он удивлялся тому, как никому и в голову не пришло, что здесь что-то не так.       В тот день это было маленькое представление в цирке, что-то вроде «укротитель зверей приручит сурового тигра прямо у вас на глазах». Тигра выбрали и правда сурового, пожалуй, самого дикого из всех — он сидел в клетке на цепи. Народ был настроен скептично, то и дело вокруг слышались шепотки «так ведь заранее подготовили», «он уже прирученный, разумеется» и «может, опоили зверя чем-то». Никто не верил в честность подобного мероприятия, а если бы и верили, то вряд ли понадеялись бы на благополучный исход.       Тигра звали Эйд — странное имя для китайских зрителей — и он был огромным, но ужасно красивым. Если смотреть с позиции Цзинь Лина, малышни, едва научившейся выдавать более-менее осмысленные фразы, он и вовсе должен был выглядеть тем еще чудищем. Мальчик видел, как плачут его ровесники неподалеку, когда тигр открывал пасть и издавал хоть какие-то звуки, но сам не боялся ни капли.       Он хотел потрогать его шерсть. Забраться к нему на спину, прокатиться. Завоевать мир верхом на нем.       На помосте что-то бормотал в микрофон ведущий, дядечка в странном наряде и с тоненькой бородкой, выглядящей на его узком лице как-то совсем по-пижонски, однако его это, кажется, не смущало. Дрессировщик, еще один мужчина, мощный и крепко сложенный, стоял неподалеку от клетки, а чуть позади ситуацию контролировали еще два мужичка с какими-то странными штуками в руках. Цзинь Лин тогда не знал, что это, но чувствовал, что это очень неприятно — когда они касаются тебя во включенном состоянии.       Сейчас он не дал бы и гроша за то, что это были его мысли и его знания. С чего бы ему в три года думать о каких-то палках?       Клетка открылась, дрессировщик со своей свитой вошли внутрь, однако во время самого процесса «дрессировки», явно уже не раз отработанного до этого, что-то пошло не так.       Тигр зарычал, забился на цепи. Дрессировщик, отдернув руку, отскочил на несколько шагов. Зал напряженно ахнул. Тут даже последнему дураку было понятно, что животное приручаться не желает совершенно и скорее откусит чью-то руку, чем даст к себе прикоснуться.       Все ждали дальнейшего развития ситуации — как же мужчины выкрутятся, что скажут, что сделают? Люди всегда любят чужие провалы, такова жизнь.       Цзинь Лин глядел на тигра и понимал, что хочет помочь ему. Успокоить, поиграть с ним. Откуда-то взялась твердая уверенность в том, что он сможет это сделать и животное не причинит ему вреда. Он дернул отца, с которым пришел, за рукав.       — Что такое, А-Лин? Хочешь в туалет? — спросил тот, наклонившись. От него вкусно пахло одеколоном. Запах ассоциировался с уютом. С домом.       Цзинь Лин помотал головой и показал пальцем на сцену.       — Хочу к кисе.       Отец нахмурился. Подумав, что он не расслышал, Цзинь Лин повторил еще раз, громче и четче.       — Ки-са. К кисе, папа!       — А-Лин, это опасно! К тиграм нельзя подходить близко.       — К кисе! — взвизгнул он тем самым тоном, который возникает у детей перед тем, как они включают особое средство убеждения — слезы и вопли.       Это всегда срабатывало. Отец вздохнул, взял сына на руки и понес к сцене сквозь толпу.       — Глядите-ка, малыш хочет посмотреть на Эйда поближе! — заметил ведущий нервно. Зрители зашумели, начали оборачиваться, чтобы увидеть лучше.       Отец подошел к сцене и поговорил с мужчиной, стоящим у ступенек. Тот поднялся наверх и начал, в свою очередь, шептаться с ведущим, который удивленно глянул на них.       — Простите, но это опасно, тигр может поранить вашего ребенка. Вы же видите, он… немного не в настроении сегодня.       — Кисаааа! — завизжал Цзинь Лин и начал рваться из рук.       И тут произошла первая странность, на которую тогда мало кто обратил внимания — тигр, беснующийся в клетке, внезапно затих и издал какие-то шкворчащие звуки, глядя прямо на него.       И Цзинь Лин понял, чего он хочет. Он словно почувствовал на мгновение себя на его месте.       — Киса хочет пить! — заявил он и от внезапно нахлынувшей чужой тоски и безнадежности громко заплакал. Отец засуетился, остальные артисты тоже. Его поставили на ноги и за руки подвели к клетке. Он протянул к животному руку, тигр придвинулся ближе, пытаясь коснуться ее кажущимся огромным для ребенка носом.       — А-Лин… — шепнул папа, держа его за воротник, чтобы, в случае чего, отдернуть. — Осторожнее.       Но Цзинь Лин не боялся. Он знал, что тигр не причинит вреда.       Он слышал его. Он его чувствовал.       Его спутанные ощущения: усталость, боль, желание попить и поесть, выбраться из этой тесной коробки из прутьев хотя бы на минутку, попасть домой… Воспоминания о материнском теплом животе… Его было очень жаль, и Цзинь Лин, подойдя ближе и просунув руку сквозь прутья, погладил его по носу, а тот лизнул руку шершавым языком.       Молчащий до этого зал ахнул вновь.       Ребенка, верещащего и ревущего навзрыд от вынужденного расставания, оттащили от клетки. Тигр метался, пытаясь выбраться и успокоить странное маленькое создание, которое внезапно стало для него чем-то, что нужно защитить любой ценой, но, разумеется, так и не смог этого сделать.       Отец быстро увел сына, провожаемого изумленными взглядами людей, домой.       На следующий день тот буквально на коленях выпросил у него разрешение снова пойти в цирк. Только увидев, как он приближается, люди на сцене тут же подняли его и вновь подвели к клетке.       И они с Эйдом говорили. Точнее, говорил Цзинь Лин, поглаживая его шерсть. Рассказывал заплетающимся еще языком про садик, про квартиру, про родителей, своих друзей и неприятелей, — нет-нет, не нужно злиться на них, они не опасные, Эйдочка, просто глупые. Тигр почти мурчал, подставлялся под руку, смотрел в душу своими глазами и слушал очень внимательно.       На третий день Эйда выпустили из клетки, но дрессировщики стояли неподалеку, готовые в любой момент вмешаться.       — Они обижают тебя? — шепнул Цзинь Лин, зарываясь руками в его шерсть. Тот, обняв его лапами, полулежал и образами и мыслями передавал, как его ловили. Цзинь Лин сочувственно шмыгал носом. Затем, не удержавшись, попытался взобраться вверх, ему на спину, но постоянно соскальзывал. Тогда Эйд раскрыл пасть, взял его, неуклюжее человеческое дитя, за ворот кофты — зал зашумел, дрессировщики бросились к ним, а отец едва не умер прямо там, — и, повернув голову назад, забросил на свой хребет.       Цзинь Лин засмеялся — шерсть щекотала кожу.       Зрители рукоплескали.       В пять Цзинь Лин понял, что животные слушаются его безоговорочно. Он мысленно говорил уличному псу «ложись» — он ложился, «дай лапу» — тут же давал. Они прибегали на его зов отовсюду, поэтому другие дети опасались его задирать. Но он долгое время не умел закрываться от их эмоций — они передавались ему от всех животных в округе, сводя с ума. В семь он начал различать сотни и тысячи самых разных запахов, словно заправская ищейка, и первое время это тоже было совсем не плюсом. Поступив в гимназию, на первом же уроке он заявил Цзинъи, сидящему спереди, что от него воняет чем-то противно-сладким. Тот возмутился и после уроков поймал его за школой. Они подрались, и когда Цзинь Лин понял, что парень-то не промах, в отличие от его старых недругов, и вполне может взять над ним верх, он призвал всех птиц, коих только нашел в округе, и с удовлетворением наблюдал за тем, как Цзинъи с воплями, махая руками, убегает внутрь здания, окруженный шумящим облаком с клювами.       На следующий день к нему подошел Лань Сычжуй, удивительно красивый и аккуратный, вежливо извинился за брата и предложил дружить. Цзинь Лин настолько опешил, что согласился раньше, чем успел включить режим «мне никто не нужен, отвалите все» — и, вот чудо, эти двое и правда стали его первыми в жизни настоящими друзьями.       — Те птицы — ты управлял ими? — спросил его однажды Сычжуй.       Цзинь Лин, рядом с ним странным образом теряющий всю свою наглость, сам не понял, как выболтал друзьям о своей тайне, затем ужасно испугался, что те сейчас назовут его чокнутым и будут обходить за километр, и тут же взял свои слова назад.       — Это была шутка, ясно? — крикнул он тогда. Сычжуй, удивленный этой внезапной вспышкой злости, отошел назад на пару шагов. — Я так разыгрываю, придумываю всякую ерунду и смотрю, поверили мне или нет. А птицы просто прилетели, я тоже испугался! Да и там было-то их всего ничего, просто твой брат приврал.       Цзинъи потерял дар речи от такой наглости. Сычжуй выглядел словно бы слегка разочарованным.       — Ты нам не доверяешь, — сказал он тихо. — Но мы тебе доверяем, потому что ты наш лучший друг, и расскажем кое-что. Выслушаешь?       Так он узнал их секрет и смог довериться в ответ.       На двенадцатилетие ему подарили Фею — маленького черного щенка, который обещал вырасти огромной умной собакой. И Цзинь Лин, понимающий ее буквально с полуслова, однажды смог случайно переместиться в разум Феи, увидеть мир ее глазами и управлять ее телом. Это вызвало в нем такой эмоциональный всплеск, что он не сумел вернуться в свою тушку и целых три дня проторчал в теле собаки, глядя на то, как родители в панике носятся вокруг него, обмякшего и бессознательного, везут его в больницу, а вечером льют слезы из-за заключения врачей о его коматозном состоянии.       Как он только ни пытался привлечь их внимание! Скакал вокруг, пытаясь встать на задние лапы, словно человек — они и вовсе внимания не обратили; рассыпал сахар и криво писал на нем слова лапой — отчитали за грязь и безжалостно смели результаты его получасовых трудов; пытался написать ручкой — не смог удержать, на клавиатуре — сломал ее и вновь получил втык. Притащил свои вещи и разложил их перед родителями — мама вновь залилась слезами, а отец бросился ее успокаивать, пока Цзинь Лин в сторонке пытался удушить себя своим же хвостом. Утром четвертых суток он все же сумел вернуться обратно в свое якобы лежащее в коме тело и с таким восторгом вскочил с кровати, что у персонала челюсть отвисла. Они впервые видели, чтобы человек после комы так бодро вставал на ноги, танцевал по палате с радостными криками, а затем пытался самостоятельно вернуться домой, забыв про то, что он без одежды. Фея-то одежду не носила!       Через пот и нервы он научился-таки контролировать эту способность, в начале тренировок время от времени вновь и вновь застревая в чьем-то разуме или теле. Так что в итоге родители привыкли и, натыкаясь на тушку сына в разных неожиданных местах, просто со вздохом тащили его на кровать и заботливо укрывали пледом. Зато потом Цзинь Лин мог, например, шпионить за соседями в теле комаров или их домашних животных, летать с птицами, наслаждаясь видом сверху, или плавать с рыбами, играясь в глубине рек и озер.       — Звучит так круто! — вздохнул Вэй Ин, услышав последние слова. Цзинь Лин хмуро зыркнул на него, дожевывая пиццу — ему не пришлось по душе то, как Вэй Ин хохотал до слез, когда он рассказывал про жизнь в теле собаки. На посмеивающегося Цзян Чэна и остальных, к слову, он почему-то так не обижался. — Я бы тоже хотел полетать в воздухе как птица!       — Ты обязательно насрешь кому-нибудь на голову, я уверен, — хмыкнул Цзян Чэн. Вэй Ин совершил попытку его удушить.       — И много тайн соседей ты узнал таким образом? — заинтересовался Цзинь Гуанъяо.       — Какая тебе разница, ты даже не знаешь моих соседей, — фыркнул Цзинь Лин. — Мне плевать на то, чем они занимаются, если это не касается лично меня.       — А я бы на всякий случай набрал компромата…       — Ну, а ты? — Вэй Ин сунулся с коробкой к нему. — Твоя очередь, бери кусочек.       — У меня все не особо увлекательно, — пожал плечами тот, но пиццу взял. — Не считая истории, как я запоминал номера чужих банковских карт и потом покупал с них вещи для мамы.       — А-Яо! — протянул Лань Сичэнь укоризненно. — Ты нам этого не рассказывал… Это же преступление!       — Да я немножко, — тут же отозвался Цзинь Гуанъяо оправдывающимся тоном. — Они, может, даже не заметили.       Никто даже не сомневался, что там было совсем не «немножко».       Цзинь Гуанъяо родился уже с прекрасной памятью, работавшей даже тогда, когда малыш и себя-то не особо осознавал. Он слушал разговоры взрослых вокруг, запоминал каждый звук и каждое действие, впитывал в себя всю возможную информацию, словно губка, поэтому благополучно прошел период невнятного гуления и, подражая речи матери, сказал свое первое слово так рано, что она, полная восторга, решила — ее сын юный гений, не иначе. Так же быстро он научился всему остальному: ходить, считать, читать, писать, пользоваться вещами… Его мать, когда-то павшая жертвой богатого, красивого и обольстительного господина, но потерявшая с ним связь и растившая сына в одиночку, решила, что отец обязательно должен узнать о своем умном ребенке, и принялась за поиски. На самом деле, тут не обошлось и без хитрого расчета: богач, падкий на внимание, явно может обеспечить ее малышу Яо отличное будущее, какого она дать не в силах, а в ответ обрести возможность хвастаться перед друзьями своими поразительными генами.       — Хотя какие там его гены, — ворчала она при этом себе под нос, — да я за месяц книг больше читаю, чем он за всю свою жизнь, и столько всего умею! Разумеется, А-Яо в меня пошел, какие тут могут быть сомнения!       Произошло все именно так, как она и планировала. После того, как четырехлетний Гуанъяо без труда перечислил таблицу умножения и столицы нескольких десятков стран, возвел несколько чисел в квадраты, по памяти рассказал несколько объемных кусков из исторических повестей и свободно поговорил с отцом на английском и немецком, ни разу не сбившись, Цзинь Гуаньшань понял, что этот парень сможет в будущем привести его бизнес к расцвету и, не мудрствуя лукаво, сделал его своим главным наследником. Помимо этого он забрал сына в свое поместье, позволяя, однако, в любое время видеться с матерью, записал его на множество кружков, заполнив свободное время ребенка до отказа, и отдал сначала в элитный садик, а затем в элитную школу.       Когда шестилетний Яо гостил у матери и нашел свои детские фотоальбомы, та впервые заподозрила, что дело тут не только в умственных способностях. Дело ли, когда твой сын без малейших ошибок точно воспроизводит события, происходившие до и после момента, запечатленного на фотографии, при условии, что ему тогда было от силы месяца два? Он дословно повторял ее фразы, давно забытые номера телефонов, куски из прочитанных ему детских книг, слова песен, случайно услышанных во младенчестве, и все это испугало Мэн Ши настолько, что она потащила сына к врачам. Те говорили про повышенную активность мозга, акселерацию и прочее-прочее-прочее, а затем удивленно спросили:       — Госпожа, неужели ты планируешь что-то с этим делать? Такой умный мальчик в будущем многого добьется и станет тебе отличным помощником.       Женщина вздохнула, кивнула, вернулась домой, все еще немного обеспокоенная, но в то же время крайне польщенная, и накупила сыну множество энциклопедий. Коль уж помнить — так полезные вещи, а не всякую муру вроде любовных похождений его отца. В школе Гуанъяо научился использовать свою исключительную память на славу и быстро стал лучшим учеником, но спустя месяц после начала учебы его, кричащего и рыдающего от невыносимой головной боли, впервые забрали в больницу прямо с уроков, не нашли никаких патологий и, напичкав обезболивающими и седативными, вернули обратно. После второго приступа он потерял сознание на час. После третьего долго плакал, жалея о том, что вообще родился на свет. После пятого начал собирать таблетки и справляться самостоятельно.       Он старался скрывать свою особенность, однако его одноклассник Лань Сичэнь, быстро ставший лучшим другом и единственным действительно близким человеком в школе, невольно выудил правду, а в ответ рассказал о себе и своем брате. Оказывается, эти двое тоже отличались от большинства нормальных людей.       — Твоя мама хитрая и умная женщина, — заметил Вэй Ин, стараясь не думать о плачущем, несчастном ребенке, глотающем таблетки чаще, чем многие взрослые. Парня было по-человечески жалко. — Не постеснялась найти твоего отца и направить твою память в нужное русло.       — Я бы на ее месте точно не стал так унижаться перед человеком, готовым бросить тебя, словно использованную вещь, ради других женщин, — уверенно заявил Цзинь Лин. — И сделал все сам!       — Мы тогда были очень бедны, А-Лин, — вздохнул Гуанъяо. — И когда я говорю «очень» — это означает «иногда нам едва хватало на еду», чтобы ты смог хотя бы смутно представить подобное. В таких условиях я, вероятно, свернул бы на кривую дорожку в конце концов, она болела бы гораздо чаще, а денег на таблетки у нас не было бы точно. Так что мама сделала все верно — она не просила ничего для себя, только для меня. Имела право — я, на секунду, его кровь.       — Логично. Если думаешь не головой, а головкой, то учись принимать последствия с достоинством, — хмыкнул Не Минцзюэ. Все прекрасно знали, что он терпеть не мог отца своего парня и ни капли этого не скрывал.       — Но он же начал потом? Ты говорил про то, что с ним живет куча его детей, — вспомнил Цзян Чэн. — Немного странно, с чего вдруг такая щедрость.       — На самом деле все просто: после мамы к нему потянулись остальные его бывшие, но их дети отличались от меня и его не заинтересовали. Женщины разозлились и побежали в прессу со слезливыми историями о том, какой он подлец, пресса поперла на отца и тому, чтобы показать себя перед всеми в лучшем свете и не оттолкнуть деловых партнеров, пришлось их всех признать с приятной миной на лице, а еще дать кучу интервью о том, как он любит своих детей и ценит семейное счастье. Вот так и набрался этот террариум в его доме.       Они не сдержали смеха.       — Я полностью уверен, что кто-нибудь из его детишек его и прикончит в конце концов, — Не Минцзюэ потянулся и зевнул. Гуанъяо с улыбкой ткнул его пальцем в лоб, заставив нахмуриться.       — Не тыкай в меня.       — А ты включи голову. Если кто-нибудь его убьёт — наследник я. Подменить документы у них ума не хватит, а меня они все почти поголовно ненавидят и уж точно не станут так облегчать жизнь. Скорее они помолятся, чтобы он прожил как можно дольше и пережил меня.       — Тогда причина его прикончить есть как раз у тебя, — усмехнулся Вэй Ин, без смущения влезая в разговор. — Неужели ни разу не пытался?       — Для подобного нужно продумать план, как отвести от себя подозрения. Я слишком очевидный подозреваемый. Боюсь, я слишком занят для подобного.       — Мы всерьез сейчас сидим и обсуждаем, как правильно убить твоего отца, А-Яо? — поднял брови Лань Сичэнь. — Мне стоит начинать беспокоиться?       — Никакого беспокойства, никаких убийств! Меня полностью устраивает своя жизнь, — успокоил его Гуанъяо. — Давайте лучше выпьем? Наш разговор и правда зашел куда-то не туда.       Они с удовольствием подчинились. Кто-то наливал алкоголь из бутылки, кто-то сок из коробки. Яо с удовольствием слопал свой кусок пиццы и передал коробку Лань Сичэню как эстафету. Тот поставил ее между собой и братом, словно показывая, что рассказ будет затрагивать их обоих разом.       — Значит, вы с Лань Чжанем тоже родились такими? — спросил Вэй Ин с любопытством. Ему очень хотелось узнать о Лань Ванцзи побольше.       — Ммм… не совсем, — уклончиво отозвался Лань Сичэнь. — Наша мама…       Мать братьев Лань, талантливая и необычайно красивая певица, которой пророчили великое будущее и славу в веках, была психически больна. Когда она встретила своего будущего мужа, то не рискнула сообщить ему об этом, надеясь на то, что ремиссия будет длиться и дальше.       Однако заболевание ее, долгие годы почти не дававшее о себе знать, внезапно обострилось после родов первого ребенка. Обнаружили это не сразу. Лишь когда она пыталась выкинуть горячо любимого сына из окна, ее муж понял, что тут что-то не так, но отправлять ее на лечение не пожелал и постарался помочь в домашних условиях, таская по психиатрам и пичкая таблетками.       Это помогло, еще какое-то время они прожили спокойно, воспитывая ребенка, но во время второй беременности госпожа Лань сбежала из-под надзора супруга в одной ночнушке. В разгар зимы она ловко пряталась по подворотням от пытающейся ее найти полиции, а затем слегла с пневмонией и там же, на улице, раньше срока начались её вторые роды. Случайные прохожие, отреагировав на истошные женские крики, вовремя вызвали скорую. Ребенок выжил, но родился недоношенным, истощенным, цианотичным и холодным, чудо что живым. Узнав у ослабленной женщины номер ее мужа, врачи оповестили его о пополнении в семействе. Тот, схватив старшего сына, примчался незамедлительно, почти в истерике.       Так Лань Сичэнь впервые познакомился со своим младшим братом.       «Он стлашный и синий. Сосулька» — пролепетал он серьезно, потрогав брата пальцем.       «Он живой? Почему он молчит? Почему он такой холодный?» — волновался его отец. Госпожа Лань лишь улыбнулась и прикрыла глаза.       После родов ее психическое состояние вновь пришло в норму. Она с удовольствием возилась со своими детьми и не могла не заметить, что с младшим что-то не так. Лань Ванцзи плакал не переставая, его не могли согреть даже десяток одеял, а однажды утром женщина нашла его в кроватке, полностью покрытой льдом. Получив такое потрясение, она вновь поддалась безумию, решила, что в ее сыне сидит дьявол, и целыми днями пыталась его изгнать, обливая ребенка холодной водой и читая над ним молитвы. Поймав ее на попытке утопить сына, господин Лань, скрепя сердце, все же отдал жену в психиатрическую лечебницу и периодически вместе с детьми навещал ее, то стабильную и ласковую, то истеричную и впадающую в бред. На самом деле, младшего он откровенно опасался из-за его молчаливости, жутковатого пристального, не по годам серьезного взгляда и сверхъестественной способности управлять льдом, которая то и дело выходила из-под контроля. Когда Ванцзи случайно едва не заморозил старшего брата, лишь вмешавшийся Лань Цижэнь и страх порицания окружающих помешали господину Лань отправить его туда же, где обитала его мать. Но, несмотря на подобные инциденты, дети отлично ладили друг с другом — лишь Лань Сичэнь мог понять, чего же хочет его неразговорчивый братишка.       Когда Лань Ванцзи исполнилось шесть, госпожи Лань не стало. Вместе с ней словно умерла часть ее мужа. Он практически забыл о существовании своих детей, погрузившись в работу и катаясь по командировкам, а заботу о детях взял на себя Лань Цижэнь, их дядя, человек строгий, категоричный и консервативный, но при этом не удивляющийся способности младшего племянника и даже пытающийся научить его подавлять ее.       За всей этой суетой никто даже не подозревал о том, что посещения матери в психбольнице произвели на Лань Сичэня настолько неизгладимые впечатления, что в нем тоже проснулся дремавший до этого дар. Когда отец в очередной раз привел их на встречу, мать, ранее спокойная, внезапно стала буйствовать. Помимо ее криков Сичэнь вдруг услышал еще множество голосов, сплетающихся в его голове, быстро сменяющихся, безумных, не замолкающих ни на секунду. В итоге он, не выдержав всей этой какофонии, упал на пол и закричал тоже. Перепугавшийся отец поспешно увез их домой и, не добившись от сына внятного объяснения своему странному поступку, постепенно забыл об этом. Тайну Сичэнь смог открыть лишь брату и дяде — с тех пор он слышал мысли людей, множество-множество мыслей, от большей части которых у него едва волосы дыбом не вставали. Лишь спустя несколько лет при помощи дяди он научился закрываться от них, а Лань Ванцзи путем медитативных практик и старательного игнорирования своих низменных желаний сумел подавить в себе свой дар, но временами тот все же вырывался наружу, поэтому он старательно держался подальше от людей, чтобы никому не навредить.       Когда Лань Сичэнь замолчал, все остальные тоже не решались подать голос.       — Сейчас, когда мы старше, — сказал он, прервав молчание, — мы не можем перестать думать о том, не имела ли наша мама тоже какие-нибудь способности. Может ли быть, что ее безумие — провалившаяся попытка с этим справиться?       — Это и правда странно, — согласился Вэй Ин. — Смотрите, среди нас три пары родных братьев: вы с Лань Чжанем, Не Минцзюэ с Не Хуайсаном и Цзинъи с Сычжуем. И в каждой из этих пар оба брата имеют какие-то способности. Может ли это идти от родителей? Или просто какая-то мутация, причем у обоих?       Все остальные переглянулись.       — С нашими родителями точно все было нормально, — сказал Не Минцзюэ. — Сичэнь, Ванцзи, мне очень жаль вашу мать. Ты никогда не рассказывал об этом.       — Не самая лучшая тема для разговора, — вздохнул Лань Сичэнь. — У нас у всех есть то, что мы не любим вспоминать. Я рассказал только Яо, потому что я оказался здесь вскоре после смерти матери, все еще полностью не отошел от этого и он однажды нашел меня плачущим. Так неловко.       — Прости, — развел руками Гуанъяо, поймав недовольный взгляд своего парня. — Это не моя тайна. К тому же, когда вы с Хуайсаном сюда поступили, Сичэнь уже совладал со своим горем.       — Вы поступили сюда позже? — полюбопытствовал Цзян Чэн.       — Переехали из другого города, — подтвердил Не Хуайсан, складывая вытащенный ранее непонятно откуда собственноручно разрисованный веер с тихим щелчком. — Нас даже вынудили это сделать, пожалуй.       Вэй Ин не стал спрашивать, почему же. Кажется, он уже знал причину, поэтому уселся поудобнее и стал слушать рассказ братьев Не.       — Раньше мы жили в маленьком провинциальном городке, где все друг друга знали, — без особого тепла начал Не Минцзюэ, придвигая пиццу ближе к брату. — Из-за этого и началась большая часть проблем.       Потеряв жену во время родов младшего сына, господин Не, известный спортсмен, остался с детьми один на один. Старший сын рос и развивался вполне спокойно, разве что во время игр всегда мог уклониться от летящих в него вещей и носился по улице с друзьями целыми днями напролет. Когда отец решил взяться за его физическое воспитание всерьез, то был приятно поражен тем, как тот без устали пробегает большие дистанции и никогда не жалуется на длительность и интенсивность тренировок, в отличие от своего младшего брата, падающего на пол и складывающего ручки уже спустя минут двадцать. Зато Не Хуайсан имел отличную растяжку и гибкое тело, пожалуй, даже слишком гибкое — однажды на уроке физкультуры вместо того, чтобы встать на мостик, он в прямом смысле свернулся клубком, решил, что сломал позвоночник и орал от ужаса все то время, пока учитель и остальные ученики в шоковом состоянии пытались размотать его обратно. После этого одноклассники косились на парня с подозрением, издевались и звали исключительно «эй, ты, резиновый коврик».       Господин Не, довольный внезапными успехами младшего сына, отдал его в гимнастику, но и там он не прижился — дети, учуяв серьезного конкурента, попросту вынудили робкого мальчишку уйти. Отец не сдавался и отправил его на единоборства, но после того, как во время тренировки захвата заломленная за спину конечность Не Хуайсана вывернулась из чужой хватки, изогнувшись невероятным образом, словно в ней и костей-то не было, удлинилась и ударила противника в нос, обалдевшие от подобного зрелища окружающие тут же повесили на товарища клеймо «неприкасаемый чудила», отказались вставать с ним в пару даже под угрозой изгнания из клуба, а некоторые и вовсе устроили травлю. В итоге не только школьная, но и внешкольная жизнь Не Хуайсана превратилась в ад.       В то же время его старший брат блистал на соревнованиях, имел неоспоримый авторитет у товарищей и пользовался популярностью у противоположного пола — в общем, жил себе припеваючи. Но однажды во время похода с классом в театр он затеял шуточную драку с приятелем и, увлекшись, выскочил на проезжую часть, прямо под колеса машины. Одноклассники кричали от ужаса, учитель рвал на себе волосы, уже представляя свою будущую тюремную жизнь, водитель выскочил наружу, белый как мел… все они как один осели на асфальт, безмолвно глядя круглыми глазами на то, как из-под машины медленно выползает окровавленный Не Минцзюэ, совершенно спокойно встает на ноги, покачиваясь, и потирает подбородок, удивляясь, почему одна нога внезапно перестала его слушаться, да и рука висит как-то странно.       «Ну так что, мы идем или нет?» — спросил он обомлевшего учителя, развернулся и похромал дальше как ни в чем не бывало, оставляя за собой кровавую дорожку. Лишь потом, когда его подхватили под белы рученьки и отвезли в приемное отделение ближайшей больницы, он понял, что эти конечности попросту были сломаны, поэтому и не слушались толком, да и внутренним органам досталось. Однако он чувствовал лишь глухое раздражение, но ни капли боли.       Информация о странных детях господина Не разошлась по городку как вирус. Им не было покоя нигде, даже у дома теперь торчали люди с камерами. В конце концов семья решила избрать наиболее простой выход из ситуации и переехать туда, где они смогут затеряться в толпе. Столица подходила под это определение идеально. Так ребята и оказались в новой школе.       — А ты ведь мог бы стать хорошим гимнастом… — сказал Цзян Чэн Не Хуайсану, когда он закончил.       — Я не хочу, — отозвался тот, поджав губы. — Зато вот брат и правда планирует после обучения податься в спорт.       Вэй Ин приподнял брови и повернулся к нему.       — Поэтому твой отец тебя тренирует?       — Он бы в любом случае это делал, но тут возможность сама в руки просится.       Вэй Ин кивнул и вспомнил, что Не Минцзюэ — местная звезда спорта. И правда, когда твои соперники выдыхаются, а ты нет, да еще и не чувствуешь боли при этом — профессиональное будущее точно обещается быть крайне удачным.       — Ну, а что насчет тебя самого? — все внезапно уставились на него. — Когда ты узнал, что можешь контактировать с мертвыми?       Он пожал плечами.       — После смерти родителей. Я не знаю, откуда это взялось.       Он как сейчас помнил: мама, веселая и красивая, в нарядном платье, взяла его лицо в ладони и расцеловала в щеки и нос перед тем, как уехать с отцом в ресторан на несколько часов.       — Ты точно не против остаться один? Не боишься? — спросила она раз в десятый. — Всего пара часиков, обещаю.       — Ему восемь лет, дорогая, и он смелый парень, — сказал отец, потрепав его по волосам. — Правда?       Вэй Ин, уперев руки в бока, важно кивнул. Он очень гордился тем, что не боится темноты и одиночества, и даже придумал однажды себе супергеройское имя: «Вэй Ин — повелитель ночных монстров».       — Привезете мне что-нибудь вкусное?       — Конечно, милый, как и всегда.       Он из окна наблюдал за тем, как они машут ему рукой, садятся в машину и выезжают со двора.       Он ждал час, ждал два, ждал три, пять… За окном уже царила глубокая ночь, а родители все не возвращались.       — Даже без чего-нибудь вкусненького, просто вернитесь, — шептал он, боясь отойти от окна, чтобы не пропустить знакомую до последней царапинки машину. — Мама, папа, я соврал, мне страшно. Вы что, забыли про меня?       Так он в итоге и заснул, сидя на подоконнике, а когда проснулся, скорчившись и обняв себя руками, от сильного холода, родители стояли рядом и ласково смотрели на него, а в дверь кто-то звонил и стучал.       — Мама! Папа! Вы вернулись! Почему так долго? — закричал он радостно, спрыгивая с подоконника в объятия родителей, но вместо этого пролетел сквозь их тела и упал на пол, больно ударившись коленями и локтем. — Мама? Папа?       Теперь ему вновь стало страшно — чувство, которое он никогда в жизни не испытывал рядом с этими людьми. Он сдержал слезы и обернулся.       Родители все так же не говорили ни слова, но пристально и нежно смотрели на него, такие же, как и всегда, но в то же время другие: красивая мама в нарядном, порванном снизу платье с большими пятнами крови, серьезный, но ласковый отец с висящей плетью рукой и окровавленным лицом.       — Почему… вы ранены?       Только сейчас он заметил, что они слегка просвечивают, распахнул глаза, приглядываясь, и сразу же вспомнил все истории о призраках, которые знал. Но ведь призраки… Это значит, что…       Мама подняла руку и попыталась погладить его по волосам, но рука прошла сквозь них. По коже головы прошлись ледяные мурашки. Лицо женщины исказило выражение страдания.       — Мама… Папа… Вы… не вернетесь?       Отец указал ему в направлении прихожей, где дверь уже явно планировали сносить с петель. Он кивнул, всхлипывая, встал и поплелся в указанном направлении спиной вперед, не отрывая взгляда от родителей, на чьих телах с каждым мгновением появлялось все больше и больше ран. Он боялся, что они исчезнут, как только он перестанет их видеть.       — Вэй Ин? — спросили его незнакомые люди, когда он открыл дверь. — Вэй Чанцзэ и Цансэ Саньжэнь твои родители?       — Д…Да…       — Парень, послушай…       Он не стал слушать, потому что уже знал то, что они хотят сказать, просто сел на пол и разрыдался.       Когда он вернулся на кухню, призраки и правда исчезли. Больше он их не встречал.       — Тебя отведут в хорошее место, где ты найдешь много новых друзей, — слышал он. Зная, что это за место, он настолько не хотел туда, что умудрился сбежать от социальных работников, пробежал половину города, спрятался и стал жить на улице, голодая целыми днями, блуждая туда-сюда в поисках работы или пропитания, сражаясь с бродячими собаками и другими нищими за еду и засыпая на голой земле. В то же время он начал видеть призраков других людей, большей частью незнакомых, взрослых и детей, потерянных и целеустремленных, здоровых или изуродованных, бесцельно бродящих или преследующих кого-то. Самых разных. Сначала он кричал и убегал, затем просто замирал, словно столб, неспособный пошевелить и пальцем, но со временем ко всему привыкаешь. Так и он привык. Мог завести с призраком разговор и помочь ему с какой-нибудь мелочью, а иногда они и вовсе были единственными его собеседниками, но каждый раз непроизвольно его сердце сбивалось с ритма от зрелища изуродованных, залитых кровью полупрозрачных тел. Он вспоминал родителей и не мог перестать думать о том, как же выглядели их настоящие тела. Так же ужасно? Разве они заслужили это? Разве они заслужили смерть?       Временами его подкармливали добрые люди, но бродячие псы могли отбить себе большую часть полученной еды. Однажды после их особо ожесточенного нападения его, окровавленного, искусанного и потерявшего сознание, нашли и забрали в больницу. А оттуда все же отправили в детдом, невзирая на крики, слезы и мольбы.       И он до сих пор не мог сказать точно, где было хуже — там или на улицах.       Когда он закончил и, наконец, добрался до пиццы, вокруг царила тишина.       — Фто?       — Ты говорил, что призраки остаются на земле, если их что-то держит. Что держало твоих родителей? — спросил Лань Ванцзи тихо, постукивая пальцами по колену. Вэй Ин столкнулся с его внимательным взглядом и опустил глаза. Он уже давно перестал плакать от воспоминаний, но сейчас, в окружении искренне сочувствующих взглядов, он чувствовал, будто его душу обнажают кусочек за кусочком. Глаза защипало. Он усилием воли подавил этот порыв.       — Откуда же я могу знать?       — Возможно ли, что их предсмертным желанием было увидеть тебя в последний раз? — продолжил тот безжалостно.       На самом деле Вэй Ин раньше тоже думал об этом, и каждый раз от мысли о том, что родители не могли упокоиться, не попрощавшись с ним и не убедившись, что он в порядке, сердце словно ножом резало.       — Если бы я увидел призраки своих родителей, я бы, наверное, сам умер прямо там, — тихо заметил Цзинь Лин. — Я так боюсь их потерять…       Следом за Вэй Ином шла очередь Цзян Чэна. Он сидел хмурый и за все время рассказа друга не произнес ни слова, но Вэй Ин и не просил. Он догадывался, что Цзян Чэн вспоминает своих собственных родителей.       — Я не хочу говорить об этом, — резко сказал он, увидев обращенные на него взгляды. — У меня нет способностей. Мои родители умерли и я попал в детский дом. Все. Конец истории.       — Давайте дальше, — поддержал его Вэй Ин. Сам он за прошедшие годы сумел смириться, но знал, что Цзян Чэн до сих пор не мог перестать думать о своей семье и пытался анализировать поступки отца и матери, словно это имело теперь какой-то смысл. Мать была строга к нему всю жизнь, отец отстранен, отчего они постоянно ругались, и это при том, что оба постоянно работали и практически не бывали дома, а их сын считал, что никому тут не нужен и лучше бы он и вовсе не рождался. Тем неожиданнее для него стало то, что родители буквально отдали жизнь без раздумий, чтобы спасти его, хотя могли выжить сами, а перед смертью признались, что он — единственное, что имело для них значение в жизни, и работали они лишь для того, чтобы обеспечить его всем, чего он только пожелает.       Он все размышлял о том, что же упустил в их отношениях, что же пошло не так, и не мог найти ответа.       Глядя на его помрачневшее лицо, все благоразумно решили не спорить.       — А-Чэн, ты в порядке? — встревоженно уточнил Лань Сичэнь, присел рядом и начал что-то утешающе бормотать. Вэй Ин со вздохом отодвинулся подальше, чтобы не мешать и не подслушивать, пусть и очень хотелось. И где же мой Лань, который меня утешит, подумал он недовольно и глянул на Лань Ванцзи. Тот глянул в ответ, но подсаживаться и ворковать с ним что-то не спешил.       — Остались только вы, — сказал Вэй Ин Сычжую и Цзинъи, каким-то подозрительно молчаливым.       — О, — протянул Гуанъяо, потирая висок. — Еще одна порция печальных историй напоследок. Это точно вечеринка, а не похороны?       — Печальных историй? — Вэй Ин решил проигнорировать дальнейшее высказывание. — Не похороны, а минутка искренности, на секундочку!       — Мы… Потеряли семью целых три раза, — сказал Сычжуй таким тоном, словно не был уверен, стоит ли вообще открывать рот.       Цзян Чэн отвлекся от пошептушек с Лань Сичэнем и недоверчиво уставился на них. Вэй Ин приоткрыл рот, закрыл его и снова приоткрыл.       — Ладно… Если хотите — рассказывайте, а если не хотите — мы поймем, — сказал он наконец.       — Что мы, неженки какие? — прищурился Цзинъи. — Все рассказали — и мы расскажем. Правда, Сычжуй?       — Наши родители погибли во время пожара, — сказал Лань Сычжуй, не ответив. — Нам было… где-то семь, что ли. Я первый заметил дым, испугался и разбудил родителей. Они велели бежать на улицу и вызывать пожарных, а сами пошли за Цзинъи. Его обычно и пушкой не разбудишь, какой уж там дым. Я ждал на улице, видел, как рушится крыша, как дом трещит на последнем издыхании, но из него никто не выходил. Поэтому я решил проверить и пошел внутрь.       — Пошел внутрь, в горящий дом? — пораженно спросил Вэй Ин. — Ты был… крайне отчаянным ребенком.       — Я был крайне испуганным ребенком, — поправили его. — И считал, что лучше умереть с ними, чем остаться без них.       Оказалось, что родители до Цзинъи так и не дошли. Времени горевать не было. Глотая слезы, Сычжуй обошел их тела, поднялся на второй этаж и тут же наткнулся на выбежавшего навстречу брата, рыдающего от ужаса и с обожженной рукой. Все вокруг пылало и рушилось, к окнам было не пройти, Цзинъи не переставал плакать, кашлять и кричать, что это конец, но Сычжуй понимал — он скорее умрет сам, сгорит в этом аду, но брата оттуда вытащит. Он перехватил его ладонь, велел закрыть рот и нос и твердо сказал «вперед».       Они бежали, чувствуя, как кружится голова, как от страха и жара слабеют ноги, но продолжали двигаться вперед, не обращая внимания ни на что вокруг. И лишь когда они выбрались наружу, в руки прибывших спасателей и собравшихся соседей, братья обернулись и поняли, что каким-то образом умудрились пройти практически невредимыми через стену чистого пламени. Они должны были погибнуть еще в самом начале, хотя бы от дыма, не говоря уж об остальном, однако каким-то образом в прямом смысле прошли через огонь. Соседи называли это чудом, божьей помощью и везением. Цзинъи, услышав это, устроил истерику и бросился на них с кулаками, весь в саже и слезах.       — Наши родители мертвы, какое везение, вы, придурки? — кричал он, а затем потерял сознание и рухнул на землю, а Сычжуй присел рядом, смотрел на горящий дом и беззвучно плакал, понимая, что вся их прежняя счастливая жизнь превратилась в пепел. Вместе с телами мамы и папы.       Спустя пару дней их забрала бабушка, полностью разделяющая их горе. Вечером они собирались в гостиной, садились на диван, прижавшись к ней с обеих сторон, и смотрели фотоальбомы, а она гладила внуков по волосам и тихим голосом рассказывала истории. Возможно, для нее произошедшее стало решающим ударом по и так слабому сердцу. Спустя год они потеряли и ее. Не смогли разбудить утром, целый день просидели рядом с трупом, не зная, что делать, а вечером побрели к соседям за помощью. Родственников больше не осталось, поэтому, не успев отойти от очередного потрясения, они оказались в детдоме. Отгородившись от остальных детей, они словно жили в собственном мире, замкнутые, тихие, поддерживающие друг друга всеми силами и абсолютно не знающие, что же им делать после выпуска.       Чаще люди берут из детских домов малышей, которых можно воспитать по-своему, поэтому каково было удивление остальных детей, когда спустя всего полгода парочку нелюдимых близнецов практически без раздумий усыновила молодая пара.       — Вот повезло, — шептались другие дети, — эти люди выглядят очень добрыми, у них даже свой дом есть, целых два этажа, наверняка пылинки с них сдувать будут. Лучше бы нас взяли, с нами-то всяко веселее.       Сычжуй и Цзинъи тоже воспряли духом, надеясь на семейное тепло и возможность приглушить плохие воспоминания хорошими, но не тут-то было. Повозившись и посюсюкавшись с ними пару недель и наигравшись в идеальную семью, милая с виду парочка заскучала, раскрыла свое истинное лицо и оказалась нервными, пьющими и вечно ругающимися людьми, придирающимися буквально к каждому их движению. Особенно после бутылки. Началось все с криков, затем постепенно перешло и к рукоприкладству. Когда отец семейства впервые поднял на забывшего выключить свет в ванной Сычжуя руку и дал ему такую пощечину, что мальчик не удержался на ногах, Цзинъи, окончательно разочаровавшийся в мире вокруг, бросился на защиту брата и получил перелом руки. Дальше - больше. Если мать предпочитала ограничиваться криками и подзатыльниками, отец пошел вразнос и то хлестал их ремнем, то швырялся вещами, то бил до синяков. Погулять на улицу их не пускали, опасаясь, что кто-нибудь начнет задавать вопросы, не стали устраивать в школу, загрузив домашней работой, и полностью наслаждались подобным развитием событий.       Ребята терпели, надеясь, что родители одумаются, что все изменится и будет так, как в начале. В конце концов, они единственные у них остались. Но ничего не менялось, становилось лишь хуже. Сычжуй стал нервным и дерганым, Цзинъи начал тайком таскать у отца сигареты и допивать из брошенных бутылок, пытаясь понять, почему это нравится им больше, чем их собственные дети. Вскоре они окончательно потеряли надежду и решили сбежать.       Их поймали буквально на пороге и орали так, как никогда ранее. Обнаружив в кармане одежды Цзинъи пачку своих сигарет, отец семейства, будучи уже не слишком трезвым, набросился на него с кулаками, за собственными ругательствами не обращая внимания на крики вокруг и попытки Сычжуя оттащить его. И тогда Сычжуй, больше всего желающий спасти брата, впервые почувствовал, что словно воздух вокруг них двоих уплотняется и потрескивает, формируя что-то вроде полупрозрачного, еле заметного купола. С изумлением он наблюдал за тем, как кулак отца резко замер в воздухе, наткнувшись на преграду прямо перед лицом Цзинъи, а затем, отрикошетив, врезался в его собственное лицо.       Отец, выплевывая ругательства, схватился за подбитый глаз. После повторной попытки ударить их все повторилось. Мать замерла у входа на кухню, только заметив что-то странное вокруг ее детей. Цзинъи с Сычжуем вцепились друг в друга, сами растерянные до невозможности.       Спьяну решив, что их дети проклятые демоны, испуганная парочка решила разобраться с проблемой радикально — попросту избавиться от них. На мольбы ребят одуматься и убрать ножи они отвечали проклятиями, просьбами сдохнуть и отправиться в ад, откуда они и явились. Тягаться силами с двумя куда более физически развитыми взрослыми людьми оказалось действительно сложно, поэтому, когда Сычжуя, прикрывающего брата спиной, схватили и занесли над ним нож, Цзинъи закричал.       И все вокруг мгновенно вспыхнуло, словно спичка.       Родители, объятые пламенем, словно два огненных столба, с воем носились по дому, пока не рухнули, догорая до пепла. А близнецы, окруженные невидимым щитом, стояли в центре полыхающего ада, крепко держась за руки, и наблюдали за тем, как их жизнь вновь рушится прямо на глазах, словно плохой фильм, поставленный на повтор.       Соседи и пожарные нашли их на пепелище, ни капли не пострадавших, но не способных объяснить, что именно произошло, развели руками, скинули всю вину на неисправную проводку и на этом успокоились.       Так Сычжуй и Цзинъи вновь оказались в детском доме со славой «чудом выживших» и «отмеченных божественной дланью», как взахлеб писали в газетах и журналах на первой полосе. От многочисленных вопросов «что произошло?» и «как вы остались целы?» они ловко уходили, не доверяли больше никому вокруг, особенно взрослым, и тщательно хранили страшную тайну о своих способностях и о том, по чьей вине погибли их приемные родители.       Но взрослые никак не хотели оставлять их в покое.       Спустя полгода в приют нанес визит важный и богатый господин из семьи Лань, поправил воротник, пригладил тонкую бородку и четко заявил «мне нужны те дети, про которых писали в газетах».       Разумеется, после такой просьбы все тут же решили, что он попросту решил повысить свой статус, для прессы изображая заботу о ставших известными пострадавших ребятах, и отнеслись к нему довольно скептично, даже с легкой долей презрения. Сычжуй и Цзинъи и вовсе отказались с ним говорить, однако тот, ни капли не смутившись, попросил работников приюта передать им, прячущимся в комнате, лишь одну фразу.       «Я знаю, что вы умеете, и хочу защитить вас».       Услышав это, они тут же согласились пообщаться наедине.       Мужчина представился как Лань Цижэнь и сообщил о том, что может стать их опекуном, обеспечить им защиту в своем доме и попробовать научить их справляться со своим даром, так как он уже имеет подобный опыт — два его племянника тоже владеют чем-то подобным. Взамен на это он требует лишь соблюдения установленных им правил, послушания, честности и хорошей учебы. Сычжуй и Цзинъи некоторое время колебались, уж слишком подозрительно удачным им казалось подобное предложение, но в итоге согласились — и не пожалели об этом. Новый приемный отец был человеком сдержанным, даже аскетичным, в меру строгим и крайне дисциплинированным, но умным и справедливым, заботился о них как мог, а если был расстроен какими-то их действиями, то не кричал и не поднимал на них руку, а просто отчитывал серьезным тоном. Работало прекрасно. Даже Цзинъи, чья природная неуемность поникла под тяжестью произошедших с ними событий и страхом перед прошлыми опекунами, но вновь расцвела с новыми силами в комфортной и обеспеченной обстановке, уважительно стихал рядом с этим человеком, которого они звали не отцом, а дядей по примеру их кузенов, красивых, словно небожители, но очень серьезных и воспитанных. Они всегда помогали, когда ребята просили, вели себя вежливо и учтиво, но все же были словно отделены от них нерушимой стеной. Даже от собственного дяди они держались на почтительном расстоянии — и в прямом, и в переносном смысле.       — Жаль, что у вас сложилось такое впечатление, — с легким оттенком печали заметил Лань Сичэнь. — Мы с Ванцзи — ваша семья, вы очень нам дороги и мы все для вас сделаем. Я хочу, чтобы вы всегда это помнили.       — Мы очень благодарны, — дрогнувшим голосом произнес Сычжуй, пока Цзинъи подыскивал слова. — Вы… вы не пожалеете о том, что взяли нас в свою семью! Мы станем для вас лучшими братьями и лучшими детьми для вашего дяди.       — Это мы с Минцзюэ лучшие братья для них, эй, не отбирайте наш хлеб, — со смешком слабо пихнул его ногой в колено Цзинь Гуанъяо. — А если серьезно, то ваша история — это… Это просто ужасно.       — Вы отлично держались, даже будучи детьми, — заметил Лань Ванцзи. Сычжуй тут же весь выпрямился и замер со сложным выражением лица, словно сам президент приехал и сказал ему это, а не его двоюродный брат. — У вас стальные нервы и сильный дух. Вы молодцы.       Все остальные тоже выразили им свои соболезнования, поддержку и мнения о произошедшем. Цзинь Лин подобрался ближе к Сычжую и ободряюще положил руку поверх его кисти, совершенно не ожидая того, что тот перевернет ее и невозмутимо переплетет их пальцы. Вэй Ин с трудом сдерживал крутящееся на языке ехидное замечание, глядя на их мгновенно покрасневшие лица.       — Вы и правда стойкие ребята, — сказал он вместо этого. — И смелые. Броситься за родителями в горящий дом, спасти брата, рискуя собой, терпеть издевательства, продолжая защищать друг друга, пережить три раза смерть семьи и два возвращения в детдом, но при этом продолжать оставаться такими чудесными людьми — это заслуживает восхищения.       — Все здесь заслуживают восхищения, давай-ка начнем с этого, — сказал Цзинъи серьезно. — Все здесь страдали и терпели, учились себя сдерживать и не ломались под своими проблемами. И ты сам в том числе. Ты ведь тоже пережил всякое дерьмо, до сих пор каждый день сталкиваешься со смертью, но при этом продолжаешь быть таким раздражающе жизнерадостным.       — Вы все такие крутые! — поддакнул Не Хуайсан. — Я бы точно так не смог!       — Ты терпел издевательства все детство, даже сменил город и всю прошлую жизнь, но все равно был со всеми дружелюбен, — покачал головой Лань Сичэнь. — Ты тоже молодец, Хуайсан. Вы все молодцы.       Не Хуайсан, явно напрашивающийся на комплименты и получивший их, довольно улыбнулся.       Цзинъи нервно сплел и расплел пальцы.       — Я никак не могу отделаться от мысли, что… как бы убил их. Это я виноват в том, что они сгорели.       — Ты защищал Сычжуя и себя, — резко возразил ему Цзинь Лин, все еще не вынимающий руку из плена чужих пальцев. — Это была самозащита.       — Надеюсь, когда-нибудь дети перестанут так страдать, — вздохнул Вэй Ин. — Ладно, куда-то мы в грустное ушли. Гуанъяо прав, у нас праздник, а не похороны.       Они помолчали немного.       — Эй, как насчет бутылочки? — прервал тишину Цзинъи, катая по полу бутылку из-под алкоголя.       Все как один скептично уставились на него.