***
По всей видимости, когда нервно ожидаешь чего-то, время начинает выделываться. Я так в нем нуждался, чтобы собраться с мыслями, но оно ускользало от меня, как вода, Ланч закончился предельно быстро, урок фотографии пролетел незаметно, а затем — вжик! Эй, куда делась психология? Не успев ничего осознать, я уже сидел Напротив доктора Откина с неотлучной коробочкой платков между нами. — «Что произошло на этой неделе? — спросил он. Блокнот балансировал на его колене, готовый к беспорядочным каракулям. «Ларри… Ларри… Ларри…» — «Почти ничего.» Интересно, почему время вдруг замедлилось? Теперь оно ползло как черепаха. Казалось, что минутная стрелка на часах, лишенных всякой разумности, двигалась назад. — «Вероятно, ты хоть что-то, но делал.» Мне надо было чём-то заполнить тишину. В прошлый раз я поднял тему папы и проблем в наших отношениях. Ну, а волнение по поводу курсовой работы вряд ли было достойно визита в частную клинику. — «Я сходил на еще одно выступление, — признался я. — «Понятно. И как все прошло в это раз?» Он начал лихорадочно строчить, и мне стало интересно, смогу ли я когда-нибудь прочитать эти записи. — «Это хорошо, это хорошо, — пробормотал себе под нос доктор Откин. Я прервал следующую волну заметок. — «Мне можно будет прочитать это? — спросил я, показывая на его блокнот. Психолог поднял голову и бережно прижал бумаги к себе. — «В смысле?» — «Каждый раз, когда я говорю, даже что-то незначительное, вы сразу же начинаете писать. Но я не знаю, почему вы это делаете.» Он положил блокнот на колени записями вниз. — «Это просто заметки, Салли.» — «Да, я понимаю. Но я же могу прочитать их?» — «Почему ты хочешь это сделать?» Я пожал плечами: — «Не знаю. Полагаю, из любопытства. Может, вы рисуете каракули и не слушаете. Кто его знает? Или играете в висельницу сами с собой.» Я совсем не понимал, зачем поднял эту тему. Но это означало, что мы не говорили о Ларри. А это хорошо. — «Я уверяю тебя, что не играю в висельницу, Салли. Я теперь… вернемся к работе. — он снова поднял блокнот. — Произошло ли еще что-нибудь на этой неделе? Ты… Я прервал его: — «Доктор Откин, а вы ходите к психиатру?» Это отвлекло его. Он заметно дернулся и только секунды через две взял себя в руки. — «Задавать мне вопросы — не твоя работа, Фишер.» — «Мне просто стало интересно.» — «Это не важно, правда?» — «Вы всегда говорите, что не надо стыдиться.» Это было весело. Я запрятал глубоко чувство вины из-за папиного чека и гордился собой. — «Мне нечего стыдиться.» — «Значит, ходите?» — «Я такого не говорил.» — «Да, но и не стали отрицать. Разве это не странно? Разве вы не оцениваете их профессионализм? Ну, как парикмахер, который пришел подстричься к своему коллеге?» — «Думаю, мы отходим от темы.» — «Именно это побудило вас стать психиатром? Все нормально, доктор Откин. Можете мне рассказать мне. Мы здесь в безопасности.» Я знал, что веду себя, как полный идиот. Снова. Но мне это нравилось. Его лицо слегка покраснело. Внезапно веселью пришел конец: — «Любопытно, что ты не рассказал мне про Ларри.» Шок! Полнейший шок! Я открыл рот. Но доктор ответил на мой вопрос раньше, чем я его озвучил: — «Твой отец рассказал мне.» Он был доволен собой. Мерзавец! Кровь отхлынула от его лица, а к моему, в свою очередь, наоборот, прилила. — «Я не хочу об этом говорить, — раздраженно произнес я. — «Если этот парень расстраивает тебя, то, может быть, лучше поговорить об этом? — спросил он. — Ты же повстречался с ним в первую «Металл зарю»? На том выступлении? Когда случилась паническая атака?» У меня отвисла челюсть. Откуда ты он знал это? Мне казалось, что даже папа об этом не знал. Но, наверное, я все же рассказал им и забыл. Теперь мне было не до веселья. Я отказался отвечать на любые вопросы и в знак протеста молчал, пока неодушевлённые часы не ознаменовали окончание приема. Доктор Откин сидел, улыбался и строчил заметки в блокнот. Очевидно, он был невероятно доволен этим молчанием.***
По окончанию приема, я рванул на встречу с Ларри.