Никто ничего не узнает

      Сотрудничество доктора Джекилла и мистера Хайда началось. Стороны узнавали друг друга не торопясь: сперва условились о встречах, точности начала которых позавидовало бы само время, затем определили цель — добиться от состава формулы максимума. Варьируя количество элементов в составе, подвергая теплу и холоду с помощью горелки и ветра вне лаборатории, доктора упорно преследовали древнюю, как мир, идею: отделить злое от доброго. Конец войнам, преступлениям и обманам. Весьма благородное стремление для расторопного юноши, и, вместе с тем, весьма наивное для наученного жизнью алхимика.       — Не мы первые, не мы последние. Нужно только начать, — соскальзывало с губ доктора вместо проклятия.       После данного изречения процесс завершался, и, прихвативший с собою только головной убор да трость, коллега оставлял верную спутницу на милость доктора. Дверь скрипела с тоской.       На следующее утро инцидент забывался, и бродячий шарманщик скрипел по-старому. Ровно в полпервого у потайной двери в бывший анатомический театр останавливался низкорослый молодой человек. Когда дверь отворял Джекилл, беспокойно шаркнув ногой при виде знакомого, Хайд не здоровался и даже не протягивал руки. Только кончики пальцев выпрямляли край цилиндра, а рот шаловливо произносил:       — Я не заставил вас ждать? — и наигранному стыду в глазах так хотелось верить.       — О, что вы! Что вы! Вы как всегда вовремя, коллега! — верная улыбка не подводила доктора и здесь, отличаясь от прочих только одним — отсутствием морщины над верхней губой.       Крепкое рукопожатие, за которым неизменно следовал обмен мыслями, идеями, накопившимися за время разлуки. На измученных бессонницей лицах сияло стремление объять необъятное, совершить невозможное. И это как нельзя лучше отражалось в пробирках, которыми набили ящик, придвинутый прямо к коллеге. С распределением работа продвигалась быстрее.       — Ну-с, что вы сегодня принесли?       — Заговорил с одним лекарем по дороге, а он предложил образцы солей.       — И как на вид?       — Смышлёный малый, но не думаю, что способен подмешать цианид.       — Коллега, я о соли.       — А. Да порошок порошком, что с ним станется?       Мистер Хайд запустил руку в карман жилета, незамедлительно извлёк склянку. И необъятное молчание наполнило комнату. Оно оглушило даже вольномыслящего коллегу, заставило внимать таинству закупоренного в сосуде вещества. Стояли так всего минуту, чувствуя течение времени всем существом своим.       Но опыты никуда не исчезли. Шаг за шагом непрерывно продвигалась работа над новым, более совершенным составом. Оба проделывали то, в чём они хороши больше всего: производил расчёты, предполагал и строил теории Джекилл, действовал вразрез с указаниями доктора, раз за разом приводя того в неистовство, Хайд. Гостя жалели, «промахи» оставались без малейшего внимания. Напряжённые минуты приходилось прогонять воодушевлённой беседой.       — Пусть кора души тверда, но однажды я… мы доберёмся до истины! Ядро есть там, в глубине, я уверен! — наблюдая за кипением раствора, проговаривал Джекилл.       — Верно. Любую оболочку можно разрушить, если буравить как следует. И, будь покоен, ядро от нас никуда не денется. Впрочем, как и мы от него, — отозвался Хайд, старательно взбалтывая синюю колбу.       — Коллега, да я слышу в ваших суждениях отголоски философии! Не будет ли вам угодно оставить опыты на некоторое время и…       — Предлагаешь выйти на улицу? — спросил Эдвард, с жадностью потирая ещё не зажившие костяшки.       Доктор боязливо сглотнул, раскрывая ладони в защитном жесте.       — Нет-нет! Уж лучше пообедаем.       — Доктор Джекилл, уже семь вечера.       — Прошу простить, поужинаем. Время будто растворилось в кислотах.       — Ничуть не прочь, да и неловко отказывать твоей щедрости. Вот только… — послышался топот. Резко повернув голову в сторону двери, прислушиваясь к удаляющимся шагам, Хайд вновь обратился к доктору. — В другой раз, Джекилл.       — Отчего же?       Второй доктор уже повесил пальто себе на локоть, надел шляпу, натянул порванные белые перчатки.       — Прихожу к тебе изо дня в день, нагло пользуюсь гостеприимством и добродетелью. Другого от меня не жди, но сегодня пора и честь знать.       — Вы нисколько не стесняете меня. Однако воля ваша, коллега, — подошёл ближе, окинул взглядом истерзанные руки. — Быть может, пора обработать раны?       — Благодарю, не стоит.       — Вы отказываетесь уже в третий раз, а они всё кровоточат. За спасение тем вечером я обязан вам жизнью и не допущу заражения.       — Оставь эти глупости. Прощай, доктор Джекилл, — пожав сухую ладонь, он медленно вышел на улицу.       — Прощайте, коллега, — сказал доктор, обращаясь больше к самому себе, чем к пустой комнате.       На его руке осталась пара капель крови, поспешно вытертых платком.       «Почему он сказал «прощай»? Да и простился сухо. Как это на него не похоже…»       Откуда-то издалека раздался неразборчивый голос дворецкого.       — …А? Ты что-то спрашивал, Пул?       — Прикажете подать ужин сейчас?       — Пожалуй… Впрочем, не спеши! Ступай на кухню, поешь, а остальное отнеси собаке миссис Палл.       — Вашей соседке, сэр?       — Да-да, именно ей!       — Но сэр, её старый пёс уже год как скончался.       — Как? Как год? «Вчера пробегал мимо меня на улице и лаял, точно злился, что про него все забыли. Дела…»       — Сэр? Так что с ужином?       — Распорядись им, как тебе заблагорассудится.       — Как прикажете, сэр! Я знаю одну женщину, работающую в приюте неподалёку. Вот сироты обрадуются, когда получат прибавку к ужину.       — Мудрое решение, Пул. Так и поступи. Доброй ночи!       — Доброй ночи, сэр.       Он сидел за столом и долго смотрел в стену, разглядывая трещины. Совсем как раны на руках коллеги.

***

      Поле боя. И вой оружия. Каждый шаг роты приводит землю в недовольство, и она грохочет. Вселяет в офицеров уверенность. Что ей беспокойное войско? И так тишины нет. Но одиноко, но пусто, но глухо. Дома заброшены и сожжены. А так ей достанутся свежие трупы. Воодушевляет в обмен на гору бездыханных тел.       «Смерть, да милостива к нам будь!»       Грохот шагов и призыв командира. Кажется, что от одних звуков теряешь слух. Но предстоит вынести вопль пуль, крик о помощи умирающих, и победить.       «Стоять! Раз, два!.. Братья, сегодня знаменательный день. Для него ваша мать отдала вам последнее, погибнув от голода, для него брат загнулся от проклятой болезни, и для него предки бросались под пули. Вам хочется сбежать? Бегите, но знайте, что там, в тёплом доме, ждёт наказание более страшное, чем пытки врагов наших. Кто же осмелится не идти под флагом моим?!»       Неожиданно для себя, Джекилл вышел из строя и воскликнул: «Я!». Хотелось крикнуть, что всё это шутка. Только язык не слушался, лежал на месте деревянным.       «Боец! Приказываю подойти ближе!.. А, юный Джекилл, сын военного лекаря Альберта. Что, собрался отцу помогать? Нет, не положено отряду больше одного врача; а, в случае чего, Альберт сам пожелал спасти своего сына. Неужели не хотите быть солдатом?»       Неживые глаза смотрели на Джекилла сурово. По кавалерийскому карабину пальцы барабанили военный марш: «Там! Там-там! Та-да-да-Да-да-Дам!». Снова. Снова. И…       «Молчите? Недостойный, отдайте оружие. И поднимите голову, живо!» — Джекилл последовал указаниям. И пожалел об этом. Суженный, как остриё ножа, глаз воззрился на него. Слегка ушедшая влево радужка напоминала древнее колесо. Съехав ближе к уголку, оно открыло удивительно нездоровый, покрасневший белок. Кровь прилила, и все сосуды проявились. Напуганный, доктор стал предлагать свою помощь. Но услышал только смех, и как кто-то нажал на курок: «Предателям — ад! Гори!».       Грохот. Джекилл упал на землю, прикрыв кровоточащий живот. Все столпились: «Глядите, кто под ногами!» , «Первая жертва!», «Командир! Выстрел, что надо!» — говоривший поднял большой палец вверх: «Во!».       Над головой — кремниевый пистолет. Доктор сглотнул, прикрыл глаза и приготовился к смерти. Вдруг раздалось: «Джекилл! Очнитесь же вы! Командир ранен в ногу!». И главнокомандующий прохрипел: «Вы нужны мне…».       Оборвалось.       Джекилл вскрикнул и проснулся в холодном поту. Нервно ощупал себя на наличие огнестрельных ранений и вздохнул.       — Кошмар, — глубокий вдох едва не заставил выплюнуть лёгкие на выдохе, -Всего лишь кошмар, а я кричу как ребёнок.       За окном всё ещё темно. Доктор лёг обратно. Но шерстяное одеяло особенно мучило его сегодня: путалось в ногах, кололось сквозь наволочку и попросту отказывалось быть удобным.       — Не спится. Что ж, нельзя терять драгоценного времени. Вернусь к экспериментам. Уверен — коллега простит мои сонные глаза.       С этими мыслями и свечкой в руке он спустился, вышел во двор и оказался дома по-настоящему. Без доктора бывший анатомический театр — всего-навсего рабочее пространство. Но с его приходом всё оживало: кислоты едва слышно бурлили, приветствуя, половицы скрипели, а тени играли с его воображением.       — Приступим, — сев за стол, Джекилл принялся очищать его от лишних предметов. Пустые колбы, горелка, закупоренный измельчённый уголь, бумага с его почерком… — Что это?       «Завещание доктора Генри Джекилла»       — Ах, да… Уговор. Я совсем забыл. Когда только успел начать?.. Вот что не давало мне спать — чувство вины! Сейчас завершу начатое, и совесть моя будет чиста.       Одухотворённый музой по имени Сон Джекилл заполнил бумагу. Всё же советы адвоката и по совместительству близкого друга оказались полезны.       Когда задуманное было сделано, позади раздались шаркающие шаги. Доктор обернулся и вздохнул с облегчением — к нему зашёл дворецкий. Впервые за пятнадцать лет работы в лаборатории.       — …сэр! Сэр? — кажется, слуга успел сказать многое — красные щёки, увлечённые взмахи рук, беззвучно шевелящийся рот. Оставалось лишь надеяться, что Пул уже не молод, и мог испугаться собственной тени.       — Пул, доброе утро. Что же ты не постучался?       — Уж двадцать минут стучал. Думал, дверь не выдержит.       — Да что ей будет?.. Двадцать минут, говоришь? Мои извинения. Я снова увлёкся работой.       — Ничего, сэр, я вас понимаю. Кстати, о моей работе: к вам пришёл гость. Некий мистер Хайд. Прикажете принять?       — Ох, Пул. Разумеется! Я совсем забыл рассказать тебе о своём ассистенте. Пригласи его сюда.       — Слушаюсь, — дворецкий поклонился и направился прямо к гостю.       — Постой. Ещё кое-что.       Обернувшись, слуга прилежно замер в ожидании.       — Отныне служи ему, как мне. Он может приходить, когда пожелает, даже если я отсутствую.       — Даже если вы отсутствуете? Сэр, мне не послышалось?       — Нет, Пул, всё верно. Ступай. Если мне что-то понадобится — я сам приду в дом.       — Как прикажете.       С момента ухода дворецкого прошло менее минуты, а мистер Хайд уже оказался у порога.       — Каков слуга! Впустил, а сам ушёл. Кто пожаловал, зачем — чёрт знает. Ходи себе, бери, что хочешь, и поминай как звали… Здравствуй, Джекилл! — резко захлопнув дверь, гость неизменно отвесил собеседнику поклон.       — Коллега, вот и вы! Что, оценили труд моего дворецкого?       — Нет, доктор, моего терпения не хватило. Я сам пробрался.       — Вы всё торопитесь. Молодёжь… К чему такая спешка?       — Забыл упомянуть об одном… — взгляд упал на стол, и брови радостно приподнялись, — …деле. О, да ты всё написал. И как складно вышло.       В мгновение ока схватил завещание, жадно вчитался в каждую букву, будто хотел сосчитать количество чернил, изведённых на бесценный документ.       — Вам нравится? Теперь довольны?       — Почти. «…Передать всё состояние…». Так, так… Не откажи в услуге, припиши: «…в случае смерти ИЛИ исчезновения на срок свыше шести месяцев».       — Я вас не понимаю.       «Глупец. Молился бы о месяце жизни, а просишь о ста восьмидесяти днях ожидания», — подумал Джекилл с жалостью.       — Места хватит. Припиши, и я буду в высшей степени счастлив.       — Странное у вас понятие о счастье. Разве что для вашего блага…       — Благодарю, доктор, ты не представляешь, какой шанс предоставил мне. Я не подведу.       Тяжело хлопнул по плечу, сжал руку с таким радушием, что та затекла, и, наконец, достал из кармана новую партию соли с бантиком наверху.       — Ну-ну, это лишнее, — доктор покачал головой, сорвал украшение и, когда то упало на пол, случайно наступил на брошенную ленту. — Оставим сантименты, нас ждёт работа.       Хайд кивнул, и долго слушал Джекилла с интересом. Открытие о безразличии доктора к доброте вызывало на его лице улыбку.