***
Через час после рассвета, в новой рубашке и приятной компании, двое преступников ехали в ближайшую гостиницу — отоспаться, обдумать произошедшее и найти, наконец, выход. Старый, как байки Лондона, извозчик свистел грустную мелодию подстать выражениям лиц редких прохожих, а на дорогах становилось всё теснее. Внезапно на дорогу из узкого переулка выбежал ребенок, желавший, вероятно, остановить повозку и попросить о чем-то, но заставивший лошадей заржать и напрыгнуть на него. Цокот копыт эхом бился о стены домов и сливался с паникой лошадей, но и ту парой грубых ударов поводьями унял извозчик, холодно устремляя взгляд на дорогу. Но ударил слишком поздно. Джекилл не на шутку испугался и оглянулся, чтобы разглядеть жертву, брошенную умирать, но та спряталась за ядовитыми туманами. — Мы должны вернуться, — настойчиво произнес доктор, наблюдая за действиями извозчика. Но тот дал короткий и обнадеживающий ответ. — Одним больше, одним меньше… Хайд усмехнулся детской наивности спутника. Был ли смысл переживать о ком-либо в этой истории? В эту эпоху? Каждые сутки свой век отпускают сотни жителей Лондона, окрашивая пригород кладбищами. Скорбеть — ни сил, ни желания, и всё же мужчина за лошадьми не мог забыть своей красавицы-жены, умершей от рук маньяка с Бонд-стрит. И то лишь потому что случилось это неделю назад. В тот вечер он подарил ей кольцо с изумрудом, на которое копил месяцы; теперь оно охватывает гниющие в земле пальцы, а работа утратила всякий смысл. На окраине города почти никого не было. Из всех летевших мимо лиц знакомо оказалось лишь одно. — Аттерсон, как не вовремя! — отвлекся доктор. Его ударил локтем Хайд, кивая на извозчика. — Уважаемый, — начал Джекилл, положил коллеге руку на плечо и придвинулся чуть ближе, пытаясь скрыться за чужой спиной, — наш отъезд будет недолгим, и мы хотели сделать общему другу сюрприз. Нельзя, чтобы он нас увидел. — Исключено. Из окольных дорог только через кладбище. Оно вам не нужно. — Поезжай через кладбище, — решительно произнёс доктор. — Но… — Делай что велят. Или без денег оставить? — вступился за робкого Джекилла Хайд. Извозчик что-то прорычал в себя и ударил по лошадям, быстро развернулся и кэб поехал извилистой незнакомой тропой. Туман нагонял ужас. Железная ограда доверия не внушала; в ушах звенела тишина, а от промозглого холода тряслись коленки. — Вы идите через кладбище, а я всречу вас по другую его сторону. Так вас не увидят. Хайд соскочил первым, Джекилл задумчиво плёлся следом. Его мучал целый ком сомнений: когда они с Хайдом будут думать о выходе из ситуации, то не лучше ли будет выбежать из номера отеля, закрыть убийце путь наружу табуретом и сдать полиции? И более того: зачем ждать? У Джекилла в кармане лежит нож для получения крови и её смешивания с другими растворами, исключительно для работы. Кругом лишь могилы, а господин идёт вперёд, ничего не подозревая. Устремив свой взгляд на цель, доктор нащупал рукоять оружия и… обжёгся. Воспоминания опалили его жалостью, состраданием к этому человеку. Ведь это возможно, что он только что сошёл с ума? «Да-да, безумец бы никогда не целовался так нежно… А мог бы здоровый человек и помыслить о таком? Безусловно, нет. Ему точно нужна помощь». И такой пустяк, один из многих вечеров проведённых вместе, только перепутал судьбы людей сильнее. — Хочешь спросить что-то, доктор? — Да, Вы всё так же наблюдательны… скажите: как Вы умудряетесь быть бесплотной субстанцией и, вместе с тем, человеком, которого замечают другие? И порой те сильно страдают от этого. В один из наших разговоров Вы соврали мне? Вы ведь не можете быть иллюзией? — Вот как. Я думал, экспериментатор обязан знать это. Вы расстроили меня упоминанием моего положения. Конечно же, я существую, доктор. Не доводи себя до госпиталя в самом деле, прошу. — Вы что, шутили тогда? — Я запомню твоё сомнительное чувство юмора. Если так любопытно, я врал ради антуража, Джекилл, и исчезал без свидетелей, чтобы создать лучшую почву для сомнения. Я, как видите, тоже своего рода опыты ставлю. Но довести человека до краха нравственности, убийства в столь краткие сроки — я превзошёл все ожидания. Поэтому я предлагаю отправиться за мной, в Сохо. Там нас искать будут в первую очередь, но когда мы приедем, никого уже не будет. А ты тем временем поможешь довершить моё открытие. — Столько обещаний… Какое же и как именно? — Влияния заведомо ложных убеждений, внушённых извне, на природу человека. — Диссертация по плацебо? Так это Вы! — Твоё счастье. Я уж думал, начнёшь твердить обратное и с пеной у рта доказывать мне, что меня нет. Строгий тон не позволял узнать истинных намерений. Да и трудно было говорить о серьёзности сказанного — что-что, а прятаться Хайд умел. Это и настораживало доктора, но предложение, самое простое в исполнении и от того милое сердцу, невольно располагало к себе. — Я всегда знал, что Вы есть. — повисло недолгое молчание, в которое доктор глубоко вдохнулся и собрался с мыслями. — Мистер Хайд, я должен кое-что… — Тс-с. Слышишь, впереди люди идут? Джекилл вздрогнул и постарался вслушаться в тишину. — Да… что же нам делать? — Предлагаю скрыться… Чёрт, со всех сторон идут, сволочи. Погоди-ка. Свежевыроенная яма — то, что нужно! Жадная пасть земли действительно лежала у самых ног господ, призывая к действию. Доктор нахмурился и обернулся на Хайда. — Даже не думайте. Господин уже спустился вниз с характерным стуком — трость коснулась гроба. — Эй? Вы живы? Мистер Хайд? — Да, и помирать в ближайшее время не собираюсь. Если ты тоже — спускайся, но поймают — меня не сдавай! Тогда я, так и быть, не выступлю против тебя в суде. Возможно. — Нахал и подлец… я иду. Приземление доктора вышло менее удачным, хоть и не доставило ему неудобств. Деревянному гробу под ногами везло меньше. — Теперь и поговорить можно. Что ты хотел от меня? — шёпот прямо в лицо, расстояние в сантиметры. Только слегка опустись и возьми своё. — Эм, сейчас не совсем подходящий момент, мистер Хайд. — Уверен? Что, в гостинице, где все стоят на ушах и на них же зарабатывают, будет лучше? — Вы не понимаете серьёзности слов, так ведь? Я до сих пор не знаю, когда и на каком слове мне начинать Вам верить. — О, правда? Я же никогда не сомневался в твоей честности. Может, стоило? — Не думаю. Я к Вам со всей душой, а Вы же… — Погоди. Так ты на костях в любви мне признаваться собрался? М-да, не стыдно и внукам рассказать. — Мистер Хайд, помилуйте мои уши. Мы в слишком тесном положении, чтобы говорить о таком — я предупреждал. — И зря — мне очень приятно находится рядом с тобой вот так. И бежать некуда, и всегда можно убедиться в правильности слов друг друга. — Вы снова что-то задумали… — Давай за каждую ложь целовать друг друга? Я бесплотный дух, что жаждет возмездия, — и влажные губы коснулись сухих губ доктора, мгновенно и по-юношески сладко. Гроб, на котором стояли несчастные, трещал по швам. — Вы… Ужаснейший человек на этой Земле! — доктор припал устами к чужим губам, испивая нежность до дна. — Это не честно — ты правда так думаешь. — Как Вы ошибаетесь… — шептал Джекилл в редкие «паузы» — …Мистер Хайд, ужаснейший человек здесь —… я. Поцелуи сменяли друг друга, придавая тишине особое упоение. И посреди мёртвых тел, пред ликом самой смерти, Джекилл позволил жизни расцвести в его душе так, как не осмеливался и во времена юношеского озорства. Седина, возраст, положение — ничто не стесняло его здесь. Наверху что-то одобрительно хмыкнуло. Конечно же, ласки мужчин не происходил беззвучно, и любопытный гробовщик решил посмотреть, не ожили ли мертвецы, как обещали ему на спиритическом сеансе. Хайд почувствовал чей-то взгляд и вспомнил о людях наверху, об издаваемых звуках. — Хорошо-хорошо, доктор, остановись! — голос чуть надорвался от стонов, губы немного краснели по бокам. На этот шедевр Джекилл мог глядеть вечно. — Юноша, Вы сами начали эту игру. Не можете закончить по своим правилам? — последний его поцелуй коснулся гордого носа. — Ты опьянён чувствами, да? Забавно, ведём себя, как два безумца. Убили и давай миловаться на костях… Ты удивителен, а потому скажи: ты любишь меня? Сверху послышались шаги толпы и раздался чей-то сильный голос, побуждающий пройти к могиле: — А сейчас, господа, взгляните на свежий гроб внизу ямы! Осторожнее — мертвецы чутко спят, — хрипло предупрежал он. Сотни и сотни шагов по земле, что их приглушала, наконец достигли ушей коллег. Кто-то предложил заглянуть прямо вниз, на их падение? — Я говорил Вам, это ужасная идея! — едва слышно ворчал Джекилл. — Много говорил да не сказал главного. Не важно уже, спасаться надо. Есть идеи, или поцеловать для стимуляции? Здесь, посреди мертвечины и вдали от осуждения, как никогда легко проявлялись чувства, и от смущения доктора не осталось и следа. Однако Джекилл всё ещё чтил здравый смысл. — После. Сейчас, дорогой коллега, будет продемонстрировано выбрасывание тел в природе, — уверенно ухмыльнувшись, заявил доктор. Толпа восторженно разглядывала могильные плиты, мысленно подмечая какую поставить подруге, а какую себе любимой. Но чёрная яма произвела настоящий фурор. Когда же все наклонились посмотреть, а оттуда выскочил труп и взлетел над головами, стремительно приземлившись рядом, удивлению не было предела. Все разбежались с криками, побросав кошельки, чтобы откупиться от смерти. Догадавшийся о происходящем гробовщик слабо улыбнулся, довольный уходом гостей. Когда же он вспомнил о трупе и подошёл к нему, чтобы вернуть беглеца на место, то услышал диалог: — Как думаешь, они ушли? — Понятия не имею! Проверим? «Воровать на кладбище можно разве что с трупов, но вот же кольцо на пальце выкинутого мертвеца. Значит, не грабят», — у гробовщика весьма простое понятие о жизни. И на случайное добро следует ответить добром. — Это было впечатляюще, но лучше вылезайте, господа. Земля сырая, а здесь теперь только мирные или мёртвые. Из могилы осторожно выполз худой и низкий человек, подтягивая себя тростью. Он обронил цилиндр ещё внизу и твёрдо решил оставить его там. Приподнявшись, незнакомец сел на корточки и оборотился к могиле, положив трость рядом. Он протянул обе руки вниз и опёрся ботинками о землю. Второй господин вылезать не спешил — вероятно, из-за неловкости и страха, что кто-то действительно видел происходящее между ним с Хайдом. Но вот, оба в земле, неведении и подозрении смотрят на свидетеля крайне внимательно. А гробовщик замялся. Не каждый день видишь живых на кладбище. — О, да вы замарались… пойдёмте, я помогу очиститься, водой вас напою… или чаем, в городе ещё пьют чай? Оба молчали. — Как истуканы… Я даже усомнился, что вы не покойники! На попытку гробовщика пошутить не последовало никакой реакции. — Чай не нужен, — сказал Джекилл. — Вы ведь о нас никому не скажете? Этого будет достаточно, — заключил Хайд. — Поверьте, если о вас кто-то и узнает, то одни только трупы, а тем уже не с кем сплетничать, — старался снова разрядить обстановку гробовщик, но его гостям явно не до смеха, так что пришлось забыть о шутках. — Я никому ничего не скажу, честно, только пройдите со мной и составьте компанию. Вы не пожалеете! Процедура отмывания пятен не обошлась без кладбищенских легенд о бессмертной красавице, сбежавшей сюда для вида от родственников, тоже бессмертных. И новая могила, на которой и топтались нерадивые посетители, содержала в себе тело её смертного супруга (или вполне могла содержать — легенды на то и легенды). — Вообрази, Джекилл, уже не перед ликом смерти, а перед лицом истории! — Хайд, замолчи, умоляю. — Ещё и истории любви… Эта же будет лучшей, вот увидишь, — то ли забыв о присутствии гробовщика, то ли не обращая на него внимания, сказал Хайд, взяв руку доктора в свою. Тот знатно покраснел и сдержанно улыбнулся — надежда теплилась в груди. Однако в мыслях царила смута, что рисовала давящую верёвку на шее, осуждение толпы, ужас в глазах единственных друзей… — Я видел здесь немало молодых людей, что приходили сюда застрелиться, чтобы «очиститься» от своей сути, — отрешенно начал гробовщик, заставив доктора вздрогнуть. — Но вот чтобы одновременно, да и незаметно для остальных, да ещё и столкнулись. Нет, господа, это не случайность, а судьба. Только уезжайте дальше, как можно дальше, ради всего святого! Город снова погубит вас. С другого конца кладбища раздались крики извозчика: — Господа-учёные, где вы? — Это вас? — спросил гробовщик. Оба кивнули. — Даже тайное обручение подготовили… Да прибудет с вами Бог. Уже когда двое залезли в кэб и распрощались в гробовщиком, тот наконец дошёл до тела. Он аккуратно положил его в гроб, сложив ручка за ручкой, на одной из которых всё ещё сияло кольцо с изумрудом, и уже готовился зарывать гроб в землю. Но едва он подумал об этом, раздался крик: — Сэмюэль! Почему не на посту?! Новое тело! И каждому из преступников хотелось верить, что это привезли не их жертву.***
Сняв номер и расположившись в скромных апартаментах, которые только и можно было назвать «семейными» из-за двуспальной кровати, доктор и господин сидели молча. Джекилл что-то писал в блокнот, а Хайд искал любую забытую вещь предыдущего постояльца, чтобы обменять ту на ром. — Не ищите, здесь уборка после каждого выезда, — бормотал доктор, свесив одну ногу с кровати, а другую притянув ближе к себе. — Опередили! Понятно, — немного покопавшись под кроватью, он вылез из-под неё, слегка задев ногу Джекилла. — Можно поосторожнее? — Что, ползать? Нет, ты точно не в своём уме. Принял снадобье, кстати? — Сейчас. Колбочка, плотно завернутая в платок, осталась целой, как и её содержимое. Снял пробку, выдохнул и осушил залпом. Дело сделано. — Вот, а ты боялся. После краткого смешка последовал дикий приступ удушья. Джекилл упал с кровати, роняя письменные принадлежности и корчась, как и в первый день встречи с господином. — Что происходит? — хрипел доктор. — Обман доверия. Моё положение непостоянно, а твоё тело невероятно стабильно. Мне необходима оболочка более верная, и однажды твоя станет моей навек. — Боже, Хайд!.. Что ты задумал? — хватаясь за сердце, шептал доктор. — Эксперименты, доктор, порой ведут к необратимым последствиям, если их вовремя не закончить, — он присел на одно колено рядом с мучеником и мягко провёл рукой по голове. Дрожь слегка ослабла. — Ты видишь, Джекилл? Не хватает тебе всего одного компонента — меня. — И все мои чувства к Вам были только… — Побочными эффектами? Зачем усложнять себе жизнь, будто мы не состоянии это объединить? Видишь ли, мне нужна твоя абсолютная добровольность и покорность. Доверие твоё я, пожалуй, не верну. А вот любовь вывести на иной уровень вполне могу. — Нет, Вы не сделаете этого. Неужели ненависть так сильна? — Это никак не связано между собой. Я не ненавижу тебя, как и ты меня. Осталось показать друг другу новую грань чувственности. Рука грубо легла на грудь доктора, прошлась вверх и вниз много раз. Затем спустилась и… Не обнаружила никакой реакции на происходящее. — Боюсь, у Вас не выйдет меня провести. Я слишком стар, — впервые гордясь этим фактом, улыбнулся Джекилл. — Ничего, с каждым касанием будешь становиться моложе. А пока потолкуем. Куда идём дальше, как думаешь? — У Вас и для этого план? — Если тот первый не устраивает, есть и второй, конечно, но я бы не советовал. — Я никуда с Вами не поеду, поэтому давайте любой другой план. — Как скажешь. Замечательный примечательный дорогой наш доктор Лэньон, любезно поболтав со мной, дал мне свой адрес. И я сейчас напишу ему письмо. — О чём? — Не волнуйся, продиктую. Ты парализован, лучше лежи. И план о доставке экстренного запаса ингредиентов для формулы из ящика в кабинете Джекилла в дом Лэньона был изложен на бумаге буквально за полчаса. Доктор был изумлён тем, как хорошо помнит убранство его дома мистер Хайд. — Вот, пожалуй, и всё. Отвечая на твой немой вопрос скажу, что я не всегда был полу-бесплотен. Но мой эксперимент по стечению обстоятельств вёлся параллельно с твоим, только имел противоположные цели — не освободить, а подчинить. — Глупый юнец. Оковы всегда общие, Вы будете страдать в первую очередь. — Вот и поглядим. Дискуссия окончена? Нам осталось шесть часов до визита дорогого друга, а я всё ещё не при параде. Надо исправлять. Следующие часы были мучительно болезненны для души Джекилла — разум понимал, что всё это обман, а сердце желало быть обманутым, но счастливым. И вот, когда слияние почти что совершилось, а Хайд завладел телом доктора, он завершил сладостную пытку. Мгновение свободы от мыслей — и душа доктора настолько ослабла, что впала в небытие. И снился ей жар костра, около которого любопытные руки исследуют слабости новых владений, а томный голос шепчет:«Ты только мой, по праву. Сдайся же — легче будет»
Необъяснимое тепло от нужности, важности его тела вполне убаюкивало совесть.