Так я, из страха, что не дашь ты веры
Словам любви, сам забываю их,
И речь моя слабеет, хоть без меры
Сильна любовь: превыше сил моих!
POV Автор
— Что ты наделала?!
Синьора Монтекки рыдала на полу, закрывая лицо руками. Консетта внутренне умирала — Меркуцио при смерти, ладонь болит из-за Тибальта, а все те люди, которых она любила, которые, как казалось, любили её, теперь смотрят на неё с такой ненавистью и презрением...
— Мне кажется... — холодным тоном, глядя в пустоту, проговорил граф, а потом повернулся к обвиняемой спиной. — ... Что синьорите Лоретти стоит вынести наказание.
— Изгнание! — хмуро проговорил очнувшийся несколько минут назад Тибальт.
Консетта съёжилась, а Тибальт криво усмехнулся. Да как он может?
— Нет! — Леди Монтекки почти прокричала это. — Что, если Меркуцио умрёт?! Нет! Я требую смерти!
— Согласен, — синьор Монтекки тоже смотрел в пространство. — От девочки много проблем. Порядка не увеличилось, а смертей и травм стало на порядок больше.
— Нет!!! — Герцог, всё это время молящийся в стороне, было кинулся, чтобы прикрыть обречённую, но был перехвачен (почему-то опечаленным) Тибальтом.
— Закон — есть закон! Вы сами знаете!
— Впервые согласен, — граф Капулетти упрямо посмотрел на графа. — Смерть.
— Жители Вероны, я что, похож на шута?! Или, может, на принца глупости?! — Эскал выкрикнул это с непредаваемым гневом. — Если всё это правда, то Консетта умрёт. Все свидетели — Капулетти, против неё...
— Но как же...
— Кто исполнит приговор? — беспринципно спросил граф, всё также смотря в пол.
— Я! — глава дома Монтекки вышел вперёд, обнажая шпагу. Тибальт судорожно вздохнул и отвернулся.
— Я могу... — Консетта попыталась что-то сказать, но мужчина жестом оборвал её.
Слёзы текли по щекам девушки, но не из-за страха за себя. Её волновал этот придурок, заноза в одном месте — Меркуцио.
—
Стойте!!!
Из-за угла дома показался Ромео, а за ним и Бенволио. Они бежали сломя голову, спотыкаясь о камни мостовой. Консетта подняла голову и с надеждой посмотрела в глаза Ромео.
— Стойте! Брат Лоренцо сказал, что Меркуцио ничего не грозит! — соврал Ромео, и выхватил шпагу из рук своего отца.
— Консетта хотела спасти жизнь Меркуцио и Тибальту! У неё было зелье, которое могло спасти обоих, но ваш Тибальт, к всеобщему несчастью, нанёс Лоретти эту рану и выбил склянку из руки. Не смейте её убивать! Граф, я готов взять всю вину на себя, только не трогайте Консетту! — Бенволио заслонил собой девушку, осоловело внимавшую происходящее.
— Он врёт! Возможно, он — её любовник, и в нём лжёт проклятая любовь. Всему виной Консетта, казнить её должны вы! — заявила леди Капулетти, когда-то любившая эту несносную девчонку, как свою дочь.
— Не смейте говорить так!
— Ей смерть грозит!
— Но ведь никто не умер. Тибальт в порядке.
— А Меркуцио?!
— Но он ведь... умирает, верно?
— Не лезь, Джульетта!
— Ну уж нет, так не пойдёт. Она кинулась спасать не жениха, а своего любовника! Меркуцио!
— Молчите, презренные Капулетти!!! Как вы смеете?
— Нахальные Монтекки!!! Вам всем не сносить голов!
— ВСЕМ ЗАМОЛЧАТЬ!!!
Герцог Вероны, немного остудив свой бешеный пыл, осмотрел ещё более ненавистным взглядом всех присутствующих, немного подумал, что-то шепнул Ромео, а потом процедил ледяным тоном:
— Раз так, — все люди на площади выдохнули, лишь женщины продолжали всхлипывать. — То Консетту... Я вынужден лишить должности. Она не справляется со своими обязанностями. Из-за неё сегодня чуть не погибли двое. И, девочка, перевяжи руку.
С этими словами Эскал и остальные удалились, оставив Консетту, Бенволио и Ромео на площади.
POV Консетта
Перед глазами стоял непроглядный мрак, а голова наливалась свинцом в попытке её приподнять, поэтому приходилось сидеть и слушать с опущенной головой. Травмированная рука всё ещё горела адским пламенем, многочисленные ссадины не давали вздохнуть полной грудью. Сначала я даже толком не поняла, почему так больно, но воспоминания, плавно сменяясь одним за другим, вскоре дали о себе знать:
«— Довольно! Ты выйдешь за Тибальта!
— Нет!
— Либо ты выйдешь за него, либо уедешь из Вероны навсегда!»
Потом были ссорящиеся кланы, а ещё драка. Я подралась... но с кем же? Проклятие! В голове сплошной туман.
«Эй, старая дева, чего ты тут забыла?»
— Меркуцио... — вдруг шепнуло мне
сердце внутренний голос. Только не он.
«Остановитесь, идиоты!»
«Ты никогда не станешь мне другом, слышишь?!»
А потом...
«— Стыд, господа! Вы знаете, что герцог запретил на улицах Вероны столкновения! Тибальт, Меркуцио, стойте, пусть наступит мир!»
...
«— Потерпи немного. Черт где моя склянка?!»
Оглушительный вопль, разрезавший тишину. Сплошная суета, боль, герцог на коне и море крови... Просто безумное количество! Дальше провал, дальше я, к сожалению, ничего не помню.
Отдалённо послышались какие-то знакомые мужские голоса:
— Боюсь, что смерть заберёт их, господа.
— Меркуцио, Тибальт, что же вы натворили... — шептал герцог Вероны, смотря на меня разочарованными глазами. По его щеке, кажется, скатилась одинокая слеза. Я так его подвела!
— Это она хотела убить Тибальта! Мы сами видели. Она заслужила такую судьбу! Мы видели её в одеждах Монтекки, она — предательница! — прорычала одна из Капулетти, одарив меня презрительным взглядом.
— Нет, нет, нет! Прошу, спасите Консетту! — совсем близко рыдала Джульетта, на коленях умоляя Эскала. — Протестую, эта девушка ни в чём не виновата. Не смей так говорить о ней, Розалина! Она лишь блага нам хотела. Мечтала примирить кланы и положить этой вековой вражде конец. Это добрая и светлая душа, также мечтающая о счастье, как и все мы. Ответьте, разве Консетта когда-нибудь желала нам зла?
Тишина.
Всё было тщетно. Джульетта, ты не сможешь мне помочь... меня приговорили к смерти.
Лучше умирать в пыли, но как король!
Уже совершенно смирившись со своей участью, я только и делала, что с ужасом смотрела на остриё меча, всё ближе приближавшегося к моей тонкой шее.
Спасло только заступничество моих друзей. Неужели, они меня действительно спасли?.. Ромео, Бенволио, теперь я жизнью вам обязана, знайте это. Но тут герцог вынес вердикт:
— Консетту... Я вынужден лишить должности. Она не справляется со своими обязанностями. Из-за неё сегодня чуть не погибли двое.
Мольбы и слёзы были тщетны, к стенаниям Эскал был равнодушен. Теперь всё. Прощай, моя отрада, моя честь. Я сегодня же уеду куда подальше, куда глаза глядят. Я не вернусь в Мантую никогда, пусть мой отец не узнает, как его дочь подставила... Видимо, мои мысли прочитал Ромео и крепко-накрепко обнял меня, стараясь хоть как-то успокоить.
— Консетта, прошу, давай ты перед дорогой попрощаешься с Меркуцио, — Бенволио положил мне руки на плечи. — Я знаю, ты винишь его во всём этом, но он тяжко болен, мы ему нужны, как никогда раньше. Идём же, идём...
Ну вот ещё!
— К тому же, если он не... не умер, то ты ему за всё навешать сможешь...
— Скорей к нему!
POV Автор
Едва перешагнув порог спальни раненого, Консетта невольно вздрогнула. Поверьте, оказаться
так близко к постели Меркуцио, даже в подобных обстоятельствах, она явно не хотела.
— О, брат мой... — не скрывая горьких слёз прошептал Ромео и уселся на краешек кровати.
— Меркуцио, ты...
— Козёл винторогий! — прошептала я, пристраиваясь рядом с «синим». — Бабник несчастный! Ворон-пересмешник! Волокита, нахал, подлец, мерзавец...
— Выговорилась? — спокойно произнёс позади стоящий Бенволио и немного усмехнулся, будто бы ожидая подобную реакцию со стороны девушки.
— Чтоб ты на корм червям пошёл!
— Ну, тут ты давай палку не перегибай.
— А что мне ему сказать? — удивилась она, внимательно наблюдая, как неприкрытая перевязанная грудь Меркуцио размеренно поднимается и опускается. Друзья намекнули продолжать. — Меркуцио, ты... ты — придурок, ты это знаешь? Из-за тебя столько всего случилось, а ты лежишь и в ус не дуешь. Вот не понимаю, как тебя герцог терпит, правильно он всегда говорит: «Выпьешь на ночь с Меркусьё, а к утру забудешь всё!» — она невольно засмеялась, вместе с юношами.
Дело в том, что герцог какое-то время учил девчонку языкам: французскому и латыни. И она очень часто любила жаловаться учителю на его племянника:
— Господи, ну на каком мне ещё языке сказать, чтобы он отстал от меня?! На французском? Mercutio, va-t'en! *
Удивительно, но по латыни имя «Меркуцио» как-то не звучало, а вот по французски...
После этого Консетта слегка приподняла раненого и прижала к себе:
— Только прошу, не сдавайся! Ты меня слышишь, даже не вздумай! Ты — сильный, веселый, вспыльчивый, просто сумашедший парень, и ты не можешь вот так взять и уйти! Умирать в пыли... Нет, только не так! — девушка даже не заметила, как неподвижная рука Меркуцио оказалась в её тёплых ладонях. — А когда-то я думала, что не оставлю тебя ни за что. Да, ты мне раньше нравился... но я не собиралась присоединяться к девчонкам Монтекки, без конца бегающим за тобой! Даже не рассчитывай!
Консетта осторожно убрала с его бледного лица выбившиеся кудряшки.
— Посмотри, ты же просто беззащитное дитя, так и не повзрослевшее. Хотя, может быть, это и хорошо? Меркуцио... чёрт тебя возьми, что заставляет меня раз за разом вернуться к тебе?! Глаза, лицо, волосы, иль губы... С тобой я постоянно лезу в драки, танцую на балах Капулетти, разделяю свой первый поцелуй... — Лоретти невольно сделала длинную паузу и всхлипнула... — Странно, но ты ведь сам никого не любишь...
— Не правда, — послышался тихий голос. Но Ромео и Бенволио молчали в стороне. Показалось.
— Нет, тебе не знакомо это чувство. Я тоже никого не люблю, может, не умею? Как странно, и ты сердцем никого не любишь! (Особенно это по Тибальту видно!) А помнишь ту фразу о старой деве... пусть будет так! — Консетта начала накручивать на палец каштановые волосы юноши. — Ты должен знать, что меня лишили должности. (Всё из-за тебя!) Я больше не надзирательница Вероны, я не почетаемая личность, я не обычная жительница, я даже не распутница Вероны! Я сама не знаю, кто я...
— Вот дурочка...
— Ромео? Это ты сказал? Бенволио?
— Нет, Консетта.
Не придав этому особого внимания, «фиолетовая» продолжала:
— Поэтому я уеду отсюда, не стану лицезреть самого страшного в моей жизни...
— Чего именно? — удивился Ромео, а Консетта сердито на него посмотрела.
— О, Монтекки, не притворяйся, у тебя это плохо получается. Всё ты прекрасно знаешь... Смерть. Я очень боюсь... А вот Меркуцио нет, даже заигрывал с ней! Может быть, именно поэтому она заберёт его раньше всех и будет у себя навеки узником держать. Уверена, что ей нужны благородные души, такие как он, — Консетта щекой прижалась к носу кудрявого. — Но знайте, что я даже во сне буду молить Создателя о спасении той, что дороже всего на свете Меркуцио — его жизни...
В комнате послышались горькие рыдания.
— А если нет, значит дух его должен быть увековечен ангелами. Озорной, честный, терпеливый... Благородный...
Консетта аккуратно коснулась его губ своими. Слёзы непереставая текли по её раскрасневшемуся лицу. Как же больно!
Неожиданно рядом послышался смех. Безумный и истеричный. Звучал он слабо, но громом ударил по ушам Консетты.
— Девчонка... Говоришь... Такое...
— Меркуцио?.. — не веря своим глазам прошептали Монтекки.
Он снова засмеялся. Ромео и Бенволио тоже засмеялись — радостно и кинулись обнимать Меркуцио. Он закашлялся, но тоже обнял их.
Консетта стояла, опустив руки. Она только что, можно сказать, душу излила. Она рыдала над его постелью. Она винила себя. Она думала, что у неё теперь есть друзья. И вот они вместе с ЭТИМ смеются над ней.
— Вот скотина...
— Что?
— Паршивец! Всё! — Консетта закрыла глаза. Было страшно и больно. — Не собираюсь больше! Достало! Монтекки, Капулетти, Меркуцио! Хватит! Чума на оба ваши дома, на вас на всех! К черту!
— Чего ты орёшь? — Довольно холодно отозвался Меркуцио.
— Чего я ору?! — Консетта в бешенстве взмахнула рукой. — Я ненавижу тебя! Ненавижу! Я из-за тебя потеряла смысл жизни! Работу, статус, жениха, в конце концов!
— Жениха?! — Меркуцио вскочил с кровати, не обращая внимания на друзей. — Ты его терпеть не могла! Ненавидела! И я его ненавижу! И тебя! Какой-то Тибальт тебе важнее!..
Меркуцио осекся, лицо его побелело. Он медленно сполз на пол и закрыл глаза.
— Мне все равно на него! Ты чуть не погиб! Мне дорог ты, а не!..
Девушка открыла глаза, вскрикнула и бросилась к Меркуцио. Рана открылась и во всю кровоточила. Консетта закрыла лицо руками и заплакала, не обращая внимания на Ромео, трясущего её за плечо, и Бенволио, куда-то убежавшего.
— Что ты стоишь, беги скорее за лекарем! Консетта, ты меня слышишь?
Девушка рыдала и повторяла в истерике всего одно имя,
совершенно беззвучно: Меркуцио.
Нет, он не может просто так умереть.
Ведь правда не может?
