Не могу себя удержать

      — Тише, Луиза, не плачь.       Ривай остановился в коридоре, чуть поворачивая голову. На подоконнике сидели, освещённые светом факела, две фигуры, которые даже не заметили, что они не одни. Прищурившись, он узнал в них Жаклин Уолкер — девушку из отряда Эрвина со светлыми волосами и её подружку с кучерявой копной волос, которая частенько помогала Ханджи с экспериментами.       — Я даже не успела извиниться перед ним за свои слова…       Жаклин вздохнула, прижимая плачущую навзрыд Луизу к себе. Ужин она благополучно пропустила, поэтому куда-либо торопиться уже смысла не было. Ривай хотел было пойти дальше, как Уолкер запела:       — В те дни, когда мы чувствовали себя ошибкой, в те дни, когда любовь была ненавистна, как-то мы всё же идём вперёд.       — Жаклин…       — Так много войн, где мы сражались, так много вещей, в которых мы не разбирались, но с тем, что у нас есть, я обещаю тебе — мы идём вперед, — пела она, чуть сбиваясь. — Мы идём вперед.       Луиза заплакала ещё сильнее, хватаясь за куртку Жаклин.

***

      — Ханджи, у нас поют, когда кто-то умирает?       Ханджи, занятая тем, что водила пальцами по воде, делая волны, остановилась и запрокинула голову, макушкой касаясь плеча Ривая и заглядывая ему в глаза.       — Почему ты спрашиваешь?       — Девчонка Смита… Жаклин, кажется, пела песню своей подруге. Что-то про идти вперёд. Что это за песня?       — А, ты про это… Ну, у нас есть две песни, которые, если честно, каждый раз больно исполнять, — Ханджи, выпрямившись, развернулась и повернулась к Аккерману лицом. — Одну исполняем, когда совсем невыносимо на душе, а вторую, когда всё хорошо.       — Откуда это пошло?       — Первую, про «идти вперёд», как ты выразился, мне в детстве пел ещё папа, когда у меня что-то не получалось или я обдирала колени и локти. Потом, будучи кадетом, я спела её Эрвину, когда его бросила Мари. И она, видимо, настолько его воодушевила, что он сделал её песней павших и погибших.       — А другая?       — Я, я испытала все, — негромко запела Ханджи, не поднимая на Ривая глаз. — Я не упустила ни одной секунды, что этот мир мог дать. Я повидала много мест и много чего сделала. И каждой разбитой костью могу поклясться, что я жила. Ну, местоимение меняется в зависимости от того, кто поёт. Она поётся, когда наша вылазка оканчивается хорошо. Не знаю, кто первым это начал, но она была задолго до того, как мы вступили в Разведку.       — Ты не споёшь мне первую?       — Нет.       — Почему?       — Мне невыносима сама мысль о том, что придётся петь эту песню тебе, — призналась она, поднимая голову и смотря Аккерману в глаза. — Это… Я не могу.       Петь такое, думает Ханджи, после всего того, что между ними, будет невыносимо.       Невыносимо прижиматься щекой к его груди и слушать биение его сердца, пока он накручивает пряди её волос на пальцы, внимательно слушая то, как она что-то с увлечением рассказывает. Невыносимо подаваться бёдрами ему навстречу, выгибаться и давить стоны, комкая пальцами простыню. Невыносимо видеть его рядом с собой, улыбаться ему и целовать, когда они, как подростки, тащат друг друга в кладовку.       Она жить не сможет, если после всего того, что она с ним чувствует, он умрёт.       Ханджи, если на то пошло, и Эрвину спеть её не сможет. Это же Эрвин, её друг, её боевой товарищ, её первая влюбленность (и что, что она длилась всего ничего, кто бы не устоял против него), который знает всё о ней, кажется, даже лучше, чем она сама. Если бы не он, то она бы не выпустилась из кадетского училища: погрязла бы в дежурствах за свои эксперименты, а он всегда приходил ей на помощь и покрывал, как мог.       Она прикрыла глаза, вспоминая Майка, ещё одного своего друга, который, конечно, грудью на амбразуру не бросался, защищая её от Шадиса и от дежурств, но Ханджи знала — убьёт за неё. Рядом с Майком вырисовывалась миниатюрная Нанаба, к которой Зоэ уже тоже успела привязаться; с которой она успела подружиться.       А Марлен? Марлен, вечно неунывающая Марлен, которая звонко и часто смеялась, и к которой судьба всегда была благосклонна. Как же она будет петь эту песню Марлен, своей лучшей подруге, которую она только несколько часов назад обнимала и трепала по волосам, когда та вновь разглагольствовала о том, что ей не с кем идти на бал у правительства.       А о подчиненных Эрвина — о светловолосой Жаклин и младшей сестре Марлен — и речи не шло. Первая напоминала Ханджи себя в молодости, а вторая здорово помогала ей в научных исследованиях.       Нет.       Н-е-т.       — Почему?       — Ривай, — произнесла она, кладя ладони ему на плечи. Он вопросительно по приподнял брови, смотря ей в глаза, — пообещай, что мне никогда не придётся петь первую песню.       — А вторую?       — Вторую я буду петь только с тобой.       Ханджи подалась вперёд, кладя голову на плечо Ривая и закрывая глаза, когда он прижал её к себе.       Пожалуйста, я не хочу идти вперёд без него.