I hope they cannot see The limitless potential Living inside of me To murder everything I hope they cannot see I am the great destroyer. Nine Inch Nails «The Great Destroyer».
Боль вернулась единомоментно. В нос ударил резкий запах карболки с примесью чего-то тошнотворно-сладкого, до чуткого слуха донёсся мерзкий звук каталки, едущей по выщербленному кафельному полу, из которой жалобно и немелодично позвякивали бутылки и склянки. Все органы чувств словно взбунтовались после долгой депривации и сигнализировали их хозяину о чрезвычайном происшествии. Кимбли спешно прищурил глаза, уже было начавшие слезиться от непривычно яркого света. — Очнулся, — глубокий бархатный женский голос донёсся до его ушей. — Это хорошо, что ты очнулся. Он попытался привстать, но явно ослабленный организм не оценил такого рвения. — Лежи, — обладательница того же голоса надавила на его плечо изящной рукой. — Здесь никто не исцелит тебя с помощью алхимии, придётся опять резать и заново зашивать. Она, осторожно придерживая голову пациента, вытащила интубационную трубку. Кимбли с трудом втянул воздух — ребра словно сжало и горло немилосердно саднило, зато удалось пошевелить онемевшими губами. Трясущимися пальцами он попытался натянуть одеяло повыше, но сил не хватало даже чтобы скомкать чёртову ткань. Он сжал зубы — неужели нельзя было остаться навечно там, в белой пустоте? Или в бесконечном аллегро оркестра стенающих душ? Или куда там положено попадать таким, как он? Точно — в Ад. — Холодно? — в её голосе не было ни тени беспокойства. — Да, — голос вышел хриплым и надтреснутым. Кровать покачнулась — он понял, что посетительница встала с края его тесного и, судя по окружающим звукам и запахам, явно больничного ложа. Перед глазами плыло, и всё, что он успел рассмотреть, так это короткий белый халат и длинные чёрные волнистые волосы, стянутые в высокий хвост. Под такое описание попадало не менее двух сотен уже виденных им женщин. — Не шевелись, — чуть теплее проговорила она, накрывая его принесённым вторым одеялом. — Говорить можешь, это хорошо. В глубоком декольте мелькнуло что-то знакомое, но сфокусировать взгляд у Кимбли не получалось. Он не без труда все же вытащил руку и бесцеремонно провёл кончиками пальцев по светлому шраму в виде уробороса. — Прошу прощения. — Пустое, — она рассмеялась и села на край кровати. — Я помню твоё дело, Зольф Кимбли, Багровый алхимик. Не ожидала увидеть тебя здесь. Он ненавидел оказываться в заведомо худшем положении, нежели оппонент. И хотя сейчас Багровому было совершенно неясно, на его стороне эта женщина или нет, его положение было абсолютно незавидным: перебинтованный торс и шея, игла в вене, омерзительное самочувствие и абсолютное непонимание, где он и с кем. Плюс было ещё кое-что. Опустошающая, звенящая пустота там, где он всегда фоново ощущал присутствие некой силы. Силы, с которой он был на ты, которая позволяла ему ходить по острию ножа, которая раскрывала его талант, как бутон неведомого цветка. Силы, которая питала его алхимию. — Здесь меня зовут Леонор, Леонор Шварц, и я, — она улыбнулась ярко накрашенными губами, — как ты можешь видеть, сестра милосердия. Последнее слово в её устах звучало как-то совершенно непотребно. — Ты можешь называть меня по старой памяти Ласт, — она провела пальцем с длинным острым коготком, так неподобающим женщине её профессии, по тыльной стороне его ладони. С Похотью Кимбли пересечься не довелось, но он по воспоминаниям Прайда и Глаттони знал о таком гомункуле, обращённом в горстку пепла горячим пламенем чересчур вспыльчивого тогда-ещё-полковника Мустанга. Багровый с трудом всмотрелся в лицо женщины. Красивая, полностью оправдывает своё имя — трудно остаться равнодушным, особенно если тебя ничто не связывает: ни привязанности, ни обязательства. — Здесь… — он нахмурился. — Где я и что произошло? Ласт поджала губы и посмотрела на него серьёзно, даже печально. — В городе Мюнхене, эта страна называется Германия. Кимбли не претендовал на экспертные знания в области географии, но был уверен в одном: такой страны не существовало. — Это… — она замялась, — это иной мир. С другой историей, другими странами, другим менталитетом и другими науками. Например, здесь нет алхимии. Значит, ему не показалось. Это не было ни последствием травмы, ни персональной насмешкой над его неоднозначной персоной. — Сейчас двадцать второе ноября тысяча девятьсот двадцать третьего года. Наша бригада обнаружила тебя на месте взрыва в ночь на девятое ноября. Они хотели тебя приговорить, но фельдшер сказал, что ты ещё поборешься за право ходить по этой земле. — Ласт в задумчивости провела пальцем по его руке. — Никто не верил, что ты очнёшься. Несколько крупных осколков стекла извлекли из шеи, ещё три стали причиной проникающего ранения брюшной полости. А медицинской алхимии здесь нет, как ты уже понял. Кимбли поджал пересохшие губы. Всё было, откровенно говоря, просто отвратительно. Ему уже доводилось лечиться от проникающего ранения, и, если бы не философский камень, неизвестно, где бы он сейчас был. Он провёл рукой по затылку — чего-то явно не хватало. — Чтобы не снимать окровавленный жгут, его просто срезали вместе с твоими волосами, — задумчиво произнесла она. — Надеюсь, тебе это не принципиально, здесь не пристало мужчинам носить длинные волосы. — Мисс Шварц, — сипло проговорил он, — могу я попросить у вас воды? — Разумеется, — она приподняла голову и рассматривала его из-под опущенных пушистых ресниц. — Только запомните, это очень важно: здесь я не мисс, а фройляйн Шварц. И можно просто по имени, — она прищурила свои глаза, которые то ли и правда были фиалковыми, то ли Зольфу показалось. Пока она ходила за водой, Багровый поднёс к лицу ладони: на них по-прежнему ярко выделялись круги с вписанными в них символами. Интересно, как это воспримут в этом мире? Она вошла, стуча каблуками по выщербленному полу, ловко приподняла изголовье кровати — Зольф же успел удивиться её физической силе — и осторожно поднесла стакан к его губам. — Не так жадно. Тебе пока нельзя много пить, — нахмурилась она. — Есть же нельзя вовсе, пока врач не разрешит. Пытаться вставать — тоже. Если что-то нужно — вот колокольчик, позвонишь — к тебе придут и помогут. Все понятно? Кимбли вздохнул. Он уже оказывался в подобной ситуации, но эта женщина, в отличие от его тогдашнего красноглазого визитёра, хотя бы не угрожает. Возможно — пока, но это здесь и сейчас значения не имело. Он едва заметно кивнул. Бодрствовал теперь уже бывший алхимик совсем недолго, но слабость брала своё. — Я приду завтра, — доверительно шепнула Ласт, накрывая его одеялом. — Постарайся побольше спать. Удаляющегося стука каблуков Зольф уже не слышал: его сознание проваливалось в уже ставшую знакомой и родной пустоту, в которой он, вероятно, снова услышит собственный голос и, может, увидит призраков уже точно прошлой жизни. Но в эту ночь, пусть и наполненную изматывающими снами, он больше не говорил с Истиной.* * *
Ласт вчитывалась в историю болезни, написанную неразборчивым почерком хирурга Вольфганга Краузе. Интересно, выкарабкается? Судя по шрамам, у Кимбли уже было проникающее ранение брюшной полости, но, по всей видимости, в Аместрисе, где медицинская алхимия весьма и весьма на высоте, а уж если ещё и применить философский камень… Здесь же не было ни того, ни другого. Зато был вторичный травматический гнойный перитонит и три огромных осколка в шее. Расположение осколков вообще не подчинялось здравому смыслу, словно не витрина от взрывной волны брызнула во все стороны смертоносными прозрачными кинжалами, а огромное животное сомкнуло сильные челюсти на горле пациента. И в довершение всего ещё и контузия. Неудивительно, что он столько времени провёл без сознания. Ассистенты и младший медицинский персонал, особенно мужчины, даже устроили своеобразный тотализатор на нескольких особенно тяжёлых больных, и Зольф был в их числе. Ставок на то, что он хотя бы придёт в себя было на порядок меньше, чем на то, что доктор Краузе зря восемь часов кряду зашивал его внутреннее содержимое и лучше бы сразу в гроб. Закрытый, само собой. Ласт была убеждена, что этот мужчина — точно аместриец: мало того, что при нем были приснопамятные серебряные часы, его татуировки говорили сами за себя, да ещё и предмет, который был обнаружен в экссудате при санации брюшной полости, а именно гладкий круглый кроваво-красный камень, который здесь, казалось, впал в состояние анабиоза… Но было ещё кое-что. Временами, ещё находясь в коме, он с кем-то разговаривал. И Ласт была уверена в том, кто его собеседник и где они, по мнению бессознательного некогда государственного алхимика, а ныне — неопознанного молодого человека без документов. Ей хотелось, чтобы Кимбли выкарабкался. Долгих четыре года она жила здесь, на изнанке привычного ей мира, под личиной, видимо, безвременно ушедшей Леонор Шварц, дочери блестящего еврейского врача Иегуда Шварца, и за это время она не встретила никого оттуда, с другой стороны. На её пути встречалось множество знакомых лиц, однако здесь они были совершенно иными личностями. Как бы ни радовался её чудесному спасению «отец», как бы ни окружала её своей заботой экономка Мария, заменившая, по всей видимости, девочке Леонор мать, гомункула не покидала очень глухая, словно бы отдаленная, но тоска по родному миру и её пусть и своеобразной, но семье. Она вглядывалась в нищих на паперти в надежде услышать жалобное «я кушать хочу», но впустую. Засматривалась на стайки подростков, зная что ищет претенциозного длинноволосого мальчишку, но если и видела кого-то похожего, то это явно был не Энви. Здешние мужчины оказались по большей части либо ханжами, либо эгоистами, здешние женщины ненавидели её пуще аместриек и обзывали крепче. Но самое главное — во всех этих метаниях не было цели, ядра, сути, конечной точки. Это словно высасывало из мира краски. Или здешний мир сам по себе настолько тусклый?.. Теперь же… Теперь она была здесь не одна. Она прекрасно помнила о запасливости Отца и фюрера, которые хранили несколько козырей в рукаве. Выходит, там эта карта вышла из игры, как и раньше она сама. Удался ли план Отца? Вдруг Ласт поняла, что, вероятно, именно бывший алхимик-подрывник — её путевка обратно. Осталось заставить его открыть Врата. Но сначала придётся постараться и легитимировать его нахождение здесь. Ласт постучала пальцами по столу — как ей не хватало её прекрасных когтей! Впрочем, похоже, что настало её время снова пустить в ход своё дьявольское обаяние.* * *
Врач оказался сухопарым немолодым мужчиной в пенсне с длинными жёлтыми от табака пальцами и колким взглядом. Он осмотрел швы и проверил дренажи, назначил перевязку и пообещал, что если ситуация не ухудшится, то назавтра Зольфу будет дозволено есть, как нормальному человеку, а не посредством очередной капельницы, для которой, как он выразился, ни одной пристойной вены не осталось. Кимбли лежал, рассматривая потрескавшуюся штукатурку на потолке. Слабость была чудовищная, перед глазами плыло и, вдобавок, мутило. Этого он боялся больше прочего — тут дышать-то было больно, впрочем, после укола стало немногим легче, но всё же. Зольф скосил глаза на колокольчик. Унизительное состояние — быть настолько беспомощным. С другой стороны, голова уже почти не кружилась, он был твёрдо уверен, где верх, где низ, поэтому решил рискнуть — что ему, Багровому алхимику, всю жизнь шедшему рука об руку с самой смертью, просить санитарок о таком? Приподняться удалось, и он свесил ноги, осторожно нащупывая холодный пол голой стопой. Найдя точку опоры, Кимбли встал и, сделав два неверных шага по ледяной поверхности пола, осознал, что всё перед глазами заволокло тьмой. — Променял жизнь на пару минут мнимого унижения? — едко поинтересовался его собственный голос, исходивший от неясного очертания абсолютно белого человека. — Пошёл отсюда вон! Белый человек ощутимо толкнул Кимбли в плечо. — Ну и чего мы так стеснялись? — строго поинтересовался врач, поблёскивая стёклами пенсне. — Поверь, весь наш персонал насмотрелся на вашего брата в самых разных видах, а тебе лично переживать не о чем — ничего, достойного отдельной главы в медицинском учебнике, у тебя на теле нет. Он обернулся к стоящей за ним грузной санитарке. — Привяжите-ка его к койке для верности. А то если остальные узрят сей живой труп, разгуливающий по коридору моего госпиталя, придётся сюда вызывать ещё пару бригад реаниматологов. Женщина кивнула и достала из кармана необъятного застиранного халата бинты. — Нет, подождите, — подал слабый голос пациент-неудачник. — Даю слово, подобного не повторится, только давайте без таких мер! Врач покачал головой и вздохнул. — Молодой человек, второй раз вы можете и не прийти в себя после подобного. Так что настоятельно прошу, нет, — требую! — пользоваться колокольчиком в случае возникновения какой-либо необходимости. Впрочем, — мужчина словно бы разочарованно пожал плечами, — сейчас вам уже и не надо. Но, разумеется, это было значительно лучше и менее унизительно, так ведь? — он почти весело подмигнул. Зольф мысленно выругался. Такого позора с ним давненько не происходило. Рассудив, что того, что было, не вернуть, он, насколько это вообще возможно, устроился поудобнее и провалился в тяжёлый сон.