There are no rules here Welcome to the slaughterhouse <…> Try to understand You’re the artificial enemy An illusion we all need For our sake Blind Guardian «Under the Ice»
— Вот же попали мы в переплёт, — неохотно признал Эдвард, пересчитывая пфенниги, заботливо выуженные из всех возможных карманов. — И продать-то нечего, — он с досадой пнул видавший виды дорожный саквояж. Ноа нахмурилась. Цыганка очень хорошо понимала, что если бы не она, братья сейчас сидели бы в тёплой пивной пусть не сытые, но не промокшие и продрогшие. Её способности вообще мало вязались с увеселениями, за которые можно выручить деньги — это не было ни красочным представлением, ни таинственным сеансом спиритизма, на котором можно было нести любую чушь, лишь бы о будущем да пофантастичнее, а так она, во-первых, не умела, а во-вторых, не желала идти на сделки с совестью. — Давайте разделимся, — вдруг набрав воздуха в лёгкие, выпалила она. — Вы погреетесь в пивной, а я поищу заработок. Эдвард подозрительно скосился на покрасневшую Ноа: — Ты кому тут гадать-то собралась, предсказательница хренова? Ал осуждающе посмотрел на брата: что-то проголодавшись и замёрзнув, тот окончательно растерял весь политес. Но было что-то, явно ускользавшее от его внимания: эмпатичный и чуткий Альфонс чувствовал это «что-то» буквально всей поверхностью своей кожи. И брат был сам не свой, и Ноа дёрганная — какая муха их укусила? — Не важно, — поджав губы и опустив потемневшие глаза, тихо проговорила Ноа, — я достану денег. — Ноа, пожалуйста, мы не заставляем тебя воровать ради нас, — не выдержал Ал — ему очень не хотелось, чтобы репутация цыганки пострадала ещё больше и её клеймили воровкой уже заслуженно. Ноа подняла глаза полные слёз на Элрика-младшего, а потом уткнулась в плечо старшего и разразилась рыданиями, повторяя, что брать чужого вовсе не собиралась. — Дура! — заорал старший Элрик и, оттолкнув покрасневшую девушку, побежал прочь. Ноа смотрела ему вслед, пока его небольшая фигурка не скрылась за поворотом, а Ал продолжал непонимающе поджимать губы. — Прости меня, — начала она, продолжая смотреть в направлении, где скрылся Элрик-старший. — И у Эда я тоже попрошу прощения. От меня одни неприятности. Альфонс, оглядевшись, приметил мокрую скамейку. — Ноа, пойдём, сядем, — предложил он. — Всё равно уже вымокли до нитки… Они оба замолчали, глядя по сторонам, прислушиваясь к тому, как крупные капли падают на мостовую, разбиваясь вдребезги. Идти искать так некстати вспылившего Эдварда в незнакомом городе означало потеряться ещё на неопределённое время, поэтому Ал решил дождаться его на том же месте. Эд вернулся так же внезапно, как и ушёл, подхватил саквояж и жестом позвал спутников следовать за собой. Они переглянулись, пожали плечами, но решили не спрашивать ничего — сейчас сказать лишнее слово Элрику-старшему — получить гром и молнии на пустом месте. Он же завёл их в пыльный пропахший плесенью подъезд явно старого и небогатого дома и постучал в обшарпанную дверь, которую открыла старушка, похоже, подслеповатая. — Фрау Веллер? — спросил Эд. — Мне сказали, что вы сдадите ненадолго комнату, если мы позаботимся о ваших кошках и собаке, пока ваша дочь в отъезде. Ал и Ноа не поверили своим ушам. Ладно бы он нашел нормальную шабашку — где он только откопал адрес этой старушки? — Что?! — переспросила пожилая фрау: видимо, она была не только подслеповата, но и глуха на одно, а, может, и на оба уха разом. Хорошо, что старухе не понадобились их документы. Ей вообще было всё равно, лишь бы её коты Феликс и Лео были накормлены и обласканы, а совершенно омерзительная, наглая и брехливая мальтийская болонка грязно-белого цвета по имени Мими — выгуляна. Комнатушка, которую она им выделила, была тесная, сырая и пыльная, и света в неё проникало всего ничего. Из мебели им досталась продавленная тахта и влажный заплесневелый матрас. Зато — бесплатно. Магда Веллер была практически глуха на оба уха, видела не лучше крота на свету и в город могла выходить только с сопровождением. Впрочем, выходя в город, она являла собой почти карикатурный образец вздорной старушенции: если что-то было не по ней или кто-то казался ей недостаточно почтительным, она потрясала узловатой клюкой, зажатой в иссушенной старческой руке и разражалась громкими ругательствами в адрес предполагаемого возмутителя её спокойствия. Эд и вовсе старался не выходить с этой вздорной фрау никуда, для Ноа это было слишком рискованно, поэтому заботы о старухе свалились на плечи Ала, который, как, впрочем, и всегда, проявлял недюжинные дипломатические способности и смягчал ситуации, вызванные наступающим delirium senilis(1). Вскоре они притерпелись и к кошачье-старушечьей вони, и к вечной сырости, и к тому, что, говоря с почтенной фрау, приходилось орать так, словно до Мюнхена они собирались не доехать, а докричаться. И постепенно личные разговоры из едва слышного шёпота превратились в тихие беседы вполголоса, а выгул мальтийской болонки перестал казаться каторгой. Прежде, чем двигаться дальше, стоило хоть что-то заработать. И тут Эдварду пришлось признать, что он неоправданно погорячился, выдвинувшись через всю страну без мало-мальской подготовки. Теперь они застряли в «этой чертовой дыре», как окрестил этот город и их местное пристанище Элрик-старший, на неопределённое время. Эд и Ал брались за любую работу, от замены заболевшего или ушедшего в запой почтальона до доставки цветов от незадачливых нерешительных кавалеров их дамам сердца. Только денег с такой работы было, что наплакали Феликс и Лео, которые были весьма и весьма жизнерадостными, хотя и вздорными котами, а ни на что более квалифицированное Элриков не брали. Радовало то, что старуха, несмотря на всю свою склочность, их подкармливала и, в целом, была весьма добра.* * *
Веллер, получив информацию из достоверного источника, недовольно барабанил пальцами по столу. Выходило, мальчишки и грязная цыганская девка ничего не знали о местонахождении того-самого-предмета, который был так нужен ему и Безногому. Всё складывалось как нельзя хуже: столько лет они искали это чёртово изобретение, сделали ставку — и впустую! А ведь искомое могло совершенно изменить весь мир. И заставить не только НСДАП, но и союзников, и вообще весь мир плясать под их дудку. С другой стороны, стало очевидно, что эта троица явно заинтересована в том, чтобы найти это. Веллер закурил и, пуская кольца дыма, в очередной раз задумался над следующими шагами. Безногому вовсе не обязательно знать, что у Элриков нет того, что им нужно. Он будет убежден, что они ему попросту врут. А братья будут рыть носом землю, лишь бы найти потерянное. Сам же Веллер, в свою очередь, пустит ищеек по их следу и, сделав чужими руками всю работу, станет единоличным обладателем вожделенного, пока Безногий и Элрики будут увлечены выяснением отношений и поиском правды. Сейчас главное было не передержать Ульриха на скамье запасных — мальчишке нельзя позволить растерять запал. Не зря же он старательно создавал в его глазах культ его почившей матери и подчеркивал уникальность самого юнца! А что до Элриков — пусть повертятся здесь, в мире без своей хвалёной алхимии! Конечно, стоило понаблюдать за ними ещё недельку-другую: уж очень занятно они пытались заработать хоть сколько-нибудь пфеннигов и гуляли с невоспитанной болонкой и её одиозной хозяйкой. У Готфрида Веллера в последнее время в жизни почти не осталось места развлечениям, и это хоть ненадолго скрашивало его пресное существование.* * *
В превосходно обставленной оранжерее, в которой находилось множество различных экзотических растений, стояло инвалидное кресло новейшей модели. В нём восседал среднего возраста человек. У него не было ног чуть выше колена и мочек обоих ушей. Он любовался растениями — а особенными его фаворитами были кактусы — и гладил сидящего у него на коленях ухоженного ангорского кота. — Ну что, Вилли, — обратился он к мохнатому другу, — совсем скоро мы получим обратно то, над чем работали долгие и долгие годы.