Ich reiße meinen Körper aus der Flut Der Engel wirft die Schwingen in die Glut Ich spucke meine Sünden Er öffnet seinen Schlund Ich lecke seine Wunden mit meinem Mund Ihr Herz hab ich geküsst Ihr Fleisch auf dem Portal geliebt Ihr Zunge versteinert am Fuß des Monuments Und ihre Asche unter den Engeln verstreut Ich will nur leben Lacrimosa «Schakal»
К огромному неудовольствию Евы и вящей радости Берты и Йоханны, монстр-начальник вернулся и тут же приступил к обязанностям. Времени на разговоры стало меньше, но машинисток это устраивало: это означало, что их никто не расформирует и жизнь и дальше пойдет так, как они привыкли. Ева ловила себя на мысли, что счастлива тому, что ей не нужно общаться с Йоханной — ей казалось, что после того разговора она запачкалась в этой грязи. Это дошло до такой степени, что девушка перестала брать у сотрудницы сигареты и обращаться к ней с вопросами. Ей думалось, что уж попади-то она к Бергу, в её сторону он даже и не посмотрит с неподобающими намерениями! И в сторону Гретхен он наверняка так не смотрит: её принцесса — чистая как дитя — не чета Йоханне! — Добрый день, — в приёмную к ним вошел мужчина в полицейской форме и очках, — могу я попросить передать эту повестку херру Кимблеру? — Разумеется, — Берта расплылась в улыбке. — Вы пройдете? — Нет, благодарю, — комиссар Маттиас Хан оставался серьёзен. — Просто передайте ему повестку. — Разумеется, — кивнула женщина. — Чай или кофе? Посидите, отдохнёте от беготни по службе. Ева скривилась — её раздражало подхалимство Берты. Чем дальше, тем больше все её сотрудницы вызывали у неё глухую неприязнь. Зато монстру принесли повестку! Она была готова молиться, чтобы его упекли в тюрьму — наверняка ведь было за что! — или, наконец, сняли с должности. — Нет, благодарю, — мужчина натянуто улыбнулся. — Я при исполнении. — Раз при исполнении, могу предложить коньяк, — пробасила Берта, заходя в кабинет начальника. — Я сейчас.***
Кимбли смотрел на повестку. Менее всего ему хотелось идти в участок и опять объясняться по поводу этого чёртова взрыва. Он бы предпочёл и вовсе не иметь дел с местной полицией, что было вполне понятно для человека с чужими документами. Но на сей раз на допрос его вызывал уже полицайрат, так что дело могло принять серьёзный оборот. Решив не говорить ничего Бергу — все равно на допрос его вызывали по окончании его рабочего дня, — Зольф вернулся к работе. С удовольствием отметив, что машинистки за время его отсутствия сделали всё, что необходимо без ошибок и помарок, он принялся смотреть новые технические задания для его цеха. Черновики с технологией производства взрывчатки на основе ниперита он с сожалением отложил в сторону — не пришло их время, испытания не состоялись. Осталось уговорить начальство на повторение подобного мероприятия — главное, чтобы до дотошного доктора Кунца не донесли всю подноготную его подвигов и физического состояния, иначе этот тип костьми ляжет, но не допустит Зольфа до нового этапа.***
— Херр Кимблер? — полицайрат придирчиво осматривал молодого мужчину в светлом костюме. — Садитесь. Он указал на стул около его стола. «Чем этот тип так зацепил Леонор?» — думал Кугер, придирчиво рассматривая визитёра. И какие демоны обитают в этом с виду приличном — если не принимать во внимание слишком длинные волосы — человеке? О демонах полицайрат знал очень многое и мог бы кое-что поведать о них миру, но, естественно, не хотел. За время ожидания химика Кугер уже успел перебрать все известные своему порочному существу фетиши и привычки и дважды удовлетворить себя, перебирая фотокарточки Леонор, сделанные им с помощью казённого фотоаппарата, и сейчас смотрел на Зольфа, гадая, любит ли он облизывать ноги этой дьяволице, или, может, получает удовольствие от того, что она проходится плёткой по его телу? Или он по её? Представив эту картину, полицайрат ощутил острую необходимость отлучиться в уборную, но тут же поборол это желание. Как знать, может, этот Кимблер выключает свет и натягивает одеяло до самой спинки кровати? Полицейский прищурился, гадая, какова же настоящая фамилия севшего напротив него мужчины. — Добрый вечер, херр Кугер. Чему обязан? — вежливо улыбнулся Кимбли. Кугер неприязненно воззрился на свидетеля, рискующего спешно перекочевать в подозреваемые, — вежливый, сволочь! И еще и улыбается тут! — Отчего вы умолчали о том, что у вас был мотив для убийства гражданина Тибета? — полицайрат откинулся в кресле, сцепив руки в замок на объёмистом пузе. — Мотив? — Зольф непонимающе нахмурился. — Не понимаю, о чём вы. — О связи вашей невесты с убитым. Кимбли уже и думать забыл об этом факте, а выходило скверно. Его не слишком касались приключения Леонор Шварц, контейнера для гомункула Ласт, его Совершенства. Но не говорить же об этом полиции. — Вы сейчас серьёзно? — переспросил химик. — Это всего лишь переписка, причём очень давняя. Кугера захлёстывала ревность. Ему очень хотелось стереть самоуверенную улыбку с лица этого человека, очень хотелось заявить о своих правах на прекрасную чертовку Леонор, очень хотелось увидеть, как страдает этот человек — наверняка недостойный, ведь кто прячется за поддельными документами, кроме подонков, преступников и прочей швали? — Вы можете наверняка сказать, которая из бомб взорвалась и точно описать все их составы для наших экспертов? — полицайрат решил вернуться к делу. — Я же все уже рассказывал, — непонимающе отозвался Зольф. — Но если вам угодно… — Вы составите мне письменный отчёт, — Кугер порылся в столе и извлёк оттуда пачку фотокарточек. — Здесь все эти ваши бомбы. Напишете к завтрему подробные описания химического состава, что и когда взорвалось. И по какой причине. Зольф перебирал фотокарточки. Он узнал большую часть образцов, и даже злополучную «икс-бомбу», однако у части образцов, предоставленных другой компанией, он знал только примерный состав: ни соотношений, ни точного перечня компонентов — ничего. Да и к следующему дню он бы точно не успел всё описать даже по своим проектам. — К завтрему — это, увы, невозможно, — прищурился химик. — Я могу расписать всё, что вы просите, но только о том, к чему я имел непосредственное отношение. Ряд образцов разрабатывали и предоставляли другие химики. Спросите их. И да — на работу мне понадобится неделя. Конечно, он бы управился за пару дней. Но полицайрату об этом знать было необязательно. — У вас три дня, — прошипел Кугер, внезапно выведенный из себя такой, по его меркам, наглостью. Как он мог так себя вести? Любой нормальный человек, будь он хоть кем: преступником, вором, убийцей — не станет лезть на рожон, имея в кармане липовые документы! Полицайрат больше не мог сдерживаться. — Вы знаете эту женщину? На фотокарточке была Ласт, сидевшая на этом самом столе, за которым сейчас Кугер допрашивал Зольфа. Её глаза были прикрыты ресницами, рот полуоткрыт, платье приспущенно с плеч таким образом, что из-под него призывно выглядывал сосок — Кимбли наверняка знал, что он нежно-розовый, хотя фотокарточка была монохромной. На другой фотокарточке лица не было видно, но бывший алхимик знал её не только в лицо: её платье, её пояс для чулок, всё остальное — тоже её. — Знаю, разумеется, — странный человек расплылся в улыбке. — Это моя невеста, фройляйн Леонор Шварц. — И вас не смущает её, — лицо Кугера пошло пятнами: он ждал совершенно иного, — настолько… хмм… экстравагантный вид? — Нет, — Кимбли равнодушно отложил фотокарточки. — У вас есть ещё что-то по делу?***
Зольф ехал по вечернему Мюнхену и думал, не стоит ли зайти в какую-нибудь пивную. Настроения ехать домой не было, писать отчёты для полиции — тоже. Он не мог взять в толк, что было не так. Ожидать от Ласт верности — все равно что ударить кулаком по большому куску ниперита и думать, что тебя не разорвет на куски. Или бросить натрий в воду и верить, что ничего не произойдёт. Её природа определяла её поведение — и это было само собой разумеющееся. Точно так же он был убеждён, что если женщина изменила или ушла — она попросту выбрала другого, не тебя. Он и к смерти относился философски — а тут такая невидаль! Но было нечто, заставлявшее вновь вновь вспоминать показанные Кугером фотокарточки, нечто, вползавшее как ледяная змея куда-то под кожу в районе груди, нечто, что заставляло его сейчас лететь на почти предельных сорока-сорока пяти милях в час.* Впрочем, признаваться самому себе в иррациональных мотивациях бывший алхимик не хотел — они, по его мнению, могли серьезно повредить их плану по возвращению в родной мир. Резко остановив машину у первой попавшейся работающей забегаловки — всё же время было уже позднее, — он вошел внутрь и сел за отдалённый маленький стол. Несколько мужских компаний подозрительно посмотрели на него, но вскоре вернулись к своему пиву и обсуждениям. Зольф долго думал, не заказать ли чего покрепче, но решил остановиться на содовой — сейчас выпивка могла только навредить, и, чтобы отвлечься, вынул из внутреннего кармана фотокарточки, данные ему Кугером. Интересно, как полицайрат видит описание того, что, когда и почему взорвалось? Мысли упорно скатывались в сторону того, как полицайрат видит не описание взрывчатки, а Ласт. Тихо выругавшись, Кимбли убрал фотокарточки под шляпу, с глаз долой. Или и правда взять виски или коньяк?..***
Альфонс Элрик вышел прогуляться по городу. Весь день он просидел за книгами, а когда отвлекался от них, думал о произошедшем накануне. Ему не слишком понравилась Анна, он вовсе не доверял шпионам — а судя по всему, она была именно шпионкой — и считал, что если люди ведут политические игры, то до добра это не доведет ни их самих, ни их близких. Это осознание дорого далось Алу — он помнил всех, павших случайными жертвами войны в Аметрисе, и понимал, что это было меньшим злом, но больше касательства к политике иметь не желал. В этом мире не было Отца, не было философских камней, не было алхимии — было оружие, и то аместрийское! Его, по мнению Ала, надлежало уничтожить на веки вечные. А потом уже можно думать о политике. А лучше — о возвращении домой. Ал был чертовски недоволен тем, что Ноа, не посоветовавшись ни с кем, выдала информацию Ледяному и Анне о Кимбли. Элрик-младший, конечно, не стал бы ему доверять вот так сразу, но здесь всё могло перемениться. Вряд ли, конечно, — скорее всего, он опять займет роль стороннего наблюдателя и будет делать какие-то ему одному понятные ставки, но попробовать выяснить, что ему нужно, стоило. А теперь эта информация может попасть неизвестно в какие руки, и, если Багровый алхимик узнает, кто поспособствовал её утечке, самое лучшее, что произойдёт — так это то, что он не захочет с ними разговаривать. Вдыхая тяжёлый весенний воздух, Ал огляделся. Этот мир был таким чужим для него, и таким родным. У них не было дома с того момента, как Эд решил сжечь его в далёком-далёком 1911 году. Ал смотрел на редких прохожих — это были такие же люди, из плоти и крови, со своими чаяниями, страданиями, привязанностями. Неужели люди везде одинаковы — везде не могут ужиться под одним небом и проливают кровь? Его взгляд зацепился за ярко-красный припаркованный автомобиль — машин тут было меньше, чем в Аместрисе, — и хотя было темно, опустившей на город полог ночи пока не удалось пожрать эту краску, краску крови, любви, смерти и самой жизни. Хотелось пить. Ал осмотрелся и увидел, что забегаловка на той стороне улицы, где стояла столь приметная машина, всё ещё открыта. Убедившись, что дорога пуста, он почти бегом направился внутрь.