And in the end The love you take Is equal to the love You make The Beatles «The End»
— Выходит, этот Кимблер — все же шпион, — резюмировала Анна, сидя в кресле с бокалом вина. Исаак поджал губы — он не мог ответить ничего на такое заявление. — А ты? — женщина поставила бокал на столик, подалась вперед и вперилась водянистыми глазами в Ледяного. — Чем ты там занимался? Что умел? — Я работал с преобразованиями воды, — глаза Исаака просияли, жесты неуловимо изменились. — Я мог вскипятить её или заморозить. Мог даже создать из неё подобие оружия. — А что ты знаешь про этого малявку? — Анна пристально следила за тем, как переменился Исаак. Первое впечатление схлынуло и она отчаянно пыталась объяснить всё с точки зрения материалистической. Так, чтобы в её картине мира всё же не существовало алхимии, магии, других миров и всего с этим связанного. Положим, цыганка и правда подосланная, и её, Анну, просто обвели вокруг пальца. А этот растрёпанный блефовал. Впрочем, от взгляда растрёпанного — Циммермана, если она всё правильно помнила, — ей было не по себе: уж очень он походил на взгляд человека с её Родины. А с ним были шутки плохи, она была убеждена в этом ещё тогда, а сейчас, судя по новостям из дома, только больше утверждалась в своём мнении. Да и стоило Исааку заговорить об алхимии — он весь подобрался, переменился, словно давно позабытое вдохновение вновь озарило его своими лучами. Так ведут себя либо фанатики, преданные своему делу, либо сумасшедшие. Впрочем, как бы там ни было, оставалось одно: извлечь максимальную пользу из ситуации и замести следы, какими бы они не оказались. — Не суди книгу по обложке, — покачал головой Ледяной. — Ему дали прозвище Стальной не только за природу его алхимии, но и за характер. Анна сыпала вопросами, надеясь впитать как можно больше информации. И надеясь сбить с толку Исаака — незачем ему знать, что она из советской разведки. Первое впечатление, конечно, было не самым лучшим, но в случае чего будет петь песни о туристической поездке. В конце концов, она придумает, как убедить его в том, что ей выгодно — и не с такими доводилось сталкиваться. А этот еще и влюблён. Исаак отвечал на ей, обходясь общими фразами в адрес Циммермана и цыганки, ссылаясь на недостаточную осведомленность. Он смотрел на неё с восхищением: в глазах алхимика эта женщина была образцом воительницы за мир, которая, рискуя собственной шкурой в тылу врага, скатывающегося в нацизм и ксенофобию — а это всё вызывало у Макдугала стойкое дежа-вю, — сеяла разумное, доброе и вечное — идеалы свободы, равенства и братства.***
Ласт мерила шагами спальню. Зольф никогда не задерживался, не предупредив. Машины в гараже тоже не было — значит, он не приезжал после работы. Гомункул беспокоилась, жив ли её сообщник — слишком многое он знал. В связи с этим, она переживала, не попал ли он в переплёт или не в те руки — человеческий организм так хрупок! Думать о подобном ей решительно не хотелось. Женщина бы предпочла, чтобы он был здесь, в этой спальне, в идеале — в этой постели. Она уже даже подумала спросить у Марии или отца, не видели ли они «юного химика», но, придя к выводу, что если им сообщить, то через пару часов на ушах будет стоять вся полиция Мюнхена, а добрая половина врачебного сообщества примется отпаивать сердечными каплями старую еврейку, отказалась от этой заведомо провальной идеи. Ласт не представляла, куда он мог пойти или поехать. Ни о каких делах за завтраком Зольф не сообщал, всё было абсолютно как обычно — разве что, алхимик радовался возможности наконец пойти на работу. Рассудив, что подобными мыслями делу не поможешь, девушка села за изучение книг, выданных им на обучении. Становление полезным членом общества подразумевало в её глазах более высокую квалификацию, нежели сестра милосердия, поэтому теперь Леонор Шварц усиленно грызла гранит науки, да ещё и успешнее почти всех в группе. Однако сейчас всё не ладилось — мысли отчего-то постоянно возвращались к невесть куда запропастившемуся Кимбли и тому, какое несчастье могло постигнуть его многострадальную голову.***
Кимбли прищурившись посмотрел на вошедшего в забегаловку парня — совсем молодой. И безумно похожий на Эдварда Элрика, но точно не он. И даже не его двойник. Парень же, в свою очередь, смотрел прямо на него удивлёнными медовыми глазами и переминался с ноги на ногу. Зольф растянул губы в подобии улыбки — он был почти уверен в том, что уж его-то этот человек узнал, хотя они раньше ни разу не встречались — разве что парень раньше, в Аместрисе, был химерой. Или пустым доспехом. Ал не слишком удивился, увидев в зале того, о ком только что думал — скорее, его смущала перспектива разговора, к которому он не был готов. Элрик понимал, что говорить придётся — если он упустит этот шанс, второго может не дать ему как фрау Судьба, так и сам Багровый алхимик, который всегда отличался некоторой нестандартностью мышления и непредсказуемостью. Поэтому Альфонс решил всё же набраться наглости. — У вас не занято? — он посмотрел сидящему человеку в глаза, отметив, что из выпивки перед ним стоит бутылка содовой и стакан. — Нет, садитесь, — мужчина жестом указал на стул. Альфонс неотрывно смотрел на татуированную ладонь — этот человек стал для него здесь и сейчас живым напоминанием об Аместрисе, о жертвах борьбы за философский камень и о бесчеловечном плане Отца. — Что вы так смотрите на мои руки, херр Элрик? — Кимбли испытующе посмотрел в глаза юноше. Невелика беда — если это окажется не он, всегда можно извиниться и сослаться на чудесное сходство со старым приятелем. Однако, похоже Зольф попал в яблочко. Он не знал, зачем ему открывать свое инкогнито этому человеку, но почему бы и нет? Это могло оказаться хотя бы забавным. — Кимбли, — выдохнул юноша, садясь. Зольф приподнял голову и свысока посмотрел на мальчишку, с которым сражался по разные стороны баррикад. На мальчишку, лицо которого увидел впервые. На мальчишку, выбравшего свой путь и ни разу с него не свернувшего — прямо как он сам. Это не пресный догматичный Ледяной алхимик — этот танец может быть красивым и увлекательным. — Я рад, что вы живы, — искренне сказал Ал, с вызовом глядя в холодные глаза. — Я рад, что ты вернул тело, — вернул реверанс Багровый. Впрочем, тоже искренне. — Это брат, — Ал потупился, рассматривая неровные щели между досками столешницы. — Если бы не его жертва… — Вы так и не использовали философский камень, — констатировал факт Кимбли. — Похвально. Сидя здесь, в грязной пивной города Мюнхена, странно было вести разговоры о философском камне, что для юноши, большую часть жизни прожившего в виде пустого доспеха, что для мужчины с витиеватой философией убийцы. — Хочешь вина? — предложил Зольф, наклоняя голову. — Мне кажется, ты уже достаточно взрослый, или твое тело иного мнения? — Нет-нет, — Ал отчего-то слегка покраснел. — Брат заругает? — усмехнулся Кимбли, подзывая официантку. — Две содовых, пожалуйста. Зольф смотрел на неожиданно встреченного старого знакомого и гадал: знает ли он как открыть Врата? Или этим занимался старший брат? Хаусхоффер что-то говорил об одновременном открытии с двух сторон, но тело Альфонса, насколько мог судить Зольф, было вполне целым. Неужели он открыл Врата, ничем не поплатившись? Или это можно сделать и без человеческого преобразования? Багровый не был уверен, что Элрик согласится рассказать ему о том, что нужно совершить. Оставалось и дальше вальсировать по ставшему так привычным битому стеклу. — Благодарю, — Зольф кивнул девушке, принесшей заказ, и слегка сдвинул шляпу, освобождая место на столе. Потревоженные фотокарточки одна за одной посыпались на пол через слишком широкую щель. Не успел Кимбли наклониться и подобрать их, как Ал уже стоял на коленях, держа в руках фото со злополучной «икс-бомбой» и глядя на неё широко раскрытыми глазами. — Будь добр, верни фотокарточку, — раздражённо процедил Зольф, вспомнив о необходимости писать отчёт и об индюке-Кугере. — Откуда она у вас? — Элрик вцепился в неё так, что аж кончики пальцев побелели. Кимбли тяжело вздохнул — одни неприятности от этой гадости! Мало того, что она и выглядит как чёрт знает что, ещё и по свойствам недалеко ушла! — Это рабочее дело, тебя оно не касается, — Багровый протянул руку. — Нет, — неожиданно твердо прозвучал голос Ала. Почти как в той самой битве, ставшей в Аместрисе последней для Зольфа Дж. Кимбли. Бывший государственный алхимик прищурил холодные глаза. Ему было всё равно, куда попадёт информация об этом взрывотехническом недоразумении, но показывать этого было нельзя — это был его шанс, возможно, второго или третьего не будет больше никогда. — Хорошо, — Зольф посерьёзнел. — Я расскажу тебе все, что знаю про эту штуковину. А ты мне — про то, как вы открыли Врата. Альфонс закусил губу — давать такую информацию было слишком рискованно такому, как Кимбли. — А вам зачем? — он недоверчиво прищурился. — Домой хочу.