Шрамы

Тсуна вернулся домой затемно. Первый этаж притих, потемнел, мама, вытянув ноги, сидела в гостиной на диване, смотря очередную мелодраму для домохозяек, свет от экрана телевизора стирал ее черты, делая похожей на привидение. Иногда Тсуна думал, что именно в таких сериалах мама черпает вдохновение для очередных объяснений поступков дорогого супруга и сыновей. Приветливо махнув рукой, женщина вновь обратила все внимание на то, как высокий, усатый мужчина выясняет, что его возлюбленная — на самом деле его сестра, потерянная в младенчестве. Если честно, сериалы немного пугали. Отсутствием логики и количеством родственников. Из комнаты брата доносились крики, яростные, полные эмоций возгласы, дикий, но абсолютно радостный смех. Если прислушаться, можно различить голос каждого из компании Тсунаеши. Тсуна малодушно понадеялся, что Реборн находится в эпицентре хаоса, а не поджидает добычу в тихой, безлюдной, а потому совершенно неинтересной, скучной комнате. Он понятия не имел, как рассказать и что, о чем можно говорить Аркобалено, а о чем лучше умолчать. И как чутко воспринимают пламя малыши с пустышками? Жизнь показала, как он ошибался в своих ожиданиях. Реборн сидел в гамаке, покачивая ножкой, словно маленький ребенок, если бы дети чистили оружие, изредка подлетая к придвинутому для удобства столу, на котором были разложены части пистолета. Мягкой тряпочкой киллер любовно протирал каждую, после чего возвращал на место. Остальные запасы из его поистине удивительного чемоданчика лежали на полу, с первого взгляда можно было определить, с чем репетитор уже поработал, а что еще оставалось почистить — некоторые автоматы блестели так, что глаз слепило. Чтобы подойти к кровати, Тсуне пришлось перешагнуть через булаву и пулемет. — Где пропадал, Иетсуна? — от простого предложения, сказанного внешне беззаботным тоном, у Тсуны пересохло горло. Потому что Реборн прекратил свое занятие, отложив тряпочку. Но не собрал пистолет, не начал угрожать. Угрозы и оружие для киллера являлись не более, чем развлечением. Когда он хотел поговорить с кем-то серьезно, то не нуждался в дополнительных вспомогательных средствах, хватало собственных навыков и Леона. Тсуна огляделся по сторонам в поисках хамелеона. Тот обнаружился на подушке в гамаке, совсем близко к маленькой ручке. — У Ханы. — Это последние сутки, — согласился Реборн. — А до этого? — В лесу. Мне нужно было подумать. — Ага. Реборн вновь взялся за тряпочку, дав Тсуне перевести дыхание. Значит, пытки допросами откладывались на неопределенный срок. Скорей всего до завтра, потому что репетитор совершенно точно захочет пойти к Тсунаеши. Может, стоит его поторопить? Тсуна прикусил губу. Он никогда не переодевался в одной комнате с посторонними. Раньше, как только Реборн понимал, что ученик пойдет спать, сразу же покидал комнату. — Эм… Реборн? — Тсуна украдкой взглянул на часы. Он специально подгадал время, чтобы можно было спрятаться в кровати, не отвечая на вопросы. В конце концов, он не такой полуночник, как его брат. Потому что сомневался, что сумеет утаить какую-либо информацию от киллера. После виденного он лучше представлял, с кем имеет дело, кто такой Аркобалено Солнца Реборн на самом деле. Его прошлое воплощение придерживалось самого высокого мнения об Аркобалено, считая одним из самых непредсказуемых, ненормальных (в хорошем, вонгольском, смысле) людей. Поэтому Тсуна понимал, что их с Реборном уровни не сопоставимы. Одно дело слышать от ребенка, что он киллер, видеть его силу, применяемую к тебе, но совсем другое — знать, на что он способен в бою с серьезными противниками. Видеть другую его сторону, более жесткую и жестокую. Как можно не бояться того, у кого много десятилетий не могут отобрать титул «Лучший»? И все же он не боялся. Нервничал — да, но не боялся. С Реборном, в присутствии его пустынно-сочного Солнца, Тсуна чувствовал себя в безопасности. — Я собираюсь пойти спать. — Ничего страшного. Настоящий киллер способен позаботиться о своем оружии даже в темноте, — любезно, явно втайне издеваясь, ответил Реборн. — Разве ты не хочешь пойти к моему брату? Ну… как всегда? — Не сегодня, — киллер собрал пистолет, положил его к группе блестевшего оружия, после чего вновь перевел взгляд на ученика. Серьезный, пронзительный, а внутри, в темной глубине, Тсуне померещились отблески золота. — Пожалуй, я вообще к нему больше не пойду. — Что? Но почему? — ему не удалось сдержаться. Потому что однажды он слышал… — Ты помнишь тот разговор, который подслушал? Когда я сказал твоему брату, что от длительного общения с тобой у меня болит голова? — Да, — это тоже ударило весьма болезненно. Правду говорят, нельзя подслушивать — ничего хорошего о себе не услышишь. — Это происходило из-за твоего Неба. Оно было насквозь пропитано болью и проецировало эту боль на тех, кто способен почувствовать. — Что? Леон в мгновение превратился в высокий стул, на который вскочил Реборн, оказавшись на уровне глаз Тсуны, близко-близко к его лицу. — Ты мощное, но еще молодое, неопытное Небо, которое пережило в детстве немало плохого, поэтому каждый раз атаковал любой мало-мальски сильный атрибут поблизости, инстинктивно защищаясь. Свою боль ты обрушивал на тех, кто способен почувствовать. Так уж вышло, что это был я, глупый Тсуна. У Тсуны перехватило грудь, он понятия не имел… То есть он знал, что его Небо мучилось, впитывая его страдания, но не представлял, что другим тоже достается… Из-за него… Наоборот, он думал, что подобным образом ограждает всех. И себя в том числе. Он прятался в своем Небе от боли. Наверное, именно поэтому сумел сохранить себя — сжигая плохое, отрицательное в чистом пламени. — Прости, прости, Реборн! Боже, я не хотел! Прости… — А когда ты находился в хорошем расположении духа, — продолжал безжалостно Реборн, напрочь игнорируя любые слова, — твое Небо заигрывало со мной. — Ч-что? — Тсуне показалось, что на него упал десятитонный камень, обдав всех вокруг облаком тяжелой, плотной пыли. — Т-ты о чем? Пухлый, маленький ротик репетитора-киллера растянулся в поистине дьявольской усмешке. Он оперся на спинку стула, вальяжно закинув ногу на ногу. — Твое. Небо. Флиртовало. Со. Мной, — с садистским удовольствием произнес он, печатая каждое слово. — Ухаживало. Делало предложение. Кокетничало… — Стоп! Прекрати, я понял! — наклонившись вперед, Тсуна закрыл рот репетитора рукой. Впрочем, тот не выглядел недовольным — его глаза говорили, что дьявольская ухмылка, пусть ее не видно, сохранилась без изменений. А Тсуна тем временем судорожно пытался вспомнить, знает ли он что-нибудь о таком. Выходило, что нет. Ни в детстве, ни он-Дечимо никогда не сталкивались с подобной ситуацией. И ведь не похоже, что репетитор шутит. Тот вообще предпочитал сеять хаос исключительно при помощи правильно поданной правды. — Но почему? Реборн пожал плечами. — Атрибуты нуждаются в Небе для гармонии, Небо нуждается в атрибутах для стабилизации. Чем могущественнее Небо, тем сильнее оно жаждет отыскать свои элементы. Тсуна побарабанил пальцами по колену. Реборн озвучил неизвестную часть теории, знакомой Дечимо Вонголы. Взаимная связь. Саваду Тсунаеши того мира просто поставили перед фактом, его пламя вырывалось хаотично, нестабильно, повинуясь эмоциям, поэтому узы образовывались спонтанно, незаметно для одной из сторон. Прошло немало лет, прежде чем он осознал причину своего вечного чрезмерного желания оберегать Хранителей. Впрочем, те тоже хороши, ничего не говорили боссу, считая несущественным, ведь связь действовала, Небо признавало ее, пусть и подсознательно. Если все работает, зачем лезть в механизм? Из-за такого однобокого воспитания Дечимо понятия не имел, как строить связи постепенно и целенаправленно. И не мог помочь Тсуне, который тоже об этом не знал. Со своими друзьями он не связывал Небеса, даже как-то не задумывался об этом. Они просто были рядом, и этого хватало. Однако Дечимо знал многое другое, связанное с негласным пламенным этикетом. Атрибут может отказаться от любых уз, остаться независимым, но это не значит, что он перестанет испытывать потребность в собственном Небе. Для элементов Небо — это уют, дом, воплощенный в человеке, безопасность, свобода и принадлежность в одном флаконе. Не-одиночество. Небо, до момента образования уз, даже не будет подозревать о мотивах других атрибутов, их желаниях, потребностях, не будет воспринимать их частью себя. Дечимо повезло, что пламя — сила весьма своеобразная, заботящаяся о своем владельце, сама подыскала ему Хранителей. Потому что один он бы не справился, а выбрать самостоятельно вряд ли бы сумел. Только не с теми темпами развития и принятия пламени, какие имел в юности. И Тсуне повезло тоже. С Небесами. Пусть даже те покрыты шрамами, все равно для него они — самые прекрасные на свете. Однако он… нарушил негласные правила, когда полез к Реборну, пусть даже непроизвольно. Нельзя так касаться человека, с которым не знаком. Атрибута, который тебе не принадлежит. Незаметно — пожалуйста. Если он враг — сколько угодно. Но не союзника, товарища, учителя. Потому что это неприятно — когда лезут во что-то личное. Тем более, таким пламенем, какое было у Тсуны. — Прости, — Тсуна склонил голову. — Я не подозревал. Понимаю, это не оправдание… — Дело не в этом, — Леон вновь стал хамелеоном, а ножки в черных блестящих ботиночках ступили на коленки Тсуны. Реборн удобно устроился на новом месте, маленькой, но твердой ручкой приподнимая подбородок собеседника, заставляя смотреть в глаза киллеру. В черной глубине плясало жесткое Солнце. — Вопрос в другом. Гипотетически, хотел бы ты, чтобы я стал твоим Хранителем? Кажется, сегодня Реборн решил побить рекорды по потрясениям своего ученика. — Это невозможно, Реборн! Ты же Аркобалено! — Выбрось из головы все, что тебя ограничивает, Иетсуна, — киллер отлично знал, на какие точки следует давить. Полным именем он называл ученика всегда, когда начинал злиться, что заставляло того нервничать и одновременно — собираться с мыслями и духом. — Убери этот проклятый титул. У тебя сейчас нет Хранителя Солнца, у тебя вообще нет Хранителей. — Если ты только поэтому, — запротестовал Тсуна, — то… Ему не нужна жалость, подачка, брошенная лишь потому, что его посчитали никчемным, ни на что не способным. Жалость жалости рознь, и на такую он не согласен. — Заткнись и слушай! — прервал его Реборн, поднявшись. Горячие ладошки обхватили щеки Тсуны, пламя в черных глазах разгоралось все сильнее, полыхало почти лесным пожаром. — Забудь, что я Аркобалено, а ты — Савада Иетсуна. Выбрось это из головы. Здесь и сейчас, в этой комнате, есть только Небо и Солнце. Хочет ли это Небо, чтобы это Солнце стало его Хранителем? Ты хочешь, чтобы я стал твоим Хранителем? Каким еще может быть ответ? Разве мог Тсуна ответить иначе, когда внезапно оказалось, что учитель все же не оставил его. Когда вдруг он осознал, что Реборн волновался за него настолько, что поднял на ноги весь город после его исчезновения. И это предложение… Это не просто вымысел, ситуация «а если бы», нет, Реборн констатирует, ставит перед фактом. Все глупые, логичные, оправданные причины отошли на задний план, отступив перед страстным, всепоглощающим желанием, вырвавшимся вперед. Губы Тсуны раскрылись… — Да, — выдохнул он. — Конечно, да. Реборн кивнул удовлетворенно, в некоторой степени даже самодовольно. — Но, Реборн… Почему я? В смысле, ты лучший, сильнейший из Аркобалено. Твое Солнце такое обширное, такое могущественное, что слепит глаза. Ты можешь выбрать Небо, какое пожелаешь. Самые сильные Небеса. Почему я? — Скажи, если поставить всех людей на свете в один ряд, ты бы выбрал меня в качестве Хранителя? — спросил неожиданно киллер. — Вспомни все Солнца, о которых мы говорили на уроках по истории мафии. — Конечно, — не совсем понимая, к чему ведет смена темы, недоуменно хлопнул глазами Тсуна. Ни одна, даже самая легендарная личность, не может затмить Реборна. В качестве Хранителя он хотел лишь его. — Почему? — тон Реборна звенел от сдерживаемого, затаенного напряжения, и вряд ли его услышал бы кто-то посторонний, но Тсуна слишком много времени провел со своим репетитором. — Я самое сильное Солнце из всех, бродящих по свету, но определенно не самое теплое. Не говоря уже о ласке. Маленькое тело репетитора вдруг стало жестким, и Тсуна поймал себя на мысли, что хочет обнять его, утешить, сделать все, чтобы тот расслабился и перестал смотреть с таким напряжением. Оказывается, он жутко соскучился по Реборну за эти дни, даже если провел большую их часть в медитации или сне. Ему не хватало присутствия киллера. Пусть Реборн не выглядел уязвимым, он все равно… открылся больше, чем до этого. Чьи мысли он повторяет? Кто сказал такую глупость? Из всех людей на свете Реборн меньше всего заслуживал хранить в себе сомнения насчет собственной природы. Тсуна ощутил громадное доверие, вызванное прозвучавшим признанием, и одновременно опасения — ему нельзя ошибиться, иначе Реборн закроется, будет потерян для него навсегда. — Потому что это ты. Да, временами ты садист, получающий удовольствие от страданий других, но при этом… — Тсуна облизнул губы, чувствуя себя неуютно под тяжелым, требовательным взором, в котором продолжало бушевать Солнце. Однако он должен был продолжить во что бы то ни стало. Он поклялся, что теперь сумеет донести до людей свою точку зрения. — Ты любишь стрелять, сеять хаос и разрушения, однако… Все это время ты защищал меня, помогал, вытаскивал из передряг, даже если сам в них и втравливал. Ты научил меня столь многому! Никогда еще в жизни мне не было так весело, как с тобой. Но дело даже не в этом. Все твои пинки, удары и выстрелы — это забота. Ты делаешь людей сильнее, показываешь им их слабости, которые могут навредить в будущем. Ты делаешь людей лучше. Вот почему, я могу жизнь потратить, убеждая тебя, что ты не чудовище. Глаза спрятались в тени шляпы, но губы Реборна сложились в довольную усмешку. — Вот почему я выбрал тебя в качестве своего Неба, Тсуна. Я хочу, чтобы ты стал моим. Слова замерли в глотке, Тсуна буквально ощутил, как распахиваются шире его глаза от удивления, связанного с недоверием. Пусть слова Реборна прозвучали двусмысленно, он не заслуживал глупого смеха и попыток уйти от ответственности, которую нес серьезный разговор. — В каком смысле, Реборн? — это была не уловка. Тсуна не понимал и четко говорил о своем непонимании, просил разъяснить, практически умолял. И Реборн не стал прятаться за полями шляпы. — За многие десятилетия жизни, из всех многочисленных встреченных Небес, ты стал первым, кто искренне наслаждался общением с Реборном, глупый Тсуна. Ты радовался мне, ждал меня, не считал неправильным, мерзким, не хотел убить и не думал, что я заслуживаю смерти, а твои Небеса, когда забывали о защите, искренне тянулись ко мне, желали дать дом, не требуя каких-либо долгов или обязательств с моей стороны. Поэтому я хочу, чтобы ты стал моим. Защита, исцеление, обучение, нежность - я хочу дать тебе все и хочу, чтобы ты это принял. Свобода, забота... любовь. Ты станешь принадлежать мне, а я - тебе. Предложение выбивало из колеи. Реборн являлся маленьким дьяволом, переворачивающим жизнь с ног на голову, бросающим ученика в самые непредсказуемые ситуации, но при этом он всегда оставался рядом, и Тсуна запросто мог повернуться к нему спиной, потому что интуиция, самое сокровенное, самое мощное чутье на свете, твердило о безопасности Реборна для него. Тсуна знал, что на самом деле Реборн взрослый мужчина, гораздо старше его. Знал даже, как выглядит этот мужчина, спрятанный в эту детскую форму. Хотел ли он отношений с этим мужчиной? Хотел ли он отношений с тем, кто пребывает в проклятой форме Аркобалено? Тсуна посмотрел на Реборна на своих коленях, в его черные глаза, непроницаемые и одновременно — переполненные эмоциями, которые киллер обычно сдерживает. Вспомнил все, что сделал Реборн за долгие месяцы их знакомства. Они так много узнали друг о друге, он так много узнал о Реборне! Вспомнил собственное облегчение, когда узнал, почему на самом деле сбегал Аркобалено из его спальни. Хотел ли он отношений с ним, первым и единственным? Серьезных, полноценных, не как у Реборна с Бьянки — игра, шутливые признания. Ведь ему придется перебороть себя, отдать все и даже больше. Тсуна вспомнил, как принимал свои потаенные страхи и обиды. Отрицание собственных желаний тоже может отравить Небеса. К чему бы это ни привело впоследствии, что бы ни ждало их в будущем, он хотел быть с Реборном. — Ты ведь помнишь, что однажды создавшие узы атрибут и Небо уже никогда не найдут замену? Не смогут исправить случившееся? Я не хочу, чтобы ты жалел… — Я знаю, чего хочу, — спокойно ответил киллер, как человек, обдумавший все не один раз. Возможно, так оно и было. — Я хочу тебя. Но чего хочешь ты? И Тсуна позволил себе впервые обнять своего репетитора, прижать крепко. Безжалостное Солнце, все равно остававшееся человеком со своими сомнениями, плохими воспоминаниями в глубине души. — Тебя. Щелчок. Тсуна задохнулся, когда на его Небесах появились первые лучи Солнца. Они расцвечивали янтарь лимонными оттенками, а их источник — огромное светило — полыхало, посылая нити-связи во все стороны, жадно поглощая, завоевывая пространство, и одновременно нежно лаская белесые шрамы. По сравнению с Солнцем Реборна Тсуна казался себе таким крохотным, черной точкой на фоне огненного шара, но Солнце нежно обняло его, охватило собственным пламенем, не причиняя вреда, суша щеки, как будто Тсуна плакал. В себя Тсуна пришел лежа на кровати. Реборн сидел рядом, медленно, как в медитации, перебирая пальчиками гладкие каштановые пряди. — Вот, что такое истинная связь Неба с его Хранителем, глупый Тсуна, — репетитор говорил тихо, задумчиво, будто разговаривал сам с собой. Тсуна не был уверен, что ему нужно «просыпаться». Интуиция подсказывала, что эти слова не предназначались ему-в-сознании. А Реборн сейчас слишком занят, чтобы обнаружить пробуждение. — Небеса являются самым редким атрибутом в мире мафии. Рушить, ломать их Гармонию — варварство. Я потратил немало усилий, чтобы перевести забитость, вечную неуверенность Дино в себе в обычную, к тому же проявляющуюся лишь временами неуклюжесть. Большего сделать не сможет никто, только сам Дино. Поэтому я был взбешен, когда увидел, как кто-то попытался сломать чистые, доверчивые, наивные Небеса, а те отчаянно сопротивляются, терпят страдания, которых не заслуживают. Небеса, которые атакуют, чтобы не ударили их. Ты как доверчивый щенок, Тсуна, тыкался носом в руки окружающих, пытаясь отыскать тех, кому можно верить. Наивный, не умеющий правильно выразить свои чувства, из-за чего у окружающих складывалось о тебе превратное мнение. Люди вечно ошибаются, не правда ли? Видят лишь то, что хотят видеть, — он говорил не только о Тсуне. — Но теперь я не позволю сломать мое Небо. Тсуна решил, что пора «просыпаться». Он притянул Хранителя к себе в объятия, уткнулся носом в колючки волос, удивительно нежные, будто шелковые. Пока он переживал создание связи, Реборн успел переодеться в пижаму и полностью приготовиться ко сну. — Это всегда так? — Чем сильнее Небо, тем мощнее получаются узы, — хмыкнул Реборн. — А с ребятами… у меня могла бы возникнуть связь? — Очень многое зависит от Неба, — киллер ответил уклончиво, что на его языке означало категоричное «нет». — Однако может возникнуть перекос, если Хранители не дотягивают по уровню силы до своего лидера. Впрочем, теперь у тебя вряд ли получится проверить данный вопрос — вчера их срочно увезли в Италию на лечение. — Как они вообще оказались в больнице? — Тсуна чуть отодвинулся, чтобы видеть своего репетитора. Тот ответил чистым, незамутненным взглядом невинного агнца, только что утопившего в адском котле с десяток грешников. — Я же сказал тогда в кинотеатре, Тсуна, что выпотрошу их. Пусть радуются, что до сих пор живы. Если они бросают босса в опасности, то не заслуживают права находиться в семье. Это было пугающе и одновременно… так заботливо. Очень в духе Реборна. Киллер являлся человеком, который без колебаний пристрелит другого, если это будет единственным шансом спасти его. Только теперь, когда внутри разлилось умиротворенное спокойствие, Тсуна осознал, насколько же его волновала недосказанность в отношениях с Реборном. Даже считая, что тот перешел на сторону брата, он все равно не хотел… становиться врагом. Считать врагом. Что угодно. Он хотел поговорить, расставить все точки над всеми буквами, разъяснить ситуацию раз и навсегда. Тсуна даже не подозревал, как тяготили и терзали его недомолвки. Однако новый вопрос всколыхнул, потревожил спокойствие в сердце. Что если Реборн не одобрит его планов? Ведь он пришел сюда с конкретной целью… — Реборн… ты все еще хочешь сделать из меня босса Вонголы? Киллер остро взглянул на него. — Я являюсь давним союзником Вонголы и очень уважаю Тимотео лично, поэтому предпочел бы, чтобы семья не оставалась без лидера. Тсуна глубоко вздохнул. Он понимал преданность Реборна, понимал, к чему тот клонит — Вонгола нуждалась в наследнике, а киллер просто защищал тех, кто ему важен. В том числе и самого Тсуну, ведь никто не позволит уйти со сцены Небу с кровью Джотто в венах, и всякое сопротивление может обойтись дороже. Реборн уже сейчас пытался оградить его от этого, не говоря напрямую. Киллер приложил к щеке ладошку, привлекая внимание. — Посмотри на ситуацию под другим углом — теперь у тебя есть человек, готовый отстаивать твое мнение. Хранитель, с которым придется считаться не только твоему отцу-идиоту, но даже Ноно. — Тебе не нужно пытаться убеждать меня, — Тсуна дернул уголками губ в намеке на улыбку. — Просто… как ты смотришь на кандидатуру моего брата в качестве Десятого? Вот он и подошел к своему опасному плану вплотную. Ему только надо узнать, совпадают ли некоторые подробности той реальности и этой. Но как отреагирует Реборн? Тсуна не хотел конфликтовать, но и взваливать на себя махину Вонголы не желал тоже. Не тогда, когда только-только освободился. Но он нуждался в поддержке. Особенно Реборна. Киллер откинулся на спину, устремил взгляд в потолок, что-то обдумывая. Казалось, он не рассматривал данный вариант, а если и делал это, то лишь мельком, несущественно. — Хм, он Истинное Небо с полным набором Хранителей… — наконец, заметил он. — Истинное Небо? — не удержался Тсуна, хотя его волновало невысказанное «но» в предложении репетитора. — Обычно Небеса могут создать лишь шесть устойчивых связей — со своими Хранителями, притягивая далеко не все атрибуты, а лишь потенциально способные образовать связь. Однако существует разновидность небесного пламени, считающаяся почти легендой в мире мафии, обладателей данного вида называют Истинными Небесами за их способность притягивать всех пламенных, включая даже другие Небеса. Они с легкостью завоевывают симпатии окружающих, дают гармонию. Их пламя особенное, уникальное, а ощущения от него — неповторимы. В легендах говорилось, что Истинные Небеса всегда меняли историю. Для мафиози считается честью присягнуть на верность владельцу данного атрибута. — И мой брат — такое Небо? Так почему… — Тсуна проглотил остаток вопроса, не желая нарушать уютную атмосферу в комнате, хотя сердце зудело, а слова рвались с языка. Почему Реборн все же выбрал его, если по соседству живет легендарная личность? — Ай! Реборн, за что? Аркобалено довольно потер кулачок, смотря, как его Небо баюкает шишку на голове. Весь его вид словно кричал «Еще учить и учить тебя, идиота». Тсуна некстати вспомнил, что киллер вроде бы умеет читать мысли. — Потому что, Иетсуна, — ну, вот, снова разозлился, — я умею видеть не только тип пламени, но и его силу, различать чистоту. К примеру сейчас, твое Небо удивительно гармоничное, не то, что было раньше. Хотя… должен тебе кое в чем признаться, — проникновенно произнес, понизив голос, словно собираясь сообщить некую тайну. У Тсуны возникло дурное предчувствие. — В прошлом я сбегал в другую спальню не только из-за боли твоего пламени. Его ухаживания… также не оставляли меня равнодушным. Если бы я хоть раз задержался в комнате… последствия были бы необратимыми. Темный, опасный тон заставил Тсуну хлопать губами, как выброшенная на берег рыбка. Ему хотелось уткнуться в подушку малиновым от смущения лицом и задохнуться, потому что киллер движениями бровей недвусмысленно намекал, какими именно были бы последствия. — Боже, Реборн! Только он, только Солнце мог заставить Тсуну испытывать столько эмоций сразу, то падать вниз, то взлетать вверх, как на чертовых американских горках. Аркобалено довольно ухмыльнулся, затем вновь откинулся на подушку, положив руки под голову. — Но на силу пламени я в самом деле смотрел. Прошлыми Истинными Небесами были Первый, Джотто, и Восьмая, Даниэла. Еще Джиглио Неро всегда рождаются с данным типом пламени, однако пустышка Аркобалено меняет его, перенаправляя гармонию лишь на нас, других носителей пустышек. Чтобы мы… легче переносили то, что происходит. Смену Неба, понял Тсуна. Аркобалено Неба живут мало, вот Тринисетте и позаботилась, чтобы другие не чувствовали боли от утраты Небес, не привязывались к ним, без проблем принимая замену. Именно поэтому Реборн сумел создать связь с ним — он не принадлежал ни Луче, ни Арии. — Пусть твой брат Истинное Небо, его пламя слабо, гораздо слабее, чем у тебя. Скорее, как у Седьмого, если верить хроникам Вонголы. Это значит, у него не хватает решимости. Но даже не это главное — твой брат не является лидером. Он может быть сколько угодно хорошим хакером, все же знакомство с Верде обязывает, но при этом никудышным боссом. Он принимает всех, соглашается на ответственность за их судьбы, но не осознает этого до конца. Считает, что выполнять его просьбы, пить приготовленный им кофе, прятаться от Вонголы — предел их возможностей. Предел того, на что они способны. — Он просто не хочет быть частью мафии, не хочет, чтобы его заметили. — Об этом думать надо было раньше. В тех документах, что он копировал у Емитсу — кстати, как это ему удалось? — все подробно объяснялось, в том числе необходимость секретности и требования к Небесам. Если назвался Небом, если пробудил пламя и признал кого-то Хранителем, будь добр вести себя соответственно. Или не пробуждай пламя вовсе. — Что?! — Тсуна подскочил, уставившись на киллера. — В тех документах было такое?! — О-о-о, — киллер расплылся в акульей улыбке, — а вот и наш маленький «крот». Помнится, Внешний советник рвал и метал, когда кто-то умудрился скопировать файлы с его защищенного компьютера, пока он гостил дома. Но так как информация потом нигде не всплыла, он успокоился. — У моего брата начало пробуждаться пламя, и я подумал, что лучше будет, если он узнает о нем таким способом, чем от отца. Но я не думал, что там будет столько информации. Я торопился… — Из этого следует два вывода. Первый — ты умеешь видеть пламя в людях, — Тсуна кивнул, все еще расстроенный тем, что так подставил брата. — И второй — мне надо убить именно Емитсу. — Почему? — Потому что он idiota, piccolino, — пожал плечами Реборн. — Но мы отвлеклись от основной темы. У решимости нет пределов, есть только ограничения возможностей тела. Как у того же Седьмого — он был болен всю жизнь, поэтому не мог вызвать сильное пламя. Однако все равно научился выкручиваться, став боссом. Джотто создал омерту и мафию такой, какой мы видим ее, его Воля стала легендой. Даниэла сражалась за право называться полноценным боссом, не первая женщина в лидерах мафии, но первая — в семье Вонгола. Твой брат… За прошедшие годы он скачал много информации у Вонголы и Варии, залез даже к Джессо, но так и не научился распоряжаться ею правильно. Достаточно было бы просто спрятать пламя, скрыть его, но он решил иначе, став слишком любопытным, начал раздувать его. Однако и здесь не дошел до конца. Он развивал пламя в домашних, почти тепличных условиях тренировочных залов, никогда не попадая в смертельно опасные ситуации… Тсуна вспомнил, как впервые проснулось его Небо. Во рту появился вкус той воды, а плечи словно ощутили стальную хватку отца. Емитсу долго рассказывал, что такое пламя, как оно может помочь, не удивительно, что, пожалев перед смертью, Тсуна инстинктивно потянулся к единственной спасительной возможности. Тогда он об этом не думал, но сейчас картина вставала перед глазами удивительно ясно. Отец не мог выстрелить в него пулями Вонголы, иначе пришлось бы многое объяснять, в том числе еще живым наследникам и дону, поэтому он все делал втайне, запрещая общаться с кем-либо посторонним, используя для прикрытия лишь проверенных людей. Тсуна сомневался, что они сейчас живы. — Он больше хакер, домашний мальчик, чем боец, нужный Вонголе. Впрочем, это все поправимо. Скажи мне, почему ты вообще подумал о нем, как о боссе Вонголы? Ведь ты явно не знал, что он Истинное Небо. — Но я знал, что он Небо вообще, — тихо ответил Тсуна, удобнее устраиваясь на подушке и прикрывая глаза. В той реальности не существовало Истинных Небес, не удивительно, что он не разобрался. — Это уже дает ему право на Вонголу. Пусть при помощи своей силы, но мой брат переманил на свою сторону перспективных будущих и действующих мафиози, многие из которых — потомки Первого поколения, чем ослабил Вонголу. Семья не может позволить себе упустить данный потенциал, а значит, ей остается лишь последовать одним из двух путей: уничтожить «предателей» или переманить на свою сторону. Любыми средствами. И в ход пойдут самые грязные методы, включая шантаж, угрозы. Однако, когда переманят одного Хранителя, второго, третьего, сам Тсунаеши окажется в ловушке их связи и вынужден будет вступить в мафиозный мир. И произойдет это не на его условиях, у него не окажется поддержки отца и Ноно. Проговаривая, Тсуна раскладывал хаотично кружащуюся информацию в голове по полочкам. Прежде грубый план становился все более отчетливым. Конечно, еще нуждался в доработке, но… — Поэтому я решил убить двух зайцев одним выстрелом. Я передам Вонголу Тсунаеши, и та позаботится о Небе. Тем более, об Истинном Небе. А я стану максимально — насколько это вообще возможно в данной ситуации — свободным. Можно будет позиционировать себя как свободного наемника, не обязательно для убийств, тренировки с пламенем тоже многих интересуют. Или официально зарегистрирую создание опосредованно связанной с Вонголой фамилии. Конечно, это подразумевает союзнические отношения, однако в основном такие мелкие семьи никто не трогает, а от контрактов они вполне могут отказаться, если те, к примеру, не подходят способностям членов. Таким образом часто поступали вторые, третьи сыновья, кузены и кузины, не нашедшие места в главной семье, но имеющие достаточно силы, чтобы создать собственную. Союзнический договор подразумевал, что они все равно останутся на стороне Вонголы, а в случае совсем крайней необходимости, у них можно будет поискать следующих боссов и наследников. Некоторые семьи не завоевывали территории, не расширяли влияние, просто продолжали жить, как все. — А ты хорошо все продумал, piccolino, — задумчиво протянул Реборн. — Что тебе понадобится? — Для начала хотелось бы видеть полный кодекс Вонголы, со всеми ее традициями, даже самыми древними. Тсуна охнул, когда на живот словно ниоткуда свалилась книга в кожаном переплете. Прижав ее к груди, Савада с трепетом уставился на киллера. — Реборн, значит ли это, что ты поддерживаешь мое решение? Репетитор усмехнулся. — Я слишком эгоистичен, чтобы уступать свое Небо и делить его с другой фамилией. — Но у меня однажды могут появиться другие Хранители… — Пф, семь человек или семь тысяч — думаю, выбор очевиден, — фыркнул Аркобалено, а затем пожал плечами. — Мой контракт с Вонголой весьма условен. Я занимался Дино, когда пришел вызов от Ноно. Поэтому никаких клятв на пламени и тому подобного. Тимотео попросил лишь подготовить сына Емитсу к мафиозной жизни. Что я и сделал — Хранителей Истинному Небу доставил. А уж обучить их править сможет и сам Девятый дон. — Боже, Реборн… — Тсуна уткнулся в живот репетитора, хрипло засмеялся, чувствуя, как вплетаются в пряди крохотные пальчики. Но пообещал, что Реборн не пострадает. Как бы ни звучал контракт, Тсуна выгородит репетитора, сделает так, чтобы все подумали, будто киллера обманули. Он воспитывал указанного ребенка, кто же мог подумать, что тот провернет свой собственный план. — Я эгоист, piccolino, — серьезно произнес Реборн, и почему-то вместо тонкого, писклявого голоса Тсуна услышал взрослый бархатный баритон. — И делить свое Небо согласен только с такими же, как и я. Неважно, какими будут последствия. Слишком долго я ждал тебя, чтобы отдать кому-то. Тем более, если это не сделает тебя счастливым, — он дернул мягкие пряди, заставляя поднять голову. Тсуна встретился с темным, полыхающим Солнцем взглядом. — Покажи мне свою решимость сражаться за то, чего хочешь, piccolino. — Покажу. Не сомневайся, Реборн.