Шрамы

О близости цели Тсуна догадался по изменению пейзажа. И вроде тот же густой лес, светит солнце, поют птицы, а где-то вдалеке шумит невысокий водопад, но словно пересечена незримая граница, отсекающая обычный мир от царства сновидений. Как будто оказался в королевстве спящей красавицы. Пламя Тумана не ощущалось вовсе, иллюзии тесно переплетались с настоящим лесом, и если бы не гипер-интуиция, Тсуна даже мог бы заблудиться, но чутье, унаследованное от Вонголы Примо, позволяло избежать многих сомнений, которые преследовали бы обычных людей. — Как интересно, — протянул с плеча Реборн, вновь вспомнивший о привычке ездить на людях. Леон уже принял прежний облик, а Натс весьма неохотно вернулся в коробочку, и та теперь временами подрагивала, требуя прикосновения. — Ты не ошибся насчет его потенциала. Лес поредел постепенно, из-за деревьев вынырнула низенькая оградка, увитая вьюном с нежно-сиреневыми цветочками, и каменная дорожка, ведущая к каменному дому с треугольной крышей. На солнце весело поблескивали чистые окошка, а опрятная старушка в цветастом переднике подметала крыльцо. Под ногами у нее, изредка залезая в аккуратные грядки, крутился дымчато-серый котенок. Картинка идеально подходила для туристических открыток с сельским пейзажем. Однако Тсуна, прислушавшись к интуиции, скользнул дальше, за приятное изображение, и замер, парализованный открывшимся ужасом. Полуразвалившийся домишко только и ждал сильного порыва ветра, чтобы рухнуть окончательно. Из дырявой крыши торчали гнилые балки, окна щерились осколками стекол-зубов, забор давным-давно скрылся под зарослями плюща, который медленно подступался к одной из стен. — Если он верит, значит, этого не произойдет… — пробормотал себе под нос Тсуна. Фран верил, что дождь с ветром не коснутся его, поэтому иллюзии защищали. Верил, что дом безопасен, поэтому мог продолжать там жить. Иллюзионист обманывал себя. — Добрый день, — старушка прекратила мести, улыбнулась приветливо, отчего от уголков глаз к вискам потянулись лучики морщинок. — Чем могу помочь путникам? — Добрый день, — после английского и итальянского французский дался невероятно просто. — Мы ищем Франа. — Ах, мой внучек что-то натворил? Проходите-проходите, он сейчас отдыхает дома. Ударился утром о головку сыра и потерял память. Тсуна сдержал желание взглянуть на Реборна, проходя мимо бабушки, которой на самом деле не существовало. Реальная иллюзия, высший пилотаж для туманников. Главное, не прекращать в нее верить. Потерял память… Вполне возможно, что именно глупыми событиями Фран оправдывает для себя и своей «родственницы» постепенно тающее сознание. Внутри дом был светлым, пасторальным, пах пирогами, цветами и тем самым, упомянутым иллюзией сыром. Тсуна, осторожно обходя провалы в полу, пошел к комнате, куда его тянула интуиция, с каждым шагом звеня все сильнее. Сквозь наведенный аромат прорывался тонкий, застарелый запах пожарища, и Тсуна искренне надеялся, что Фран додумался приказать иллюзиями похоронить тела своих родных. Или хотя бы тех похоронили службы, которым туманник впоследствии запудрил мозги. Потому что пребывание в одном доме с разлагающимся телом никому не шло на пользу, тем более, впечатлительным по своей сути иллюзионистам. И он сам… не хотел бы сталкиваться с мертвецами, потому что, вопреки всему, отец не заставлял его убивать, не опускался до крайней жестокости. Фран лежал на застеленной лоскутным одеялом кровати в маленькой, уютной комнате с моделями самолетов под потолком. Из коротких шортиков торчали худенькие ноги, а белая майка вся промокла насквозь, словно мальчишка недавно искупался, а после завалился спать, не переодеваясь. Яблоко на голове выглядело непропорционально большим для такого худенького тельца, но походило на настоящее всем: блеском, текстурой, ароматом, — кроме размера. Мальчишка распахнул зеленые-зеленые, как шкурка лягушки, глаза, стоило гостям захлопнуть дверь. — Привет, а вы кто? — безэмоционально протянул он. — Привет, я Тсуна, а это Реборн и Леон. Мы пришли… поговорить. На самом деле, Тсуна не представлял, как начать разговор на такую деликатную тему, как объяснить человеку, активно использующему пламя, что это пламя и что использовать его надо немного меньше, чтобы не сойти с ума. Он прокручивал в голове разные варианты диалогов, но ни один из них не подходил. Нельзя просто забраться в глушь Франции, чтобы поболтать о природе и погоде. Нет, Дечимо так бы и сделал, если бы понадобилось, но Тсуна не Дечимо, и никогда им не будет. Уже не будет. И уже не станет. — Фран, мы пришли поговорить о твоих способностях, — эй, Фран, ты волшебник. — Они очень заинтересовали нас. — У меня нет никаких способностей, — категорично отрезал мальчишка. Эта категоричность сказала о многом. — Боюсь, что есть, и ты подозреваешь об этом, но не признаешься самому себе. Ты должен был ощутить, что в последнее время… Время вдруг ускорило свой ход, Туман, словно подозревая неладное, оживился, стал мощнее. — Прекрати! Ты дурной зубной бес! Прекрати немедленно! — теперь в зеленых глазах мальчишки появился отголосок паники. — Мы желаем помочь тебе. Если захочешь, пойдешь с нами, а нет — мы доставим тебя туда, куда скажешь. Щупальца пламени потянулись… но не к ним, а к своему создателю, словно желали утащить того куда-то вглубь. Теперь Тсуна не был уверен, что Фран полностью контролирует свое творение. — Но мне хорошо здесь! Ох… Теперь Тсуна увидел, что на самом деле происходило с мальчиком. Если во что-то веришь, оно обязательно исполнится. Фран верил, что шапка дает ему безопасность, и ту не могли пробить ни стилеты, ни трезубец Мукуро, считавшегося сильнейшим иллюзионистом мира. Фран верил в существование бабушки, и та заботилась о нем. Верил, что живет в обычном домике, и домик скрывал свои уродливые дыры. Если нет эмоций, ты не страдаешь. Фран спрятал смерть родителей и бабушки в самый дальний уголок памяти, убедил себя в том, что ничего не ощущает, поэтому перестал чувствовать на самом деле. Остался по развитию тем ребенком, которого забрал Мукуро. С глупыми насмешками, подколками, провокациями. С глупыми игрушками вместо боевой коробочки. Бессмертным, неуязвимым, невозмутимым, потому что весь мир вокруг — иллюзия, не более, чем игра. Окажись его родственники живы, Тсуна развернулся бы и ушел, но оставить мальчишку медленно сходить с ума, привлекая тем самым внимание Вендиче, он не мог. Не имел права. Фран теряет себя, как любой сильный иллюзионист отчаянно нуждаясь в фокусе, якоре, за который можно зацепиться. Реборн был прав: чем мощнее атрибут, тем сильнее его потребность в Небесах. Без них Фран растворялся в собственном мире, наполнял его своей жизнью, сам эту жизнь теряя. Тсуна присел на край кровати, заставив мальчишку отодвинуться к самой стенке, зажег на ладони легкое Небесное пламя и прижал его к нежной детской щеке. Легкий намек на возможный якорь. Пусть им даже окажется не Тсуна, Фран будет знать, в каком направлении двигаться, какое пламя нужно искать. В зеленых глазах отразились оранжевые с проблеском алого всполохи, не обжигающие, ласковые. — Я хочу тебе помочь. У нас осталось мало времени. Если ты продолжишь в том же духе, если останешься здесь, умрешь. Или… еще что хуже. Прости, Фран. — Нет… — Прости, знаю, надо бы не так резко, но… времени действительно нет, — Тсуна ощущал уходящие, ускользающие секунды, словно их ток проходил по его коже. Давление пламени Тумана нарастало с каждым мгновением. — Твои родители мертвы. — Нет… — Твоя бабушка — тоже. — Нет… — Прости, Фран… — Нет! Но он уже достаточно пошатнул уверенность маленького иллюзиониста, проник своим пламенем глубоко внутрь. Тсуна помнил, как это неприятно — сражаться с иллюзиями, а потому, прежде, чем Фран сообразил, что его творения можно использовать подобным образом, выпустил волну пламени. Сметающего все на своем пути, стирающего хрупкие, но такие прочные картинки мирного, счастливого самообмана. Он слышал, видел, как рушится мир мальчика, но не отпускал руки от побледневшей щеки. По пальцам текли слезы, пока Фран смотрел в никуда. Пламя расходилось в разные стороны, показывая реальность. Тсуна ненавидел собственную жестокость, это напоминало ему, как жестко ломал его Емитсу, ломал его представление о любящем папочке-шахтере, но иначе было нельзя. Фран не хотел спасения, но речь шла не только о нем, а о мире вокруг. Что станет, если однажды иллюзионист захочет чего-то другого, создаст для себя другого рода иллюзии? И да, возможно, Тсуна был эгоистичен, желая заполучить себе в Хранители одаренный Туман, потому что сражаться с Вайпером на равных могли очень немногие. С этим все равно кому-нибудь пришлось бы разбираться, так почему не ему? Но все мысли об эгоизме стерлись, когда пламя Франа колыхнулось навстречу, вспыхнуло, уничтожая остатки полуразрушенного дома, рванулось навстречу Небу Тсуны с такой прытью, что тот едва не отпрыгнул от кровати. Впрочем, ему все равно пришлось подхватить мальчика на руки, избегая падающих балок. Неподалеку Реборн летел при помощи Леона, ловко уворачиваясь от опасности. Щелчок. Фран плакал, беззвучно, но горько, как плачут люди, стоящие на краю пустого, черного пепелища, оставшегося от их привычного мира. Но при этом… пламя ласкалось, напевало о тоске, мечте о несбыточном. Фран знал, что придумал собственную семью, но был рад обмануться, потому что никто, никто из тех безликих людей, кружащих вокруг после смерти родственников, не понравился ему. Тсуна видел вспыхивающие в голове картинки похорон, смеющихся беззаботно взрослых, которые уже на следующем изображении лежали в окружении черных балок и обломков мебели. Тсуна стал свидетелем того, с какой легкостью Фран избегал любого намека на нереальность мира, потому что боялся провалиться «под пол» — куда-то глубоко, в темное, топкое болото. Он оказался куда более одарен, чем думал Тсуна — подсознательно знал об опасности и так же подсознательно избегал ее. Верил до конца, отказался от чувств, чтобы не расстраиваться. Потому что не знал, что ему делать дальше. Потому что застывшее существование — лучше, чем безликий, серый мир жестоких по отношению к необычному мальчику людей. Тсуна прижал повисшего на шее иллюзиониста ближе, провел ладонями по выпирающим косточкам спинки, мальчишка вцепился в него, как клещ, задыхаясь, дрожа, переживая. А Тсуна сидел на траве возле теперь уже пустующих развалин, не зная, сколько еще продержится в сознании. Установление связи шло полным ходом, Туман жадно поглощал предложенное пространство, боясь раствориться, и никак не мог насытиться. Интуиция болезненно ударила по вискам, Тсуна повернул голову в сторону опасности, краем глаза замечая, что Леон превратился в пистолет. Вспыхнуло пламя Облака, холодное, отстраненное, как полагалось данному атрибуту, и Тсуна, из последних сил удерживая сознание на плаву, окутал присутствующих собственной Гармонией. Щелчок. Второй связи сознание перенести не могло, Тсуну вытолкнуло в марево обморока, как пробку из бутылки шампанского. Землю под исполосованными шрамами Небесами затягивала синеватая дымка тумана, тянущаяся далеко, насколько хватало взгляда. Туман парил легко, свободно, изредка завиваясь спиралями-водоворотами, как волнующееся море. Он не выглядел опасным, топким болотом или зыбким маревом, а Солнце, пронизывая своими лучами, превращало его в подобие драгоценной вуали. Здесь и сейчас, пребывая внутри своего сознания, окутанный вихрем ощущений от устанавливающейся связи, сплетающейся вокруг его существа, Тсуна мог мыслить кристально ясно и четко, как случалось всегда в моменты использования пламени. По Небесам, не заслоняя Солнца, плыли спокойно серо-лиловые Облака, низкие, тяжелые, словно набухшие Дождем, наверняка где-то за горизонтом встречавшиеся с Туманом. Если честно, Тсуна понятия не имел, с кем столкнула его судьба, поэтому побоялся трогать новый элемент. До тех пор, пока не поговорит с его владельцем. Он никого не собирался удерживать насильно. Тсуна проснулся резко, словно кто толкнул в бок, открыл глаза, прислушиваясь к тихому сопению слева. Повернув голову, увидел мирно спящего Франа, сложившего руки под щекой, той самой, которой касался Савада. Шапки уже не было, и в полумраке крохотной палатки волосы иллюзиониста отливали водорослевой зеленью. Во сне мальчишка казался младше, беззащитнее, невиннее, хотя, надо сказать, и так не отличался излишней… опасностью. В детстве Фран, оказывается, был очень милым, как котенок. Тсуна вздохнул, взъерошил волосы, со смешанными чувствами уставившись на иллюзиониста. Людям вообще свойственен эгоизм, даже такому доброму, всепрощающему существу, как его старший брат, что уж говорить о самом Иетсуне? Поэтому нет ничего удивительного в желании приобрести поддержку сильного, хоть и не обученного иллюзиониста. Стоило признать, природный талант Франа уникален, многогранен, настолько… обширен. Тсуна коснулся связи с прохладным морем Тумана, при «приближении» нить налилась индиго. Рано или поздно за Франом пришли бы — неоспоримый факт. Не Тсуна, так Рокудо Мукуро, сделавший из ученика идеальное оружие, или Вария, чей офицерский состав вообще не лучший пример для ребенка. Туман, Облако, Небеса — одни из самых редких атрибутов, Фран ни за что не остался бы без внимания. Тсуна просто успел первым. И коль он так сделал, то позаботится о нем, как сможет. Пусть даже сначала это будет означать переезд мальчишки в дом Ханы. Потом, когда все закончится, Тсуна что-нибудь обязательно придумает. Скорей всего, придется взяться за заказы, если выгорит дело с опосредованно связанной семьей, потому что кормить Хранителя, учить его, одевать, обувать на что-то надо, тянуть деньги с отца Тсуна не собирался. Не потом, когда вся правда раскроется. Дечимо сделал его психику весьма гибкой. Тсуна еще раз тяжело вздохнул. — Не самый удачный дипломатический опыт, — прокомментировал Реборн, появившись в палатке. Киллер застегнул замок, приблизился к ученику. — Действительно, — грустно согласился Савада. — Но и не самый плохой, — на щеку легла маленькая ладошка. — Ты действовал по обстоятельствам, вытащил сильного туманника из безумия. Счет шел на секунды, но ты справился. — Интересно еще, как сам Фран отреагирует. Его ведь еще учить надо… — тоскливо протянул Тсуна. — С основами вполне справится Лар, — отмахнулся Аркобалено. — Лар? — Тсуне не сразу удалось сообразить, о ком идет речь. — Твое Облако. Сейчас снаружи сидит, готовит. Но пробовать не советую, ее молодость прошла в армии, ничего хорошего это не принесло. — Между прочим, я все слышу, Реборн! — донесся нежный, но недовольный девичий голосок. Детский. Девочка-ребенок лет пяти. Если учитывать, как светилась пустышка Реборна, и что девочка сумела выследить их в самой глуши… Тсуна знал — не лично, конечно же — лишь одну Лар, способную на такие подвиги. Лар Милч, бывший инструктор и капитан специальных войск Италии. Тсуна осторожно, чтобы не потревожить Франа, покинул палатку, с удовольствием вдыхая свежий лесной воздух, не отравленный пламенем Тумана. На дворе все еще ярко светило солнце, отбрасывая кружевную тень через деревья, прошла пара часов, хотя для Тсуны миновала вечность. С крыши их временного убежища ласково подмигивали знакомые глаза с вертикальной щелочкой зрачка. Неподалеку от палатки горел костер, пытающийся дотянуться языками до закрепленных над ним веточек, лизнуть нанизанные тушки, уже подрумянившиеся, приятно коричневые, аппетитно пахнущие, капающие прозрачным соком прямо на угли. Живот свело голодной судорогой — в дорогу они прихватили перекус, но после активного использования пламени хотелось чего-то существенного… жареного… мясного… Приглядывала за готовкой маленькая девочка с неровной стрижкой — темно-синие волосы торчали в разные стороны, словно их долго терзали тупыми ножницами в порыве отчаяния, а после махнули рукой, оставив все как есть. Рядом стоял походный рюкзак, поверх которого лежали очки с красными стеклами. — Не парься, — грубовато бросила девочка, оборачиваясь. Манера говорить ужасно диссонировала с нежным голоском и трогательным личиком. — Иллюзионисты обладают гибкой психикой, еще более гибким разумом. Не удивлюсь, если он перезагрузку себе устроит. — Перезагрузку? — Тсуна впервые слышал о подобном, впрочем, он никогда не углублялся в дебри изучения других атрибутов, там всегда имелось столько неизведанного, что хватило бы ни на одну жизнь. Он настолько удивился, что даже забыл, что хотел сказать. — Когда туманники слишком долго используют сильные иллюзии, их разум может не выдержать, стоит развеять иллюзию, как он начнет «перезагружаться», очищая некоторые файлы, то есть удаляя воспоминания. Реборн сказал, этот парень поддерживал иллюзию годами. Такое не могло не аукнуться. Впрочем, даже если он не забудет, ты — его Небо, а это уже многое значит. Последние слова напомнили о том, что Тсуна хотел сказать, когда проснулся и обнаружил еще две связи, одна из которых была явно неучтенной. — Простите, — он склонил голову перед Лар Милч. — Простите, что случайно установил связь с вами… Аркобалено перевела взгляд на Реборна, усевшегося на расстеленную куртку Тсуны. Вещей в путешествие они захватили по минимуму, чтобы не таскаться с тяжелыми сумками. — Он идиот? — спросила военная. — Иногда бывает, — не стал спорить киллер. Лар Милч покачала головой, отвернулась к костру, переворачивая тушки, чтобы поджарить другой бок. Искры взлетали и отражались в необычных глазах цвета красного дерева. — Не переживай. У Реборна высокие стандарты, еще более высокие запросы. Он не связался бы с кем попало. В любом случае, речь не об этом. Куда вы намерены податься дальше? Тсуна покачал головой. Он не собирался говорить об этом никому, кроме Реборна, даже своему только что приобретенному Хранителю. Они еще не знакомы, старые связи могут перевесить новую, а он не хотел бы раньше времени просвещать отца о своих планах. — Неужели ты думаешь, мы расскажем тебе просто так? — хмыкнул Реборн, понимая Тсуну с полуслова. — Я все равно полечу за вами, — пожала плечами Лар Милч. — Могли бы сэкономить время и силы. — Кто знает, может быть, ты случайно выпадешь с самолета? Улыбка повернувшейся к киллеру девочки напоминала хищный оскал, в глазах, помимо ярости, сверкал нечеловеческий азарт. Лар Милч развлекалась, но, несмотря на это, отступать не собиралась. Атмосфера вокруг Аркобалено сгущалась, напоминая темную, густую, душную ауру. — Реборн, я ведь не мой ученик-идиот, терпеть не стану, пристрелю издалека. — Потому что приблизиться боишься… — Кто еще… — Может, вы отвезете Франа в Намимори, а я пока… — Нет! — одновременно обернулись к нему Аркобалено и разошлись, внезапно успокоившись. Лар вернулась к костру, а Реборн устроился на коленях Тсуны. — Скажи ей, ей проще дать, чем сказать, почему не хочешь, — фыркнул киллер. — В Италию. Мне нужно поговорить с одним человеком. Под боком закопошились. Вернувший прежний облик Леон возился подле прикрепленной за цепочку к поясу штанов коробочки с Натсом, пытаясь обернуться вокруг нее. Под другую руку поднырнул Фран. Свободные от иллюзорной шапки зеленые волосы легким, мягким пухом щекотали открытые предплечья, а глаза с забавными стрелочками цвета травы смотрели открыто, слегка вопросительно, хотя лицо сохраняло общую невозмутимость. Возможно, мальчику попросту не у кого было научиться выражать эмоции. Это ведь на самом деле трудно, Тсуна по себе знал. В груди вновь зарокотала, заворочалась страшная вина, никакие оправдания не казались достаточными, но Тсуна не знал, как объяснить все иллюзионисту… — Фран… Прости… — Ты ведь останешься со мной? Тсуна даже не сразу уловил смысл слов. — Что? Фран выглядел спокойным и одновременно таким… нуждающимся. Его пламя волновалось, клубилось, тянулось к Небу, к Облакам, хотя сильнейшие переживания не отражались внешне. Все в нем говорило о принятии ситуации. Тсуна забыл, каким стрессоустойчивым являлся Фран. Его не могли поразить ни методы учителя, ни выходки Варии. Когда за ним пришли подозрительно осведомленные, вооруженные люди, он не стал плакать, кричать, звать на помощь, как обычные дети. Или это… мудрость? Проявившаяся в детстве своеобразная гениальность Франа, почти нечеловеческая скорость аналитики и адаптации? Он сразу понял, что бежать от группы людей с оружием бесполезно, поэтому попытался выбрать лучший вариант из двух предложенных. И надо сказать, преуспел. Мукуро выгодно отличался от Варии хотя бы тем, что, несмотря на странные методы обучения, не заставлял ученика убивать, в отличие от того же элитного отряда, воспитавшего Бельфегора. Все иллюзионисты в глубине души, как бы ни верили в свои иллюзии, понимали их фальшь. Если коснуться этого понимания, вытащить наружу хоть нить, можно разрушить туманное творение. Небо для них становилось фокусом, якорем, и Фран так отчаянно искал эту стабильность. Все его выдумки — не более, чем подсознательные попытки ухватиться за единственное в жизни постоянство. — Ты останешься со мной? — повторил Фран. — Да, — просто и четко ответил Тсуна, принимая тем самым на себя ответственность за чужую жизнь, но, даже если мир перевернется, он собирался выполнить безмолвно принесенную клятву — стать Франу новой семьей, заменить то, что сломал. Фран кивнул, с глубоким вздохом зарылся под ребра Тсуны, обхватывая того руками. — Я сделаю все, что ты скажешь, а ты останешься со мной, — подтвердил иллюзионист их безмолвный договор. — А Вайпер бы уже истерил и требовал компенсацию, — заметила Лар Милч. Реборн согласно фыркнул. — Лар умеет немного обращаться с Туманом, так что обучит тебя основам работы с твоим даром, — обратился он к иллюзионисту. — Что?! — не могла не возмутиться Лар. — Если собираешься путешествовать с нами, то должна приносить пользу. Хотя бы мизерную. — Ах, ты… Тсуна передал Франу его порцию. Он не собирался вмешиваться в спор двух Аркобалено, как не собирался претендовать на верность Лар, несмотря на соединяющие их нити. Это получилось нечаянно, спонтанно, и он не желал пользоваться положением, называть себя Небом человека, который, возможно, этого не желал. Спор становился все горячее, но Тсуна помалкивал, так как видел, что Реборн получает от перепалки громадное азартное, злорадное удовольствие. — Они женаты? — Франа подобные мелочи не волновали. Он беззастенчиво ткнул прутом в сторону разошедшейся парочки. Лар Милч, как раз сделавшая глоток из бутылки, поперхнулась и закашлялась. Реборн щелкнул вторым пистолетом — Леон продолжал «согревать» коробочку. — Нет. — А похожи на старую парочку. — Эм… — Тсуна ощутил, как щеки заливает румянцем, но решил прояснить ситуацию сразу, чтобы потом у мальчика не возникало вопросов. — С Реборном встречаюсь я. Фран смерил киллера бесстрастным взглядом, и Тсуна мельком подумал, что в его окружении становится слишком много людей, которые не боятся великого убийцу. Затем иллюзионист оценивающе посмотрел на него, снова на Реборна. — Он не слишком маленький для тебя? — Вообще-то, Реборн гораздо старше, чем выглядит. — Тогда не слишком ли старый? — Фран адаптировался моментально. — Пфф… — Лар Милч не выдержала, отвернулась, плечи ее тряслись от беззвучного смеха. Реборн помрачнел. — Если ты любишь умных детей, то я подхожу тебе больше, — продолжил тем временем иллюзионист, не обращая внимания на надвигающуюся опасность. При этом выглядел он настолько серьезным и кажется, действительно рассчитывал, что над его предложением подумают. Солнце пульсировало уже на грани взрыва или обжигающего, сметающего все на пути удара. Тсуна застонал, спрятав лицо в ладонях. Кто-нибудь, скажите Лар Милч, что невозможно столько смеяться!

***

В двухместном номере небольшой гостиницы в Риме Тсуна перебирал вещи в сумке, укладывая их на новые места. Этим он занимался каждый вечер, потому что количество сувениров росло, хотя людей, которым он хотел их подарить, было немного: мама, Хана, И-Пин и Фуута. С последними, вопреки всему, у него сложились неплохие отношения. Реборн, проигнорировав собственную кровать, как делал это во время предыдущих ночевок, сидел, скрестив ноги, на подушке Тсуны, присматриваясь к его действиям, пытаясь разгадать, где находится его подарок, купленный Иетсуной на собственные, сэкономленные деньги. За участие в конкурсах и олимпиадах полагались кое-какие приятные бонусы. В соседней комнате устраивались на ночь Лар Милч с Франом. Отлепившись от Неба, Туман всей сутью потянулся к Облаку, словно чувствовал в ней что-то родственное. Наверное, не зря туманы называют еще низкими облаками. Что удивительно, с документами мелкого иллюзиониста проблем не возникло, хотя пришлось полазить по развалинам домика, собирая уцелевшие, способные пригодиться, не слишком громоздкие вещи. Своими иллюзиями Фран обманул представителей официальных служб, и власти продолжали выплачивать бабушке с внуком пенсию и пособие. А также оформили все необходимое вроде паспорта, медицинского страхования. Фран же был человеком неприхотливым. А еще, казалось, в жизни иллюзиониста просто не может пустовать место существа, желающего его убить. Сейчас таковым являлся Реборн. — Почему именно Рим, piccolino? Не то, чтобы я возражал против прогулки по достопримечательностям… — Насколько я знаю, нужный нам человек в данный момент находится именно здесь. Тсуна даже Реборну не сказал, кто будет Хранителем. Наверное, потому что сам не знал, на примете, даже с учетом воспоминаний, имелись лишь две стоящие кандидатуры, способные победить Варию. Остальных он собирался поискать. Тсуна не мог, не имел права ошибиться, не в этот раз, потому что ему требовалась только и исключительно победа. Иначе они потеряют все. — И как ты это выяснил? — Узнал из достоверного источника… — А, так вот зачем ты попросил Хану задержать своего брата в школе! — Да, — Тсуна не испытывал стыда, залезая в компьютер брата. Он не украл, не испортил ничего, только узнал кое-какую необходимую информацию. Он не использует ее во вред семье, дорогим людям, только в «личных» целях. — Кто виноват, что именно Тсунаеши поддерживает с этим человеком контакт? — И кто же это? — Ланчия. Связь болезненно напряглась, и Тсуна увидел, как за доли секунды заледенело Солнце, распространяя вокруг мертвенный, угрожающий холод. Даже парочка, шуршащая за стенкой, притихла, затаившись, чтобы среагировать в случае опасности. Но Тсуна, даже находясь в эпицентре леденящего Солнечного холода, не боялся. — Почему именно он? — Реборн странно вибрировал, до странного похожий на натянутую до предела тетиву лука. — Он сильнейший физически человек Италии, — в ребрах на мгновение вспыхнула боль, напомнив о знакомстве с необычным, но внушительным оружием Ланчии — огромным металлическим шаром, который мужчина с легкостью раскручивал одной рукой. — Естественно, он же Солнце. Ох… Наверное, именно это называют прозрением. Очередная вещь выпала из рук, нарушив порядок в сумке, но Тсуна не обратил внимания, уставившись на мрачного, сердитого Реборна. Хотя киллер в жизни не признается, что беспокоился и дулся. Наверное, он прав: Тсуна действительно временами идиот. Сумка упала на пол, и вещи разлетелись веером, но это сущий пустяк, ничего страшного, потом все можно будет собрать. Тсуна упал на кровать, чтобы оказаться лицом к Реборну, заглянул ему в лицо снизу вверх, обхватывая горячую ручку, перебирая мозолистые от постоянного использования оружия пальчики. — Если я правильно все представляю, атрибут Ланчии не будет иметь значения. Вообще-то, я планировал попросить его выступить в роли Грозы, — Тсуна, бесконечно смущаясь и одновременно радуясь, коротко поцеловал сложенные чашей ладошки Реборна. Солнце киллера оттаяло и, словно извиняясь за подозрения, обласкало лучами белесые шрамы Небес, отражаясь бесконечным золотом в темных глазах. Парочка за стеной вновь зашуршала, Тсуна почти услышал звук отставленного на тумбочку стакана, но сейчас его гораздо больше занимала крохотная улыбка на губах репетитора. — Ты мое единственное солнце, Реборн.