Ты главный герой

      Эрвин вошёл в дом, отбросив ботинки в угол, не сделав ни единого усилия поставить их аккуратно.       — Карли, ты не видела мою чёрную записную книжку? — он был сам не свой. Не поздоровался, просто скинул пальто в прихожей и прошёл в свой кабинет.       Его жена сразу заподозрила неладное, но в таких случаях просто делала, что нужно, не задавая вопросов. Когда будет нужно, он сам ей скажет.       Эрвин сел за стол, полностью заваленный бумагами, хотя в любое другое время тут царил идеальный порядок. Но времени на уборку в последние недели у него не было. А сейчас счёт шёл на часы. Эрвин выдвинул ящик стола, несколькими махинациями убрал потайное дно и достал увесистую папку. Спасения в этой папке не было: по сути, её наличие и заварило эту кашу. Смит почти проклинал тот день, когда она ему досталась. На ней было столько чужой крови, что и подумать страшно - он сам этому поспособствовал.       Всего пару часов назад гиганты покромсали отдел быстрого реагирования. В принципе, он вполне ожидал такой исход, но на деле всё оказалось гораздо хуже. Через некоторое время после операции Эрвину позвонил незнакомый номер. Он не знал говорящего, но скорее всего это был человек Дота Пиксиса, который предупредил, что на Эрвина пришьют дело о шпионаже, мол, Смит знал, чем закончится операция, а наркотики были вывезены заранее с его лёгкой подачи. Бред, но убрать по-другому его было невозможно, слишком крепко этот говнюк держался за бюро разведки, долгие годы ведя корабль к победе.       Но теперь нужно было срочно что-то придумать, потому что завтра, с большой долей вероятности, он уже будет в следственном отделе на допросе. Обыск этого дома будет только вопросом времени. До этого надо передать всю информацию, которую он успел собрать, своему человеку, чтобы быть уверенным, что она дойдёт до того, кто сможет вести дело дальше. До того, кого все считают лишь хорошим исполнителем приказов, даже не подозревая какой у него острый ум. Это было только на руку.       Прости, Леви. Не хотел втягивать тебя, но сейчас другого выбора нет.       Он немного жалел, что Аккерман был не в курсе всей информации, ведь было бы легче объяснить ему суть вещей, но тогда его наверняка бы тоже накрыло этой лавиной обвинений.       Эрвин взял ручку-перо и начал писать письмо. Так было безопаснее. В интернете его могли бы перехватить.       Его жена зашла в кабинет и положила записную книжку на стол. Она уже хотела уходить, но Эрвин задержал её, взяв за руку.        — Стой, Карли, — мужчина притянул жену к себе и, усадив на колени, прижался носом к её шее. Он жадно вдохнул её запах: смесь духов и мастерской. Она часами могла сидеть там и ваять вазы. Готовить абсолютно не умела, несмотря на их с Леви тайный позывной — «жена готовит итальянскую кухню, заходи на ужин». Но он не требовал этого от неё, как и она от него многих вещей.       Ему вдруг стало всё равно, что будет дальше. Самое ужасное, что он потеряет жену, а остальное уже не будет его касаться.       Они были вместе ещё с университета. Познакомились до невозможности глупо: она шла с кофе и столкнулась со Смитом в коридоре. Содержимое выплеснулось на его любимый бежевый свитер, но тогда это уже не имело никакого значения: он просто не мог думать ни о чём другом, кроме её кудрявых рыжих волос и красивых длинных пальцев, которые безрезультатно пытались вытереть огромное тёмное пятно салфеткой. Она, смеялась и пыталась попросить прощения, а он потребовал встречи в качестве извинения.       Следующий день он провёл с ней, а ночью они набросились друг на друга, забыв про приличия и бред вроде «узнать друг друга получше». Между ними это никогда не работало. С этого момента они никогда не отпускали друг друга, и вскоре, без лишних обдумываний, мисс Штратманн стала миссис Смит.       Иногда он чувствовал себя эгоистом, потому что ставил работу на первое место. Но когда угрызения совести начинали съедать его, Карли напоминала, что он спасает тысячи жизней, а это важнее всего. Она могла и потерпеть долгое отсутствие дома, тем более до недавнего времени она сама много работала.       Они пытались завести ребёнка, но у них не получалось. Женщина долго и изнурительно лечилась, пока Смит ещё мог выносить её регулярно заплаканное лицо. В этом была львиная доля его вины, ведь он первый заговорил о детях, а она почему-то думала, что если не родит — Эрвин уйдёт от неё.       В один момент ему это надоело: он выбросил все таблетки в урну, сказав, что ничего не изменится. Они жили десять лет вместе без детей и проживут дальше.       После Карли оставила работу химика в научном институте, чтобы восстановить убитое здоровье, и начала помогать Эрвину в расследовании, делая анализ образцов. Слишком близко он жену к делу не подпускал, опасаясь за её жизнь, но в некоторых случаях, только она помогала расследованию сдвинуться с мёртвой точки. Но это было тогда. А сейчас они не думали ни о чём, кроме друг друга.       Она обвила руки вокруг его шеи и приоткрыла рот в сантиметре от его губ.        — Я скучала, — тихий шёпот, пропадающий в поцелуе.       Эрвин прижимает её к себе сильнее, целуя глубоко, интимно, пытаясь передать ей всё, что чувствует. Женщина отстраняется и снимает с него портупею. Она уже тысячу раз это проделывала, поэтому справляется даже лучше Эрвина. Он, как всегда завороженно, смотрит на её тонкие пальцы, а когда она до конца расстёгивает его рубашку, берёт её руку в свою и прижимается губами, вдыхая и целуя одновременно. Карли закрывает глаза и прислоняется к его ключице. Она часто так делает, с самого первого дня, показывая, что доверяет.       Смит берёт жену на руки и несёт в спальню, на ощупь передвигаясь по тёмному дому. Она совсем лёгкая и он невольно спрашивает себя, не упустил ли что-то в её здоровье, но затем видит огонь в её глазах и понимает, что всё хорошо. Когда они добираются до кровати, уже невозможно себя сдерживать. Эрвин развязывает её халат и почти срывает сорочку, покрывая всё тело поцелуями. Для Карли это почти пытка: ей мало. Она садится и толкает Эрвина на подушку, игриво улыбаясь. Затем помогает ему избавиться от остатков одежды и садится сверху. Эрвину такие правила игры не слишком нравятся: сегодня он не хочет быть наблюдателем — поэтому он поднимается с подушки, захватывая женщину в цепь своих рук, так что между ними не остаётся ни сантиметра, и входит, заставляя её выгибаться и терять счёт времени.

***

      Карли уснула у Эрвина на груди, крепко прижатая его сильной рукой, но сам мужчина не мог сомкнуть глаз. В его голове роились мысли. Если вспомнить все эти годы, то они ни разу не были в сильной ссоре. Неприятные мелкие ссоры происходили, но они не придавали им никакого значения, стараясь спокойно обсуждать все проблемы. Тяжёлые периоды тоже были, особенно когда он был только рядовым, а она не могла устроиться на работу после выпуска, и ещё когда стоял вопрос детей.       Но они прошли достойно даже через такое и, чёрт подери, это был отличный брак. Крепкий. Пятнадцать лет. Никакие землетрясения не смогли их сломить. Но Эрвин был страшнее любого землетрясения. Он сам всё разрушил и сейчас, держа Карли в своих руках, начинал понимать, что натворил.       Он безумно любил жену.       И мысленно поблагодарил, что она была с ним эти часы, пока их жизнь не раскрошилась, как осенний лист в руке.

***

      Эрвин тихо встал, чтобы не будить Карли, оделся и вернулся в кабинет. У него было ещё меньше времени, чтобы закончить все дела, но его это уже мало заботило. Он дописал письмо для Леви, дополнил папку некоторыми материалами со стола и сложил всё в сумку. Ноутбук был заранее разобран и покалечен, чтобы никто не смог восстановить данные. Он сделал всё, что мог.       Осталось только передать весь материал информатору, от которого он получал данные о деле. Тут тоже всё было схвачено: просто оставить сумку в квартире человека, чтобы тот передал всё Леви, когда это будет необходимо. С последним делом спешить не стоило: Аккерману сейчас и без того придётся разобрать много дерьма, и эта лишняя ответственность могла бы подкосить его или заставить действовать опрометчиво. Всё-таки новая должность, о чём Леви ещё только предстояло узнать, половина отряда была убита или лежала в больнице с ранениями, недавние семейные проблемы, да и попросту состояние здоровья самого Аккермана — ни одной предпосылки, чтобы взять дело Эрвина на себя. Пока.

***

      Петра очнулась в белом помещении. В глаза сразу ударил свет с улицы: несмотря на осень, было солнечно и почти ясно. Девушка долго вдумывалась и пыталась вспомнить, что произошло, но вид золотых листьев в окне запутывал и отвлекал. Это было непривычно. Она редко любовалась природой: на верхних этажах бюро разведки даже птицы — редкие гости, не говоря уже о растениях. А весь огонь за окном — одновременно так чуждо и так знакомо — хоть всегда и был в волосах Петры, но так редко встречался в её быту.       Вдруг Рал полностью очнулась и резко поднялась с подушки, судорожно схватившись за переломанную руку. Она была на месте. В гипсе и со штифтами вокруг. Прикосновения к пальцам, торчащим из сооружения, отзывались болью, но Петра была счастлива. Боль значила, что рука сохранила чувствительность и, скорее всего, когда-нибудь будет работать.       Девушка не заметила, как выдернула катетер из здоровой руки, когда резко поднялась, так что теперь текла кровь: не так много, чтобы испугаться, но достаточно, чтобы напугать медсестру, которая вошла в палату через несколько минут после инцидента. Петра не могла ничего сделать рукой в гипсе, чтобы остановить кровь и просто бессильно наблюдала: таких сцен она больше не боялась, но каких-то 20 часов назад она и так потеряла слишком много крови, так что теперь немного переживала.       — Мисс Рал, что же вы так неаккуратно? Его теперь сюда толком не установишь. Сейчас позову врача, — медсестра скрылась так же быстро, как вошла в палату, и оставила Петру наедине с её мыслями и тугой повязкой на ещё несколько минут назад здоровой руке.       Девушка пыталась вспомнить, что произошло. Последнее, что отзывалось в памяти — это схватка с Энни. Точнее жалкое подобие схватки, ведь пули не пробили эту гигантскую суку. А после был провал. Кажется, она слышала голос Леви, но не знала наверняка, а потому это могли быть просто галлюцинации, и девушка не хотела даже допускать мысли, что это правда.       Петре вкололи морфин. С одной стороны это было хорошо, потому что она долгое время не чувствовала боль, но с другой стороны она плохо осознавала реальность, а спустя несколько часов после приёма её затошнило. Девушка на всякий случай позвала медсестру, чтобы та помогла ей дойти до туалета, и склонилась над унитазом. Это всегда было её слабым местом: в любой непонятной ситуации начать фаршевать. Но и это было только начало. Петра понимала, что такой перелом (хорошо, что она не помнила, как он выглядел) заживает месяцами, но ей нужно было выздороветь как можно быстрее. А ещё Рал не понаслышке знала, что в восстановлении после переломов слово «быстро» было синонимом слову «больно», и от этого становилось не по себе.       Вечером к ней пришли ребята из отряда. Прикроватные тумбочки сразу заполнились цветами. Гюнтер привёз Эрда на инвалидной коляске. Тому сделали перевязку рваной раны, оставленной гигантом, а при ней были противопоказаны лишние движения. Но и это не мешало Джину гонять с Боссардом наперегонки по больнице. Хорошо, что его жена об этом не знала.       — Петра, прекрасно выглядишь. Скоро уже на выписку? — девушка поджала губы, запоздало пытаясь скрыть грусть за улыбкой.       — Господи, Оруо, закрой рот, — Шульц ударил его по спине. — Не слушай его. Наоборот хорошо, что ты побудешь тут. Отдохнёшь. У нас там в отделе такое за эти сутки творилось. Всё перекопали. Операция провалилась, и вообще неизвестно, что будет дальше.       «Наверное, капитану сейчас несладко. Кстати, где он?»       — А где наш хирург?       Петра не увидела Леви, потому что из-за инвалидной коляски Эрда, неугомонного Боссарда и высокого Гюнтера, занявших собой всё место, ему пришлось остаться в маленьком коридоре палаты.       Повисло гробовое молчание. Петра поочерёдно смотрела на парней, пытаясь понять, почему они вдруг стали такими бледными. Вдруг из глубин их компании послышался кашель и знакомый голос.       — Я сделаю вид, что не услышал, но я запомнил.       Все потупили взгляды, но мужчина не планировал портить и так не слишком радостный настрой.       — Вольно, идите отдыхать. Вы нужны мне в строю, как можно быстрее, — все вышли, освобождая палату. Леви тоже хотел выйти, но, немного подумав, замер в проходе. — Хорошая кличка, мы ещё поговорим об этом после выписки. Как ты себя чувствуешь?       Рал закусила губу, жалея, что всегда говорит, прежде чем думает, но поняла, что капитан не злится, и быстро забыла об этой неловкой ситуации.       — Лучше. Только мне не говорят ничего, так что даже не знаю, сколько тут проваляюсь. Вы тоже тут лежите? — Петра увидела, что Леви в домашней одежде и тапочках.       — Да, этажом ниже, — Леви уставился на её руку. — Будь готова, что это надолго. Перелом тяжёлый.       — Перелом не самое страшное, — девушка вспомнила Марко, и ей стало стыдно за себя. — Я ничего не помню, даже не представляю, как осталась жива. И зачем.       — Если бы не ты, большинство из них и пяти минут бы там не продержалось. Ты научила их всему. Они живы благодаря тебе. Если будешь думать о каждом погибшем под твоим командованием солдате, сойдёшь с ума раньше, чем успеешь их перечислить. Так что привыкни и отпусти.       Петра посмотрела в окно, вдумываясь в слова. Она уже привыкла, но с последним пунктом у нее всегда были проблемы.       — А вы отпустили?       Аккерман оторопел от вопроса, не ожидая, что он полетит в него таким наглым образом. Мужчина ответил не сразу, но решил быть честным.       — Нет. Не отпустил.       Петра легко кивнула сама себе, почему-то ожидая такого ответа. Ей полегчало от его слов.       — Тогда ради вас я попытаюсь не стать тем самым погибшим солдатом, — девушка улыбнулась Аккерману и вдруг отчётливо вспомнила, как он уносил её из здания, — И спасибо за всё.       Леви этот разговор тоже был нужен. Но сейчас он сделал для Рал всё, что мог в данной ситуации.       — Отдыхай, Рал,  — мужчина задержался на секунду в дверях, обдумывая что-то, но так ничего и не сказав, вышел из палаты.       Девушка заметила, что он был добрее, чем обычно и до неё вдруг дошло: несмотря на то, что это он спас Петру из мясорубки, у него, почему-то, было чувство вины перед ней.