***
Мужчина собрал оставшиеся вещи в кожаную дорожную сумку и осмотрел комнату на наличие грязи, но всё было в порядке: перед выпиской он идеально убрался. Леви провалялся в больнице 2 недели. Его иммунитет умирал последние несколько месяцев от переработок и стресса, и это дало о себе знать воспалением лёгких (он понятия не имел, как так получилось). Мужчина был рад, что всё осталось позади, и, наконец, можно вернуться домой, в свою серую холостяцкую квартирку и в свою серую холостяцкую жизнь, хоть там и ждали новые проблемы. Даже сегодня, в день выписки, Леви не собирался отлёживаться: нужно было навестить Эрвина и узнать, что известно о суде. И ещё начать разбираться с делом, в которое Смит старательно пытался его не втягивать (главный вопрос — почему?). Сейчас Аккермана, как никогда, бесило, что тот ничего путного не доводил до его ушей раньше, пока ещё была возможность. Только отрывки информации и клочки дел. Терпение Леви было на исходе, и сегодня он намеревался вытрусить из Смита всё его дерьмо. Но сначала Леви хотел навестить её. Все две недели мужчине нельзя было выходить из своего отделения (один раз он всё-таки ослушался, чтобы увидеть весь отряд в сборе), и он почти не говорил с Петрой, за исключением редких переписок по смс, которые они нечасто отправляли друг другу в обычной жизни. «Ты как?» «Лучше, а вы?» «Жив, тут везде грязь». Она улыбалась, когда читала это. «А у меня ужасная еда. Мясо и каши. Беее. Ем только каши». Он хмурился: его раздражало, что Петра вегетарианка. Она наверняка уже напоминает скелет, обтянутый кожей, ведь на больничной еде далеко не уедешь, а Рал не из тех, кто поступается своими принципами. Надежда была только на то, что её посещает кто-то из остальных. «Ешь всё. Рал, это не просьба». «Вы меня тут фиг достанете». И правда. И это бесило. «Ненадолго». Мужчина не задумывался над истинной причиной, почему его это всё волновало. Он убеждал себя, что они один отряд, одна семья, поэтому он и заботился о ней. А ещё он заботился о ней, потому что родители Петры, по просьбе самой девушки, не знали о ранении, и никто кроме отряда не мог поддержать её. А ещё, потому что он, как капитан, должен заботиться обо всех своих офицерах. «Тогда почему Оруо не получает от тебя смс-очки, а, Леви?» — но он быстро прогонял такие мысли. Аккерман мог придумать ещё тысячи причин, но против фактов не попрёшь: первое место, куда он зашёл после больницы, был рынок неподалёку. Леви набрал два пакета фруктов и овощей (побольше этих её безвкусных авокадо, они же жирные) и вернулся обратно в больницу, в отделение, где лежали солдаты отдела быстрого реагирования. Когда он зашёл к Петре в палату, она лежала, отвернувшись к окну, но, будто почувствовав, что пришли свои, поднялась и повернулась к Леви. Как он и опасался, выглядела она плохо. — Капитан, вас же уже должны были выписать, — она уставилась на пакеты и попыталась найти этому оправдание, но так и не смогла. Он просто пришёл к ней, потому что беспокоился, и не нужно было быть особенно проницательной, чтобы понять это. — Да, меня выписали. Я ненадолго, нужно ещё по делам, — Леви бесцеремонно открыл холодильник и увидел, что всё было не так ужасно, как он думал. Видимо недавно заходила жена Эрда, потому что стоял контейнер с домашней едой. Мужчина разгрузил фрукты и овощи, спиной ощущая удивлённое молчание Рал, и сел на стул возле кровати. — Вы сегодня к командору? Как он? — Петра заметила, что волосы Леви заметно отросли, что было большой редкостью для него, и свисали на лицо, придавая Аккерману немного бродячий вид. Леви откинулся в стуле, насколько это было возможно, и при упоминании Эрвина стал ещё серьёзнее, чем обычно. Петра даже немного пожалела, что спросила, но слова всё-таки прозвенели в палате, без тени надежды и ожиданий, словно разбитый бокал, нарушивший общую иллюзию покоя. — Эрвин вряд ли уже выйдет из-под стражи. Я попробую подключить связи, но это не сыграет роли. Если его хотят засадить, то засадят, — зачем он рассказывал ей? Он и сам не знал. Может, она просто всегда делала правильные выводы и могла дать дельный совет, особенно сейчас, когда даже сам Аккерман не понимал, куда катится это чёртово колесо. А может, потому что Петра знала Леви лучше, чем другие из отряда, и после Эрвина он доверял ей, пожалуй, больше всех. — Мне звонили из центрального управления и сказали, что рассматривают мою кандидатуру на должность Эрвина. Ирония судьбы, не правда ли? Петра, как никогда, жалела, что будет в больнице неопределённо долго. Леви нужна будет поддержка. Он, конечно, сильный, но один в поле не воин, тем более в таком поле. — Мы распутаем дело и вытащим его оттуда. Но, кто знает, может в тюрьме командору будет безопаснее? — Аккерман поднял напряжённый взгляд на Рал, осознавая, что даже тут, на больничной койке, она понимает больше, чем положено ей по возрасту и по званию. — В тюрьме ему и правда будет безопаснее. «На свободе его могут убрать другими способами» — но высказывать эту мысль ему не хотелось. — Возможно, я приму предложение, — Леви планировал поговорить об этом после выписки, но в его жизни всё последнее время шло не по плану, так что Аккерман даже начал входить во вкус. — Петра, как тебе должность лейтенанта? — Не уверена, что смогу быть хорошим личным помощником, но если вы хотите… — сказать, что девушка удивилась, значило не сказать ничего. Раньше Эрвин специально не назначал лейтенанта, так как тот автоматически выполнял обязанности помощника комиссара. Только недавно до Леви дошло, что должностная отдалённость от Эрвина в этой заварушке просто-напросто спасла его капитанскую задницу. В голове пронёсся эпизод, как Смит сразу повысил Аккермана от звания офицера до звания капитана, минуя ту самую ступень «лейтенант», на которой он мог бы работать над делом о наркотике вместе с комиссаром (и сейчас сидеть с ним вместе в одной камере). Эрвин был говнюком, каких поискать, и будто с самого начала всё рассчитал. Но Леви тоже мог рассчитывать ходы в партии. Например так, чтобы Петра была рядом с ним и чтобы она больше не ходила на задания. Ради её же безопасности. — Это не шутка. Если я буду комиссаром, ты не хотела бы стать лейтенантом? Петра предложению не обрадовалась, но не показала этого. У неё на это были свои причины. Леви смотрел на девушку, не пытаясь торопить её с ответом. На лицо Петры невзначай упали солнечные лучи. Казалось, что она стала прозрачной за эти две недели, и теперь даже выглядела младше со своими немного растрёпанными рыжими волосами и в голубой больничной рубашке, которая, несмотря на бесформенность, только подчёркивала измождённость её тела. Но даже так Петра показалась Аккерману очень красивой, и на пару секунд он забыл, о чём они говорили, ловя взглядом солнечные блики на её лице. Наверное, так она выглядит дома, в спокойствии встречая рассвет в выходной день, когда не надо спешить на задание. Так просто и небрежно, будто сошла с картины Клода Моне. — Я стану лейтенантом, но вы должны мне кое-что пообещать. Наваждение быстро рассеялось, и Аккерман вернул свои мысли на место. — И что же? Повисла недолгая пауза. — Вы не отрастите гусарские усы. — Рал, это абсолютно не смешно, — Леви сам старался верить в это, но ему всё-таки стало смешно, и он заулыбался, насильно отодвигая все проблемы на второй план. Петра, конечно, не сговариваясь с мужчиной, но чувствуя его настрой, сделала так же. — Кстати, я уже могу нормально есть. Морфий больше не вкалывают. Так что я не отказалась бы от салата, который вы собирались мне приготовить. — Я не собирался… — Салат, капитан Леви. Салат. Леви ради приличия свёл брови на переносице, демонстрируя своё раздражение, но на самом деле был рад, что они вот так сидят вместе, что он нарежет этот её салат, а она действительно нормально поест и постепенно будет поправляться. Он пришёл, чтобы навестить Рал, но казалось, будто она сама навестила его.6.
21 мая 2019 г. в 17:35
Примечания:
песня: Counting Crows - Colorblind
В смотровом кабинете пахло лекарствами больше, чем в любом другом месте больницы. Петра находилась на лечении уже две недели и понемногу начинала терять терпение, которое ещё присутствовало у неё вначале: девушке постоянно казалось, что чем дольше она тут лежит, тем меньше у неё шансов вернуться обратно здоровой. Мысли, конечно, бредовые, она и сама это понимала, ведь на самом деле её состояние постепенно улучшалось. Ей даже перестали регулярно вкалывать морфин, заменив его более слабыми болеутоляющими.
Петра сидела в коляске, на которой её каждый день привозила на осмотр медсестра Барбара. Её лечащим врачом на период послеоперационного восстановления был старый хирург с невыговариваемой фамилией, которого Петра про себя окрестила просто «дедуля». Он стоял перед девушкой и развешивал на светящуюся доску рентгены, но Рал совершенно не смотрела на него: в тот момент она разглядывала свою здоровую руку, лежащую на худом бедре. Ей самой было противно от своего вида и от того, как она с каждым днём ещё больше таяла без тренировок.
Старый голос доктора — так обычно говорят мудрецы в кино — вывел девушку из задумчивости.
— У вас раздроблена кость и даже при полном восстановлении боли будут проявляться всю жизнь. Если честно, хоть я и не хотел сообщать эту информацию, в вашем случае даже стоял вопрос об ампутации. Вам очень повезло, что мистер Смит настоял на сохранении руки. Ваш начальник, насколько мне известно.
— Да, комиссар Смит…
Петра уставилась на подсвеченные белой больничной лампой рентгены своей некогда здоровой руки. Первый был сделан до операции, второй — после. Первый — словно напоминание, что человек всегда может превратиться в груду осколков. Рассыпаться прахом по ветру, и ни один врач не соберёт того, что останется. Второй же был показателем, что Петра ещё не была кучкой хлама. Она — целая (или очень скоро станет такой) и это было самым важным. При виде ровной кости на рентгене она наконец-то почувствовала себя живой, но вместе с этим, почему-то, начала злиться. С каждым днём она вспоминала всё больше о прошедших событиях и иногда, в такие моменты как сейчас, наполнялась ненавистью до самых недр, пока это чувство не начинало отдаваться глухим шумом в голове, будто звук старого телевизора, на котором не идёт ни один канал. Ей хотелось разнести всё к чертям.
«Сколько ещё предателей было среди нас? Сколько осталось? И скольких из них научила я?»
Но на её лице эти мысли никак не отразились. Может, поэтому она и показалась врачу даже слишком спокойной. Она смотрела на всё холодными, совсем немного прикрытыми глазами, но от этого они были ещё более пустыми. Он даже начал беспокоиться, не поймала ли она посттравматический синдром. Откуда доктору было знать, что он у Рал и так уже много лет?
— Как это отразится на работе? — в этом её вопросе врач всё-таки услышал нотки беспокойства, поэтому постарался быть более тактичным и смягчить диагноз ничего не значащими прогнозами, как это делают все совестливые добрые доктора.
— При правильном течении выздоровления вы потеряете до 30% подвижности в правой руке, но при перегрузке можете потерять больше. Я бы рекомендовал воздержаться от вашей работы на ближайшие полгода, тогда вероятен наиболее благоприятный исход.
Конечно, он знал, что она работает в отделе быстрого реагирования. Все врачи были заранее предупреждены о возможных сложностях, ведь вряд ли бойцы с обезображенными телами и лицами, или потерявшие конечности в борьбе с гигантами, могли отреагировать на эту реальность спокойно. Петра была уверена, что на их этаже постоянно дежурит полиция, и хоть все они ходили в белых халатах, пытаясь косить под врачей, она за километр их чуяла и всей кожей ощущала ментальный курок, направленный на каждого солдата бюро разведки. Это точно не могло быть паранойей, ведь, как говорится, стрелец стрельца видит издалека. А у Рал в этом был большой опыт.
— Я офицер разведки, а не секретарша. У меня нет столько времени. 2 месяца, не больше. Можете назначить соответствующее лечение? — Петра бросила на него свой офицерский взгляд, который подхватила от другого человека. У него он, конечно, выходил гораздо лучше, но девушка тоже была не промах, когда ситуация того требовала. «Да-да, дедуля, я на всю голову контуженная, советую делать, как говорю, а то твои снимки появятся на этой доске почёта».
Она не собиралась запугивать врача, он был отличным хирургом, но ей просто необходимо было выйти отсюда как можно быстрее. Без гипса. И больная репутация отдела быстрого реагирования играла на руку.
Врач не мог читать мысли, но взгляд показался ему как нельзя понятным.
— Хорошо, мисс Рал. Я сделаю всё, что в моих силах, а когда перелом срастётся, направлю вас к лучшему физиотерапевту. Барбара, отвезите мисс Рал в палату, — хирург кивнул медсестре, которая последние дни заботилась о Петре. — Увидимся завтра.
Петра как можно более сухо попрощалась с врачом, чтобы не разбивать в пух и прах свою сотканную из фальши репутацию, и через несколько секунд уже ехала по белым коридорам больницы обратно к себе в палату. Ей хотелось поскорее уснуть.