Fake Son

Чонгук остаток вечера проводит очень «весело». Показывает Юнги дом и объясняет правила. Мальчик смотрит так, словно ему похуй на весь мир, не то что на какие-то там правила. — Не курить. Не пить. Никаких наркотиков, — Чонгук смотрит, прищурившись. Юнги выглядит, как тяжелый случай, как чувак, переборщивший с дозой. — Я не наркоман! — орёт он почти тем же тоном, как Чонгук своё «я не педофил». — Ты бледный, у тебя круги под глазами. — Я такой сам по себе. — Никаких вечеринок, — продолжает Чонгук, — никаких девушек. — Никакого веселья, — заканчивает Юнги, передразнивая мужчину. — А насчёт девушек не беспокойся. Я гей. Чон внезапно останавливается, мальчик врезается ему в спину и матерится. — В смысле гей? — оборачиваясь, спрашивает Чон. — В смысле я люблю трахать парней. — Прям совсем гей? — Нет, только наполовину. Чонгук хочет пристрелить мальчика, каждый раз, когда тот шутит, но даже так он не может отрицать, что у пацана довольно презабавное чувство юмора. — А я тебе не нравлюсь, надеюсь? — неуверенно бормочет Чонгук, сам не веря, что несёт такую дичь. — Успокойся, мужик, — смеётся Юнги. — Ты слишком старпёр для меня. Чон выдыхает и продолжает идти, но вдруг опять останавливается, и Мин опять по инерции в него врезается. — Да блять, ты можешь ходить нормально? — возмущается он. — Поменьше матов, иначе промою тебе рот с мылом, — угрожает Чонгук. — Значит, я по-твоему старый? — Не обижайся, но это факт, — Юнги поднимает руки вверх, словно бы говоря «я тут не при чём». — Я в самом расцвете, — возмущается мужчина, чуть ли не плача. — Хочешь мне понравиться? — Нет. Пойдём, покажу тебе кухню, — быстро меняет тему Чонгук. — У тебя есть кофеварка! Юнги орёт и бежит с распахнутыми руками, наконец, обнимает машину и улыбается, утыкаясь щекой в холодную поверхность. Чонгук, кроме «эм, ну да» выдавить из себя не может. — Ты же сирота, а не бомж. Никогда кофеварку не видел? — У нас в приюте не было, — цокает языком Юнги. — Я обожаю кофе. Этот печальный факт смягчает отношение Чонгука к мальчику. Он становится ближе и начинает объяснять, как пользоваться машиной. Мин слушает внимательно, иногда кивает головой и задаёт вопросы. В такие моменты, когда он не шутит и не угрожает, он выглядит почти, как ребёнок. Чонгук сдерживает странный, необъяснимый порыв погладить его по голове. Он же всё-таки дитя сатаны и, скорее всего, не ведётся на ласки. Сделав себе американо, Юнги латте, Чонгук присаживается за кухонный стол и подзывает мальчика к себе. — Теперь о школе. Я решил отдать тебя в элитное учебное заведение. Я делаю это не по доброте душевной, — видя зреющий вопрос в глазах Юнги, отвечает Чонгук. — Мой начальник будет проверять, вру я ему насчёт усыновления или нет, около месяца. После можно будет расслабиться. — Так это правда, что ты усыновил меня, чтобы получить должность? — прищурившись, спрашивает Юнги, непонятно на что надеясь. — Да. — Какой же ты расчётливый сукин сын. — Следите за языком, молодой человек. Юнги на секунду прихуел. — Долго репетировал? — У зеркала пять минут, — улыбается довольный Чонгук. — Если серьёзно, к нам будет наведываться проверка или что-то типа того. Ты должен вести себя подобающе. — Ты бы сам научился вести себя подобающе, — закатывает глаза Юнги. Несмотря на разницу в возрасте, Мин быстро его раскусил. Чонгук только по удостоверению взрослый. По факту он маленький, инфантильный, поместивший в себя просто дохуя и выше детской непосредственности малыш. И, словно подтверждая все его мысли, Чонгук надувает щёки и становится похожим на красный шарик. — Называй меня «папа». — Пошёл ты на хуй, — беззлобно матерится Юнги и тихонечко посмеивается, наблюдая за негодованием мужчины. — Окей. Пошёл ты на хуй, папа. — Ты меня разозлил… — Чонгук медленно поднимается с места. — Что не так? Я же назвал тебя папой, — якобы недоумевает Мин. Хитро прищуривает лисьи глазки. — Или мне звать тебя «папочка»? Он убегает в сторону и Чонгук хватает руками воздух. Мужчина и подросток начинают бегать вокруг стола. — Или лучше «сладкий папочка»? «Папик»? — Я доберусь до тебя и убью! Чонгук тянется и уже готов схватить наглого пацана за плечо, ему это удаётся и даже удаётся повернуть к себе лицом, как неожиданно, лишившись равновесия, падает на пол, подминая Юнги под себя. Мальчик резко и шумно выдыхает. Он ощущает плотные, сильные, мускулистые мышцы. Признаться, до этого он старался не замечать, каким телом обладает Чонгук, но сейчас игнорировать это просто невозможно. Они смотрят друг другу в глаза. Мужчина переводит взгляд на губы. Юнги их облизывает. Он делает это инстинктивно, не до конца понимая, что творит. Сознание Чонгука бьёт тревогу, окрашивая всё в красный, в ушах громогласно звучит сирена, но ему похуй. Когда так сильно тянет, что игнорировать желание становится невозможно, остаётся ему подчиниться. Чонгук медленно наклоняется, оставляя несколько миллиметров между губами. Юнги ощущает его дыхание и закрывает глаза. Он не знает, что произойдёт дальше, но сердце колотится в груди, как ненормальное. И тут что-то вибрирует. Мин распахивает глаза. Чонгук сильно краснеет. — Это телефон, — зачем-то поясняет он, краснея ещё больше, хотя, кажется, куда уж больше. — Я понял. Они продолжают лежать. — Может, ответишь? — предлагает Юнги. Ты блять сто килограммов весишь, грёбаный халк с лицом зайца. — Да, — Чонгук отвечает нервно, быстро поднимается на ноги и достаёт телефон из кармана. Они стараются забыть о произошедшем, но остаток вечера и Чонгук, и Юнги думают об одном и том же. Что это, блять, было?