Сладкая смола.

— Извините, можно?       Хосок надеялся успеть до начала пары, но завидев в аудитории преподавателя, ещё долго не решался войти, раздумывая, стоит ли эта лекция его нервов и сил, которые ему придется потратить. А потратить придется, потому что мужчина, прерванный на полуслове, замолкает и смотрит несколько секунд куда-то вдаль. В аудитории мрачно, тихо, почти замогильно. Хосок сглатывает и обещает себе не дрейфить. Он своего отца всю жизнь выносит, с этим альфой справится и подавно. Однако такие каждодневные уговоры самого себя венчаются провалом, стоит взглядами столкнуться с Кимом.       Мужчина шумно вздыхает, медленно поворачивает голову в сторону Хосока и смотрит нечитаемо. — Я из-за вас потерял мысль, — звучит холодно и глухо, почти шёпотом, но шёпотом таким, что у каждого в аудитории в перепонках эти вкрадчивые звуки набатом отдаются.       Чон чувствует, как футболка липнет к спине под рюкзаком, как ладони потеют, но он смотрит с вызовом в ответ, поднимая в сознании все случаи, когда отец был сильнее, пригвоздив те ощущения перед глазами.       «Помни, ради бога, помни. Ты и не такое выносил» — звучит, как мантра, в голове. — Извините, что перебил. Я могу войти? — делает ещё одну попытку Хоби, вкладывая в каждое слово всю глубину своего голоса на которую был способен.       Профессор смотрит ещё какое-то время сощурившись, словно задумавшись о своем, а потом отмирает и кратко кивает в знак согласия.       Хосок хочет поднять руку и вытереть пот со лба, хочет нервно пройтись рукой по волосам, в попытках успокоиться. Но он лишь спокойно садится за парту и не двигается, не колышется под взглядом тяжёлым, пронизывающим, обращённый лишь на него. Хосок не может позволить себе даже намека на слабость. Только не перед этим альфой.       Лекция длится мучительно долго и каждый студент в аудитории считает своим долгом кинуть злобный взгляд в сторону Чона. Словно ему и без того не хватает. А все потому, что профессор Ким, с тех пор, как Хосок его перебил, помрачнел в настроении. Воздух, казалось, щёлкал и трескался от нескрываемого раздражения и пассивной злости. Не сказать, что до этого преподаватель источал энергию любви и добра, но следующий семинар в таких условиях грозил всем моральными, оральными и анальными пытками на добрых два часа.       Профессор Ким читал лекцию сумбурно, сбивался, и с каждым таким разом ещё более чернел. Первые ряды отчётливо слышали скрежет зубов и могли поклясться, что молились в это время за свой упокой.       Хосок по-прежнему выносил все тяготы давления со стороны доброй половины альф в аудитории и пытался не свалиться в обморок, выжимая из своего омежьего тела последние остатки мужества. Юнги, будучи лучшим другом последнего и достаточно сильным альфой по совместительству, как мог пытался подавить своим присутствием волну негативных эмоций со всех сторон. К концу пары оба выглядели несладко. — Ты, блять, идиот. Знаешь же, что он тебя ненавидит, — шипит Мин чуть слышно, пока преподаватель выходит из аудитории, обращая свое возмущение другу. — Я знаю, просто сегодня произошла… Накладка, — наконец позволяя себе расслабленно опуститься на парту, бормочет Хосок. Юнги сочувственно глядит и борется с внутренним позывом погладить по плечу. Несмотря на то, что друг бета, парень всегда вызывал в нем инстинктивное желание заботиться и оберегать. — Что за накладка? — Живот прихватило с утра, — в очередной и тысячный раз врёт Хосок, надеясь, что это объяснит странный запах медикаментов, который друг наверняка скоро учует. Юнги довольствуется этим ответом и вновь переключается на ворчание по поводу того, что чертов Ким с них три шкуры спустит.       Почему последний, кстати, так недолюбливает на грани ненависти Хосока — есть загадка семи планет. Является ли причиной тому то, как Чон всегда пытается ему противостоять, или то, что он остаётся лучшим учеником на потоке, несмотря на все препятствия со стороны преподавателя. Когда это противостояние двух сил началось — толком никто сказать не сможет, но семестр лишь недавно начался, а значит, придётся терпеть друг друга ещё год, как минимум. — Советую тебе больше не опаздывать, иначе плакало твоё пари, — всё продолжает ворчать Юнги, плюхаясь усталым мешком на парту уже в другой аудитории. Хосок в это время незаметно глотает таблетку обезболивающего в сухую. — Я добьюсь этой пятёрки, не сомневайся, — уверенно, игнорируя неприятные ощущения в животе, произносит последний.       Преподаватель Ким работает относительно недавно, являясь самым молодым профессором, окончив докторантуру около трёх лет назад. Однако, за этот небольшой период выпусков и сдачи экзаменов, он ещё ни одному студенту не поставил за последний экзамен «отлично». Оценку «хорошо» получали единицы из тех, кто интенсивно надрачивал на этот предмет, позабыв о еде и сне. Хосок настырно не хочет себя приписывать к последней категории, но стоит признать, что впрягаться приходится за пятерых.       Пара началась, как обычно, с проверки домашнего задания, которое, по обычаю, никто кроме Хосока и ещё пары человек не сделал. Не то, чтобы не хотели или не пытались. Скорее, не поняли. Ибо задания давал он действительно сложные. На последний номер Хоби потратил более трёх часов, разбираясь, потому чёрта с два он позволит кому-то ещё на него ответить и одиноко тянет руку, заглядывая в глаза преподавателю.       Тэхён игнорирует, наигранно обводит взглядом аудиторию в надежде, что кто-то ещё соизволит проявить инициативу. Но чуда не случается. — Что ж, раз никто не сделал, предлагаю это задание вынести на семестровый зачёт. У вас будет время подумать, — монотонно бормочет и встречается со взглядом злым и обиженным. У Хосока рука затекла, он готов подорваться с места от возмущения. — Опустите руку, я не стану вас спрашивать сегодня, — устало вздыхая, обращает своё внимание к студенту, который порядком уже осточертел. По аудитории тот час летит волна из нескрываемой агрессии, что ощущается даже кожей и Юнги незаметно хватает друга за руку, чтобы тот пришёл в себя. А у Хосока пелена перед глазами и нервы на исходе. Ему слишком больно и физически, и морально. Он слаб, он ничтожен перед альфой только потому, что рождён не в том теле, но всё равно пытается, держится из раза в раз, что есть мочи. Он не так хорош в грёбаной физике, как хотелось бы, и если честно, совсем её не понимает, и все его оценки Хосок действительно вытягивает из себя кровью и потом, склоняясь над учебниками до поздней ночи: разбирает каждую формулу и уравнение, каждую теорему и задачу.       Парень с самого первого теста и по сей день был уверен, что в его силах изменить то, что заложено природой. Тяжким трудом, безусловно. Слезами и непониманием в глазах смотрящих. Но именно сегодня и сейчас к горлу подступила обида на весь свет: да, он омега, да он глуповат, и как бы сильно не пытался это исправить, всегда находится какой-нибудь Ким Тэхён, который всё испортит. А ещё, кажется, у него банальный срыв и накрывающая сознание истерика на почве приближающейся течки. — Вы лишаете меня возможности получить хорошую оценку! — Вы её получите на зачёте. И откуда вам знать, что она будет хорошей? — парирует Тэхён в ответ, подмечая изменения в студенте напротив, что, по всей видимости, готов не то расплакаться, не то пойти врукопашную. По телу проходит волна неприятного разряда, и он вновь чувствует запах древесины.       Ким всегда ощущал себя сильнейшим из альф. Никто, собственно, за всю его жизнь этот факт ещё не оспорил. И может быть, то явилось причиной его одиночества и отстранённости. Тэхён смотрел на все эти пляски альф перед омегами, на самих омег, что текли лишь по первому слову и взгляду — становилось дурно. Появлялись мысли из разряда «я выше всего этого дерьма». Поэтому, молодого преподавателя ничуть не трогали толпы омег, кучкующихся якобы случайно тут и там, ведь таблетки, подавляющие обоняние отлично справлялись. Не трогали и альфы, невольно пытавшиеся набиться в друзья, заимев при этом более высокий статус. Не трогала и вся эта шумиха вокруг истинных.       До первого блядского Чон Хосока.       Взгляд исподлобья, всегда напускно-суровый вид и запах едкой смолы. Тэхён смеялся про себя.       «Кого ты пытаешься обмануть?» разбилось вдребезги после первой же неловкой стычки. Взгляд холодный оказался вовсе не маской, а вполне себе серьёзным подтверждением внутреннего стержня и силы, что развернулась до уровня апокалипсиса, заставив близ сидячих альф сглотнуть.       Тэхён уверен, парень — альфа. В голове, правда, не укладывается, потому что тянет. Тянет безумно.       Бесформенная одежда не скроет тонкой и хрупкой фигуры, низкий голос не в состоянии отвлечь от ярких малиновых губ в форме сердца и нежной маленькой родинки. И даже запах смолы, как ему кажется, пропускает иногда сладкие нотки.       Кима не могло не привлечь подобное, и словил он себя запоздало на том, что привлекает только потому, что сам выискивал. Каждую деталь, каждую незначительную мелочь мозг любовно откладывал на прозапас: глубокий вдох маленькой грудной клетки, тонкие красивые лодыжки, изгиб спины, когда Хосок сосредоточенно пишет конспект.       Читать лекции действительно трудно, ведь парень настырно не отводит глаз, в которых отчётливо читается «не омега». И всё это помешательство на нём, даже для Тэхёна, всегда отвергающего нормы и стандарты морали — безумно, противоестественно и омерзительно.       Хосок — альфа, и Тэхён это ненавидит.