«Здравствуйте! Всё хорошо, не стоит беспокоиться»
Альфа смотрит на экран телефона долго-долго, разглядывая привычные буквы, и не может понять, что он чувствует. С одной стороны, ему ответили, что всё в порядке — это хорошо. С другой стороны, то, насколько сухо звучит фраза вслух и насколько долго её не хотели отправлять — заставляет нахмурить брови и прикусить губу. Тэхён не знает, чего ожидал и на что вообще рассчитывал, отправляя то сообщение. Но формальность ответа вынуждает задуматься о его причинах. Запускает руку в волосы и ерошит, зажмурившись, словно это поможет разгрести бардак в голове. Потому что внезапно страшно становится от избытка ненужных и таких неприятных вопросов, что любовно подкидывал ему мозг. Мог ли Хосок его напугаться тогда? И давит в себе смешок, ибо Хосок сам кого хочешь, напугает. И гордость на душе вязким мёдом разливается, словно этот невероятный омега уже его. Мог ли он Хосоку быть неприятен? Быть может, он думает, что Ким начнёт относиться к нему предвзято? А потом усмехается вслух на последний вопрос, потому что он и без этого случая справлялся, доставая бедного парня по поводу и без. Лицо в ладонях прячет и рычит гортанно от накатившей злости на самого себя. Отныне обещает всё исправить, потому что, кажется, он более не в состоянии Хосока отпустить, даже если очень захочет.***
Хосок на следующее утро топчется у двери, не решаясь войти. Кабинет преподавателя он решил посетить перво-наперво, чтобы не мучиться весь день до заветного часа. Когда заходил в институт и случайно встречал знакомых — улыбался панически, отмечая, что ему улыбаются в ответ. Обычно, буднично, привычно. И на сердце на один камень легче становится. Парень понимает, что новость не просто «не разрослась», об инциденте никто не знает. Подозревал и надеялся на это ещё тогда, когда оправдывался перед Юнги по телефону, утверждая, что просто заболел, вслушиваясь в понимающие и доверчивые слова друга. Данное обстоятельство не может не отозваться дрожью и ликованием во всём теле, а ещё не может не расти огромное чувство благодарности к альфе. И сейчас ему стыдно, потому что он так и не смог вчера ничего больше отправить, несмотря на то, что перебрал с десяток различных вариантов, постоянно стирая. И по мере того, как подбирал, всё более терял уверенность, ведь время идёт и будет странным, если Ким получит ещё одно глупое сообщение спустя ещё один грёбаный час. И страшно теперь до дрожи вдобавок. Он не знает, как теперь Тэхён на него будет реагировать, и будет ли реагировать вообще. О последнем старается не думать, но копошащая тревога где-то в сердце и уже в желудке, не даёт сделать нормальный вдох. Ему кажется, он так здесь и простоит всю перемену, но вот рука сама дёргается настырно, толкая дверь. «Постучать ты, конечно же, идиот, забыл» — проносится запоздало в голове и парень вваливается в кабинет без стука. — Извините, можно? — почти пищит и чертыхается про себя, багровея на глазах. Тэхён, до этого что-то записывающий в бумагах, деловито и наигранно от них отрывается, поворачиваясь к вошедшему. Смотрит, немного спустив очки, и давит в себе улыбку, потому что уже как минут десять ощущает устойчивый приятный запах за дверью. — Можно, — отвечает и всё-таки расплывается в улыбке от абсурдности ситуации, ведь Хосок уже вошёл. — Я рад вас видеть снова на ногах и здоровым, — произносит сдуру и прикусывает язык, потому что напоминать о плачевном положении омеги тогда — последнее, чего бы он хотел. Хосок, кажется, краснеет ещё сильнее, но виду не подаёт, хмурится и улыбается поджато. — Да, спасибо, — облизывает в момент засохшие губы. — Я бы хотел… То есть, спасибо вам огромное за всё! — и теряется после этой фразы, совершенно забыв всю выученную тираду. Выпучил глаза и смотрит на преподавателя с немым вопросом во взгляде: «а что дальше?». Не находит ничего лучше, чем поклониться низко-низко, зажмурив глаза от неловкости, проклиная себя, этот день, этот свет и Тэхёна. — Не стои… — Я хотел попросить вас оставить мою тайну в секрете, — одновременно начинают оба, но Хосок так ушёл в себя, что даже не слышал, что Тэхён тоже хотел что-то сказать. Принял снова ровное стоячее положение и смотрит в глаза напротив пронзительно, умоляюще, заранее зная, что ему не откажут. Профессор усмехается по-доброму, и парня это немного отрезвляет. Он только сейчас понимает, что Тэхён улыбался всё это время. — Об этом и речи не идёт. Я бы никому не сказал, даже если бы вы меня не просили. И не стоит благодарить. Так поступил бы каждый на моём месте. — Не каждый, — слишком быстро выпаливает Хосок, чтобы успеть остановить свои губы. А Тэхён победно улыбается, подмечая про себя, что он, конечно, подлец, но лишний раз напомнить Хосоку о том, какой он замечательный — не помешает. Нервно облизывается, чтобы хоть ненадолго отвлечь свои губы от улыбки. — Вы утрируете, — отмахивается от утверждения и наблюдает за парнем, сощурившись, как тот борется с желанием начать доказывать обратное. Вдыхает глубоко в лёгкие сладкий запах и сглатывает. — Не утрирую, вы ведь знаете. И… я бы хотел как-нибудь вас отблагодарить, — произносит сперва уверенно и с прежним вызовом Хосок, но с каждым словом голос тускнеет, к концу фразы переходит на неуверенное бормотание. У Тэхёна дёргается глаз. «Боже, сейчас умру» — только и вертится в голове. Ведь ранее он всячески отказывал себе и своему мозгу считать Хосока милым, красивым, нежным, самим чёртовым совершенством. Потому что альфа, потому что омерзительно. А теперь, запретное табу стёрто, и из нутра буквально рвутся все возможные и невозможные эпитеты слову «прекрасный», подмечая, что весь Хосок — их синоним. Думать о том, что ранее такого с ним никогда не случалось, и что у Тэхёна буквально едет крыша на этом омеге — думать не хочет. — Стало быть, зачёт вы не смогли сдать по известной причине? — прочищая горло, наконец, собирается с мыслями и игнорирует последнее заявление, чувствуя, как к вискам приливает кровь. — Да, — хмурится на это студент, подозревая, что его только что жёстко продинамили, а от того стыдно в двойне и хочется лишь сдохнуть прямо сейчас и без промедления. — Тогда предлагаю вам ещё одну пересдачу, в качестве исключения. Скажем, в кафе. Завтра после пар. Купите мне кофе, так и быть, не убудет с вас. Хосок спешно поднимает голову и встречается со взглядом тёплым и с лёгкой улыбкой на лице. Напоминает себе, где он и с кем, и лишь поэтому не прыгает от радости и облегчения. Кивает часто-часто головой, улыбаясь в ответ. Тэхён чувствует по запаху, что омега, наконец, расслабился и сам на спинку стула откидывается легко, замечая, как мышцы одеревенели от напряжения. Сладкая смола становится ещё слаще, и лёгкие тонут в патоке. — Вопросы, в таком случае, будут в устной форме по последней теме. — Хорошо. Спасибо вам ещё раз огромное! — громче, чем хотелось бы проговаривает Хосок, снова кланяясь на прощанье в благодарном жесте и разворачивается сразу же к выходу. На лице счастливая улыбка, а в голове, несмотря на всё, пара тревожных мыслей. Юнги делает мысли ещё более тревожными, когда сообщает, что от Хосока несёт омегой. — Твою древесину почти не слышно, — бормочет друг, принюхиваясь. Чон потеет, бледнеет, синеет и много чего ещё от страха, потому что не понимает. Он ведь принял все необходимые таблетки, что прописал ему врач. И таблетки, безусловно, действуют. Ибо он до сих пор не почуял ни единого запаха, ни от омег, ни от альф. — Мама приезжала за мной ухаживать, пока я в постели валялся с простудой, — отмахивается наигранно и не может даже улыбнуться в ответ. Ни о каких актёрских способностях идти речи не может, когда все силы уходят на подавление паники. Юнги в этот раз, почему-то, не ведётся привычно доверчиво и слепо. Хосок это замечает, когда друг вглядывается в его лицо задумчиво и внимательно. — Что? — с замиранием в сердце спрашивает, ощущая, как холодные мурашки поднимаются вверх по позвоночнику. — Да так… Ничего, — только и отвечает друг, отворачиваясь. Оба знают, что это самое «ничего» скоро придётся обсудить. На следующей паре Хосок намеренно идёт в самый дальний и пустой туалет. Стоит долго перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Сжимает бортики раковины до боли и неприятного скрипа мокрой кожи о керамику. Смыкает челюсть так, что дёсны болят. Наклоняется ближе к зеркалу и упирается в него лбом. — Блять, — звучит одиноко в пустой комнате. Хосок обещает себе вернуть былые препараты, потому что даже он, ничего не чувствуя, понимает, как от него хлещет феромонами. И злится сейчас даже не на это. А скорее на то, что внезапно такой хороший и подобревший Ким Тэхён, от которого бабочки распускаются в животе, оттого-то такой и лилейный, что от Хосока несёт не по-детски омегой. Он мечется внутри себя в противоречиях, заставляя мозг не забывать, что Тэхён проявил огромное мужество и силу, провозившись с Чоном во вред себе и работе. И Хосок всем сердцем надеется, что вся та теплота в его глазах — не лишь сплошной и глупый инстинкт.