Post Script

– Ты должен прийти, – говорит Леа. – Это день рождения Ника. Ты не можешь не прийти. – А мы не можем просто пригласить его на ужин или типа? – спрашивает Саймон. – Сколько нам, сорок пять? Гарретт закатывает вечеринку для него, и мы идем. Я знаю, ты расстроен… – она понижает голос, – из-за этого мудака. Но, ладно тебе, это будет именно то, что тебе нужно. Просто развлекись и забудь обо всем. – Он не мудак, – на автомате отвечает Саймон. Леа закатывает глаза. Господи, иногда было бы намного проще, если бы Леа могла вычислить кто это. Даже если Саймон каждый день просыпается от кошмара, где она делает это. Неважно. Может он и не придет. Они до сих пор не поговорили, ни разу. И хотя Саймон старается не смотреть, говорит себе, что у него нет права беспокоиться, он проводит каждый урок, осознавая каждый атом существования Брэма. Иногда он думает, что он слышит его дыхание за два ряда от себя. Леа, должно быть, увидела выражение его лица. – Саймон, – говорит она. – Детка, я люблю тебя, но давай. Я думала, ты говорил, что вещи стали лучше сейчас, верно? Типа, что ты не беспокоишься все время. Это правда. Просто он иногда думает, что сделал бы это снова, беспокойство, секреты и паника. Когда он видит, как Брэм улыбается, уткнувшись в книгу на уроке английского, как будто он улыбается стихам. Вот тогда Саймон хочет все вернуть. – Конечно, я приду, – отвечает он, чтобы они перестали разговаривать об этом. – Просто не дай мне снова напиться, ладно? Леа держит свое обещание, в основном. Саймон даже не хочет так сильно напиваться, что, вероятно, помогает больше, чем то, что Леа периодически выхватывает из его рук пиво. Дом Гарретта полон, он пульсирует от ребят и музыки, а слабый запах травки поднимается из двери, ведущий в подвал. Это не невесело, в основном потому, что он еще ни разу не видел Брэма. Там очень много людей. Это в каком-то смысле превратилось в разгул, а это совсем не то, что Саймон выбрал бы на свой день рождения. Хотя Ник выглядит вполне довольным насчет этого. Он танцует в середине гостиной под какую-то олдскульную музыку Шона Пола, на его голове пустая коробка из-под мороженого. Саймон наблюдает происходящим с кухни, смеясь. Большая часть последнего учебного года была несомненно дерьмовой. Но, эта, однако, довольно забавная. – Спир! – кричит Гарретт, обнаружив Саймона. Он пробирается сквозь толпу ребят на кухке и притягивает его в объятья. – Так рад, что ты здесь, мужик! Он довольно пьян, но его чувства такие искренние. Это… это приятное ощущение. Он так долго думал о том, что Брэм не сидит с ними за обедом, что забыл о том, что Гарретт ему сильно нравился тоже. – Слушай, мне жаль, что я никогда не говорил с тобой о той ситуации с Форрестером, – говорит Гарретт, понижая голос ровно настолько, чтобы Саймон все еще мог слышать его сквозь музыку. Саймон не хочет этого делать. – Все нормально, – говорит он. – Правда. – Нет, чувак, в смысле, это не нормально, – говорит Гарретт. – В любом случае, Гринфелд реально взбесился. В смысле, то, как он это делает. Он написал целое письмо мистеру Уорту и блять, типа, процитировал школьную политику. Гораздо эффективнее, чем бить кого-то по лицу. Что являлось моим планом. Саймон не может… не может думать об этом прямо сейчас. Так я проявляю свою любовь, напевает Шон Пол. Но человек должен делать то, что должен. Ему нужно еще пива. Он оглядывается в поисках, а затем просто выхватывает стакан из руки Гарретта. – Давай, чувак! – говорит Гарретт. Он дает Саймону пять. Саймон пытается ему улыбнуться. – ГАРРЕТТ! – кто-то кричит с другого конца кухни. – Твоя очередь. – Бирпонг меня зовет, – говорит Гарретт. Он хватает еще одну банку пива и выливает в свой – теперь уже Саймона – стакан, прежде чем уйти. Саймон опустошает его, затем идет искать Леа. Она разговаривает с каким-то человеком с младших классов, которого он никогда не видел раньше. – Я, наверное, скоро уйду, – говорит он. – Довезешь меня? Она смотрит на него, на ее лице вопрос. Он пожимает плечами. – Эм, дашь мне час? – спрашивает она. – Плюс, мы даже не подготовили торт для Ника. Вообще, думаю, свечи в моем пальто. Я оставила его в одной из спален наверху. Сходишь проверить? Кажется, они во второй комнате. – Конечно, – говорит Саймон. Все, что угодно, лишь бы ускорить процесс. Он знает, что должен остаться, повеселиться, быть здесь ради Ника. Но он просто хочет забраться в постель, натянуть одеяло и… подумать. Не думать. Погрязнуть. Плюс, уже около полуночи, а он тут с десяти. По любым официальным меркам он присутствовал на этой вечеринке. За второй дверью наверху ничего нет, кроме какого-то старого оборудования. Никаких пальто. Он проверяет третью дверь. Закрыто. Разберись в своем дерьме, Леа, думает Саймон. Он возвращается к первой двери. Она скрывает за собой спальню. На кровати лежат пальто. На кровати также сидит Брэм. Он поднимает взгляд, когда дверь открывается. – Прости, – говорит Саймон. – Прости, я… Он закрывает дверь и трет руками лицо. Дерьмо. Так вот где Брэм был всю ночь? Господи, дурацкие свечи. Он просто хочет подготовить этот торт, чтобы потом уйти. Он снова открывает дверь. – Прости, мне просто нужно взять… – говорит он. – Из пальто Леа, я думаю это… – Эм, вот, – говорит Брэм. Он протягивает пальто Саймону. Саймон забирает его. Он не смотрит на руки Брэма, или на его лицо. – Прости, – снова говорит Саймон. – Я… спасибо. Я пойду. – Тебе необязательно уходить, – говорит Брэм. – Я имею в виду. Все в порядке. – Я… – говорит Саймон. Он впервые позволяет себе взглянуть на Брэма. Брэм отводит взгляд на кровать. Там лежит книга, конечно же. – Ты был здесь наверху и читал? – спрашивает Саймон, прежде чем думает. – Ага, – отвечает Брэм и морщится. – Я знаю, что это тупо. – Это не тупо, – говорит Саймон. Ну, в каком-то плане так и есть. Но в то же время это просто такой Брэм, что внутри него что-то ноет, сладко и болезненно. Он делает еще один шаг в комнату и закрывает за собой дверь. – Что за книга? – спрашивает он. Он не позволяет себе думать о Брэме, читающем Обеденные стихи в школе несколько недель назад. Каково было снова увидеть эту книгу. Знать, что Брэм знал, что это значит, что Брэм тоже думал об этих вещах. – Это, эм, – говорит Брэм. – Не смейся. Он протягивает книгу Саймону. Она действительно старая, потрепанная копия Мило и волшебная будка. – Разве это не детская книжка? – спрашивает Саймон. – Практически, – говорит Брэм. – Я просто… не знаю. Я много раз перечитывал ее. Там много классной игры слов и прочих штук, и фильм тоже хорош, я не знаю, если ты когда-нибудь… Он останавливается, бросает книгу обратно на кровать. – Я болтаю лишнее, – говорит он. – Это странно. – Саймон знает, что он не про книгу. – Да уж, – говорит Саймон. – Хотя, не в плохом смысле странно. – Нет, – говорит Брэм. Они оба стоят у кровати, покрытой пальто. Внизу музыка сменилась, Шон Пол переходит во что-то новое, более медленное. – Это Фрэнк Оушен, верно? – спрашивает Саймон. Брэм смеется. – Да, – говорит он. – У нас никогда не было такого прогресса на твоих уроках, не так ли? Хорошая работа. – Очевидно, я знаком с Фрэнком Оушеном, – говорит Саймон. – Когда он совершил каминг-аут, я был тайно одержим им в течение, типа, нескольких лет. – Да, – говорит Брэм. Снова становится тихо. Снизу Саймон слышит слова песни: начало ничто, у меня не было возможности подготовиться, я от тебя такого не ожидал. Он чувствует Брэма рядом с собой, словно это его собственное тело. – Брэм, – говорит он, одновременно с тем, как Брэм говорит, – Почему ты убежал? – Что? – говорит он. Брэм не смотрит на него. Он неподвижен, так неподвижен, за исключением того места, где он прикусывает уголок губы. Кожа там белая, бескровная. – Я говорил тебе, – продолжает Брэм. – Я обещал тебе, что больше никогда не убегу. Как ты мог поступить так со мной? – Но ты тот, кто убежал, – говорит Саймон. Он чувствует свой пульс, жар, разливающийся по лицу. – Это ты тот, кто перестал есть с нами за обедом! Ты тот, кто никогда не смотрит на меня в классе… – Ты просто решил! – говорит Брэм. – Ты просто решил, что все кончено, и ушел, и не поговорил со мной об этом, ты не спросил, ты не… – Ты удалил свою почту, – говорит Саймон, очень медленно, чтобы он мог дышать. Он слышит, как дрожит его голос. – Я нуждался в тебе, и ты был единственным, кто был у меня, а ты просто… ты просто… – Я знаю! – кричит Брэм. – Я знаю, я был напуган, я был… – Не смей, блять, говорить, что ты был трусом, – говорит Саймон. Внезапно он приходит в ярость. Он чувствует, как она пульсирует в нем. – Это не правда, – говорит он. – Это не ебанное оправдание, не смей, не смей, Брэм… Брэм снова открывает рот, но Саймон не может его услышать, что бы он не собирался сказать. Он не может позволить ему сказать это, так что вместо этого он прижимается губами к губам Брэма, чтобы тот не смог этого сделать. Брэм замирает на долю секунды, а затем целует Саймона в ответ. Он прижимает Саймона к кровати, пальто разбрасываются вокруг них, и Саймон хватает его лицо руками, удерживая. Рот Брэма горячий. Этого недостаточно, думает Саймон. Никогда недостаточно. – Ты думаешь, я не смотрю на тебя в классе? – говорит Брэм прямо в губы Саймону. – Мне не нужно смотреть на тебя, Саймон, я всегда знаю, я знаю, что ты там, я точно знаю, как ты выглядишь, я никогда не могу перестать знать… Когда Саймон целует Брэма, тот кусает его, посасывает нижнюю губу. Его руки все еще на лице Брэма. Он чувствует, как двигается его челюсть, когда он целуется, когда он пытается говорить. Саймон переворачивает их, прижимая Брэма к кровати. Он слышит, как что-то падает, громкий звук. Брэм вырывается из хватки Саймона и прижимается губами к его шее. Поцелуи, которые он оставляет там болезненные, яростные. Саймон громко выдыхает и выгибает шею, требуя больше, и Брэм хватает воротник рубашки Саймона и тянет за него. – Просто сними это, – говорит Саймон, – Брэм, – и он стягивает ее через голову, борясь с одеждой Брэма под собой. Он сдается на полпути, рубашка комкается на плечах Брэма, и довольствуется тем, что целует оголенный участок кожи, соски Брэма, его ребра. Руки Брэма зарыты в его волосах, крепко сжав пальцы. Саймон дрожит от этого ощущения. Он не может перестать хотеть этого, думает он. Он не знает, что делать, кроме как взять от этого столько, сколько может, прямо сейчас. – Я хочу, – громко говорит он. – Позволь мне… Брэм… Он спускается ниже, целуя живот Брэма. Он чувствует, какой Брэм твердый в своих джинсах. – Просто позволь мне, – говорит он снова, пытаясь расстегнуть пуговицу Брэма. – Пожалуйста… только в этот раз, всего один раз… Рука Брэма внезапно исчезает. – Саймон, – говорит он, затем издает тихий звук. – Не надо. Саймон отдергивается, забирается обратно на кровать. Брэм садится, поправляя рубашку. Его губы распухли. – Я не могу, – говорит он. – Мы не можем. Блять. Саймон не знает, слышал ли он раньше, чтобы Брэм так ругался. – Брэм, – говорит Саймон один раз. Только один раз. – Ты уверен… я хочу… – Не говори этого, – говорит Брэм. – Не спрашивай меня это, Саймон. – Он поднимается с кровати, тянется к Мило и волшебная будка. Она дрожит у него в руке. – Я не могу сделать это снова, – очень тихо говорит Брэм. – Прости, – говорит Саймон. – Мне жаль, я… На его шее пятно, там, где Брэм целовал его. Он чувствует пульсацию в том месте, маленький горячий стук. – Я просто пойду, – говорит Саймон. Брэм кивает. Он не смотрит на него. Спустившись вниз, Саймон находит свечи в своем кармане, сломанные. Неоновые крупинки воска рассыпаны по его пальцам.

***

От: bluegreen118@gmail.com Кому: frommywindow1@gmail.com Дата: 27 марта в 2:04 Тема: Кстати Я прочитал эту книгу недавно. Как обычно, я ворую чужие слова, потому что я не могу подобрать нужные самостоятельно. Я не знаю, есть ли в этом смысл. В любом случае, в этой книге, в этих мемуарах, женщина сказала то, чего я не сказал тебе сегодня вечером: Я все еще чувствую, что ты моя настоящая жизнь. Ничего не похоже на мою настоящую жизнь. Брэм