Post Script

Первые три дня недели Саймону приходится носить толстовку, застегивая ее до подбородка. Теперь у него паранойя, после того случая с Итаном. И отметина, которую Брэм оставил на нем, бордовый кровоподтек, очевидный любому подростку с половиной мозга. В Джорджии начало апреля, и становится все жарче. Саймон молча потеет. Ему интересно, знает ли Брэм, что он с ним сделал. Он мечтает, чтобы он смог расстегнуть молнию на своей толстовке, чтобы Брэм мог это увидеть. Единственное хорошее, что происходит в школе за целую неделю это конец курса продвинутой истории, в пятницу. Саймон сидит с Итаном, и они все еще разговаривают, даже после того, как прозвенел звонок. – Тот факт, что ты сравнил меня с Джонатаном, это буквально лучшее, что кто-либо говорил мне в моей жизни, – говорит Итан. – Ты официально мой любимчик, и я прямо сейчас пишу Тейлор чтобы сказать ей о том, что ее сместили, прости, что мне не жаль. – Нет, но ты видел, где… – начинает Саймон, и затем кто-то говорит, – Прости, Итан? Это тот большой немецкий парень. Ганс. Генрих. Гельмут? – Генри! – удивленно говорит Итан. О. Саймону действительно нужно стать лучше в предположениях. – Я тут подумал, – говорит Генри. Он такой высокий, что из положения сидя трудно разглядеть его лицо, но он выглядит нервным. – Я тут подумал, – снова говорит Генри, – хочешь ли ты сходить со мной на выпускной. Итан поворачивает голову через плечо, будто ища того, кто стоит у него за спиной. – Прости? – говорит он. – Итан, – говорит Генри. – Я приглашаю тебя. – Он смотрит на Саймона так, словно не уверен, почему Саймон здесь. – Я могу уйти, – говорит Саймон. – Я просто… – Останься, – говорит Итан резким голосом. – Я уверен, что Генри сейчас доберется до сути этой потрясающе оригинальной шутки, и тогда мы все продолжим жить дальше. – Это не шутка, – говорит Генри. Теперь он звучит еще более неуверенно. – Ты нравишься мне весь этот год. Это так надо говорить, да? – Ты всегда казался хорошим, – говорит Итан, плотно сжав губы. – Кто убедил тебя, что это будет какая-то забавная американская традиция? Джейсон? – Если ты не хочешь, то все нормально, – говорит Генри. Он нервно трет рукой свой бицепс. Который довольно большой. – Ты гей, да? Я не совершаю ошибку? Итан громко смеется. Затем его глаза становятся огромными. – О боже мой, – говорит он. – Ты ведь не шутишь, да? – Я же сказал тебе, что это не шутка, – расстроенно повторяет Генри. – Итан, если ты хочешь сказать нет, то просто скажи это. – Ох, – говорит Итан. Он прикрывает рот рукой. Саймон пытается стать невидимкой, но это трудно, потому что он не может перестать улыбаться. Генри ждет. Итан все еще сидит там, замерев. Наконец он несколько раз моргает. – Я… правда? – спрашивает он, словно не может поверить. – Я очень серьезен, – говорит Генри. – Я сказал тебе, что ты нравишься мне весь этот год. Ты смешной. И ты очень красивый. – Ох, – повторяет Итан. – Я… да? – Ты пойдешь со мной? – спрашивает Генри. – Да? – снова говорит Итан. – Да, то есть. Да. – Я рад, – говорит Генри. Он ухмыляется. Это хорошая ухмылка, почти ослепляющая. После этого Итан моргает еще пару раз. Он смотрит на Саймона. – Это и правда произошло? – спрашивает он. Саймон кивает. – Хорошо, – говорит Итан, почти самому себе. Уголки его губ приподнимаются, будто он пробует каково это, а затем превращаются в новый вид улыбки. – Он милый, правда? – застенчиво говорит он Саймону. Конечно, объективно, но Генри на самом деле не то, что Саймон представляет, когда слышит слово «милый». По крайней мере, не сейчас. Он старается не думать об этом, потому что из-за этого у него скручивается живот. – Да, – говорит он и греется, насколько может, счастьем Итана. Тепла хватит на все выходные вплоть до понедельника. Саймону так хочется быть незамеченным на продвинутой истории, что он умудряется наполовину забыть о выступлениях на английском языке, которых он боится уже две недели. И так достаточно плохо каждый день сидеть в одном классе с Брэмом. Это стало еще более невыносимым, если это вообще возможно, после вечеринки для Ника. Как будто та ночь вернула все назад, все эти маленькие детали, которые начали увядать, которые думали превратиться в шрамы. Вкус Брэма, звук его голоса, ощущения его тела рядом с телом Саймона. Тот факт, что он тоже злится на Саймона. Саймон продолжает перечитывать письмо, которое Брэм отправил ему после той ночи. Он еще не ответил. Он не знает, что сказать. Он не знает, что это может поменять. Это не выглядит как обещание, или извинение. Брэм мог иметь в виду что-то плохое. Например, что он ненавидит Саймона за это. Что Саймон дал ему что-то, а затем бросил. Он не хотел… в ту ночь он сказал, что он не может сделать это снова. Саймон все еще чувствует горячий прилив стыда, когда думает об этом. А теперь он должен сидеть здесь и слушать, как Брэм читает стихотворение. Одно из всех глупейших заданий, которые мог придумать мистер Уайз. Они даже не пишут стихи, просто рассказывают их. Как будто мистер Уайз забыл, что он не преподает театральное искусство. – Оливер! – говорит мистер Уайз, и Оливер Фитч встает. Брэм следующий. Возможно, Саймон сумеет правильно рассчитать время для выхода в туалет. – Это стихотворение Уильяма Карлоса Уильямса называется Красная тачка, – говорит Оливер. Саймон видит, как мистер Уайз прикрывает зевок. – Так многое зависит от красной тачки, – начинает Оливер. Саймон продолжает думать о походе в туалет. Если он поднимет руку прямо сейчас, может быть. Он не поднимает руку. – Захватывающе, Оливер, – говорит мистер Уайз. – Спасибо. Брэм? Брэм встает в начале класса. Он несколько раз сглатывает. Саймон пытается не смотреть на его горло. Длина, движения. – Это Песня, – говорит он. – Ну, одно из нескольких, названных Песней. Фрэнк О’Хара. – Брови мистера Уайза ползут вверх. Саймон не чувствует своего тела. – Ты видел, как я проходил мимо «Ремонт у Бьюика»? – говорит Брэм. Его голос мягкий и стабильный, словно он уверен в том, о чем говорит. – Я думал о тебе, – говорит Брэм. – Пьющем колу в жару, это было твое лицо я видел в киножурнале, нет в Фабиане я думал о тебе. Это не звучит так, будто это написал какой-то парень из пятидесятых, не так, как его рассказывает Брэм. Звучит так, будто это происходит здесь и сейчас. – И внизу, у железнодорожных путей, где станция исчезла таинственным образом я думал о тебе, когда автобус тронулся в сумерках я думал о тебе. Он смотрит на Саймона. – И прямо сейчас, – говорит Брэм. Это конец стихотворения. Брэм все еще смотрит на Саймона. Саймон смотрит в ответ. Это ничего не меняет, думает Саймон. – На этой прекрасной ноте закончим сегодня, – говорит мистер Уайз. – Спасибо, мистер Гринфелд! Все, кто собирается выступать завтра, возьмите на заметку выступление Гринфелда. Дикция. Зрительный контакт. Проявите себя. Он замолкает. – Теперь можешь присаживаться, Брэм, – говорит он, и Брэм двигается так, словно только очнулся. Он садится за свою парту. Он больше не смотрит на Саймона. Саймон думает о стихотворении, которое он планировал прочесть завтра. Это неплохое стихотворение. Это Роберт Фрост, потому что Фрост ему по-настоящему понравился, когда они изучили его. Но это не… важно. Он не может прочитать это завтра. Это ничего не рассказывает о тех вещах, которые он хочет сказать. Леа, помоги, что ты знаешь о поэзии, – пишет ей он в тот вечер. Она присылает ему кучу ссылок на тамблер. Он просматривает их часами. Одна из них заставляет его напрячься от правды, написанной там, даже несмотря на то, что название почти заставило его закрыть вкладку. Сначала он подумал, что Леа отправила в шутку. Он выбирает это, потому что это не извинение, а потому что оно злое. Оно яростное. Оно хочет, так сильно. На следующий день в классе, он прослушивает огромный рассказ Тейлор Меттернич «Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока». Он едва слышит ее. Все, что он может видеть это Брэм. – Пока человеческие голоса не разбудят нас, и мы утонем, – триумфально говорит Тейлор. Мистер Уайз открывает глаза. – Хорошо сказано, Тейлор, – удается выдавить ему. Он несколько раз моргает, затем опускает взгляд на свои записи. – Ах, Саймон. Поднимайся. Фрост? – Эм, – говорит Саймон, подходя и становясь перед доской. Он вытирает руки о свои бедра, затем засовывает их в карманы. Передумывает и снова вынимает их. Позволяет им болтаться. – На самом деле я поменял свое стихотворение, если это нормально, – говорит он. Мистер Уайз пожимает плечами. – Конец года, – говорит он, будто это ответ. – Хорошо, тогда ладно, – говорит Саймон. – Эм, спасибо, мистер Уайз. Автором является Нико Альварадо. Называется «Тим Риггинс говорит о водопадах». Лорен Лейу выглядит более заинтересованной, чем за все время прохождения блока поэзии. – Тим Риггинс такой горячий? – шепчет она девушке рядом с ней. – Из, типа, «Огней ночной пятницы»? Мистер Уайз выглядит подозрительным, поэтому Саймон поспешно откашливается. Он не может смотреть на Брэма, не перед всем классом таким образом. Но все, что говорит, предназначено для него. – Ты хочешь знать, на что это было похоже? – спрашивает он Брэма. – Это было похоже на то, что вся моя жизнь лихорадка. Целые акры моего тела были в огне. Он продолжает. Он рассказывает все это Брэму. Все это правда. Он говорит, – Я просто был огненным столпом. Он говорит, – Дело было не столько в горении, сколько в одиночестве. Его голос дрожит на середине. Он не так хорош в этом, как Брэм. Он продолжает. В конце стихотворения он смотрит на Брэма. Только на последних четырех строках. Брэм смотрит на него в ответ. Саймон не может сказать, что за выражение на его лице. Тишина. – Я не хочу быть рядом с тобой, – говорит Саймон, и это правда. – Я не хочу упиваться тобой. Брэм моргает, и уголки его губ опускаются. Он начинает отводить взгляд. – Я хочу зайти в твое сердце, – заканчивает Саймон. – Я никогда не выходить. И это тоже правда. В этом и проблема. После звонка Саймон выбегает из класса, а затем прислоняется спиной к шкафчикам в коридоре, чтобы отдышаться. Он не услышал ни одного стихотворения после того, как прочитал свое. Он не мог взглянуть на Брэма. Он не знает, что он делает, или чего он вообще на самом деле хотел. Из кабинета все еще выходят люди. Ему нужно идти, чтобы не опоздать на третий урок. – Саймон, – говорит Брэм. Он прямо там, перед Саймоном. Его лицо напряжено. Они стоят там, едва глядя друг на друга, пока снова не раздается звонок и коридоры не пустеют. – Тебе правда было так одиноко? – спрашивает Брэм. Саймон кривит рот и кивает. – Почему ты мне не сказал? – спрашивает Брэм. Его голос напряженный и тихий. Саймон дергает плечами. – Я думаю, потому что это того стоило, – говорит он. – Почти всегда это того стоило. – Я не знал, – говорит Брэм. Он звучит… сердито. Расстроенно. Саймон слышит, как он вздыхает. – Ты не дал мне шанса, – говорит Брэм. – Я даже не знал, что ты так себя чувствуешь, а потом ты просто ушел. – Что бы это изменило, Брэм? – спрашивает Саймон. Теперь его голос тоже напряженный. – Это бы ничего не поменяло. Я не хотел… Он не знает, что еще сказать. Он стоит там, смотря на Брэма, на напряженную линию его рта, на черты его лица. – Мы могли бы… – начинает Брэм, но затем мистер Уорт направляется к ним по коридору, и это конец.

***

От: frommywindow1@gmail.com Кому: bluegreen118@gmail.com Дата: 7 апреля в 1:53 Тема: Re: Кстати Брэм, Мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы ответить на это письмо. То есть, честно говоря, я не собирался на него отвечать. Но нам так и не удалось закончить наш сегодняшний диалог, так что вот. То, чего я больше всего боюсь сказать: это могла бы быть твоя настоящая жизнь, если бы ты захотел. «Хотеть» – неправильное слово, я знаю. Но я не знаю слова лучше. Я хочу тебя всего, Брэм. Я не хочу часть тебя. Я не хочу, чтобы у тебя была только частичка меня. Я чувствую себя эгоистом за то, что хочу этого. И я злюсь из-за того, что мне приходится это объяснять. Но полагаю, это правда. И от этого никуда не деться. Прости. Я не знаю, как это исправить, Саймон P.S. И я думаю, ты прав, это несправедливо, что ты не знал, о чем я думал. Так что я собираюсь прикрепить кучу писем, которые я начинал писать в этом месяце, но так и не отправил. Я не буду редактировать их. Я просто чувствую, что ты заслуживаешь того, чтобы наконец узнать, о чем я думал. О чем я думаю. 6 вложений: фев24письмо; фев24письмо2; март1письмо; март3письмо; март11письмо; март14письмо От: bluegreen118@gmail.com Кому: frommywindow1@gmail.com Дата: 7 апреля в 2:41 Тема: Re: Кстати Саймон, Тебе нечего исправлять. Ты не должен чувствовать себя виноватым за то, что хочешь этих вещей. Я тоже их хочу, Саймон. Я работаю над этим. Я не собираюсь просить тебя ждать, потому что я не знаю, сколько времени это займет. Но ты должен знать, что я тоже их хочу. Когда я войду в твое сердце, в этот раз, я никогда не захочу выходить. Брэм