Дикая кровь

      Заметив в боковом зеркале зарево от горящего вертолета, вспыхнувшее далеко позади, Фет присвистнул. — А кучеряшка умеет ставить эффектные точки, — произнес он довольно и покосился на полукровку. Квинлан натянул капюшон поглубже на нос и притворился спящим. Прокушенная рука ныла и зудела, заживая. Пожалела… даже в ярости. А могла раздробить все кости, или отхватить начисто. Давление челюстей у ликан даже сильнее волчьих. А у Дикой еще и отточенная столетиями техника боя — редких ночей трансформации зря она не тратила. Ее нежданное появление смешало не только все карты с Хозяином — оно смешало все в душе Квинлана. Тот раз на берегу… он ведь стал первым и последним. Дикая просто ушла, оставив Рожденного наедине с охватившим его совершенно новым, раздирающим чувством, и полукровка решил, что она была близка с ним лишь от скуки и природного любопытства.       Потом случился Лондон, Луиза и попытка жить человеком. Он поддался слабости… и снова проиграл. Позволив Владыке пожрать уже вторую за свою жизнь женщину и привязавшегося к нему ребенка, Квинлан так испугался за Дикую, что выбросил из головы все мысли о ней. Они встречались после этого лишь однажды. Он велел ей держаться как можно дальше от стригоев, и от него в том числе, и весь двадцатый век они не пересекались. Время от времени он узнавал, где и чем она занята. Вторую Мировую, например, отвоевала в сербском партизанском отряде — ликане помнят о корнях и стайны по натуре. Он испытывал удовлетворение от того, что Дикая жива, здорова, и, может, даже временами счастлива с кем-нибудь из смертных, но не делал никаких попыток сблизиться. Она, впрочем, тоже. Ее появление на континенте и яростное сопротивление его плану удивило полукровку. Неужели он в самом деле настолько ей дорог? В любом случае… даже если это так, чем дальше бессмертная от Владыки — тем спокойнее он, Квинлан. Это открытие в конечном счете ничего не меняет. Только добавляет душевной боли. Упрек о Луизе ранил его больнее ее клыков, потому что был правдой. Но уж саму-то Дикую он убережет.       Машина резко подпрыгнула на кочке — они свернули с трассы на грунтовку, и рана запульсировала от толчка. Полукровка подвернул разодранный рукав, осмотрел уже заживающее предплечье (кровь Дикой — лучшее лекарство), и подумал, что новая одежда не помешала бы. — Датч? Ты с иглой случайно не дружишь? — спросил Василий у подруги, покосившись на Рожденного. — Случайно — нет. Вот если из них решетку сварить надо — это пожалуйста, — отозвалась та. — Найдем тебе новый прикид, — пообещал крысолов. — Шинель военно-морскую, черную такую. Будет стильно смотреться. — Я хочу покончить с Хозяином. В целой одежде это делать проще, — бесстрастно согласился Квинлан, уже пожалев, что пошевелился. Так хорошо молчали!       Древний ехал на вражеском стригое добрых полночи прежде, чем встретил живых людей. Хозяин обезумел: его лишенные собственной воли выплодки пожирали Нью-Йорк, сметая на своем пути все. Чем он собрался кормить эту орду потом? К какой цели двигался? Патриарх понял, что занять тело, когда кругом такое количество конкурентов, будет очень непросто. Он едва успел соскользнуть с ботинка, как жало его «транспорта» пробило намеченному было человеку сонную артерию, заражая его потомками Хозяина. Если так пойдет дальше — поиск сосуда превратится в непосильную задачу. А без человеческой плоти он всего-лишь червяк, немногим лучше земляного. Древний не помнил того мира, из которого его с остальными Патриархами выбросило взрывной волной, сморозив в верхних слоях атмосферы в грязево-ледяной ком, который несся сквозь вселенную немыслимое количество времени прежде, чем взорваться над Землей. Разум зародился в нем вместе с первым оккупированным землянином — Древний поглотил его так же, как красные кровяные тельца жертвы. Но и там, на родной планете, они были лишь паразитами, жившими за счет чужих оболочек, и бессознательная часть его существа знала это на генетическом уровне. Без носителя он не сможет ничего — животными стригои только питались, их тела вирус не трансформировал. Даже обезьяны не годились. Древнему стало страшно.       Дикая отъехала от места взрыва на пару десятков миль, все время принюхиваясь и ощущая в воздухе едва уловимый камфорный душок крови Квинлана. Наступать ему на пятки она не собиралась. Не хочет видеть ее — и не надо. Теперь, когда она знает вкус его крови, она его уже не потеряет. Такая добыча сакральна для ликан, ведь укушенный становится оборотнем, а значит, членом стаи. Создавать себе подобных Дикая не могла, но этот механизм все равно работал в ней безотказно. Теперь она будет чуять Ловаца за много-много миль. Почему она не догадалась сделать это много лет назад? Может, потому, что лишь когда он рассказал ей о Луизе и велел держаться от него подальше, Дикая осознала, насколько он ей дорог? Жгучая ревность к уже мертвой на тот момент сопернице опалила Дикую. Она не ведала этого чувства раньше, потому что никогда не привязывалась к мужчинам, с которыми спала. Все равно что всерьез привыкнуть к хомячку, что перестанет таскать ноги раньше, чем успеет тебе наскучить. Она их просто использовала. Брала, что хотела, и уходила. Любовь случилась с бессмертной лишь однажды…       Он был обыкновенным егерем — не богатым и не знатным, но был хорош собой, ловок, и знал и любил лес так же, как и Дикая. Она открылась Паулю, а тот принял ее такой, какая есть, и хранил ей верность до конца жизни. Это было самым сладким временем за все тысячелетнее существование, но вместе с тем это чувство принесла Дикой много боли. Им приходилось часто переезжать, и вот спустя пол-столетия она вынуждена была представляться их новым соседям уже как его внучка. Никто бы не поверил, что такая красавица вышла замуж за седого, больного, и совсем не богатого старика.       Угасание любимого разбило ей сердце на куски. Пауль сердился, гнал ее прочь, стыдясь своей немощи… Похоронив и оплакав его, Дикая зареклась впредь привязываться к настолько недолговечным созданиям. Да и вообще к кому бы то ни было. Она и в Квинлана влюбляться не собиралась. Полукровка смотрел на нее (ей так казалось), как на забавную зверюшку, которую ему удалось приручить, и это сердило ее. Заставляло подкусывать его, дразнить, соперничать, чтобы разобраться, что же там внутри этой мраморной статуи?       Она желанна для него — это открытие удивило и обрадовало ее там, на берегу моря, у провонявшей стригоями пещеры. Но многовековая привычка и природная гордость взяли верх — ликанка ушла, ничего не попросив и ничего не пообещав. А Квинт и не стал ее догонять. Но вообще-то из них двоих он — мужчина! Пусть и без той штуки, которой так любят похваляться иные существа, мужчинами называться не достойные вовсе. Неужели ей надо было бегать за ним самой?!       Дикая так обрадовалась, когда он отыскал ее спустя пару десятилетий… чтобы рассказать о чертовой леди — о, чтоб сколопендры свили гнездо в ее черепе! — и велеть держаться от него как можно дальше! Нет, это вообще нормально — предпочесть ей, бессмертной, жеманную викторианскую бабенку, лепившую из него карнавальную куклу для своей опочивальни и прогулок в театры?! Оскорбленная в своем новом прекрасном чувстве Дикая выполнила просьбу охотно. Даже интрижку со злости завела, с русским эсером. И, возможно, дулась бы по сей день, если бы вдруг не грянул вампирский апокалипсис. Но Ловац — наивный глупец, если полагает, что она снова преспокойненько уйдет в закат и даст ему довести самоубийственный план до конца. И для начала ей надо проштудировать этот серебряный талмуд. Не зря же она столько лет потратила на пыльные монастырские и университетские библиотеки? И кучу языков выучила. Слава богу, в двадцатом веке для этого уже не надо было переодеваться монашеком или студентом. Может, ей и повезет… свежий взгляд способен выцепить из текста то, что уставший и замыленный не заметит.       Проехав перекресток с указателями, Дикая свернула на второстепенную трассу, запутывая следы для возможных преследователей. Огайо — штат фермерский, здесь и в лучшие времена жизнь в глубинке ключом не била. Сейчас же засыпанные снегом пологие всхолмья были совершенно пустынны. Подступившие к дороге деревья успокоили ликанку — в любом лесу та была как дома. Зато стригоям здесь делать нечего, они больше не прячутся.       Девушка проехала с десяток миль прежде, чем слева, на открытом пространстве, показалась заправка с традиционным магазинчиком и жилой пристройкой на втором этаже — хозяин, похоже, жил здесь же. Прочитав на указателе название поселения, в которое вела дорога, ликанка притормозила у заправки и принюхалась. Стригоями не пахло. Исчез и душок крови Квинта — значит, они свернули в другую сторону или поехали дальше по 70-му шоссе. Ничего… она отыщет его, когда понадобится. А сейчас — «Люмен».       Древний уже было отчаялся, когда в очередной комнате многоквартирного муравейника жало его «коняги» замерло у горла испуганно вжавшейся в стену жертвы, помедлило, и втянулось обратно. Стригой бросил добычу и отступил. Завис на несколько секунд, получая новый приказ, развернулся и пошел прочь. Человек облегченно разрыдался и сполз по стене, глядя на распростертого на полу, выпитого досуха родственника, а алый червь соскользнул с ботинка отлично послужившего ему чужого вампира и устремился к плачущему. Тот был так напуган, что не заметил ползущего по одежде паразита, а когда его овальная головка вбурилась в слуховой проход, было уже поздно. Через несколько минут новый сосуд забился на полу в корчах ускоренной трансформации. Древний стремительно размножался, захватывая тело. Ему понадобился примерно час, чтобы полностью овладеть им. Он наконец-то напился вволю и сразу почувствовал себя сильнее. Свернув шею перерождающемуся потомку Хозяина, Патриарх заперся в опустевшей квартире изнутри — ему нужно было время, чтобы завершить трансформацию и обдумать дальнейшие действия.       Выбравшись из машины и приготовив кукри, ликанка еще раз принюхалась. Свет над входом в магазинчик не горел, дверь была заперта. Интересно, где владелец? Умер? Угнали? Остригоился? Переехал в городок? До рассвета оставалось не так много времени, но плотные тучи не позволяли этого понять — горизонт пока был одинаково темен со всех сторон. Позвонив в специальный звонок и ничего не дождавшись, Дикая ударом рукояти разбила стекло, посбивала крупные осколки ногой и скользнула внутрь помещения. Ей нужна была «жидкая кожа» — починить костюм. Поесть бы тоже не мешало… Она потеряла достаточно крови и вволю набегалась. И не паршивых батончиков «Свободы» или каши из загаженной мышами крупы, а мяса. Ее волчья натура нуждалась в нем так же, как Ловац — в человеческой крови.       Идейка с ядерной зимой, конечно, оказалась той еще тупостью. Чем Хозяин собрался кормить свой дойный скот, когда солнце, если повезет, лишь кое-где пробивается на пару часов в сутки сквозь плотные тучи? Трава пожухла, деревья стояли голые, коровы с овцами отощали, болели и дохли. Моря кишели медузами, рыба пропадала. Никаких ультрафиолетовых теплиц и ферм на оставшееся население все равно не напасешься. Вот подъедят запасы из госрезервов, а дальше-то что? Что сами стригои станут жрать, когда люди начнут умирать от голода тысячами? Уж Дикая такого повидала… В общем, за версту могучий интеллектище затейника видать… Паразит — он паразит и есть.       Полки оказались практически пустыми — только автомобильные товары, в весьма скромном количестве. Отыскав нужное ей средство и кусок кожи на заплатку, ликанка прихватила у кассы пару банок и мерзких батончиков — все, что было из съестного, и вернулась к машине. Придется идти на охоту… Если в этих лесах еще осталась дичь.       Заправив авто и на этом покончив с мародерством, Дикая вырулила на дорогу и развернулась — светиться в поселении она не планировала. За несколько миль до заправки в лес углублялась узкая грунтовка. Там она и спрячется от любопытных глаз, чтобы в спокойной обстановке почитать книгу, подкрепить силы и составить новый хороший план. Такой план, чтобы в него даже упрямый полукровка поверил. Ликанка вспомнила, с какой неожиданной нежностью он погладил ее по волчьей голове, и судорожно вздохнула.