Сборничек

— Ты – сопля. – Утвердительно говорит Чимин и тычет пальцем в лоб парня. Всё было просто по-отличному замечательно и по-замечательному отлично, но вдруг в какой-то момент, который Пак благополучно пропустил мимо ушей и глаз, это самое отлично и замечательно повернулись ровно на 180 градусов и ехидно начали вилять задницами, показывая языки и раздражающе смеясь. Пошло-ка всё к Посейдону. На самом деле вся эта хрень, которая творится в жизни парня уже, наверное, как с неделю вызывает лишь негодование, недоумение и многие другие «недо». Потому что жить в таких условиях, мать его за палец, невозможно. — Мне вообще-то девятнадцать, – заявляет Чонгук, как будто это прям открытие загадки человечества, если не вселенной. — Прикинь, а мне вообще-то двадцать три, – Чимин театрально разводит руки в стороны и делает рожу «пипец, что за идиот передо мной», при этом скривив губы в удивлённом жесте. Неделю назад нежданно так негаданно или нагажено в квартире объявляется единственный человек, который может испортить жизнь одним лишь своим присутствием, показывая наглую физиономию, которая так и кричит «хё-ё-ён, а я всё зна-аю». Что он знает, Пак пока что не особо вдупляет, но то, что здесь явно что-то не чисто – уверен на все 99 процентов, потому как оставшийся процент чисто «м-м-м, постигаем дзен, мне по-бла-бла на всё и вся, м-м-м». И ладно бы ещё, если бы мелкий был чистоплотным и дружелюбным в меру. Нет. Законы порядка и, возможно, даже физики и вообще физиологии человека тут не работают. Нет. А зачем? Ха-ха. Каждый день, после учёбы и плюс подработки, ведь жить на что-то надо, ага, Чимин застаёт свою квартиру не в лучшем расположении духа, парень буквально слышит и чувствует, как стены, потолок, пол и всё остальное – кричат, пищат, стонут и огрызаются в панике и бешенстве, потому что: стены подвергнуты не художественным ляпам из кетчупа и остальных непонятных науке веществ, пол покрыт ковром из овощей, засохщих напитков и фруктов, не учитывая те же неопределённые для науки вещества, про потолок лучше промолчать, потому что кАк, скажИтЕ пожАлуйстА? О дружелюбии в меру лучше не стоит тоже упоминать. Нет, спасибо. Нет, не надо. Нет, не стоит... — Почему ты меня не хочешь слушать? Я как бы твой старший брат, ничего так? – замечает Пак и продолжает готовку, попутно моя испачканную в каше раковину. — Старший брат, который свалил от нас после совершеннолетия. – Немного резко и остро говорит Чон, подрываясь на стуле и уходя прочь из кухни, к себе в комнату. Там он сможет позвонить маме, рассказать, что да как тут у старшего, и поделиться своими впечатлениями от города, ведь давно мечтал побывать в Сеуле. Бросив телефон в сторону на кровать, Чонгук упал на подушки, прикрывая рукой половину лица и выдыхая почему-то слишком рвано. Он приехал не для того, чтобы бесить старшего брата и доводить его до срыва, когда прекрасно знает, что у того практически нет свободного времени на отдых из-за учёбы и работы. Но всё равно по каким-то странным причинам продолжает делать то, что кажется неправильным. Чон ведь приехал, чтобы сказать, что хочет остаться с ним, с Чимином и помогать ему всем, чем сможет. Чимин ещё долгое время ошивается у плиты; заваривает чай, домывает раковину и готовит по рецепту, найденному в интернете, жаркое. А в голове лишь мысль о предательстве. Хотя, может быть, это и не назовёшь прямо-таки данным словом, но всё же. Пак бросил свою семью, когда представилась возможность, а мать никак отрицательно не отреагировала, лишь пожелала удачи. Чимин благодарен. Но вот разбитого сердца младшего эта благодарность не излечит. Пак понимает, почему Чонгук так себя ведёт по отношению к нему, но что он может сделать, кроме как не извинится. А кому это извинение нужно, а? Подниматься на второй этаж по лестнице с кружками полными трудновато. А когда ещё и думаешь вместе с этим – вообще что-то с чем-то, но Пак справляется. Ему нужно загладить вину. — Гук-и, открой, я кофе принёс. – В ответ глухая тишина. — Твоё любимое: с корицей и кремовой пенкой. Дверь открывается лишь спустя минут пять и перед взором предстаёт такой домашний и давно забытый образ младшего. Всё-таки, Чимин скучал. — Со мной хочешь кофе попить? – И в голосе снова неконтролируемая язвительность, от которой у старшего в животе скручивает болью, и от которой у Чона мысленная паника, ведь опять он сказал не то, что хотел. Надо как-то исправить ситуацию. — Хорошо, хён. Я только с радостью. – И улыбается забавно так, по-кроличьи. Эту улыбку Пак уже тоже умудрился забыть. Стало вдруг легче. Видя эти глаза-луны, неуверенные движения обоих, когда просто хочешь похлопать по спине, старые шутки и прошлые воспоминания, действительно становится намного легче. Комфортнее. Весь оставшийся вечер братья проводят за просмотром комедий. Одна про животных, в которой главные герои сбегают из дома в поисках свободы, а вторая – семейная, где рассказывается о забавной и в то же время драмматичной истории одной семьи, которая решила усыновить маленького мальчика, что в итоге принёс в дом море счастья и любви. Благополучия. — И всё равно, ты – сопля. – Внезапно смеётся Чимин. — Мне вообще-то девятнадцать, хён. – Угрюмо возникает младший. – Но соглашусь, я сопля. А ты тогда старик. — Эй! Вот чёрт, никакого уважения...