Потому что он уже искал.
В ближайшие несколько метров слышен лишь звон фарфоровых осколков, сталкивающихся друг с другом, или когда кусочки оказываются в мешке, создавая раздражающий звук, но что это. Пустые колебания. Сотрясения воздуха.Пустота.
— Ты, — начинает первым Сюмин, поднимаясь и возвращая пакет на прежнее место — завтра всё равно выбросит, когда на пробежку пойдёт. — У тебя опять не вышло? Лухан выдыхает тяжело и встаёт с колен, отряхивая их. Подходит медленно к столу и присаживается на стул, зарываясь пальцами в чуть отросшие каштановые волосы — что поделать, когда совершенно не имеешь желания заботиться о своей внешности, когда ходишь на занятия через раз. Через каждую неделю, и то, постоянно сбегаешь с последних пар. Лишь бы не терять даром времени и искать-искать-искать. За окном, на зелёной лужайке, дела обстоят намного лучше, чем всё, что в доме рядом. Несколько скамеек заполнены родителями, что, перекидываясь парой фраз, приглядывают за своими чадами, улыбаясь каждый раз, когда кто-то из маленьких громко и звонко смеётся, принимаясь убегать от другого. Минсоку от этой обстановки ничуть не лучше, он хочет занавесить шторы и отвести лучшего друга куда-нибудь в изолированное место, где будет царить расслабляющий уют и плавучее спокойствие. Но такого нет. Потому чтовремя практически истекло.
— Он так яростно меня отвергает, — немного удивлённо и будто бы себе. Будто бы прозрачным вопросом, на который нельзя дать ответ, потому что некому. — Я же родился и вырос здесь. Учился, общался. Жил, в конце концов. А в итоге… Как мне обернулось всё то, что было? — в мыслях лишь одни обрывки воспоминаний. Прошлое ничем не отличается от настоящего. — Я не понимаю, зачем мы родились такими, если начало нашей жизни станет и нашим концом. Минсок стоит почти рядом; облокотился о раковину, не подозревая, что воду забыл выключить, но она уже замёрзла, свисая ледяной сосулькой вниз. Не слышно, поэтому — не важно. В такие моменты трудно контролировать эмоции, а всё из-за глупой связи, от которой уже хочется избавиться. Жить нормально невозможно. Оба парня уже давно поняли, что их всего двенадцать, но проблема в том, что воспоминаний нет и не существовало. Никого ничто не связывало никогда. А встреча двоих предназначенных оказалась чистой случайностью. Внезапной, но в односекундно понятной и не особо логичной. Она просто случилась и повернуть время вспять уже нельзя. Вокруг образовалась густая, пустая и холодная темнота, отравливающая клетки тела своим самым сильнейшим ядом — разлуки. Темнота пожирала всё, что казалось реальным и живым, оставляя лишь тонкую плёнку, как своё отражение — тень, и она принимала разные формы. Мир становился тусклым, но чувства обострялись. Это как в комнате страха. Ты ничего не видишь перед собой, но слух, инстинкты усиливаются во множество раз и самое главное, что тогда важно — спасти свою жизнь, сохранить на бересте времени своё имя, свою печать, чтобы ни то, ни другое не стёрлось, навеки став частью истории. — Мы не выбираем свою судьбу и не выбираем пути, по которым будем следовать до самого конца. За нас всё уже давно решено. — Сюмин ясно ощущает, как Лухана трясёт всего, потому что у самого эта сильная дрожь: тела, сущности. Тридцать шесть и шесть градусов — оптимальная температура человека, но у всех них она как минимум около тридцати четырёх и выше обычно не поднимается. Потому что со временем оболочка истончается, в ней появляются дыры, сквозь которые проходит лютый холод. Тело остывает, время замедляется. — Моя стрелка скоро остановиться. — Уверенно утверждает Лухан, оставляя в покое свои волосы и возвращая рукам горизонтальное положение. Минсок присаживается рядом, приобнимает друга, укладывая его голову себе на плечо. Рукой осторожно ведёт по спине, пытаясь успокоить. 17.09.15. — У тебя сегодня хорошее настроение, — замечает Сюмин, встречая друга на пороге с огромным цветочным букетом и пакетом продуктов. В нос Кима сразу ударил приятный запах любимого блюда. — Неужели? — Да-а, — с довольной миной говорит Лухан, — Сегодня мы наконец-то вкусно покушаем, — тащит пакет с букетом на кухню. — А цветы тогда зачем? — интересуется Минсок отобрав у друга продукты и выуживая оттуда содержимое. — Если тебе так будет лучше, то считай, что человеку рядом со мной, — внезапно Сюмин чувствует, как его крепко обнимают со спины, и рефлекторно прижимается к груди, в поисках нужного сейчас тепла. Лухан ведёт кончиком носа по изгибу открытой шеи, оставляет после невесомый поцелуй и отходит назад, возвращаясь к прошлому занятию — поиске сосуда, в который можно будет положить цветы. Но находит только две злосчастных вазы. — Минсок, помоги, пожалуйста. — Парень делит букет на две половинки и одну вручает Сюмину. — Тут даже одуванчики есть. — Раз, два, три, четыре… Шесть. — Да, у меня тоже шесть. Это — мы все. — Улыбается Лу и тычется лицом в цветы, вдыхая разнообразные запахи бутонов. 27.09.15. У Минсока случается первый обморок и тогда оба парня окончательно понимают, что число девять не является их счастливым. В панике Лухан подбегает к потерявшему сознание другу, трясёт его не сильно, проверяет пульс, но ничего, кроме холода ощутить не может. «Его тело всегда было таким?» — Думает Лу, поднимая тушку на руки и укладывая на диван. Находит где-то толстое одеяло и укрывает им Кима; ставит чайник и после возвращается обратно — к тому, кто очень нуждается в заботе, ведь обычно он всегда дарил её другим. В этот раз, кажется, перестарался. — Всё будет хорошо. Чёрт…– а с языка всё равно слетают не те слова, которые в голове проигрываются на повторе. — Зачем же ты усугубил всё? Зачем воспользовался ей? — парень склоняет голову и прячет лицо в ткани одеяла, сжимает со всей силы края дивана. Как вдруг ощущает чужую уже чуть-чуть тёплую ладонь на голове. Поднимает глаза, встречаясь с дорогими напротив. — А зачем она нам дана, если мы не имеет права ей пользоваться? — Ким улыбается, чтобы успокоить, улыбается, игнорируя внутреннюю душевную боль. — Надо успеть сделать столько, сколько это возможно. Да и вообще, мы уже встретились. Ошибка уже совершена. — Я тебя не оставлю. — Говорит Лухан и сжимает ладонь в обеих своих, согревая и дыша в защитный кокон. Сюмин прекрасно понимает, что этого обещать также нельзя, потому что не будет такого. Никогда. — Не оставлю. — Повторяет Лухан. 21.09.18. А через несколько лет он погибает из-за того, что хотел защитить самое дорогое на свете. Своего Сюмина. Отдав свою жизнь вместо него. Как делал это всегда. — Я не хотел, чтобы у меня был такой друг, из-за которого было бы так больно, когда потеряю, — говорит Ким, стирая платком капли росы с фотографии. А рядом стоят братья, которые никогда и ни за что не бросят. Не бросят Лухана. И теперь уже единственного Минсока. 22.09.19 Все сдержали друг другу обещания. *** — Эй, Ким Минсок! — Кричит откуда-то недалеко парень, махая радостно рукой и солнечно улыбаясь. Сюмин обернулся на источник знакомого звука, держа в руках одиннадцать золотых одуванчиков, которые собирал достаточно обдуманно и аккуратно, стараясь не повредить стебельки и пушистую яркую «шевелюру». — Идём к нам! Тут Сехун проспорил и теперь должен всех сегодня весь день кормить! — Лухан хотел было уже подбежать к другу, но тот его опередил. Встал напротив, вручая половинку драгоценного букета; улыбался в ответ благодарно и искренне, отчего у Лу вдруг защемило в области сердца. — Вау, полевые цветы. — Внезапно рядом появляется ещё несколько парней и один из них перекидывает руку через плечо Минсока, наклоняясь, чтобы понюхать маленький цветочный состав в руках старшего. — Очень вкусный запах. Живой. — Чанёль, вы что, сговорились вместе с Чунмёном? Что за сравнения такие? — откровенно недопонимает Кай, что уже успел сесть на зелёную траву в позу лотоса и облокотиться на другого хёна. — Эй, ты уже совсем обнаглел. — Возмущается Бекхён и подается корпусом вперёд, из-за чего Чонин тут же падает спиной на землю, ухватываясь только за не прочную зелень и вырывая ту с корнями. Парень решил, что лучше будет смотреть на чистое морское небо и представлять себя свободной птицей, способной полететь куда угодно. — Я по-прежнему отказываюсь принимать в этом участие. — Упрямо заявил Лэй, что, скрестив деловито руки на груди, наблюдал за идиллией вокруг и чуть заметно улыбался. — Тао, не висни на мне! — Жалобно ныл Крис и всеми силами пытался спихнуть с плеч упрямого «ребёнка», желая отправить его прямой наводкой к Каю. — Вы ничего не натворили, пока меня не было? — уточняет Минсок и пристально оглядывает каждого, кто находится рядом. — А где Кёнсу? — и вдруг до парня дошло, что одного здесь не хватает. — Он сказал, что придёт попозже чутка, — пробубнил Чонин, поднимая руку вверх вместе с указательным пальцем и зачем-то повертев им. Сзади послышались громкие шуршания и еле уловимый тембр голоса, который извещал что-то про утренний завтрак и помощь с уборкой Сюмину. — Это Дио, — в унисон говорят Чанёль и Сехун, умудряясь сделать даже интонацию одинаковой. Кёнсу приближается стремительно, с подозрительным грозным взглядом, будто убивать кого-то собрался. Кто знает… — Я считаю до трёх. И если человек, разбивший вазу на кухне, не сознается в своём проступке, я начну третью мировую. — Начинает вот так неожиданно Дио, бросая предупреждающие искры во всех, даже в траву, которая будто колыхаться перестала, хотя ветер по-прежнему дует. Лухан не замечает за собой того, как пожимает сильно плечами, чем и привлекает внимание разгневанного Кёнсу. Проблема в том, что эта ваза — символ их семьи и «если что-то случится, будете её собирать как пазл, и только попробуйте пропустить хотя бы одну крошку.» — Только и можешь, что руками размахивать. Как ты так умудрился то? — Подключается Минсок, чувствующий лёгкое дежавю. — Иногда я подумываю, что это так тяжело, иметь поблизости такого друга. — С горем признаётся До. — Скоро такими темпами нам придётся менять место жительства. — Зато жизнь обновится, — вставляет свои десять монет Кай, вновь поднимая руку вместе с указательным пальцем. — Давайте-ка вернёмся. Нам ещё одеться поприличнее надо, всё-таки, Сехуну выполнять свой долг проигравшего. Бекхён помог подняться удобно разлёгшемуся на согретой солнцем траве Чонину, и уже все двенадцать парней направились в сторону своей любимой общаги, с которой когда-то началась их история, и которая теперь будет писаться вечно.