Сборничек

▪День 3.▪

На землю снова сошёл туман. Не безопасно серый, как раньше, другой — позеленевший. А ещё плотный и при долгом вдыхании — постепенно удушающий. Солнце еще только-только поднималось над горизонтом, освещая своими тонкими лучами вершины кое-где иссохших деревьев и разрушенных крыш. Твари, копошащиеся в мареве плесневело-зеленого тумана, будто бы почувствовав приближение утра, захаркали, переговориваясь, и вместе с рассеивающимся туманом, прятались в укромных местах, спрятанных от отпугивающих лучей. Новая Ночь медленно отступала и на её место постепенно входил совершенно обычный день — относительно обычный. Чондэ осторожно выглянул из укрытия спустя час, когда солнце уже бодро светило на бледном, уже не таком ярко-голубом небе. Ботинки мягко скользили по посыревшей траве, не привлекая чужого внимания. Научиться ходить практически бесшумно оказалось не так уж сложно: всего-то одно нападение изголодавшихся змеевиков, разворотивших половину лагеря и истинное желание жить — вот и весь секрет. Тогда мало кто выжил: после пиршества Тварей остались лишь изъеденные трупы, развороченные прямо на улицах, да разрушенные то тут, то там дома. Чондэ помнил, как собственноручно поджигал трупы своих родителей, а потом дрожащими руками заворачивал пепел в уцелевшую — единственно неокровавленную тряпицу. Они тогда вдвоём похоронили целое поселение, справедливо опасаясь распространению заразы — не стоило искушать судьбу, а потом, собрав по всем домам уцелевшие припасы, тихо ушли из места, которое вот уже несколько лет считали своим домом. Из тридцати пяти человек остались вживых лишь двое так вовремя выбравшихся на вылазку пацанов — не это ли насмешка судьбы? С тех самых дней кошмары, и так беспокоившие его, начали появляться с удвоенной силой. Красочные, пугающие — нежевые. Чондэ одновременно ненавидел и ценил их за то, что помогают помнить о настоящей плате за свою жизнь, о том, что ждет в зеленом тумане, если не спрятаться в укрытии во время Новой Ночи, если не быть к ней готовым. Сумка заметно потрепалась после вчерашней схватки с рукоклювом, но это было поправимо — нужно лишь порыться в каком-нибудь развороченном магазине. В маленьком городке в невдалеке отсюда должны быть такие, Чондэ видел яркие витрины с переливающимися буквами в детстве. Тогда почему-то всё казалось ярким, блестящим, но главное: наивно безопасным. «Раньше, — горько хмыкнул про себя Чондэ, перелезая через обвалившееся дерево. — раньше» В городок, название которого уже и не вспомнить, Чондэ добрался к полудню, когда бетонные стены начали ощутимо нагреваться на солнце. Привычно сжимая в руках пистолет, он внимательно огляделся и, не заметив ничего подозрительного, вышел на площадь, всё также не отходя от стены — всё же не стоило выходить на середину открытой местности, даже если кажется, что она безопасна. Нужный магазин оказался неподалеку от городского фонтана — тогда, в детстве, только что отремантированной достопримечательности города, в которую можно было пробраться в особо жаркую погоду, а сейчас — просто железки. Вместо сумки он отрыл вместительный рюкзак, скотч, парочку тряпок на бинты и притаившуюся в подвале Тварь, внешне напоминавшую большую мокрицу. Существо только услышав шаги, тут же напало, метясь в щиколотку, но прицельный выстрел раскрошил половину головы. Чондэ поморщился смахивая ошметки, и вышел на улицу, проверяя один дом за другим. Так он провел оставшееся время до вечера. Последний дом на центральной улице сохранился больше всего: его стены были практически целы, а дверь — крепкой. Внутри оказалось много полезных мелочей и даже продукты — несказанно повезло. Время неумолимо приближалось к закату. Ночлег Чондэ решил устроить тут же: притащил из другой комнаты потрепанное одеяло, защелкнул ставни окон и нашел большой ящик, чтобы на всякий случай припереть ночью дверь. На дне рюкзака покоилась найденная вчера консерва, а на кухне он смог отыскать запрятанную упаковку риса — почти божеское пиршество. Путь за водой лишил двух пуль, засаженных в выскочившей из-за обломка моста Твари. Существо было мелким и чем-то напоминала помесь утки и паука, скалящегося острыми мелкими зубами-иголками, а ещё очень шустрым и, несмотря на сноровку, попасть в него всё равно оказалось сложно. Противно клейкая кровь растеклась по земле, окрашивая пожухлую траву, Чондэ поморщился, переступая через мертвый комок. Он не испытывал ни капли жалости, лишь брезгливость и раздражение на излишнюю трату пуль. Вскоре стало темнеть и, порыскав ещё немного возле убежища, Чондэ возвратился назад, забаррикадировав дверь. Электрическую плитку он с трудом вытащил из-под упавшего шкафа, упираясь одной ногой в дерево, а другой о стену. Прибор внешне выглядел абсолютно мертвым. Чондэ хмыкнул, засучивая рукава, и, подцепив расшатавшийся болт валявшейся неподалеку скрепкой, отодвинул в сторону крышку. Внутри действительно чуть-чуть поистрепались провода, но всё остальное было поправимо, разве что у правой конфорки окислилось основание. Меньше чем через пятнадцать минут лампочка над названием фирмы слабо мигнула, а через секунду загорелась спокойно зелёным — Чондэ с детства говорили о том, что электроника каким-то чудом оживает в его руках, на что он лишь пожимал плечами, продолжая копошиться в гараже отца сутками напролет. Кто бы знал, что после прихода Тварей, ворвавшихся на ничего не подозревающую Землю через Разрезы, это детское увлечение ему пригодится как никогда. За первые дни было заживо съедено или бесследно пропали несколько тысяч людей, потом — больше. Но самым страшным оказалось не это, совершенно другое — позеленевший рвотно-плесневелый туман, сопровождавших этих Тварей. Он расстилался по земле удушающим одеялом, которое сеяло убивающий всё живое мутаген. Так вскоре на смену чуть присмиревшим чудовищам, пришли новые — Зараженные — бывшие люди. Вторая волна нашествия оказалась еще более разрушительной, ведь в этот раз человечеству пришлось спасаться от тех, кого раньше оно считало своими собратьями. Тогда практически полностью опустели города, а уцелевшие стали собираться в лагери, устанавливая новый порядок, принимая новые реалии — оставаться одиночкой в новом мире было настоящим самоубийством. Новая Ночь пришла сразу же за всходом бледной луны, мягко сияющей на темном мареве неба. Чондэ перезарядил пистолет и положил его рядом с собой, устраиваясь на жестком диване. От него пахло пылью и ещё чуть-чуть — прошлым. Тем самым, совершенно обычным. С вечно тормозящим дисководом и спутанными наушниками, с жвачкой красящей синим язык и шипучей газировкой, с разноцветным футбольным мячом и весело тявкающей соседской собачкой. Настоящее же встречало выросшим на разбитом телевизоре плюще, тянувшимся серой линией с потолка и пронзительным клёкотом вылезших из берлог Тварей. Они ползали где-то за окном, перебегая из места в место, если прислушаться можно было заметить, как они шуршат своими мелкими членистыми лапками, покрытыми плоидной чешуёй или тонкими шерстинками. Чондэ не слушал: слишком привык такому. Сейчас, спустя два года, он уже не испытывал к Тварям былой жгучей ненависти, скорее обреченную и отчаянную жажду мести, сменяющуюся периодически тупым раздражением и иногда, в особо рисковые моменты — иррациональным страхом, свойственным всему живому. Блёклый свет, заглядывая в окно, расположившееся на самом верху стены, мозаикой освещал комнатушку, избавляя от подступивших теней. Чондэ слабо улыбнулся знакомой незнакомке — луне, практически не изменившейся, несмотря на всё вокруг. Засыпал он как всегда быстро, ухнув в беспросветную мглу. Кошмары пришли чуть позже — ближе к утру. Ему снова снилось детство: лето, центральная площадь, жара. Чондэ уже и не помнил кому из них двоих пришла в голову шальная мысль плюхнуться в городской фонтан, но, стоило заметить, знатно получили тогда оба, лишившись совсем новенькой приставки и, боже мой, на месяц сладкого. Было чрезвычайно стыдно и, совсем немного, буквально чуть-чуть — обидно. Образы сменялись, перелетая через года, окрашиваясь новыми эмоциями. Единственное, что оставалось неизменным — задорный смех, тонкие словно музыкальные пальцы, вечно растрёпанные волосы и чувство какого-то совсем невозможного родства, эфемерной близости чего-то внутреннего, неосязаемого — Чондэ никогда не мог толком объяснить. Не мог, а между тем оно просто было, согревая приятным теплом — и это нормально. А вот смотреть на дотлевающую в очищающем огне человеческую кисть в свои семнаднадцать с лишним лет — абсолютно точно нет. Хоронить близких, постоянно опасаясь повторного нападения рукокрылов — тоже. В тот момент его спасло лишь прогремевшее в голове осознание: на этой измотанной планете остался лишь один самый близкий человек. Этот человек мягко выхватил из рук факел и, наклонившись, поджег последний труп в лагере, чуть вздрогнув от тресканья костра. В кошмаре это выглядело ещё более пугающе и мерзко, чем наяву: краски событий сгущались, обрастая излишними подробностями. Постоянная тревожность, бессмысленные попытки отыскать новый лагерь, судорожный бег и отчаянные поиски припасов, а потом снова судорожный бег с пистолетом в руках с бьющим у горла пульсом. И иногда, где-то в коротком промежутке между бегом и перестрелками — смущающе-неловкие, но такие нужные объятия и тупые шутки, понятные лишь двоим.

▪День 4▪

Чондэ проснулся в полном раздрае и с острой болью где-то внутри. Не физической — другой. Твари с приходом утра, затихли, прячась в тени и позеленевшем тумане — Новая Ночь уходила. Карта, найденная несколько дней назад, указанное примерное направление — до Сеула оставалось два дня быстрым пешим шагом. Чондэ вздохнул, разминая затекшие после сна мышцы, и, доел остатки ужина, выскользнул наружу, прислушиваясь. Зараженных слышно не было, но это не значило, что они не могли выскочить из ближайшего закоулка. В магазине каждого пистолета — двенадцать пуль, если повезет, то можно успеть добраться до ближайшего склада практически невредимым. Но задерживаться в этом городе Чондэ не планировал в любом случае: ему нужно было в Сеул. И как можно быстрее. Солнце медленно нагревало бетон, от чего цепляться за него было затруднительно, но в наспех заштопанных перчатках — терпимо. На выходе из города пришлось потратить четверть пуль, отбиваясь от пяти разозленных Зараженных, расцарапавших своими уже нечеловеческими руками бедро правай ноги. Боль была терпимой. Чондэ не стал останавливаться, обработав на ходу остатками спирта, и короткими пробежками устремился на запад. В Сеуле можно было найти сильные радио-приёмники, подключенные к общей сети. А ещё свою верную смерть от когтей Тварей или зубов Зараженных, кишащих в столице на каждом углу. Чондэ подтянул жгут на кровоточащей ноге и сжал упрямо губы, перелезая через обвалившееся дерево. Ему нужно было связаться с другими лагерями, чтобы узнать о местонахождении одного единственного человека, это ведь не так сложно, верно?

▪День 5▪

Ровно пять дней назад Бекхен бесследно исчез, не оставив ни единого намёка на то, как его найти. Он просто растворился в ночи, оставив после себя лишь пустую половину кровати и боль непонимания. В Сеул Чондэ добрался к вечеру с онемевшей левой рукой и припекшейся кровью по всему телу. Своей и чужой. Он найдет его, даже если ради этого придется перевернуть весь этот гребаный мир сверх на голову. Плевать.