Всего лишь странник. Всего лишь посланник. Всего лишь тот, который навечно обречён скитаться по земле, перемещаться из прошлого в будущее, оттуда в настоящее. И так ещё бесконечно много раз.
Это привычно. Почему-то. Слишком безразлично. Парень натягивает конец шляпы сбоку, чтобы спасти глаза от злобных лучей солнца. Ветер еле колышит тонкую рубашку, больше похожую на тряпицу изодранную. Плевать как-то. Ноги в свободных штанах запотевают не так сильно. Но даже так они буквально пылают. Но не спасают оголённые по плечи руки, ведь могут появиться ожоги. Пустыня — место, где можно легко провалиться под зыбучие пески и уже никогда не выбраться. Это место скитаний, отчаяния, жгучей боли и. Жажды. Хонджун останавливается резко, сощурив глаза и проглатывая сухой ком в горле. Не так далеко виднеется оазис. Озеро, искрящееся под лучами палящего солнца, какая-то странная растительность. И ничего больше. Иллюзия. Мираж. Не стоит верить. Хонджун закрывает глаза, пытаясь абстрагироваться от навязчивом желании просто упасть и сгореть. А когда открывает их, видит лишь бесконечный песок и голубое небо, что поделило некогда с землёй владения на две части. Зверь. Он убивает всегда безжалостно, со вкусом. Наслаждаясь сладкой кровью, но горькими слезами. Хонджун только вот — не плачет. И жив.***
— Джун-и, проснись… — кто-то тычет осторожно, мягко пальцем в щёку, отчего сон решает, что пора ему складывать все продукты в корзинку и убирать коврик. Хонджун резко распахиваеь глаза, дёргаясь, словно ужаленный пчелой. В месте, где его только что касались — будто ожог. Парень испуганно поворачивает голову в сторону знакомого голоса и после тут же спокойно выдыхает. Он дома. — Тебе снова приснился кошмар? — обеспокоенно спрашивает Уён и вытирает лицо старшего полотенцем, что всегда чистое и приятно пахнущее лежит на тумбочке возле кровати. Зачем Чон спрашивает, он не знает. Потому что всё и так понятно. Хонджун без лишних слов переворачивается на другой бок и жмётся всем телом к младшему, будто пытаясь как-то спастись от гнетущих мыслей и потаённых страхов. Никто не хочет быть навечно один. Уён шепчет на ушко слова успокоения. Он прекрасно осведомлён, что только поддержка и родное, такое любимое тепло, необходимо его маленькому хёну, который до безобразия уютный и слишком важный. — Я рядом, Джун-и. Я всегда буду рядом. И Хонджун верит в эти искренние и чистые слова. Такие чистые, словно то озеро, искрящееся под под лучами палящего солнца. Да так, что рябело в глазах, ослепляя. — Уён. — Старший больше не тычется влажным носом в крепкую шею. Поднимает голову, встречаясь с самым нежным и добрым взглядом. Сердце пропускает удар за ударом… Будто всё вокруг бьётся в неком порывистом волнении. Хонджуну жизненно необходим глоток воздуха. Он совсем осторожно приобнимает за шею младшего, ластится как кот, но накрывает своими жгучими губами соседние просто тёплые, мягко сминая и получая в ответ необходимое. Для Хонджуна поцелуй это то, что капает красками на совершенно чистое полотно. Уён же — это личный художник, который создаёт целые шедевры и восхищается любовью, которую старший дарит его творениям. Но не только один Уен создаёт им воспоминания. Хонджун — человек, которого младший любит бесконечно и сильно. Нежно, очень трепетно. Ласково. С улыбкой. И утренним вялым поцелуем. Но сегодняшнему предстоит перерости на другой уровень. Более высокий. Хонджун забирается наверх, присаживаясь на крепкие бедра и не разрывая при этом долгого поцелуя, что грозится превратиться в сумасшедший. Старшему слишком жарко. Жарко, потому что картинки из сна не давали покоя. Жарко от полыхающего тела Уёна. Жарко от удовольствия, что растекается сладостной карамелью по венам и туманит мозг. Даже если карамель не может этого делать. Дыхание младшего обрывается, стоит только Хонджуну двинуть бедрами по утреннему возбуждению сквозь всего лишь боксёры. Старший бесстыдно притирается, стараясь выдавить из младшего скулёж, а мысли о чём-то плохом постепенно уходят, а после и вовсе исчезают. Это конец. На сегодняшний день. Ласки, вперемешку с несдержанной грубостью. Но это очень нравится Хонджуну. И Уёну. Обоим. Это заводит. Это побуждает на безрассудства. Это словно на холст добавить ядерных цветов. В глазах рябит от таких контрастов в цветах. Но это слишком прекрасно и опасно одновременно. Парни тихо постанывают, сдерживаясь, когда сталкиваются обнажёнными бёдрами друг об друга. Мир старшего стёрся — остались лишь жалкие очертания. Мир Уёна — сузился до одного единственного человека. Мир Уёна вообще всегда — один единственный человек. И это никогда не изменится. И это не игра воображения. Это не сон. Губы соединяются в пылком поцелуе, и после тело Хонджуна мелко содрогается, он тяжело дышит, всё ещё не отдавая отсчёт себе и действиям Уёна, что всё ещё внутри. По-необычному горячо. Но так необходимо. Чон дарит всего себя без остатка, в ответ получая любовь.— Сегодня ты будешь спать спокойно.
— Я люблю тебя.