Звёзды над Парижем

Колетт вернулась домой расстроенной. Разговор с Эго не «склеился», что называется. Она так и не смогла внятно произнести всё то, что хотела, а он, видимо, решил, что откровения подождут. Ещё чуть-чуть. Может, и правильно? Хотя, Колетт уже поняла: дела и все эти «кто если не я?» разведут их по углам ещё быстрее чем какие-то там подробности прошлого. У Эго был завал с рестораном, а у Колетт — вообще по жизни. Она совершенно не знала, что делать. Работы у неё не было. Жить скоро могло стать банально не на что. За ней, — теперь это точно было известно, — следили, и к тому же — ко всему этому добавился ещё и Франсуа Байо. Со своими проблемами. Пострашнее, конечно, какого-то там отсутствия работы, но… Колетт была рада хоть тому, что она смогла уговорить Антуана на несколько дней поручить Розенкранцу возню с малышней. Сперва она подумала, что, либо Эго будет категорически против, либо Розенкранц упрется рогом, дескать «не моя обязанность». Но нет — всё прошло, на удивление, гладко: охранник, который, исполняя приказ Байо, не желал отлипать от Колетт ни на секунду, сразу отвез детей в дом к Эго. А Тату едва смогла убедить его, что с ней всё будет нормально — она считала, что дома ей ничего не угрожает, да и должен же человек отдыхать? Избавившись от опеки охранника, Колетт смогла вздохнуть чуть свободнее — она не привыкла к такому контролю и вообще — человек довольно новый и чужой, по сути, — с ним тоже следовало быть на чеку. Хоть Байо и говорил, что он надежен, Колетт всё же попросила у охранника паспорт, дабы удостовериться, что тот у него неподдельный и там нет каких-либо красных штампиков о судимости, например. Конечно, она не была экспертом, но пока охранник не вызывал подозрений. Даже наоборот, — однако ни в чем нельзя быть до конца уверенным. Колетт пришлось усвоить это правило. Точнее — попытаться. Единственное, что реально смущало — это внешний вид. В том плане, что физическая подготовка у охранника явно хромала. Он выглядел очень щуплым. И не смотря на кобуру с пистолетом, который, по его же словам, применять ещё не приходилось, Колетт бывало страшновато: если вдруг на неё нападут, то что он, дохляк, будет делать? Стоило его об этом спросить, как он ответил, что «не телохранитель и защитить работодателя любой ценой, — даже ценой своей жизни, — то есть, грудью прыгать на амбразуру, — не его стратегия». И вообще — его другому учили. Он действует в таких случаях иначе. И снова Колетт стало страшно. Но на этом они тему «безопасности» закрыли. Охранник предлагал остаться на ночь, но Тату наотрез отказалась — ещё чего ей не хватало. Отдыхать всё равно было некогда: Колетт засела за поиски адвоката. Она помнила слова Франсуа, что к его коллегам лучше не соваться — иначе вся пресса будет гудеть об этом деле. К его отцу — тем более, даже на пушечный выстрел не подходить. Тату не понимала, почему отец и сын так плохо ладили. Ведь, в конце концов, они работали вместе. Франсуа однажды рассказывал, как они даже обмывали удачную сделку, конечно, не без разногласий, но сумели договориться. И поделить деньги. Да, человеком его отец был не самым приятным: циник, не признающий никаких реликвий и человеческих теплых порывов. Импульсивный трудоголик, жесткий диктатор, внимательный и скрупулёзный манипулятор — с одной стороны, он совмещал несовместимые качества, а с другой — только такие ему и подходили. Он не мог быть вялым, при этом — держать в кулаке весь юридический отдел. Ну, кто бы его тогда слушать стал? Он не мог не быть жестоким — выгодно пройтись по головам своих бывших клиентов, — тут сноровка нужна. Но была в этом и положительная сторона: Байо-старший был отменным адвокатом. Довольно известным по миру. Про таких говорят: «Юрист от Бога». Вот откуда у Франса был талант. От отца. Впрочем, тот мог бы построить любую карьеру и даже стать не защитником, а нападающим — то есть, прокурором. И вот тогда бы мир содрогнулся, — как верно подмечал Франсуа, — потому, что такие люди у самой власти — это катастрофа. Колетт хотела бы пойти к нему. Сперва к нему. И поговорить. Просто донести до сведения, что его единственный сын может загреметь за решетку. За то, чего не совершал. Неужели, он не поймет? И не поможет? Должна же родная кровь что-то да тронуть в его душе. С другой стороны — Колетт знала, что ей придется объяснять старику всё, включая и то, кто она такая, зачем пришла, что их связывает с Франсом. А этого никак не нужно было. Колетт была на сто процентов уверена, что её примут за его новую пассию. И вообще — рассказывал ли ему Франс об Элоизе? О детях-внуках? Вот здорово получится, если рассказывал, а она заявится и начнет размазывать, мол, я — всего лишь подруга. И никаких личных целей нет. Да кто в это поверит? Уж его отец точно не поверит. Колетт пришлось прогонять навязчивые мысли — так или иначе, но искать юриста нужно было. Франсуа не мог защититься сам — его слова могли быть использованы против. Ведь его подозревают вовсе не в краже, а в убийстве. Пока она думала над тем, как же всё-таки это вышло, вспомнила, как пришла к выводу, что именно Байо стащил у Эго деньги. Да, Антуану эту версию она озвучивать побоялась, а он не заявлял лишь потому, что считал виновным исключительно Клауса. И странно, что до сих пор не заикнулся про Байо. Получается, что и Клаус бывал у Эго? Раз Антуан так уверен, что это его рук дело? Или это обычный страх сказать правду самому себе? Однако от мысли, что Клаус знает квартиру Эго досконально, вплоть до сейфа, Колетт стало не по себе. Даже представлять себе это было ужасно. И тогда она основательно зацепилась за свои подозрения — деньги украл Байо. И выронил зажигалку тоже он. Зажигалку, которая принадлежала Хорсту. Или… не ему? Колетт отчетливо помнила, как горели глаза у Клауса, когда он пытался её покалечить. Но вмешался… да, именно Байо — это были его руки. Те самые сильные руки, которые она вспомнила сразу после того, как очнулась под капельницей. Колетт тогда не показалось странным, что Байо приехал ни раньше, ни позже — именно вовремя. А теперь — да, показалось. Ещё как. Тату даже подпрыгнула на стуле — от осознания этого почему-то мурашки пошли от затылка до пят. Показалось, что окно распахнуто настежь, и ветер, холодный ветер, забирается под её свитер. Выходит, что эта зажигалка принадлежала Клаусу. Потом, — неизвестно, каким образом, — её владельцем становится Хорст, и потом, когда она по неосторожности, забыв её вернуть, оставила у Байо, который тоже… не сильно-то торопился всё ставить на места свои — черт возьми, неужели эта зажигалка стала причиной смерти невинного мальчишки и всех дальнейших событий?! И если поверить в то, что Хорст знал многих криминальных личностей Парижа, и мог банально выиграть эту вещь в карты, то вот тот факт, что Франсуа Байо потом искал эту зажигалку, спрашивая, куда она её дела — выглядел странновато. Колетт напряглась изо всех сил — она хотела вспомнить, как именно выглядела та зажигалка. Это была недешевая вещь с металлическими декорирующими элементами. Тяжелая. И если допустить одну простую мысль, что Клаус, давно работая на Звездочета, когда-то смог «дослужиться до такого роскошного подарка», то вывод напрашивается сам: это вещь криминального авторитета. Которую он либо потерял, либо отдал так. Но было в ней что-то ещё… Определённо, была какая-то деталь, которую Колетт пыталась вспомнить. И надеялась, что после ей станет чуть понятнее вся ситуация. В конце концов стало ясно, — пока она не увидит зажигалку снова, — ничего не вспомнить. А как её увидишь, если она теперь в неизвестном направлении? Может, до сих пор у Клауса, а может — у полицаев. Можно, конечно, спросить Эго, но, разве, он захочет разговаривать ещё и на эту тему? Сомнительно. Заправляя кровать, и думая о том, что спать ей не придётся, Колетт случайно задела ногой что-то твёрдое. Она наклонилась и увидела под кроватью коробушку. Деревянный ящичек с небольшим замком. Сперва она решила, что это дети забыли, но потом, приглядевшись, поняла, что это… Здесь Колетт не пришлось долго думать и вспоминать — она уже видела этот ящичек на чердаке у Эго. В ту первую встречу, когда они с Байо планировали переночевать на одной кровати, так как Антуан сказал, что других комнат нет… Колетт не могла понять: что здесь делает эта вещь. Что она может здесь делать?! Каким образом? Что, сам Эго её принес? И сумел поставить под кровать? Зачем? И вообще — такое впечатление, что её подбросили… стоп. Как это — подбросили? Кто?! Колетт помотала головой — это уже было сродни дурацкой шутке. Думать, что это Антуан принес её сюда — глупо. Колетт сразу отмела этот вариант. А вот… Байо… почему-то он снова вспылил в памяти сразу же. Он вполне мог взять этот ящик из дома Эго, ведь тогда тащил большой чемодан с конструктором… Только — как Байо мог запросто украсть чужую вещь?! Что, значит, деньги из сейфа ему далеко не впервой? Да как он спит-то по ночам? Колетт резко захотелось придушить друга. Вот, будь он сейчас рядом — она бы придушила. Колетт было страшно открывать коробушку. Кто знает — что там лежит? Для кого оно предназначено и вообще — не будет ли лучше отдать её Эго, не трогая? Тату колебалась недолго — она всё же взялась за ножик и вскрыла замок. Он щелкнул так противно, что показалось, будто эту вещь давно никто и в руки-то не брал. Может, там труха и сохранилась, но что-то важное — вряд ли. Как же Колетт ошибалась — там не только были полностью целые газетные вырезки, но ещё и документы с печатями и фотографии — цветные и черно-белые. Все вырезки были посвящены некому человеку. Судя по новостям и криминальным сводкам — опасному человеку. Крайне опасному. Безумному. Колетт едва хватило, чтобы прочитать об угрозе теракта — и она сразу захлопнула крышку. Да, она помнила, как лет десять или пятнадцать назад трубили о том, что в Германии едва ли не новый Гитлер нарисовался. Колетт чувствовала, как сердце колотится где-то рядом с горлом, вызывая болезненные спазмы. Голова стала тяжелой как после похмелья. Да, она не разглядывала того человека, но… дьявол всех возьми, если она ошибается снова, — он был чертовски похож со спины и силуэтом на… Эго. Точнее — ей могло так показаться с перепугу, но сам факт того, что эти вырезки… лежат в коробочке, запертой на замок… а коробочка эта хранилась в доме матери Антуана Эго… то… Колетт не могла поверить в посетившую её голову взрывную догадку: этот человек, о котором столько писали и говорили, которого боялись и, к слову, продолжают опасаться угрозы с его стороны, что не разглашают эту информацию нигде — даже в Интернете, куда Тату первым делом слазила, — эта мысль означала только одно… этот человек — отец Антуана Эго. Тот, который отказался от него, едва тот родился. Тот, который, по словам, Байо, намеревался восстановить отношения. И даже приехать в Париж. Тот, который имел власть и деньги, но не давал ни копейки на лечение своего собственного ребенка. Это было ударом. Настоящим ударом. Шоком. Ступором. До подступающей тошноты. До паники и трясущихся рук. Колетт вообще не могла переварить эту информацию. Ей казалось, что она спит. Но гнать от себя эти мысли стало уже невозможно — неужели на самом деле все те слухи о том, что Эго рано или поздно, но станет криминальным авторитетом — правда? Вот откуда они пошли. Ведь не бывает дыма без огня, верно? Какой жестокой бывает жизнь — Колетт на мгновение представила, что Эго пока не знает всего этого, а если узнает, то его надломленная ещё в детстве психика просто не выдержит, — ей хотелось завыть в голос. Тату решилась снова открыть коробочку, чтобы убедиться. Хоть её уже трясло. Она вынула первую попавшуюся фотографию — на ней был схематичный фоторобот. Да, высокий, сутуловатый брюнет с длинным прямым носом и большими темными глазами. Если сильно присматриваться — можно увидеть сходство. Потом была ещё одна фотография — на сей раз там были трое мужчин: все похожи друг на друга. Черно-белое изображение, датируемое началом шестидесятых. Ясно — это судя по всему — близкие родственники, может, даже дед Эго с его отцом и, может, братом. Место съемки подписано — Мюнхен. Готический замок на фоне горы Цугшпитце. Колетт и сама не заметила, как начала смотреть и другие снимки — вот дело переместилось во Францию. Фотографии стали более современными. Она перебирала их до тех пор, пока не увидела нечто любопытное: снова отец Антуана, но уже с мужчиной, который чем-то напомнил… Байо. Да, абсолютно точно — черты проглядывались. И если сделать вывод, что… отец Антуана знал отца Франсуа, то… Колетт снова стало дурно. Она решила, что пора завязывать с этим долбанным расследованием и забыть всё это напрочь. Может, у страха глаза велики? Может, это просто совпадение? Колетт убрала вещицу ящик, где нашла. Но легче не стало. Наоборот — грызла мысль, что нужно перепрятать. Хороший вопрос — куда? Колетт знала себя — она могла бы долго искать место, но… Но раздался звонок в дверь. Он был непривычно громким. Или это тишина так подействовала? Колетт замерла, не зная, что делать. Она абсолютно точно не ждала никого. Даже Байо. Он же в другом месте. У Тату мелькнула радостная мысль, что это Эго… но она тут же спохватилась — позвонил бы. Не в его правилах беспокоить людей по ночам. Колетт взглянула на часы — чуть больше одиннадцати. Или это охранник? Только… чего ему-то надо? Звонок становился настойчивее — Колетт не на шутку занервничала. Она подошла к окну и осторожно выглянула во двор. Плохо, что её окна туда выходили. Она увидела машину — различила её одинокий силуэт на белом снегу, хоть фары и были выключены. Колетт порадовалась тому, что у неё немного света — только ночник. Хотя… если уж кому-то сильно надо — её разглядят. И тут из машины вышел Клаус — уж его-то сложно было перепутать. Колетт поняла всё — это за ней. За ней пришли эти уроды. Звонок снова повторился. Вот теперь никакой испуг от информации об отце Эго не шел в сравнение с тем страхом, который сковал её всю. Она чувствовала, как немеют пальцы и как перед глазами встает горячая пелена. Только реветь не хватало — в такой-то ситуации! Тут думать надо. Размышлять. И срочно звать кого-то на помощь. Телефон на столе завибрировал, и Колетт уж было решила, что её хватились, например, это «плановая проверка от охранника» или что-то в этом роде, но нет — пришло сообщение. Колетт щёлкнула на «Читать». Одно слово. С номера, который не идентифицировался. От этого слова её бросило сперва в жар, а затем — затрясло как при болезни — «Открывай». Теперь сомнений не было — это Де-Трой. Колетт не слушающимися пальцами нашла в списке «охранника». Вызов пошел, но вдруг сбросился. Тату запаниковала по-настоящему — веселее ничего и не придумаешь. При попытке позвонить снова монотонный голос сказал, что «абонент находится вне зоны действия сети»… В дверь ударили. Колетт вздрогнула и едва не поступила так как делают все дети — бегут прятаться под кровать. Удары повторялись. Снова и снова — старая дверь рисковала не выдержать. Теперь, похоже, тот, кто был по ту сторону, не боялся разбудить соседей. Колетт не знала, что ей делать. То ли — на самом деле прятаться. Только — найдут же. Если прорвутся. Или — пустить и рискнуть сбежать? Машина же стоит далековато от подъезда. Если ей удастся обхитрить того, кто за дверью, то, может она сможет выскочить, — тут главное, — эффект неожиданности, — и добежать до мотоцикла? А там — укатит как-нибудь? Или банально — поднять шум-гам. Чтоб люди в доме проснулись? Колетт поняла, что ей важно не допустить того, чтобы верзила-Клаус поднялся сюда. Не допустить того, чтобы её загнали в угол. Чтобы не пришлось сталкиваться с Клаусом. Из его рук же вырваться невозможно. А так — вдруг есть шанс? Тату подошла к дверям. Прислушалась. За ней явно стоял человек. Она выглянула в глазок — Макс собственной персоной. Колетт едва не открыла двери, чтобы ему прилетело по башке. Разок-другой. Жаль, что её двери открывались вовнутрь. Это всегда опасно. На мгновение Колетт пришла мысль позвонить Антуану. Просто потому, что больше было некому. Она даже набрала его номер, но нажать на «вызов» не решалась. Ведь — чем он поможет? Разве что наткнется на суку-Клауса — неизвестно, что там опять у них будет за «разбор полетов». Эго и так чудом выжил. Нет. Звонить ему — не выход. А чертов охранничек ещё получит. За такие вот финтеля — как можно забираться туда, где нет связи?! Колетт медленно положила руку на щеколду от замка «номер раз». Хорошо, что он был не один. Да уж — всегда пригодится иметь хорошие замки. Всегда. — Не откроешь — хуже будет, Тату, — услышала Колетт приглушенный голос Макса. — Я предупреждаю. Просто открой — мы поговорим. Я один. Колетт отпустила щеколду. И взялась за основной замок. Всего два оборота отделяли её сейчас от угрозы, исходящей от Де-Троя. Только — выхода нет. Что, не в окно же сигать. — Почему сразу не открыла? — Макс стоял и не шевелился, когда Колетт осторожно высунулась в щель. — Я не думал, что придется ломиться. — Какого чёрта тебе надо? — Колетт не узнала свой голос. — Так с порога? — Де-Трой дернулся, а Колетт вцепилась в ручку ещё сильнее. Она мотнула головой, давая понять, что запросто прищемит ему руку, или ногу, если он решится войти без приглашения. — Можно я… — Нет. — Колетт ещё раз мотнула головой. — Говори и проваливай. — На лестнице о подобном не говорят. — Мне плевать. — Тату уже намеревалась закрыть двери, но нога Макса, естественно, встала в проем. — Убирайся отсюда. — Слушай, Колетт… — Уходи. Иначе я вызову… — Кого? — Де-Трой глянул на неё с неприкрытой усмешкой. — Кого ты вызовешь? Своего долговязика в очках? Давай. Его примут на улице. — Я вызову копов… — Хах! — Макс толкнул двери. Колетт сама не поняла, как он оказался внутри. Теперь всё зависело от её скорости, от её реакции. Только — хватит ли силы? — Ну, давай, звони копам. Проверим, кто справится быстрее — мы или они. — Мы? — Тату сжала губы. — Ты же сказал, что один… — Ну… здесь один — внизу нас много. Колетт сделала шаг назад — Макс наступал. — Слушай, я не хочу причинять тебе вреда. — Де-Трой говорил весьма убедительно. По глазам — так вообще едва ли не искренне. — Просто сделай всё, как я скажу. И тогда никто никого не тронет. Да? — Зачем ты здесь? — Я хочу поговорить. — Нам не о чем с тобой… Колетт заметила, что одна рука в Макса за спиной. Недобрый знак. Там может быть шприц со снотворным. Или оружие. Ей пора действовать. Пока она может. Пока есть шанс. — Ошибаешься. Я лишь хочу сказать, что… это было… ошибкой. Одной из самых моих больших ошибок. Я не хотел всего этого… — Хорошая сказочка, Де-Трой, только… я не верю… Макс нахмурился. — А в то, что если ты не поедешь с нами, пострадает твой дорогой Эго, ты поверишь? — Макс мгновенно изменил выражение лица, снова становясь пай-мальчиком. Колетт знала — это лишь угроза. Та самая, которая и заставляет жертву делать всё, что ей скажут. Шантаж близким человеком. Нельзя поддаваться. — Так. Просто идешь со мной вниз — мы прокатимся в одно место и всё… Колетт, не усложняй хоть сейчас… — А если я откажусь? — Колетт приблизилась к Максу, и тот явно опешил. — Мне придется тебя… — Дай угадаю, — Колетт подалась ещё ближе. — Усыпить? Отрубить? Или что? У тебя там… хлороформ? Или ещё какая пакость? Да? Макс открыл рот, но ничего не сказал. — А чего тебя, самого робкого, сюда прислали? Де-Трой потерялся. Колетт отлично уловила его смятение. — Закрой рот. — Макс попытался взять себя в руки. — Я не буду повторять… ты… идешь… Колетт лишь качнула головой и бросилась на него как крокодил на зебру, замешкавшуюся на водопое. Один удар пришелся по лицу, второй — куда-то в область паха. Этого вполне хватило. Макс не успел схватить её — Колетт оказалась на лестнице. Бегать в тапочках по ступенькам — это вам не поле перейти. Да, трудно. Сперва была мысль нагрянуть к соседям, но потом Колетт поняла — ещё им не хватало жизнь портить. Она обязана справиться сама. Колетт услышала, как Макс по телефону зовёт на помощь. И двери подъезда пару раз хлопнули. Теперь выхода не было — либо наверх, либо вниз. А у неё в телефоне пришло сообщение, что «абонент снова в сети». Пару раз щелкнув по кнопкам, Колетт решила, что может спрятаться на первом этаже — если добежит туда незамеченной. Топот копыт от Клауса было невозможно перепутать. Оказывается, что на адреналине можно многое. И даже возможное переохлаждение организма — ерунда. Колетт кое-как удалось вырваться на улицу. Только вот свалиться в сугроб сразу с крыльца — это надо уметь. Охранник орал в трубку, что уже едет… а её догнали. Черт побери — и почему она не додумалась посидеть в подъезде ещё немного, чтобы все либо вышли, либо зашли?! Кричать и привлечь к себе внимание тоже не удалось — ей грубо зажали рот. И Клаус снова оказался близко. Теперь он отдавал приказы. А Макс лишь причитал, чтоб её не били и ничего не сломали. Бить и правда не стали, лишь макнули лицом в снег — Колетт перестала так активно сопротивляться. Телефон всё ещё был у неё в руке. Клаус выхватил его и загоготал, что самое время «преподнести» Эго суперсюрприз. Колетт молилась, чтоб он не набрал его номер — чтоб не трогал его, и вообще никак не соприкасался с ним. Она очень боялась за Антуана — кто знает как он отреагирует на подобный «сюрприз». Может, сердце прихватит… и что тогда?! — Погостишь у нас, птичка. — Клаус наклонился, заглядывая Колетт в глаза. — И если твой хахаль соизволит заплатить нужную сумму, то… мы тебя отпустим. И я даже не стану тебе крылышки подрезать. — Грузите её уже, — Макс отдышался и направился к машине. — Спалимся ещё… Колетт изворачивалась на как уж на сковородке, но результатов это не дало. Наоборот — её скручивали всё больше. Двое идиотов волокли её к машине, а она не могла вырваться и даже заорать — абсурд! Мрачный, холодный багажник, где неизвестно кого ещё возили, показался Колетт такой себе перспективой, и она изо всех сил старалась хоть как-то дать понять, что готова к диалогу. Только… разве будут теперь её слушать? Колетт видела боковым зрением, что в некоторых окнах горит свет — люди ещё не спали. И если бы кто-нибудь из них удосужился просто выглянуть. Но нет — всё её надежды рухнули — окна были плотно занавешены и никому и в голову не придёт пялиться во двор ночью. Разве что владельцы дорогих тачек иногда по вечерам выходят покурить на крыльцо. Но таковых тачек в их дворе… было всего-то … вообще не было. Теперь снова подступила паника. Настоящая. И все мысли, которые появлялись в голове, рассыпались словно пепел — не успевая даже сформироваться, они приводили лишь к одному выводу — ей конец. Всё. Теперь её судьба полностью будет зависеть от этих уродов. От Клауса. Который ненавидит Эго. Чем всё закончится? Хорошо, если её не станут убивать просто из принципа — обычно они не церемонятся. Колетт видела кучу фильмов с похищениями и почти всегда дело заканчивалось трагедией. Но сейчас всё было ещё страшнее и хуже — похищают её саму. Кому сказать — не поверят же! Колетт пожалела сейчас, что не дождалась помощи в квартире. Вряд ли Де-Трой смог бы сломать двери. А даже если бы и сломал… На худой конец — она могла бы обороняться на своей территории. А теперь — пожалуйста — её увозят. Отчаявшись, Колетт пустила в ход свой оставшийся козырь — она извернулась и сильно укусила одного из грузивших её — тот дернулся и едва не уронил. Впрочем, Тату была бы только рада этому. Но нет — её подхватил второй и принялся заталкивать в пахнущий бензином и сыростью багажник. Поместиться там обычному человеку трудно. Несмотря на стереотипное мнение, что там для заложников места всегда хватит. Приходилось лежать в позе эмбриона. Багажник почти закрылся, и Колетт почти осталась в полной темноте, но тут она услышала шуршание шин по снежному насту. И у неё мелькнула мысль, что это охранник… только что с него взять-то? Не будет же он в них стрелять. А в рукопашную он не справится. И тут темноту двора, освещающегося лишь двумя не самыми лучшими фонарями, разрезал свет. Это было как в тех же кино — столько прожекторов сразу, что можно ослепнуть. Колетт не поняла, что произошло, но что-то пошло не плану, когда она услышала, как матерится Клаус и как его людишки начинают бегать и вопить, что «им конец». Колетт уже позднее поняла, что машину Клауса окружают другие машины. Больше и суровее. С неоновыми фарами. Их было не меньше пяти. Они въехали через главную арку и потом, медленно, как актеры на сцене, заняли определенную позицию… Свет больно резал глаза. Но Колетт некогда было обращать на это внимание — она кое-как выбралась из багажника. Правда, снова ноги подвели — она рухнула недалеко от машины. И вот теперь уже её саму стали окружать. Люди, вылезшие из тех машин. Колетт не шевелилась — она не знала, чего ждать: руки помощи или пинка под зад. На удивление, ни того, ни другого не было. На неё просто смотрели. Молча. Шестеро амбалов. Будто под копирку. Колетт не могла понять, что происходит. То ли это шутка такая, то ли — она сходит с ума. Тату попыталась встать на ноги — снова ноль реакции. Наконец она выпрямилась. И решилась посмотреть на мордоворотов. Но всё-таки чаще она лишь боязно опускала глаза. Никто не шевелился. Эти люди будто вросли в землю. Где-то за их спинами маячили Клаус и Макс. Они возмущались. Правда, первый куда активнее чем Де-Трой. У одного из амбалов зазвонил мобильный. Он взял трубку молча. Нажал на клавишу ответа. Колетт услышала в динамике хрипящий голос. Страшный. Словно его сделали исходя из фильмов про «Пилу». Через пару секунд разговор закончился — амбал убрал мобильный. — Босс сказал — бабу домой. А с этими — будет разборка. Колетт увидела только, как другие его товарищи молча расступились, уступая ей путь. Сперва она не поверила. Но потом поняла — надо уходить, пока дают возможность. — Эй! — грубый оклик сзади. Колетт вся вздрогнула. — Не теряй! В замерзшие напрочь ладони Колетт приземлился её мобильный телефон, который ещё несколько минут назад забрал себе Клаус. Она только смогла кивнуть. И то вышло еле-еле. Когда до подъезда оставалось всего ничего — её вдруг схватили за плечи. Колетт взвизгнула. Это был охранник. — Простите меня ради всего святого — я клянусь, что… У Тату не было сил на то, чтобы выяснять, где этот мудак шлялся и вообще — почему его телефон не ловит. Не сейчас. — Ты их знаешь? — Колетт обернулась — машины не уезжали. Казалось, ждали, когда она зайдет в подъезд и потом — начнётся светопреставление. — Кто они такие? Какого черта происходит?! — Ну… скажем так — я их не знаю, но они спасли вас, а это априори не делает их плохими. Так что — улыбаемся и машем. Они следят за нами уже несколько дней. Вроде конвоиров. Не трогают — уже хорошо. — Это преступники? — Думаю, что… — Ладно — мне плевать. — Колетт поёжилась. Только сейчас она поняла, что схватит ещё одну болезнь. Типа воспаления легких. — Забери меня отсюда. Водитель засуетился. Притащил из машины одеяло, завернул её в него. Потом спросил — куда везти. А куда её было везти? В дом к Байо — не вариант. Там и Элоизы хватало. — Я хочу к Антуану, — Колетт забралась на заднее сиденье и уже из окна увидела, как Макса и Клауса точно также, как и её, макнули по очереди в снег мордовороты. А те оправдывались как школьные хулиганы. — Помнишь ещё адрес? — Да, мадмуазель, обижаете...