Звёзды над Парижем

Я и днём вижу сны — честно, Но тебя никогда в них нету. И тебе, вероятно, тесно Быть в чужой голове и куплетах. Ты смотрел на меня и не верил, Что так сильно тебя полюбили. Если мы попадем на телик — Мы испортим хорошие фильмы. (Elvira T)

Пока они ехали, Колетт несколько раз хотелось удариться в истерику. Или просто — поплакать. Каким чудом она сдерживалась — неясно. То ли было стыдно перед чужими людьми, то ли — она подсознательно чувствовала, что это никаких результатов не даст. Наоборот — будет хуже. Но дорога от её дома до дома Антуана казалась просто вечностью. Тату уже считала секунды до тех пор, пока не увидит его. Сейчас почему-то стало совсем неважно, что они не поговорили. Не важно, что она переживала по этому поводу. Неважно, что он ей тогда сказал. Всё отошло на второй план. Теперь важным было только одно — увидеть его. Колетт поймала себя на мысли, что она давно не чувствовала себя такой одинокой. И жалкой. Словно никому в мире нет до неё дела. Конечно, она знала, что есть — родителям, Франсу, Антуану, в конце концов, но… как и любой женщине ей время от времени хотелось лишь того, чтобы её обняли и принялись уговаривать как маленького плачущего ребёнка — мол, всё будет хорошо. Стресс, с которым она жила вот уже третий месяц, сказался — Колетт была уверена, что её состояние вызвано именно тем, что скотина-Де-Трой перешел черту. Какого черта её хотели похитить?! Неужели, это не сон?! Зачем? Неужели, родители были правы: в таких «играх» чаще всего всё заканчивается смертью всех, или почти всех, участников? Колетт только теперь начала понимать, что всё намного серьёзнее, чем могло показаться. Даже тогда, когда им с Франсуа угрожали в подворотне, Тату не было так страшно. Ей казалось, что это угрозы, которые не будут воплощены в жизнь. Но, как показывает практика, угрозы от реальных уголовников, как правило, приводятся в действие ещё быстрее, чем созревают в их башках окончательные планы по «завоеванию мира». Каждый раз, когда машина останавливалась на светофорах, Колетт оглядывалась, очень боясь, что увидит погоню. Но нет — город почти опустел. Разве что центральная улица ещё гудела — поддатая молодежь, как обычно, вывалилась на своих разномастных тачках и понтовалась друг перед другом. Раз в неделю такие «выезды», чаще всего, заканчивались чьей-нибудь смертью и мощным ДТП. Увы. Многие просто не думают головой. Не думают о тех, кто ждет их дома. Наконец, оставался всего один поворот, а Колетт вдруг перепугалась — как она в таком виде покажется Эго?! Глупо, да, безумно глупо, но она вдруг поняла, что не сможет ему сказать, что её пытались похитить. Не сможет. Не сможет показать ему свой страх. Не сможет сдержать эмоции. Да и вообще — она не хочет его волновать — что тут такого? Ничего. Конечно же. Она знала, что пытается саму себя успокоить. Но… как же жалко это выходило. Колетт попросила остановиться. И разворачиваться. И водитель, и охранник глянули на неё как на сумасшедшую. Наверное, в контексте ситуации, это было уместным — Тату не стала ничего им объяснять. Она требовала, чтобы её везли обратно. Домой. Хотя, никаких гарантий, что там не окопались Клаус или ещё кто похуже, не было. — Мадмуазель Тату, может, вы всё же… передумаете? — Нет, — Колетт забилась в самый уголок и не желала даже шевелиться. Она сидела вся в одеяле и шмыгала носом. Слезы сдерживать было всё труднее. — Везите меня домой. — Вам в таком состоянии нельзя одной быть дома… — Вас не спросила! — Колетт повысила голос, и он сорвался на хрип. — Хватит болтать — исполняйте! — Мадмуазель Тату, — обратился к ней охранник максимально мягко. — У вас шок. Это в большей степени моя вина. Да, простите ещё раз. Но, давайте, вы не будете намеренно вытворять глупости и усложнять мне жизнь ещё больше? Колетт посмотрела на него исподлобья. — Вы сами хотели, чтобы вас привезли сюда. Так, зачем же сейчас давать задний? — водитель, перемигнувшись с охранником, повернул и въехал на территорию огромного жилищного комплекса, где и располагался дом Эго. — Сюда им вряд ли будет также просто забраться… но… мы останемся подежурить внизу на ночь. Колетт трудно было что-то возразить. Она уже не понимала: чему верить, а чему — нет. И верить ли себе — тоже. Может, эти двое и правы — здесь будет безопаснее. А то, что Эго придется поволновать — ну, это уж точно лучше, чем быть похищенной. Поэтому она просто кивнула, упираясь лбом в стекло. Голова заболела не на шутку — как при мигрени. Затылок настолько отяжелел, что голова вот-вот готова была свалиться с плеч. Консьержка внизу выпытала почти всё: кто, зачем, к кому, почему в таком виде и так поздно — отвечать на её вопросы пришлось охраннику. На это ушло какое-то время. Да — дотошные бабушки на пути — это совсем не то, чему его учили. Охранник честно провожал Тату до самых дверей, чтоб сдать с рук на руки. Встряска заставила его собраться. Нажимал на кнопку звонка он тоже сам, поддерживая Колетт за локоть — мало ли. — Почему не спрашиваете, кто идет?! — выпалил охранник, когда двери открылись и на пороге показался заспанный Розенкранц. — Жить надоело? — Я просто… ох… вы… кто? — Розенкранц протер глаза. — Мадмуазель… Тату?! Что с вами? — Её пытались похитить, — безо всяких там предисловий. Колетт только отошла от ступора, и захотела дать охраннику пинка. — Дома ей оставаться опасно, сами понимаете… она сказала, что Эго… примет… — Да, конечно, — Розенкранц закивал и сразу распахнул двери. — Как же это… кошмар какой… вышло-то?! Пока охранник объяснял в двух словах, что случилось, Колетт чувствовала себя какой-то вещью. Барахлом. Ей было стыдно. Хотя — за что?! Она так не смогла себе ответить. Но ей хотелось сбежать отсюда. Поскорее. Пока не вышел Эго. Как обычно — не получилось. Сегодня явно был не её день. Самый чудовищный «не её». Чужой. Даже на малюсенькую долю не её день. — Розенкранц. — Антуан ещё не показался в поле видимости, но по голосу уже слышно было, как он зол. — Если ты опять раздаёшь кому попало соль или сахар — я тебя убью и похороню в этой белой куче! Колетт нашла в себе силы и усмехнулась — Эго в своем репертуаре. — Всего-то раз сосед зашел, мсье Эго. — Розенкранц, впрочем, тоже мало поменялся — мямлить никак не отучивался. — А вы сразу… Антуан резко остановился, когда увидел Колетт, всю трясущуюся и в домашних тапочках. И охранника, который уже намеревался уйти, прощаясь с дворецким. Колетт почувствовала, как взгляд Эго прошелся по ней всей — снизу-вверх. Глаза у него расширились. Он явно был в шоке. Он перестал отпускать замечания и вообще — говорить. Он мотнул головой, видимо, думал, что это ему мерещится. Колетт не решилась сделать шага к нему. Хорошо, что он сам сообразил сделать это. Уже во второй раз — первый был тогда, когда он приезжал к ней домой. Колетт была очень благодарна ему. За это понимание ситуации без слов. Только по одному взгляду. Немногие мужики могут так. — Что с тобой? — в следующую секунду посыпались очередные вопросы, но вместе с тем, Антуан сделал то, чего ей так хотелось — крепко прижал к себе. — Колетт, ты вся… как лед! — Да, она, как бы это… могла переохладиться, — вставил охранник, сконфузившись. — Вы бы её… согрели… ванну там… чай… все дела… Колетт снова пришлось изо всех сил сдерживаться, чтоб не заплакать. Во всяком случае, до тех пор, пока они с Эго не останутся вдвоем. — Мадмуазель Тату едва не похитили, — добавил бледный Розенкранц. Теперь он заговорил на тон ниже — всё же, судя по всему, все вспомнили, что здесь, кроме них, ещё есть дети. — Кто? — Эго произнес всего одно слово, но вложил в него всю свою ненависть. — Ваш знакомый, я полагаю, — хмыкнул охранник. — Ладно — мне пора. Вы тут отваживайтесь и да: постарайтесь уберечь её. Я вот, дурак, пошёл на поводу и оставил… едва успел… ёлки-палки — эта работа меня в гроб загонит. Колетт слышала, как закрылась входная дверь. Как Розенкранц пошел наливать ванну, как Антуан тихо матерился, навернув по прихожей несколько кругов. Слышала, но не видела — она зажмурилась, надеясь удержать слезы. Она сидела на пуфике. На том самом, на котором сидела тогда, когда Эго впервые привел её к себе домой. И тут же они встретили разъярённого Франса. — Как это вышло? — Эго присел на корточки возле Колетт. — То есть… извини, я… не отвечай — тебе сейчас не до того… правда… — Антуан, я… Колетт снова не могла говорить нормально — на сей раз от слез. Слова застревали в горле. Но ей очень хотелось рассказать ему всё. Теперь — действительно хотелось. Она наконец поняла, что пока он был в неведении, могло, черт возьми, произойти всё что угодно. И если бы, не дай Бог, с Эго что-то случилось, это была бы и её вина. — Как этот кусок… узнал, где ты живешь? — Эго, который только что предлагал ей не отвечать, снова начал задавать вопросы. Видимо, от нервов. — Зачем ты… отпустила охрану? Почему мне ничего не сказала?! — Я… думала… что… так… — Будет лучше, — вздохнул Эго. — Ох, не говоря худого слова, Колетт. Куда уж лучше-то. — За мной… сле-следили. — Колетт подняла глаза на Эго. — Я никому кроме Франса не говорила — мы с ним думали, что это лишь угрозы… то есть… — Думать — не ваш конек. Между прочим. — Антуан… — Угу, слава всем богам, что он додумался оставить тебе охранника, — буркнул Эго. — Единственное, за что я пока ещё уважаю, так это за то, что он способен хорошо к тебе относиться… — Прости меня. — Колетт принялась вытирать слезы и тараторить. — Прости, правда. И за то, что я не сказала тебе про слежку, и за то, что я устроила всю эту ерунду… тогда… из-за рубашки… Антуан, я… испугалась… — Тш-ш-ш! — Эго не дал ей договорить — снова обнял. — Поговорим чуть позже. Тебя бы в нормальный вид сперва привести. Колетт улыбнулась, уткнувшись ему в шею и вдыхая знакомый, ставший уже родным, аромат. — Сама дойдёшь? — Эго потянул её с пуфика. — Или нести? — Сама… — По тебе не скажешь, — Эго качнул головой и подхватил-таки её на руки. Колетт не ожидала такого, цепляясь за его плечи, слегка боялась, что он не справится с подобной миссией. — Хоть мне и нельзя тяжести поднимать… — Тогда, поставь меня, — Колетт взъерошила Эго волосы на затылке. — Слышишь? — Да ладно — я ж сам вызвался. У тебя, зато, будет дополнительный стимул похудеть. — Что? — Колетт не поверила своим ушам. Пока они направлялись в ванну, Эго несколько раз чуть подкинул её, едва не заставив кричать. — Ты намекаешь, что я… толстая?! — Это у меня юмор такой. — Антуан всё же опустил её на пол, пока открывал двери в ванную. И пока проверял, какой температуры вода. — Тебе пора бы привыкнуть к нему. — К юмору? — Колетт задрала голову и посмотрела Эго в глаза. — Да, а ещё к Розенкранцу… просил ведь безаллергенное мыло купить… горбатого могила… — У меня нет аллергии — не волнуйся. — Хорошо, когда нет. — Антуан огляделся в поисках чистого полотенца. Потом он сходил за ним в спальню. Отдал его и замер на пороге, не зная, что делать дальше. — Мне вот так не повезло… Колетт смотрела на него, ожидая, что он всё поймет и останется. Но нет — тут Эго предпочел быть слепым. Абсолютно. — Ты… справишься? Или мне… побыть? — Побыть, — ответила тут же Колетт. — Если не сложно. — Может, я… за дверями? Чтоб тебя не смущать? — Судя по всему, это я тебя смущаю. — Колетт удрученно кивнула. — Антуан, дело не в том… о чем ты подумал… мне просто… страшно сейчас оставаться одной… вот и всё… — Я ничего такого не думал. — Эго плотно закрыл двери, чтоб не выпускать тепло. — Поверь. Не думал. Забирайся, чтоб быстрее согреться. Хоть Эго и смущался, но помочь ей раздеться, видимо, считал своим долгом. Пока он стягивал с неё свитер, Колетт улучила момент, чтобы обвить его руками. И, подарив короткий поцелуй в грудь, прошептала: — Я скучала… Эго широко улыбнулся и ответил: «Я тоже». А потом они целовались. Первая секунда, когда губы только соприкоснулись, показалась Колетт взрывом где-то в грудной клетке — такой же эффект был во время первого их поцелуя. На миг, но показалось, что это на самом деле произошло — взрыв, сметающий всё на своём пути, — дышать стало больно, и каждый вдох давался с трудом. Колетт не сомневалась — увидел бы их кто-нибудь, точно бы решил держаться подальше, испугавшись этих почти-осязаемых-искр. И всего-то — поцелуй, но, порой, он может значит намного больше всего остального. Поцелуй-поцелуем, но очень скоро всё стало куда серьезнее. Эго скользнул языком в её рот, вырывая стон, а Колетт, сдергивая с него удачно расстёгнутую рубашку, и затем — майку, стремилась завладеть ситуацией. И хоть она убеждала себя, что это всё — ждёт, вдруг не стало ничего, кроме острого желания. Желания близости. Желания высказать то, что накопилось. Не словами. Прикосновениями. Наверное, это пережитый стресс сказался таким образом. Когда руки Эго оказались под её футболкой, Колетт поняла, что до ванны они доберутся, в лучшем случае, нескоро, — либо же, — прямо сейчас. Дораздаеваются по ходу. Мокрая одежда, липнущая к телу, — это не есть приятно, но бывает так, что даже этот факт становится неважным. Колетт вовремя вспомнила, что пена для ванны может вызывать аллергию у Антуана. Потому они «застряли» на этапе «полуголые и чертовски возбуждённые». Но пришлось умерить пыл. Колетт полезла в ванну, — вода в которой тоже порядочно поостыла, — искренне сожалея, что не может утянуть за собой Эго. А пока он сидел на бортике и время от времени отпускал свои язвительные шуточки, Тату пару раз плеснула на него. — Пена тебе, если честно, к лицу. — Антуан снял очки, которые теперь, мало того, что запотели, так ещё и были забрызганы. — Только к лицу? — уточняюще спросила Колетт, поднимая и демонстрируя стройную ножку. — А ко всему прочему? — Ну ладно-ладно — ко всему прочему тоже, — сдался Антуан, довольно улыбнувшись. — Один-один. — А как насчет шутки про то, что мне пора худеть? — Это не шутка. — Эго умел делать настолько серьезное лицо, что становилось не по себе. — Это — факт. — Факт? — нахмурилась Колетт, намереваясь снова брызнуть на Эго водой. — Хотя… да — сейчас ты на гуся смахиваешь больше. — На гуся, значит? — Ты не замерзла? — Эго заметил, как кожа Колетт покрывалась мурашками. — Замерзла, — кивнула Колетт. — Предлагаю тебе меня согреть. — Могу предложить свой халат, я обычно его после душа надеваю. — Антуан скептически усмехнулся. — Или заставим Розенкранца найти грелку. — А третий вариант есть? — Колетт смыла с себя пену самым простым образом — просто открыв наобум кран. Сперва вода была обжигающе холодной — она-таки взвизгнула, а потом, не без помощи Эго, сумела разобраться с устройством этой замудренной водопроводной установки. — Смотря, как будешь себя вести, — заключил Эго. Лицо у него было в этот момент совсем серьёзным. И Колетт поняла, что это относится к тому, что произошло. Он явно ещё сердился за то, что она не сказала ему о слежке. Что оставалось ей? Только снова извиниться и постараться пообещать вести себя иначе. А именно — впредь ставить его в известность об изменениях, происходящих в её жизни. И вообще — советоваться. Выходя из ванной в действительно теплом антуановом махровом халате, Колетт наткнулась на Розенкранца. Она смутилась снова — если раньше её не устраивали обстоятельства, при которых она «заявилась в гости», то теперь — внешний вид. Мало ли, что подумает Розенкранц. Хоть ему и не впервой. А уж когда из ванны выплыл Эго с мокрой майкой на плече и довольной улыбкой — Колетт резко захотелось сквозь землю провалиться. — Я там чайник поставил, — сообщил дворецкий, стараясь не смотреть ни на того, ни на другого. Очевидно, понимая, что этим может поставить в неловкое положение. — Вам, мадемуазель Тату, полезно будет… с ромом… употребить… так сказать порцию… — Иди, отдыхай, — Эго кивнул в сторону комнаты, принадлежащей, судя по всему, Розенкранцу. — Разберемся — не дети, слава богу. Кстати, проверь их под утро — всякое бывает. Туалет не найдут или ещё что. — Да, мсье Эго. — Розенкранц послушно направился в комнату. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Розенкранц. — Колетт проводила его взглядом. — Спасибо. Колетт устроилась на стуле в столовой. По правде сказать, она довольно сильно проголодалась. Антуан порылся в холодильнике и нашел целую порцию спагетти с порезанной сосиской — не деликатес, конечно, но вполне сгодится. — Тут вот… малышня ела на ужин… осталось… будешь? — Буду, — кивнула Колетт, облизываясь. — Ещё как буду. — С какой целью Клаус хотел тебя похитить? — Антуан снова вернулся к неприятной теме, поставив перед Тату тарелку, разогретую в микроволновке. — Он что-нибудь сказал? Это месть мне? — Да. Он сказал, что всё это ради денег… Колетт подцепила на вилку спагетти и протянула Антуану. Он сперва не хотел, отговариваясь, что не ест так поздно, но потом махнул рукой. И они стали уплетать из одной тарелки. — Что ж ему мои деньги покоя не дают… мало что ли было… тех…которые украл недавно? — Антуан, — Колетт, прожевав, решила, что всё же спросит. — Он был у тебя дома? Здесь? Он знает, где сейф? — Однажды, — признался Эго. — Тогда у матери был финансовый кризис… они приезжали вместе… я… не хотел пускать, но дома был… Сорель… и он… — Клаус не воровал у тебя деньги, Антуан. Эго едва не поперхнулся. — Это сделал… Франсуа. — Колетт ощутила, как на неё ложится печать предателя. Но с другой стороны — она должна была раскрыть Эго глаза. — Да, это был он. Помнишь, я тогда спрашивала про зажигалку… она была у меня… а потом я случайно оставила её у Байо… — Эта зажигалка… Клауса, — выдавил Эго. — Я помню её с детства. Он этой зажигалкой… одним словом — не будем за столом об этом. — Когда я впервые её увидела, то она была… у Хорста. — Это их уголовные делишки — я не полезу, — фыркнул Эго. — Но владелец её — Клаус. Сто процентов. — Первый, думаешь? — Колетт глянула на Эго, который всё больше мрачнел. — Антуан, прости, что я так… в лоб это всё, но… не могу больше молчать. — Про Байо — ты давно знаешь, судя по всему. Но молчала. — Да, я не могла поверить. Я думала, что это ошибка. — Теперь удостоверилась? — Антуан, мне тоже нелегко признать, что он на это пошел. Я вообще… не знаю… зачем… вернее — знаю… из-за Элоизы. Ему очень нужны были деньги. А ты… — А что я? — усмехнулся Эго и отложил вилку. — Не дал бы ему? И правильно бы сделал — я не банк. Между прочим. — Ты был зол на него. Из-за вашего конфликта. По поводу того, что он отказал тебе в услугах. Но… поверь, но сделал это не от хорошей жизни — ему угрожали! Клаус! Он угрожал ему детьми! Эго резко встал из-за стола и прошелся до бара. Вытащил оттуда бутылку. Плеснул в бокал — выпил. Колетт и моргнуть не успела. — Тебе же нельзя! — она взвилась уже поздно. — После таких новостей, я думаю, пара глотков не возбраняется? — Эго отсалютовал бокалом Колетт и снова пригубил. — Антуан, я к чему это всё… просто… Франса вытаскивать надо. Эго сразу скривил губы в едкой усмешке. — Я хочу найти ему… — Да, ты говорила — адвоката, — кивнул Антуан. — И что? — У меня нет… денег, чтобы оплатить… когда я выйду на работу, я… отдам… — Ясно, — Эго вздохнул. — Хочешь попросить у меня спонсорского вложения в столь перспективное дело? — Не иронизируй, пожалуйста. — Извини, Колетт, но ты сказала мне о том, что Байо своровал у меня два миллиона евро, для того, чтобы клянчить ему на адвоката сейчас? — Нет, — Колетт мотнула головой. Антуан выжидающе молчал. — Я хотела, чтоб ты знал правду. Клаус, может, и урод каких мало, но твоих денег он не брал. Не сейчас, во всяком случае. — Если бы ему удалось тебя… похитить, то… Колетт сверкнула глазами. — Извини, неудачная шутка, — сказал Эго, убирая усмешку с лица. — Извини. — Значит, завтра я иду к его отцу… — К чьему отцу? — выгнул бровь Эго. — К отцу Франса. — Зачем ещё? — Нужно, чтобы его кто-то защищал. Не знаю, получится ли убедить этого жадину хотя бы в долг… спасти задницу отпрыска. — Плохая идея, Колетт, — качнул головой Эго. — Его папочка — тот ещё фрукт. — Других вариантов нет. — Можно, я кое-что озвучу? Так — мысли разные… — Да. — Колетт всё равно напряглась. — Ты уверена в Байо? — Эго облокотился о столешницу. — Ты доверяешь ему как себе? Даже после того, что он сделал? Мне вот кажется, что… если он легко смог обворовать меня, ну ладно — я лох, наверное, то… обмануть полицаев у него также легко не выйдет. — В смысле? — Я думаю, что он убил того мужика. Убил и скрывает. — Зачем ему это? — Колетт дерзко посмотрела в глаза Эго. Пусть он знает, что она будет отстаивать свою позицию. До последнего. — Франсуа не был поехавшим психом, который помешался на деньгах. Это у него период такой… черная полоса… и я верю, что он не способен на убийство, Антуан. — Искренне надеюсь, что твоя вера для него что-то да значит. — Эго тяжело вздохнул. — С деньгами я помочь не могу, увы. Так что — решай сама. — Да, я поняла. — Колетт гоняла по тарелке оставшуюся макаронинку. — Мне бы только работу найти — тогда будет легче. Но пока не выходит. То — проблемы, то… вообще не берут. — Почему не берут? — оживился Эго. — И куда не берут? Может, не в те двери стучишься? — В Париже для меня все двери теперь закрыты. — Кто сказал? — Резюме отовсюду отсылают… Эго задумчиво посмотрел на неё — Колетт смутилась. — Мы тогда не поговорили о важном деле. Помнишь, я сказал, что мне позвонит один человек? — Ты не сказал тогда, что за человек. Волшебник в голубом вертолете что ли? — попыталась пошутить теперь Колетт. — Сомневаюсь, что мне полтонны эскимо поможет. Разве что — бизнес открывать. Торговать на улице. Летом. — Ты утрируешь, — заметил Эго. — А вообще, этот человек многих поваров вытащил на свет божий. — Я его знаю? — Ты слышала о кулинарном конкурсе «Bocuse d’Or»? — Слышала, конечно. Только — там этапов столько, как кругов Ада… естественный отбор покруче, чем у Рамзи. — Есть один способ, — уголки губ Эго приподнялись. — Если ты готова рискнуть, то… — Ты мне хочешь предложить поучаствовать там что ли? — Именно. — Антуан, стой… нет, — Колетт подошла к нему. — Я не смогу… это… непросто… там нужно… — Я же сказал — нужно рискнуть. — Подожди. — Колетт на самом деле не ожидала такого предложения. — То есть… ты… думаешь, что я пройду в отборочный хотя бы? — Я уверен… — Антуан, — перебила Колетт. — У меня нет блюд, которые можно выставлять на таких конкурсах. — Я уверен, что у тебя есть одно блюдо. — Эго осторожно провел пальцем по её губам, убирая остатки соуса. — Которое не только можно, но и нужно выставлять на таких конкурсах. — Ты про десерт? Эго кивнул. — Он же недоделан — ты сам сказал… — Сказал, — согласился Антуан. — Но тогда — это отличный повод, чтоб поработать над ним. — Но я даже не подавала заявку и вообще — там места распределяются в соответствии с категорией. У меня же только вторая… — Колетт, послушай, — Эго ласково улыбнулся, желая взбодрить и настроить. — Если жюри попробует то, что попробовал я, то уверяю тебя — им не будет важная твоя категория. — Там нужен первый взнос… — Не нужен. — Откуда ты… — Я лично знаю организатора. Если тебя представлю я, то первого взноса будет не нужно. Ты просто сразу окажешься в финале. И будешь бороться с другими претендентами за право работать в одном из лучших ресторанов Франции. — В финале? — выпучила глаза Колетт. — Антуан, ты… — Я хочу, чтобы ты поучаствовала, — сказал Эго почти по слогам. Выделяя каждое слово. Делая особенный акцент на последнем. — Я вижу в тебе то, чего ты пока сама в себе не видишь и не чувствуешь. Но оно есть. — А если не получится? — робко вставила Колетт. — Я тебя там… не опозорю, случайно? — Я уверен, что нет. Ведь если ты десерт доработаешь, то… — Доработаю? — усмехнулась Колетт. — У меня нет идей. То есть — они были, но потом… вся эта история… и вообще — не время сейчас для этого, Антуан! — Как раз время, — он заправил одну влажную прядь ей за ухо. — Итоги в эту субботу. Мы с тобой приглашены. — Мы с тобой? — Колетт едва выговорила это словосочетание. Оно показалось ей новым. Очень даже необычным. Тем более — она знала уровень конкурса. — В качестве… кого? — Для начала, ты — в качестве повара, прошедшего в финал, а я — в качестве гостя. А если говорить о заключении и фуршете, то мы с тобой — в качестве пары. Колетт залилась краской. — И всё-таки: это законно? — Что именно? — Эго щелкнул по кнопке, выключающей звук скипевшего чайника. — То, что мы придем вместе? — Да, мы вместе, но я… вроде как… участница… — Ну, я же за тебя готовить не буду, — усмехнулся Антуан. — И пробовать тоже. Будет судить жюри. — Если это жюри узнает, что мы… — Да, определённые трудности могут быть, но лишь с одним кандидатом. — С каким? — Насколько я знаю, председателем всегда ставят Адсорбт. Колетт поморщилась, только представив себе эту картину. — Она меня точно засудит. — Волков бояться — в лес не ходить, — Антуан всегда мог найти нужные слова. — Что скажешь? — Я ведь не могу отказаться? — Нет, — мотнул головой Эго. — Уже нет.