Звёзды над Парижем

В городе зима, улицы, дома. Снова будут ждать тепла. Хоть и рядом ты, но в снегу цветы, Нам с тобой любовь — лгала. Меряли минутами, верили кому-то мы, Верили — откружат метели Как в любовь мы падали, думали: «А надо ли?», Надо ли друг друга терять? (Love story)

Тикающие часы давили на голову. Каждый звук вообще казался адом. Словно она перепила, и сейчас испытывает острый похмельный синдром. Колетт старалась отвлечься, только — куда там? Все её мысли крутились возле одного человека — Эго. — Извини меня… за это… недоразумение… Колетт хотелось бы сказать, что «всё нормально», но это было бы самой большой ложью. Ни черта не было нормально. И вообще — неясно, будет ли. Эго со стуком вошел в комнату, где Тату отходила от того, что вынуждена была лицезреть. Ей хотелось бы спросить, ушел ли Сорель, но она поняла — раз Эго здесь, значит, ушел. Ибо он не стал бы оставлять столь важного «гостя» в одиночестве. — …черт знает что — как он вообще здесь оказался?! Розенкранца я точно уволю — никакого соображения нет, — закончил мысль Эго. — Тоже мне… дворецкий… да сонная муха и то пошустрее! — Он не виноват, Антуан, — глухо сказала Колетт. — У Сореля были ключи. — Ключи? — Эго будто не знал — удивился весьма натурально. Колетт глянула на него, чуть повернув голову. Тот нахмурился и вздохнул. — Я не мог и представить, что он сделает дубликат… когда мы… расходились, то… в общем, прости меня… Колетт прикрыла глаза — у неё было чувство, что он не перед ней извиняется, а сам для себя лазейку ищет. И вообще — чувство недоговорённости посвило между ними как топор. Тяжелый топор палача. Становилось всё хуже — Колетт не знала, как теперь начать разговор. А ведь Розенкранц советовал ей просто сказать правду. Но что она скажет? Что она с ума может сойти от одной только мысли, что Эго вернется к прошлым однополым отношениям? — Сорель… он… перебрал… я его в таком состоянии вижу, в лучшем случае, второй-третий раз за очень длительный промежуток времени. Так что — если он тебе что-то наплел, то… не обращай внимания. Колетт усмехнулась, закатывая глаза. — Куда важнее, что он тебе наплел, — сказала она, внутреннее ругая себя — ну, кто её за язык вечно тянет. Можно сделать только хуже. — Так, Антуан? — Ты о чем? — Эго сделал ещё один большой шаг и оказался рядом с кроватью, на которой сидела Колетт, отвернувшись, поджав под себя ноги. — Всё, что он нёс — пьяный бред. Не больше. Колетт поняла, что больше так продолжаться не может. — Антуан, я про вас знаю… Эго моментально застыл. Колетт даже спиной чувствовала, как его будто током шибануло. Его тяжелый взгляд уже мог бы прожечь дыру в ней. Плечи напряглись, и он сам стал похожим на тугую струну. Только тронь — и порвешь. Колетт не стала считать на этот раз, сколько прошло времени, прежде чем Антуан отмер. И пошевелился. — Что именно ты… знаешь? — с трудом выдавил Эго. — Я знаю, что Сорель — твой любовник. Что вы жили вместе. Что у вас были… серьезные отношения… что три года назад от него забеременела какая-то из девчонок, потом… вы расстались, — коротко, но всё же — смогла пересказать Колетт. — И да: я видела его ещё раньше, чем ты об этом узнал… он здесь, наверное, уже больше недели — мы встретились на стадионе, когда я свалилась… он мне помог… представился… я тогда ещё ничего не знала, но мы… с Франсом… случайно… разговорились и он… в общем, черт возьми… как это всё… выматывает… я пыталась не думать, но… не выходит… — Вот, откуда ноги растут, — хмыкнул Эго, тоже садясь на кровать, и почти соприкасаясь своей спиной со спиной Колетт. — От Байо. Знаешь, я всё чаще ловлю себя на мысли, что хочу его убить. Хоть я и не люблю любую физическую силу и тем более — оружие… но его бы… я… запытал… до смерти… и кайфанул бы… после. — За что ты его так ненавидишь? — переключилась на защиту друга Колетт, хоть и понимала — она снова уходит от важного разговора. — За то, что он… украл у тебя деньги? Антуан… дело ведь не в этом, правда? Или ты возненавидел его за то, что… сам втянул в эту… вашу… историю, когда понял, что нужно отпускать Сореля? Эго дернулся. — Он же давал мне слово, что будет… молчать. Колетт пожала плечами. — Всё вышло случайно — я же говорю. Я рассказала о слежке, а Франс вдруг переспросил имя того, что кто помог мне, но… если бы… не Сорель, то… наверное, меня бы ещё тогда похитили. — Что? — Антуан чуть переместился и обернулся, стараясь посмотреть Колетт в глаза. — Можешь ещё раз? — Говорю, что твой Сорель вынырнул как из-под земли. Меня занесло на мотоцикле, когда я увидела человека, который за мной следил. На трибунах. Потом — провал. И, если бы не Сорель, который спугнул людей Де-троя, то… меня бы могли… принять тёпленькой… я без сознания — место безлюдное — увози, куда хочешь… — Так ему надо было «спасибо» сказать, выходит? — рассеянно проронил Эго, снимая очки и вертя их в руке. Колетт разозлилась. Хотела сказать одно, а вышло — другое. Черт побери. Какая она дура. Просто. Полная. Идиотка. Сама себя топит. — Ну-у-у, ты вполне мог это сделать. Пока вы были… наедине. Эго лишь фыркнул. — Что у вас с ним был за разговор? Он жаловался, мол, ты на него наскочила так, словно… — Он ещё и жаловаться умеет? — Колетт, послушай… я… не в восторге от всей этой ситуации, но… — Что, защищать его будешь?! — Колетт вскочила. Опять двадцать пять — они начинают одну и ту же пластинку. Она начинает. Еб всех мать — зачем?! Пора успокоиться. И просто поговорить — Колетт понимала всё, но эмоции диктовали свою волю. И она не могла им противиться. — Нет, не буду. Но скажу — в следующий раз взвешивай свои слова. Он с цепи едва не сорвался — сказал мне, что ты огорошила его новостью, что мы с тобой едва ли не женимся завтра… Колетт вдруг, страсть как, захотелось сделать также, как и Сорель — встряхнуть Эго и прижать его к стене. Или — повалить на кровать. Облапать всего, и пусть бы он попробовал хоть слово пикнуть против. Почему же с Сорелем такой трюк срабатывает, а у неё, — что, пороху не хватит? — А ты так радеешь за его оскорбленные мною светлые чувства, не так ли? — Колетт смотрела на Эго в упор. — Пожалел бедняжку, который тебя же и предал! Жалей и дальше! — Ты соображаешь, что несёшь? — А ты?! — она яростно сверкнула глазами. Эго вздохнул — вздох получился тяжёлым. — Колетт, ну вот как с тобой разговаривать… если ты… — Что я? — она уже перешла черту. — Ну давай — скажи, «что я»? — Невыносима! — Эго тоже повысил голос. — А меня всякие там Сорели у тебя на виду не… — Ты могла быть умнее! — рявкнул Эго. — Говорят, что бабы мудрее нас, мужиков, только на нашем же опыте скажу — ни черта! Ты лезешь на рожон только так, а потом — все виноваты! И я в первую очередь! Но только не ты! — А чего ты, такой правильный, не пожалел его бабу, с которой он развелся? А? — Колетт сама не заметила, как начала выбалтывать то, о чем, в принципе, по мнению Эго, не могла знать. — С ребенком, между прочим! Почему ты их не пожалел?! — Откуда ты знаешь… про развод? — до Эго наконец дошел смысл её предыдущей фразы. — Что вообще всё это значит?! — Я… всё… слышала и видела… — Колетт резко убавила градус эмоции и потупила взгляд. — Прости… — Что и требовалось доказать, — развёл руками Эго, тоже выпуская лишний пар. — Зачем ты это сделала? Колетт? Тату молчала. Её распирали чувства обиды и злости, о которых она не могла сказать. А если бы и сказала — очень боялась, что их Эго не понять. — Я же не просто так просил тебя выйти… а ты… — Да, конечно, не просто так… держу пари, если бы… меня не было, то вы бы… перепихнулись прямо там! Эго крепче сжал губы. Его лицо вытянулось, и в темно-синих глазах снова появились бешеные искры. Те самые, которые Колетт уже видела, когда они начали впервые выяснять отношения. — О чем мы вообще сейчас разговариваем, не подскажешь? — издевательски мягко спросил вдруг Эго. — Я что-то нить потерял. — О том, что ты… проявил максимум дружелюбия и заботы к человеку, который тебя предал! — Не тебе судить, кто и как меня предал… — Почему?! — Потому что — ты должна понимать это. Не лезь в мою жизнь… Колетт тут же подняла глаза на Эго. — … в мою прошлую жизнь, — добавил он уже куда более виноватым тоном, понимая, что только что сказал. — Я сам с ней разберусь. Можно? — А у тебя сил хватит? — Колетт, не начинай… — Сорель явно сильнее, — Тату стиснула кулаки — и зачем она снова о нем. Зачем. Только соль на рану. — То есть… — Если он сильнее меня, то тебя — и подавно, — Эго почти разочарованно качнул головой, поправляя сползшую на лоб челку. — Стоит ли вообще замахиваться на то, что нам не по зубам? Колетт захотелось что-нибудь разбить. Голыми руками кому-нибудь врезать. Сделать что-то, после чего её никто бы не посмел назвать «слабой». Особенно Эго. — Ты хочешь спустить всё на… тормозах… и просто… ждать? Ждать, пока Сорель тебя снова не окрутит? — Ты считаешь меня бесхребетным существом, которому всё равно с кем и как быть? — Эго отлично умел изображать оскорблённую невинность. — Сорель сегодня дал понять, что… всё… к этому и идет… — Тогда, я ещё раз тебе повторю: не лезь в мою жизнь… — То есть — мы сейчас вернулись к тому, с чего и начали четыре дня назад? — спросила, перебивая, Колетт. — Я для тебя… кто попало? Да? — Я, конечно, знал, что будет трудно, но не думал, что настолько. — Эго снова стянул очки и швырнул их на этот раз на кровать. — Я устал от этого. Веришь? — Думаешь, что я не устала? — Я не знаю — я лишь чувствую, что ещё немного… и не выдержу. Колетт стало больно. Также, как и тогда, когда она только узнала про Сореля. Эта боль давила на неё с той самой секунды. Её, эту боль, фактически можно было осязать — Колетт не сомневалась, что будь Эго чуть внимательнее, то он бы смог её различить. Но, скорее всего, сейчас и ему больно, и он, боясь показать это, прячется в панцирь. Надеясь, что она не будет докапываться. Но она будет. Ведь если оставить всё как есть — это провал. Их общий провал. Финиш. Конец. — То, что Сорель вернулся… это… как-то изменит наши отношения? — спросила, запинаясь чуть ли не через слово, Колетт. Она и боялась услышать положительный ответ, и уже знала — по-другому не может быть. Только не в таких делах. — Изменит твоё… отношение… ко мне? — Я не могу этого знать. — Эго медленно поднял глаза. — Правда. Я терпеть не могу загадывать на будущее. Мы порой не можем знать, что будет завтра, а не то что… через месяц или год. — Антуан, ты… понимаешь, что всё будет зависеть исключительно от тебя? — Почему только от меня? — он скривился. — А от тебя? — Я имею в виду… Сореля… и его… замашки «всё вернуть» — если ты не будешь возражать, то он поймет, что ты… сдался. И тогда… — Чего ты от меня сейчас хочешь? — Эго как-то обреченно вздохнул. — Я… от тебя… хочу? — не могла понять Колетт. — Да, чего ты от меня хочешь? — повторил Эго. — Все, ведь, друг от друга чего-то да хотят. Это закон природы. Мужчины от женщин, а женщины — от мужчин. — Антуан… ты не понял… совершенно ничего! — Колетт отчаянно смотрела на него. Ей даже захотелось его ударить. — Я от тебя ничего не хочу… я хочу для тебя… — Хорошо, хоть так. — Эго прошелся по комнате, но не подходил к Колетт. — И всё-таки — ты можешь внятно озвучить: что ты хочешь, чтоб я сделал? Послал Сореля на три буквы и… — Да, — Тату сразу кивнула. — И после этого ты будешь убеждать, что думаешь исключительно обо мне? — усмехнулся Эго. — Колетт? Было трудно признать, что доля эгоизма в её суждениях есть. Тату боролась с собой. Она знала — сказать, как есть, скорее всего, не получится всё равно: она не сможет сказать, что думает о себе. Но и о нем тоже. Да. Ещё как думает. Пусть и не в первую очередь, но… — Хочешь честно? — О, только об этом и мечтаю! — попробовал ехидствовать Эго. Но вся его злорадная ухмылка ушла, как только Колетт начала говорить. — Мне всего лишь нужно, чтобы ты определился: быть с ним или быть со мной. Потому что, поверь мне на слово, Антуан… Сорель будет лезть во всё, что с тобой связано… а я… не смогу так — нас не может быть трое. — Колетт сглотнула. — Ты согласен с этим? По лицу Антуана всегда было очень трудно считывать эмоции. Особенно, негативные. Они имели столь большой и широкий спектр, что точно распознать, когда он просто злится или злится и обижается сразу — было трудно. Но Колетт пыталась различить всё до мельчайших деталей. — Что бы ты стала делать на моем месте? — вдруг спросил Эго, выжидающе глядя на неё. — Я не знаю, — вот теперь Колетт почувствовала, что такое «предел честности». На не думала над ответом — она просто сказала. Что чувствует. Смятение. Полное. Выматывающее неизвестностью. Обжигающее горло каждым произнесенным словом. — Антуан… я… — Вот видишь — тогда почему ты меня заставляешь сейчас что-то решать и выбирать? — Я вовсе не хочу ставить тебя перед выбором, — качнула головой Тату. — Правда, я не хочу. — Тогда не делай этого, — сказал Эго, чуть светлея лицом. — Слышишь? — Антуан… — Колетт, это просто… Колетт внутренне усмехнулась: «Просто. Не. Делай. Этого». Угу. У него-то, может, всё и «просто». А у неё? Казалось, эти четыре слова и загоняли её в угол. День за днем. Сперва Розенкранц велел не трогать тему прошлого, потом — она сама убедилась, что ничем, кроме ссор, эти разговоры не заканчиваются, и вот теперь — Эго сам ей сказал «не лезть в его жизнь». Что дальше? — Я боюсь тебя потерять… И снова — предел. Для неё. Она никогда ещё не боялась отпустить от себя мужчину. Не боялась, что он не вернется к ней. Не боялась того, что он может увлечься кем-то ещё. А тут… — Кто тебе сказал, что ты меня потеряешь? — Эго уже без прежнего запала снова опустился на кровать. Он явно был смущен. — С чего бы? — Я так думаю, — выдавила Тату. — Ты ведь всё ещё… не можешь забыть Сореля? — Дело же не в Сореле. — Антуан, оказывается, смотрел ей не в глаза, а в душу. Колетт хотелось спрятаться от этого взгляда. — И не будь его, ты бы боялась меня потерять. Так? Знаешь… раньше я… не задумывался над этим… в смысле — в наших с тобой отношениях, не задумывался над тем, что, возможно, даю тебе… ложные… надежды… — Ложные? — Колетт вся вздрогнула. — Да, допустим, сейчас мы… вместе и нам хорошо, но… никто ведь не может знать, навсегда ли это. Правда? Колетт почувствовала, как почва уходит из-под ног. Неужели Эго намекает, что… её чувства к нему… почти невзаимны? И она очень скоро пойдет лесом? Пойдет куда подальше, едва ему надоест? — Колетт, я не могу гарантировать, что… мы будем вместе и через месяц, и через год, и через десять лет. Ты понимаешь? И я не хочу, чтоб ты… тешила себя каким-то призрачными надеждами. Жизнь показывает, что нужно жить только сегодняшним днем. Увы. — Но без… планов на будущее… отношения станут… никакими. — Тату с трудом подбирала слова. — Тогда, какой резон нам вообще оставаться вместе «сегодня»? Если «завтра», может, придет Сорель и ты останешься с ним? — Стоит только начать планировать и главное — верить в эти планы — всё рухнет. — С чего ты так уверен? Антуан, ты… — Я уже строил «планы на будущее», — скривился Эго. — Теперь — вспоминать больно. Теперь, едва я вспоминаю об этом — хочется надраться. И пропасть на неделю, минимум, для всех. Так что — мне будет куда удобнее без этого… Колетт поняла — вот чего стоил этот разговор. Теперь она знает, что такое «предельная честность в исполнении Антуана Эго». — …прости, что я говорю об этом лишь сейчас. — Мне уйти? — тихо, на грани слышимости. Колетт смотрела на Эго, понимая, что, если он сейчас ответит «да», ей можно будет смело идти и прыгать с моста. От безысходности. От собственной глупости. От чёртовой любви, которая вырывает всё с корнем, а потом на тебе живого места нет. Внутри как будто мясорубкой прошлись — вся душа вдребезги. — Нет, Колетт, — Антуан встал и наконец обошел кровать. — Тебе не надо уходить. — У тебя будет время… всё обдумать. — Колетт старалась говорить спокойно. Чтоб Эго не уловил её паники. — Ты сможешь… взвесить все «за» и «против». — У нас с тобой всё началось весьма внезапно, и я… просто пока не готов… к резким переменам… только и всего. — Эго говорил тоже очень тихо и быстро — будто боялся, что она, не дослушав, сбежит. — Но я уже абсолютно точно понял кое-что… — И что же? — Колетт всё же смогла поднять голову и посмотреть ему в глаза. — С тобой мне хорошо. Так, как не было уже очень давно… Колетт отвела глаза, потому что понимала — Эго трудно говорить. И вообще, оказывается, что говорить о чувствах с небезразличным человеком, и правда — это очень трудно. — И, знаешь, я… тоже побаиваюсь, что ты… можешь… уйти… к кому-нибудь… другому. Я ведь не ангел… — Да уж, до ангела тебе далеко, — за смешком Колетт хотела скрыть дикое волнение. — Ты, скорее, демон. Если судить об этом с точки зрения того, как ты иногда действуешь на меня, то… — И как же я на тебя действую? — Как змей-искуситель, — ответила, подумав, Колетт. — Надеюсь, что я тебя… не испорчу окончательно, — усмехнулся Эго. — Хоть ничего противозаконного и сам бы делать никогда не стал. — Я не хочу ссориться, — серьезно сказала Тату, когда расстояние между ними ещё сократилось. — Не хочу, чтоб ты волновался по этому поводу. Не хочу рушить то, что мы смогли… построить… — Я рад, что ты понимаешь. — Антуан, ты спрашивал меня, чего я хочу на самом деле? — Колетт опять посмотрела ему в глаза. — Я хочу быть с тобой. — Колетт, мы… вроде, обсудили это — я не могу ничего гарантировать… — Не надо гарантировать. Просто… если я для тебя… не кто попало, то… — Ты всё ещё считаешь себя «кем попало»? — удивился Эго. — Мне, наверное, стоило принести официальные извинения после того разговора. Ещё вчера. Колетт мотнула головой, мол, она не об этом. Но Эго был другого мнения. — Я совсем не хотел тебя так называть — сорвался. Не бери в голову. — Антуан чуть улыбнулся, и Колетт не смогла сдержать ответной улыбки. — Проехали? — Да, — она кивнула. — Извини, что я… лезу к тебе с такими… мозговыносящими… заморочками… — Ничего — тебе можно, ты же женщина. — Что? — Колетт скорчила рожицу. — Антуан… что это за дискриминация женщин как истеричек? А? Как будто мужики не могут выносить мозг! — Могут. Такие, как Сорель, черт бы его… — Не вспоминай, — Колетт качнула головой. — Не хочу думать о нем. — Я тоже не хочу… — Эго взял её руки в свои, притягивая ближе. — Тем более, что у нас есть, чем заняться и помимо всего этого. Помнишь? Колетт вздохнула. Легче, как убеждал Розенкранц, ей не стало. Но по крайней мере, они с Антуаном поговорили. Пусть и не до конца откровенно. Но — хотя бы начали двигаться в нужном направлении. Это уже немало. Она озвучила Эго, что думает, и он в ответ тоже высказал кое-какие мысли. Пообедать им не удалось — охранник просил сделать всё в темпе, ибо ему срочно нужно куда-то уехать. Вот тебе и «работа превыше всего». Или — не волк? Да, верно. Колетт решила, что обязательно скажет пару ласковых про него Франсу, как только тот будет на свободе… — Колетт? — Антуан замер за спиной, когда они резко остановились возле дверей в её квартиру. — Всё в порядке? — Да. — Тату поспешно сглотнула. — Просто… страшно… — Тогда я иду первым. — Эго решительно двинулся вперед, открывая неплотно закрытую дверь. — Антуан! Колетт шикнула, стараясь ухватить его за подол пальто — она боялась, что он может напороться на засаду. А охраны опять нет. И тогда — что им уже вдвоем делать? — Твою мать… Колетт сперва не поняла, к чему это Эго сказал. Но потом она увидела. Погром. Самый настоящий. — У тебя есть, что брать? — удивился Антуан. — Такое впечталение, что искали долго и упорно. Если даже… постельное белье перевернули… Колетт прошибло ледяным потом — она вспомнила о коробушке, что притащил в её дом Франсуа. И о том, что там лежало. — Не знаю… может, это… чтобы меня запугать… Опасения подтвердились — под кроватью не было и следа пребывания «сундучка со сказками». Колетт мысленно выматерилась и принялась складывать в небольшую сумку вещи первой необходимости. Она хорошо помнила, что скоро, через неделю, нагрянет хозяйка и тогда — не забалуешь. Придется вылизывать съемную квартиру до блеска. Теперь — точно придется. А пока — можно остаться у Эго. Если он, конечно, не выставит её в очередную их ссору. Почему-то Колетт была уверена, что всё также, как сегодня, заканчиваться не будет — они ещё повыносят друг дружке мозг. Ох, повыносят. А если Сорель опять нагрянет, то она и сама уйдет. — Документы на месте? — Эго обошел всю небольшую квартиру и проверил, не отрыт ли газ и не перерезаны ли какие провода. — В компьютере ничего важного не хранишь? — Паспорт и прочее на месте… в компе… вроде, ничего важного… кроме… фотографий нет, — ответила Колетт, застегивая очередной кармашек сумки. — А что? — Телефоны и адреса близких на виду были? — Ну… как бы… адрес родителей… у меня в голове… а телефоны… — Смотри — если они настроились решительно, то может… есть смысл предупредить родню, — серьезную и дельную мысль озвучил Эго. Колетт поняла, что она должна была сама додуматься. — Позвони сегодня вечером. И скажи, чтоб не поддавались на провокации. — Да, ты прав. Спасибо, — кивнула она. Эго ответил «не за что» и внимательно рассмотрел большую фотографию в треснувшей рамке, что висела криво. Судя по всему, и за неё заглядывали. Колетт тоже примостилась рядом и увидела на фото себя и Лингвини в обнимку возле «Гюсто». Стало отчего-то стыдно. И почему она не сняла сразу её после расставания? — Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил Эго, поворачивая голову к ней. — Что? А ты о чем думаешь? — Колетт удивилась, ведь она думала лишь о том, какого чёрта эта фотография всё ещё занимает центральное место в её квартире. — Антуан? — Ты сказала, что у тебя нет идей относительно десерта. — Эго снова перевел взгляд на фото. На длинный колпак Лингвини. — Я знаю, у кого они есть. — Стой-ка… ты хочешь, обратиться к… — К Микро-шефу, — кивнул Эго. — Да. — Антуан… он же… сейчас… в таком положении… да и… захочет ли он мне помочь? — Ну, может, придется его поуговаривать, позаманивать… но других вариантов сейчас нет — ты же хочешь, чтоб участие в конкурсе стало максимально эффективным? — А если откажется? — Колетт вспомнила, как они терпеть друг друга не могли. Долгое время Колетт бесила одна только мысль о крысеныше. Наверное, как и его её вид. — Что тогда? — Вот, когда откажет, тогда и будем думать дальше. — А если у меня не получится также как у него? — А вам и не надо друг за другом повторять, — сказал Эго, качнув головой. — Это тебе не Огюст Гюсто, Колетт. Ты слишком зациклена на том, чтобы копировать чье-то. Перестань. У тебя вполне может получаться своё. Да? Колетт задумалась, смотря в пол. — Мы идем к нему на консультацию, а не ради того, чтоб он за тебя готовил. Понимаешь? — Эго заставил её посмотреть на себя, аккуратно взяв за подбородок. — Ты и сама справишься. Я в тебя верю. — Это дорогого стоит… — Колетт улыбнулась. — Ты всё собрала? — Кажется, что всё. — Колетт огляделась. Она уже переоделась и кое-как в погроме нашла ключи. — Только… что мне с мотоциклом делать теперь? — Ох, уж этот твой… мотоцикл. — Эго выглянул в окно, затем задергивая шторы. — Оставить его не хочешь? — Нет. Надо тогда… прикрыть и вообще — замерзнет всё… — Куда ты обычно его на зиму загоняешь? — У Франса пару раз оставляла… а так — я катаюсь и зимой… просто… — Сейчас тебе нельзя. — Почему? — Потому что… могли чего-нибудь нахимичить там. — Кто? — не поняла Колетт. — Де-Трой? Зачем? — Догадайся. — Нет, я не… думаю, что они бы стали мотоцикл трогать… — Колетт, нет. — Антуан твердой рукой остановил её, когда она, отряхнув «Ямаху» от снега, принялась залезать верхом. — Нет, я сказал. Не думай даже. — Ну, один кружочек… — Тебе жить надело?! — возмутился Эго. — Это же техника. Здесь достаточно скрутить пару гаек и всё… — Если он здесь останется без присмотра, то точно кто-нибудь чего-нибудь скрутит! — Я тебе всё равно не позволю рисковать, — Эго перехватил её сумку поудобнее и, взяв Тату за локоть, принялся стаскивать с мотоцикла. — Слезай. Живо. — Ну, может, я хотя бы… соседям скажу? — Нет времени, — Эго глянул на часы. — Нам ещё через весь город в адвокатуру. И потом — почти обратно, до Лингвини. Когда они с Антуаном сели в такси, Колетт всё время оглядывалась, будто там остался не мотоцикл, а человек. Близкий ей. На самом деле, Тату волновалась за «Ямаху» уже давно. В последнее время это было единственным, что она могла себе позволить. И даже если бы у неё совсем не оставалось средств к существованию, продавать мотоцикл, который провел с ней столько времени, она не стала бы. Хоть пару раз такие мысли и приходили ей в голову.