Звёзды над Парижем

Пристегни ремни — нам пора взлетать, Знаешь, это так легко — что-то снова отпускать. Будто другой город всё решал, все мои проблемы, Знаю, что всё это не так. Я так хотел к тебе назад, но так боялся высоты, Как же я долго-долго ждал, как же я много-много пил… Побереги свои глаза — и не смотри на мой полет, Видишь, я вольным-вольным стал — Благодарю тебя за всё… (Л. Свик)

Двери одного из лучших модельных агентств «Elite» распахнулись, впуская Антуана в трехэтажное овальное здание с кучей окон. Оно напоминало, скорее, гигантский аквариум, чем серьезное заведение, так как на каждом шагу, даже если пройтись только по первому этажу, можно было увидеть несколько рыбоподобных инсталляций и аквариумных декоративных украшений. Как оказалось, это оттого, что здесь некогда работал известный модельер, устроивший первый в мире показ мод под водой. Да, это выглядело, должно быть, страшно и комично, да и до боли неестественно, но модели на самом деле ходили по дну специально-сконструированного бассейна с кислородными баллонами за плечами и пытались оставаться грациозными и «продать» надетый на них товар. Ажиотаж после того показа и сделал это агентство одними из самых креативных. Обстановка показалась Эго слишком вычурной и яркой. Что тут же натолкнуло его на мысли, что ему не место здесь. Однако договорённости он нарушить не мог. — Добрый день. Я могу вам помочь? — женщина за стойкой администратора отложила очередной модный журнальчик и весьма придирчиво осмотрела Эго с головы до пят. — Мсье? — Добрый. Я думаю, что сможете, — сказал Антуан, едва сдерживаясь от смеха. Эта женщина больше походила на манекен, чем на живого человека. Размалёванная так, что дальше ехать некуда, с невообразимой прической, она вызывала лишь отторжение. — Мне нужен Жан Фабио Сорель. Она сложила губы трубочкой, всё ещё смотря на него из-под приклеенных ресниц. — Фотограф, — Эго подумал, что это важное уточнение в данном случае. Ведь в этом здании работало множество других специалистов — модельеров, хореографов, даже актеров. — Вы по записи? — лицо администраторши приобрело чуть более осмысленный вид. — Мсье? — Нет, но… — Где ваше портфолио? — она встала в полный рост. И оказалась ещё выше его. То ли шпильки, то ли — природа наградила. Но она была похожа на клоунессу на ходулях. — Я передам мсье Сорелю. — Я не модель, — до Эго только сейчас дошло, что нужно было озвучить это в самом начале диалога. — Заметно… И снова женщина сделала слишком уж глупый вид. — …что не модель… Эго не нашел ни одного подходящего слова в ответ. Он не понимал, как реагировать. С одной стороны — она сама не походила на серьезного человека с должным образованием, который должен помнить одну золотую истину: «Клиент всегда прав», а с другой — он вдруг понял, что она сказала ему правду — ну какая из него модель? И он не отрицал, что приходить сюда уже было немного странным. Эго мог бы позлиться и даже нагрубить ей, но понял, что это не даст ровным счетом ничего, а его хорошему другу ещё работать здесь. — Жан, пупсик. — Антуан краем глаза заметил, как регистраторша сняла трубку и, кисло улыбаясь, сообщила Сорелю о его приходе. — К тебе тут… некая немодель… Эго лишь покачал головой и принялся рассматривать фотографии, висящие на стене в громоздких рамках. Среди неизвестных личностей можно было найти и знаменитых, таких как: Камилль Роу, Карла Бруни, Луи Гарелль, Паскаль Элбе и многих других. Последний, к слову, был истинным французом, самым старшим в ряду. Ему исполнилось сорок восемь лет, и многие агентства уже списали его за ненадобностью. Дескать — что он мог им предложить? Но здесь, как знал Антуан, многие «состарившиеся модели» пользовались спросом потому, что не отказывались работать в самых экстремальных ситуациях и за не самую высокую плату. Так или иначе, но свою славу они вполне могли ещё выжать из ностальгирующих фанатов. — А вот и ты! — Сорель появился в конце коридора, раскидывая руки в стороны. — Антуан! Я думал, что не придешь! — Ты его знаешь? — администраторша кивнула на Антуана, который сдержанно пожал Жану руку. — Разве? А чего не предупредил? — Да, прости, из башки вылетело… Спасибо, — откланялся с ней Сорель, усмехаясь, едва поворачиваясь к Эго. — Мы пройдём ко мне. На чай-кофе, верно? Антуан кивнул. Хотя и чувствовал себя болваном. — У тебя совсем с клиентами глухо? — издевательские нотки Антуан уловил в её голосе сразу. Но Сорель держался с достоинством. Он только взлохматил и без того находящиеся в художественном беспорядке черные волосы, и сказал, что «всему своё время». — Ну-ну. Надейся. Уже направляясь вслед за Сорелем, Антуан увидел на стойке, тянущейся вдоль почти всего коридора, стопку свежих газет. Он ждал выхода своей недавней статьи, которую написал в честь назначения нового шеф-повара в ресторан «Шато-де-Франс». Эго потянулся к газете, но его остановил оклик: — Пресса только для моделей! — А они умеют читать? — Эго решил, что второй раунд этой наглой особе не выиграть — он оставит последнее слово за собой. И, прихватив газету, и явно довольный, открыл её, ища глазами статью. — Я и не знал. — Хорошо ты её сделал! — Сорель дружески похлопал Антуана ладонью по спине, пропуская в свою мастерскую. Это был самый маленький кабинет из всех, что были в этом здании. Самый темный и самый бедный на декорации, реквизит и прочие прибамбасы так нужные модной индустрии. Однако и за этот островок он вываливал немаленькие деньги ежемесячно. Чтобы существовать здесь, Сорелю нужно было вертеться как белке в колесе. Днем и ночью. Вместо шикарных помещений для съемок и декораций у него были лишь подручные средства. Он вынужден был делать всю обработку исключительно на компьютере. Вместо стилистов, майкаперов — были лишь его собственные навыки. В стрижке-укладке и модельерстве. Далеко не всех устраивало это. И в основном к нему шли те, у кого не было средств на шикарных фотографов. Но благодаря большому потоку и у него был шанс «загрести» себе клиента. Ведь продуктивно работать с именно людьми, а не с капризными моделями, никому так, как Жану Сорелю, не удавалось. — Как там дела, Антуан? Чего пишут? — Ничего нового — опять половину статьи вырезали. — Эго смял газету и швырнул её в мусор. — Черт побери! Даже меня не спрашивают! Теряют и вымарывают мои мысли, а потом — оказывается, что это я… идиот?! — Как я тебя понимаю… Если бы Эго задумался, что общего у них с Сорелем, то непременно бы сказал, что они оба вынуждены постоянно кому-то и что-то доказывать. Рваться наружу из опутавших их стереотипов и рамок, в которые их загоняют другие. Те, что просто не знают изнанки их работы. Дела у них обоих шли неважно, и когда несколько лет назад на одной из благотворительных вечеринок, где Сорель был приглашённым фотографом, и затем подошел к нему, и первый заговорил, — Эго совершенно не возражал. С того момента Жан Сорель загорелся идеей поработать с таким «мощным», как он сам говорил, материалом. Антуан всегда отказывался, считая, что попсовая реклама не сможет дать того эффекта, который ему нужен. Но позже, когда его статьи уходили в массы уж совсем плохо, он понял — нужно барахтаться и пробовать что-то ещё. Даже рекламу. Но любая успешная реклама начинается с саморекламы. До тех пор, пока люди не будут знать, «кто ты и что ты», на тебя никто и не взглянет. Ни один уважающий себя предприниматель не позволит человеку с улицы пиарить свои товары. — Наверное, время пришло, — сказал Эго, очнувшись от мыслей. — Наверное. — Почему это «наверное»? — Жаль, что нельзя знать наверняка. — Стой, — замер Сорель, так и не сняв свой приталенный синий пиджак. — То есть — ты пытаешься мне сказать… что готов к фотосессии? — Ну, мне кажется, что фотосессия — это громкое заявление… но ты, вроде, давно мечтал… поработать со мной — так что — считай… добился своего. — Я добьюсь своего, если тебя заметят благодаря моим фото, — поправил Сорель, широко улыбаясь. — Точно не передумаешь посреди дороги? — Кем я буду, если передумаю посреди дороги? — Антуан качнул головой. — Пришло время рискнуть. Всё или ничего. Да. — Вот! — подхватил Сорель, едва ли не бабочкой порхая. — Пошли со мной! — Куда ещё? — Тебя нужно привести в порядок! — Я в порядке, — Антуан шел следом, и уже предугадывал действия Сореля. Сейчас его приведут в салон, где начнут стричь-брить-красить-одевать. Конечно — в моде без этого никуда. Создание образа. Вот, что играет одну из ключевых ролей в итоге. — Да, ты в относительном порядке — я не спорю, но… для высокой моды… Антуан… это не совсем то. Понимаешь? — обернулся Сорель, стуча в дверь с надписью: «Стилист». — Нужно вдохнуть в тебя ещё одну, другую жизнь. А мастер по этому делу у нас… Как только дверь открылась, стало ясно, что на сегодня вся работа завершена. И «стилистическая» в том числе — Антуан сразу уловил звуки, дающие понять, что всем посторонним следует покинуть помещение. Однако Сорель был так бесцеремонен или просто увлечен, что зашел, и лишь дойдя до почти-ложа-любви, обмер — стилист, лежа в позе эмбриона, принимал, видимо, «благодарность» от очередного богатенького клиента, пыхтя так, что пар готов был пойти из ушей. — Оу, ребята… вы бы запирались хоть! — Антуан уже выскочил за дверь, а Сорель всё ещё не желал уходить. — Я не буду мешать… только возьму тут парочку гелей… ок? — Да ты… хоть… знаешь… сколько это стоит?! — проорал ему вслед стилист. — Сорель! Я убью тебя! Верни лак на родину! — Всегда жадничает, — Сорель с самым непринужденным видом, закрыл двери, перехватывая из руки в руку различные баллончики и коробочки. — Ладно, я сам тебя уложу. Антуан задохнулся и даже закашлялся от того, насколько двусмысленно это прозвучало. — Я имел в виду волосы. — Сорель всегда умел выглядеть наивным и невинным. Но поворачиваться к нему спиной Антуан не намеревался — с такими людьми надо быть начеку. — А ты что подумал? — Неважно, — сказал сразу Эго, выставляя руку вперед, и давая таким образом понять, что Сорель переходит его личную зону комфорта. И ему это не нравится. — Забудь. — Ладно-ладно, извини, если что. Антуан снял с себя темно-синюю куртку из плотной ткани, с классическим разрезом сзади и симпатичными пуговками на манжетах, больше напоминающую полупальто, — и повесил её на крючок рядом с маленьким, наверное, даже детским зонтиком, который, как он надеялся, не носит Сорель. Хотя — ему-то можно. Фотографы они такие — их обязательно должно что-то выделять. Во внешности. Такова модная индустрия — нужно уметь себя подать. И на фотографиях, конечно же, показать свой стиль. Авторский. — Милая водолазочка. — Сорель моментально заметил, что на нем надето. Антуан смутился — он не особенно готовился к выходу сегодня и выудил из шкафа лишь старую сероватую водолазку с воротом. — Но для фото я тебе рубашку свою дам, ты не против? — Нет, не против… — Спокойно, Антуан — всё в норме, — Сорель успокаивающе заулыбался. — Тебе вполне идет классический стиль. Хоть внешность у тебя не совсем классическая. Это и хорошо! И я менять ничего кардинально не стану. Разве что — добавлю остринки. Эго пришлось отбросить последние сомнения. Ведь они губительны для решительных действий. Стоит начать думать и анализировать — всё, можно сказать, что дело не пойдет. Это был принципиальный вопрос доверия, и Антуану, впрочем, ничего другого не оставалось, как вверить себя в руки Жана Сореля. И хоть тот не был стилистом мировых звезд, но что-то да понимать должен. — Я мыл голову сегодня, — сказал Эго, снова смущаясь, когда Сорель открыл воду и пригласил его к раковине в себя в закутке. — Вообще-то. — Мы вымоем с кондиционерным средством. — Сорель растер по ладоням гелеобразную массу. — Я хочу приподнять тебе макушку и челку сформировать, показать её, то есть — сделать укладку аля-Пресли. — Ты шутишь? — открыл рот Эго, снимая очки. — Пресли? Хочешь, чтоб я был похожим на попугая?! — Нет, ты не будешь похожим на попугая. — Сорель наклонил голову Эго, принимаясь втирать в корни волос средство. — Я легонько. Полу-кок. Не такой, как у Элвиса, чтоб торчком прям стоял. Сделаем мягче. Плавнее. Подзавьем. — Ты уверен, что это — хорошая идея? — Антуан после водной процедуры обмотал голову полотенцем. — Мне кажется, что… — Стиль «рокабилли» популярен даже сейчас. Не волнуйся. — Сдаётся мне, что я к этому стилю никакого отношения не имею… — Ну, есть ещё вариант… у тебя же лицо вытянутой формы… большие уши… тебе точно пойдет… полу-ирокез в стиле Мэнсона. — Чего?! — Эго не мог поверить в то, что слышал. — А Мэнсон тут причем?! Этот фрик… — Фрик-то фриком, но он знает свои сильные стороны в визуальном образе. И стрижки у него всегда удачные. Ну, может, за редким исключением. — Сорель достал мобильный, вытерев руки, и поискал в Интернете фотографию с певцом. — Видишь — у него, правда, сбриты наголо виски… у тебя можно укладкой с гелем сильной фиксации добиться почти такого же эффекта. А потом — мы плавно приподнимаем макушку, как я и говорил… зачесываем длинные пряди назад, совмещаем их с челкой, фиксируем это дело валиком, затем формируем округлый ирокез, залачиваем, и вуаля! Лоб остается максимально открытым, конечно, но тебе, вроде, комфортно, так что… Антуан скептически хмыкнул. Он плохо себя представлял с такой прической. — Можно ещё хулиганистую прядь с чёлки максимально выпрямить и оставить — спустить на лицо. Или — сделать, чтоб торчала. Как пика. Видишь, как тут? — Сорель снова показал фото. — Как тебе? — А укладку под Пресли можно глянуть? — Элвис — это классика, а Мэнсон — это современность и вызов. Решайся на что-нибудь. — Почему нельзя оставить как есть? — Антуан, в твоём блестящем «зачесе», как у мафиози из Сицилии, есть свои плюсы, но… сейчас нам нужно чтобы ты выглядел броско. Настолько, насколько это вообще возможно. Понимаешь? Тебя должны заметить. Увидеть. Тебя, а не декорации. Добиться этого на фото можно лишь с помощью трёх вещей: взгляд, прическа, одежда. — Ты так уверен в положительном результате? — Может, не с первой попытки, но… я уверен. Да, — кивнул Сорель. — Так, что ты выбрал? Первый или второй вариант? — Первый, — вздохнув, сказал Эго. — Пресли так Пресли. Только, чтоб я не был похож на какаду нахохлившегося. Понял? Плавно. — И нежно. Я понял, Антуан, — усмехнулся Сорель, предлагая гостю сесть. — Можем создать эффект мокрых волос — будет ещё плавнее. Что скажешь? — Да, давай так. Во время укладки выяснилось, что Сорель крайне доволен работой парикмахера, к которому Эго ходил уже несколько лет, не желая изменять привычкам. И с каждым разом тот стриг своего требовательного клиента всё лучше. — Можешь передать мастеру респект за то, что оставил тебе в этот раз чуть длиннее, будто знал, что на фотосессию пригодятся волосы. — Антуан только хмыкнул, разглядывая почти завершённую работу в зеркало. Выглядело непривычно, но весьма неплохо. — И вообще, почему ты не делаешь укладки, с твоими-то волосами — проще простого! Я сперва думал, что они у тебя ломкими будут — нет, густые. Гуще, чем у меня… Антуан, черт возьми! Почему ты не показываешь своих достоинств, а прячешь их! — Я не прячу. — Эго поднял глаза на Сореля. Хоть и было это непросто. — Может, дело в том, что я… не считаю нужным это кому-нибудь демонстрировать? — Ну сегодня-то тебе, хочешь-не хочешь, а придется выйти из привычного сдержанного образа. — Сорель сполоснул руки после геля. — И я хочу тебя попросить надеть линзы. Если не сложно. Так будет эстетичнее и мне проще. — Хорошо, — кивнул Эго. — Давно я их не носил, конечно… — Я тебе глаза подведу потом чуть. — А это ещё зачем? — Антуан! — Нет, ты точно хочешь сделать из меня… не меня, — заворчал Антуан, видя, как Сорель достает из специального ящика новую пару линз. — Лучше универсальные. От них нет раздражения. — Хочешь, кошачьи зрачки будут? — Нет. — Может, косые, с разрезом в виде молнии? — Так, мы что на Хэллоуин идем? — Это я так шучу, Антуан. Расслабься. Эго хотелось бы сказать, что такой юмор не для него, но он промолчал. — Я тут прикинул… у меня рубашка черная, почти обтягивающая… не мрачно ли будет? Но у тебя кожа прозрачная можно сказать — ты всегда такой аристократически-бледный? — Всегда. — Тогда, думаю, что контраста добьемся. Но освежить чем-то нужно… — И чем же? — О вот, мой шарф… сделаем тебе красивый шейный узелок… — О боже, — Антуан заметил фиолетовый шарф, висящий на спинке стула. Шарф выглядел относительно стильно, но он никогда не носил такую яркую цветовую гамму. — Я надеюсь, что он не женский? — Он унисекс. — Прекрасно… — Так, чего тебе не нравится? — Сорель заглянул Эго в лицо. — Тебе пойдет. С темной курткой и с рубашкой. Антуан посмотрел так, что казалось любой бы догадался, что именно ему не нравится. Однако Сорель не обращал внимания. И достал тушь. — Может, не надо? — Надо. Смотри вверх. Я пару штришков. Она не аллергенная. Салонная. Почти как у актеров. И водостойкая, если что. — То есть — плакать смело можно? — А ты собрался плакать? — Не знаю — как получится, — скривился Эго. — Может, гляну на себя в зеркало и… — Она тебе понадобится для другого. Не волнуйся. Я всё уже придумал. Если повезет, то… сегодня мы с тобой посетим один из лучших винных ресторанов. Эго внимательно посмотрел на Сореля. — Правильно, отрабатывай пронизывающий взгляд, — усмехнулся Жан. — Там халтуры не примут. Им нужна заходящая реклама. Как же иначе спаивать народ? — Ты уже договорился? — Да, почти. Осталось согласовать с пиар-директором. — И куда мы? — Джеробоам, детка! Антуан, конечно, знал неплохой винный бар на Сант-Себасьтян. Но вот перспектива дегустировать вино и потом — рекламировать его, слегка припугнула. И хоть кулинарным гурманам, да и не только им, вполне по силам было определить самые известные вина, но вот критиковать их или же — хвалить, — дело не из легких. — О, а вот и клиент! — Жан отвлекся от созерцания фотографии, висящей на стене, где был изображен натюрморт с пустыми винными бокалами, отвечая на звонок. — Да? Алло? Антуан повернулся к Сорелю и рассматривал его лицо, которое менялось по нескольку раз за минуту. В зависимости от того, что ему говорили в трубку, он то расцветал, то грустил. Ему бы в пантомиму — отлично бы сработал. — Да, я могу, — кивал Сорель. — Почему бы и нет? Могу, конечно. Да, модель у меня тоже есть. Эго вдруг дернулся — модель?! Это он про кого? — Справится, — продолжал заливать Сорель. — Да, мсье. О, что вы — он прекрасный эксперт! Кулинарный критик! Да, конечно… Антуану захотелось дать Сорелю затрещину. — Мы подъедем, конечно. Через два часа. Я понял. Кого спросить? — Ты меня вообще спросил?! — Антуан встал в полный рост. — Уже назначил встречу! — Фотосессию с элементами дегустации, — не без гордости заявил Сорель. — Тем более! — Антуан, а ты думал, что известность и узнаваемость сами к тебе в руки приплывут? Нет, мой хороший, — над будет попотеть и поработать! И раз, и другой, и третий! — Кем — манекеном?! — Хоть и манекеном — выбирать сейчас, напомню, не из чего! — Я не буду! — Антуан сложил руки на груди. — Что значит — не буду? — Сорель нахмурился. — Ты же мне сказал, что не свернешь на полпути. — Какого черта ты меня назвал моделью?! — Это распространенный профессиональный термин! Мой дорогой! Кем тебя надо было назвать? Дяденькой с улицы? А? — Я никогда не позировал перед камерой. Сорель. Ты слышишь? Черт возьми, — проговорил Антуан, сжимая челюсти. — А если меня столбняк хватит пока ты там щелкаешь? А если я… буду выглядеть как идиот?! — Ну значит, и мне не видать контракта. — Контракта? — Да, если всё пойдет удачно, то шеф пригласит меня на работу. Буду делать обзоры дегустаций. И снимать фотосессии со знаменитостями. Ага. — Репутация у них, вроде, приемлемая, но почему тогда они до сих пор не заявили о себе? Почему приглашают тебя, никому неизвестного мальчика? — Антуан во всем начал искать подвох. — Я вообще-то снимал их шефа на кулинарном фестивале, — сказал Сорель, обижаясь. — Да, это был я. Его устроила эта работа. Они долго присматривались — я оказался идеальной кандидатурой. Потому, что не завышал планку. В плане оплаты. Это много значит, Антуан. Эго вспомнил фотографии, которые появлялись в передовых кулинарных журналах, и вспомнил, как он бегло из пролистывал, не считая это интересным и полезным делом. И те самые фото с фестиваля там были. Да, у Сореля, определенно, был свой стиль съемки. И он не желал променивать его на баснословные гонорары. Он не прикрывал какие-либо изъяны тоннами декораций или штукатурки. Его фотографии и возымели успех благодаря почти-натуралистическому подходу. Он чаще других снимал в необычных ракурсах и совсем не боялся рисковать — получалось, в большинстве своём, неординарно и ярко. А если верить Сорелю, — это то, чего так не хватает современному обществу. — Черт, у меня руки так и тянутся к глазам… я выгляжу как… девица после неудачного уик-энда! — Антуан рассматривал своё отражение в зеркале. И «непривычности» во внешности становилось всё больше. — Может, смыть тушь? — Оставь всё как есть, Антуан. Ты отлично выглядишь. — Это комплимент? — ернически заметил Эго. — Вот спасибо! — Я тебе кое-что скажу, — начал Сорель. — Девяносто процентов моделей-мужчин женственны. Так или иначе — никуда не денешься. Без этого моде нельзя существовать. Женщины расположены к ней природой, а мужчинам остаётся только… — Только размалевываться. Я понял, — кивнул Эго. — Не только. Высокая мода совмещает в себе и женское, и мужское начало. В разных пропорциях, но суть ты понял, — заметил Сорель. — Вот тебе ликбез. Есть три типа моделей-мужчин. — Всего три? — Классификация может быть разной, но опять же — суть одна и та же, — подчеркнул Сорель. — Итак, первый тип — это сладкие мальчики. У которых имеются смазливое личико и отменная фигура, чтобы либо демонстрировать упругую задницу в новых труселях либо — торговать фейсом с чисто женской красотой. Эго усмехнулся. — Второй тип — это состоявшиеся модели, которые могут красиво пройтись по подиуму, абсолютно не растерявшись, даже если на них надето черт-те-что, а вокруг одни крокодилы, и продать какой-либо товар. Они чаще светятся на вечеринках, и готовы на многое, чтобы оставаться на плаву. Их возраст колеблется от двадцатилеток, которые попали в бизнес благодаря связам или хорошим портфолио, до сорокалетних мужиков, у которых за плечами много съемок или роль в порнухе. — Я уж точно не отношусь к первым двум. Верно? — Да. безусловно. Но есть ещё третий тип — это те, кто не имеет отношения к модной индустрии, но при созданных условиях вполне способны заинтересовать фотографа или производителя своим неклассическим лицом или телом. — Сорель выразительно глянул на Эго. — Включая и интеллектуальную сторону, ведь у таких моделей есть ещё дна важная задача — привлечь внимание и создать вокруг себя особую среду — таких же, как и они. Пользуясь своими сильными сторонами, при хорошем креатив-помощнике, и такие могут стать высокими моделями. И такие могут выстрелить не хуже, чем молоденькие хайперы, лезущие в каждый объектив без разбору. Понимаешь? — Понимаю, но… — И ты, Антуан, можешь стать одним из них. Пусть и не являешься пока моделью. Но поверь мне — у тебя есть задатки к этому. Если ты поверишь… Эго посмотрел на Сореля. За что он всегда уважал его так это за то, что тот в разговоре с потенциальным клиентом всегда умел найти какие-то «тропинки», по которым приводил к выводу, что у тебя есть будущее. За те три с половиной года, что знал Антуан Сореля, он ни разу не засомневался в том, что Жан будет тратить своё время на кого-то, кто не достоин этого. Другое дело, что многим хотелось всего и сразу. А Сорель не был волшебником. В прямом смысле этого слова, конечно. — Выдохни, Антуан. — Сорель заметил его напряжение. — Разомнись. Покурить хочешь? Только окно открой. На, держи. Эго неуверенно принял сигареты из рук Сореля. — Расслабься — ты пока ещё не натворил ничего плохого. Антуан сделал только пару затяжек, уставившись в сероватое осеннее небо, встав полу-боком, как тут же услышал характерный щелчок. — Эй! — он гневно глянул на Сореля. — Ты велел мне выдохнуть. — Я примеряюсь. — Жан покрутил что-то на своем фотоаппарате с длинным и массивным объективом, усмехнулся. — Кури-кури. И снова щелкнул. Эго хотелось взорваться. — К камере надо привязываться постепенно. У нас ещё есть время до фотосессии. Так что — ты пока просто привыкай к мысли, что скоро я буду щелкать по десять кадров в минуту. И там тебе нужно будет выдавать мне сильные эмоции. — Ты же говорил, что сторонник непостановочных фото. — Да, но не всегда всё так, как нам того хочется. Реклама — это тебе не просто фото. Я не требую от тебя быть гламурным. Это вообще не из этой оперы. Но ты должен быть красивым. Со всеми нормами эстетической высокой, повторяю — высокой, красоты, Антуан. В тебе это есть. — Сорель смотрел то в объектив, то на него. — Поимпровизировать ты сможешь, иначе я буду не я. Больше того — я хочу, чтоб ты себя отпустил. Ненадолго, — буквально на пару кадров, — но отпустил. Полностью. Да? — Сложно что-то тебе обещать. — Я знаю — приедем на площадку, — ты поймешь, как это трудно. Полный ахтунг. Если ещё и впервые. И я надеюсь, что ты не сбежишь. Проявишь максимум стойкости. Антуан понял его слова в полной мере, лишь когда они вошли в бар. Обстановка была спокойной — со сдержанными бежевыми оттенками, классической мебелью и приятным зеленым декором. Правда, когда их провели в небольшой VIP-зал, где обычно проводись дегустации, всё выглядело по-другому: стены были с выпуклыми текстурами на них красовались граффити в уличном молодежном стиле, освещение было агрессивным — красные и ослепительно-белые лампы на толстых цепях, раскрашенных под ржавый металл, болтались почти у самых столиков. — Ваше место вон там, мсье Сорель. К Жану подскочил официант в робе, оживленно разглядывая Эго, которому уже захотелось спрятаться. Всего одна пара глаз, а ему было не по себе. Совершенно. И как он собрался высидеть тут целый час и фотографироваться для высокой моды?! — Спасибо, можно мне попросить вас быть ассистентом? — Да, мсье! — расцвел парнишка. — Я сейчас! — Ну что, Антуан? — Сорель подошел к нему. — Поработаем? Стол, за которым предстояло ему сидеть, Антуан определил безошибочно — он стоял отдельно, с кроваво-красной переливающейся скатертью. За ним располагались два больших прожектора и была натянута ткань. Сорель объяснил, что когда протекторы будут работать, а другой свет приглушится, то сзади появится фон в виде театра теней. Одна тень — от Эго, в другие — просто инсталляции — благо разных бутылок и цветов было предостаточно. Пока Сорель подключал технику в виде ноута, переносного вентилятора и ещё бог знает чего, и настраивал фотоаппарат, парнишка успел притащить столовые приборы и два подноса. На одном стояли бокалы. Некоторые пустые, другие — наполненные винами. На втором подносе были фрукты. — Так-с, Антуан, двухминутная готовность, — сообщил наконец Сорель, а у Эго сердце в пятки скатилось. — Встряхнись и выбрось из головы все посторонние мысли. И страхи тоже. — Шеф подойдет позже, — оповестил официантик. — Итак, вот это… у нас… бутафорские бокалы — их можно бить. Осколками почти невозможно порезаться. Но выглядит круто, правда? Как настоящие. А это… — Нет, так не пойдет. Бутафорские бокалы — это да. А вот восковых фруктов нам не надо. Это что, детский сад? Неси натуральные и свежие. — Сорель вернул парнишке поднос. — Давай, в темпе! — Зачем свежие? Восковые выглядят лучше. — Затем, что тебе их в рот брать. — Прости? — Эго опешил. — Как это? Зачем?! — Антуан, ты мне доверяешь? — улыбнулся Сорель. — Я хочу сделать полунатурную съемку. Без графики. Ты ведь справишься? — Ох, черт, знал бы… — Да-да. Я помню, что ты сказал, что не откажешься от съемок на полпути! — пропел Сорель. — Так, с чего начнём? С классики или сразу с агрессивной классики? — И что же ты подразумеваешь под этим… — О, чуть не забыл… Сорель вдруг достал какой-то тюбик и принялся намазывать ему лицо. Антуан не успел ничего понять. — Что это ещё такое?! — Водоотталкивающий тонак. Антуан покосился на Сореля, потом — на бокалы с вином. — И что же дальше? — Не хотел говорить, но ладно — будет пара кадров, когда тебе в лицо выплеснут содержимое этих бокалов. Тебе нужно сохранить эмоции, а мне — сделать всё возможное, чтоб тушь не потекла. И лицо тебе не щипало. Хоть это и подкрашенная вода, но… — Ты рехнулся?! — Антуан, дорогой, надо будет потерпеть. Это ведь работа. — Так и знал, что это не вино! Отсюда прямо вижу! — Вино будет после. Только когда работа началась, и долго не получалось даже просто отобразить малейшие эмоции, Антуан вдруг понял, что такое «быть моделью». Это в крайней степени трудно. А ещё труднее — не быть моделью, но быть вынужденным этим заниматься. Нужно постоянно думать о том, как сесть, повернуться, куда смотреть, и что камера щелкает тебя, а ты в данную минуту не можешь выглядеть как-то не так, — а если ты думаешь слишком много, то на снимках это будет видно. Антуан видел, как напрягается Сорель, когда ни черта не выходит. И он был бы рад, если бы тот на него даже наорал. Но нет — Сорель и голос почти не повышал. Он продолжал его уговаривать. Теперь Эго понял ещё и то, почему модели иногда выглядят истеричными и не уважающими людей — за несколько часов съемок можно превратиться в параноика. Если у тебя ещё и фотограф — придурок — вообще в конченного психа. Антуан имел дело с некоторыми журналистами и помнил, как иногда они умеют выбешивать. — Не шевелись! — Сорель, зато, продемонстрировал всю свою гибкость, чтоб схватить нужные моменты. И приседал, и выворачивал руки, и почти на пол ложился. — Не опускай так голову! Антуан! — Прости… это чертовски… трудно… — Не надо ничего говорить — дай мне эти эмоции глазами! Глазами! — и снова вспышки сыпались одна за другой. — Антуан! Напрягись, но не сжимай так губы… Начать решили с классики. Минимализм и максимальная экспрессия, но внутренняя. Всего лишь — бутылка вина на столе, штопор, и бокал. От Эго просто требовалось открыть бутылку и наполнить бокал. Эти действия можно уложить в пару минут. А то и меньше. Но здесь — было неимоверно трудно. Нужно было сделать это на камеру. Красиво. — Нет, Антуан! — Сорель сразу перестал щелкать. — Прекрати прятать руки от камеры! — Никуда я их не прячу. — Прячешь! Ещё как… Антуан сильно смутился. — А я хочу, чтоб ты обнял бокал пальцами так, как будто змея обвила добычу — властно, страстно и опасно! — Ох, эти твои сравнения… — А что мои сравнения? — Они напоминают высказывания… зоофила на ранней стадии. — Вот уж спасибо. Но имей в виду, что я в данном случае прав! Эго поднял глаза на фотографа и не знал, то ли усмехаться, то ли — принять покорную позу и делать всё, так как сказано. Он был в ступоре. — Посмотри на свои руки… — Спасибо, не буду. Я их и так каждый божий день вижу, — буркнул Эго. — …и неужели ты не замечаешь, насколько они красивы? — Так, слушай… давай уже закончим с этим — я чувствую себя идиотом. — Нет, я серьёзно… Мы же проходили это с твоим носом, глазами, телосложением… но руки! Антуан, что тебя не устраивает в твоих руках? Эго вздохнул. — Ты считаешь их недостаточно мужественными? — усмехнулся Сорель, подходя ближе. — Так я тебе открою тайну — нам сейчас и не нужны грубые мозоли перфораторщика или грязные ногти землекопа… нам нужны красивые пальцы и кисти… — А ты считаешь, что у меня… — Да! — Сорель закивал, подходя ещё ближе. — Они у тебя идеальны. Пусть не на сто процентов мужские, скорее, даже… женские, но… в индустрии моды, если бы ты там работал, Антуан, поверь мне, — скажем, в сфере ювелирных украшений, — твои руки облизали бы от локтей до кончиков пальцев! Так они красивы! Антуан только закатил глаза. Сорель закатал рукава черной рубашки, специально выпятив бутафорские запонки, и попросил его сложить руки на столе так, чтобы он мог снять крупный план. — Эй, а вот это уже оскорбление моего профессионального достоинства! — воскликнул Сорель, когда Эго показал в объектив оттопыренный средний палец. — Учти, я это снял — потом и оправдывайся перед теми, кто это увидит. — Я больше не буду, — согласился Эго, усмехаясь. — С этим всё? — Да, всё. — Сорель взял передышку. — Теперь остается только сцена с агрессией. Бить ненастоящие бокалы Эго показалось неинтересно. И он всё-таки, решившись отпустить себя, порадовал Сореля тем, что расхерачил парочку настоящих, да ещё и с налитым в них вином. Кадры, по словам Жана, должны были выйти отменными. Антуан и сам от себя такого не ожидал. — Ну что, готов? — Сорель подправил ему воротник рубашки, поставив тот в положение «стойка». — Не отворачивайся. Не зажмуривай глаза — они должны быть открыты. Да и мне важно видеть их. Постарайся не кривиться слишком — не забывай об эмоциях. Ни на секунду. Понял? Это должна быть обжигающая страсть, немного стервозинки, а не злоба в чистом виде. Да? Антуан кивнул, приготавливаясь получить прямо в лицо порцию вишневой по цвету воды. Официант, которому и доверили столь важную миссию, то бледнел, то краснел. Очевидно, понимая, что будет продолжать свои действия до тех пор, пока Сорель не будет удовлетворен результатом снимка. И его, Антуана, совсем не станут спрашивать — комфортно ли ему. — Да, можешь, вцепиться в скатерть! Хорошая идея! Покажи напряженную кисть! Пальцы! — Сорель примерился и велел считать до трех, а затем — плескать. — Замер! Первая порция всё-таки заставила Эго зажмуриться. Вода была весьма холодной и неприятно стекла на шею, по рубашке, которая и так слишком облегала его худое, невыразительное, как он сам думал, тело. — Снова! Собрались! Антуан! — Сорель щелкнул по кнопке фотоаппарата, в момент, когда на лицо Антуана выплеснулась вода. На этот раз Эго сумел даже не закрыть глаза. — Отлично, дай мне страсть! Смотри на меня! Приоткрой рот, да, так… Спустя ещё пару минут Антуан привык к холоду и перестал бояться намокнуть. Понадобилось больше пяти бокалов, чтоб сделать то, что хотелось Сорелю. Правда, под конец, Антуан готов был в клочья порвать официанта, который тоже, видимо, втянувшись, начал плескать двойными порциями. — Не бойся быть чуть уродливым, Антуан! Это будет красиво! — затем Сорель велел отрезать кружок лимона и держать его во рту, показывая зубы. Вишневая вода в это время продолжала стекать по лицу. — Почти! Давай ещё разок! Антуан, сморщившись, выпустил лимон изо рта. На самом деле, хоть было и довольно неприятно, он вдруг понял, что есть в этом процессе что-то, что дает несравнимые ни с чем эмоции. — Давай, отряхнись! — Сорель показал, чтоб Эго встал в полный рост. — Как собаки делают — давай! Будет огонь! И Антуан отряхнулся. Как собака. Официанту, стоящему неподалеку, пришлось закрываться подносом. Но это Эго сделал, скорее, назло нагловатому мальчишке, а не ради хорошего кадра. — Последние десять кадров, Антуан… выдай мне спектр! — дальше Сорель уже не давал указаний и только щелкал — Антуан был волен сделать так, как хотел сам. — Супер! Стягивай её к черту! Да! Скатерть, которая раздражала Эго всё это время, оказалась сдернута вместе с оставшимися фруктами, бокалами и бутылкой. Все это месиво разноцветными кляксами теперь валялось на полу, но в процессе Сорель успел ухватить несколько выгодных ракурсов. — Антуан! — Сорель не мог скрыть почти детского восторга на лице. — Всё круто! Ты молодец! Я очень доволен! Внезапно вспышки прекратились, и Эго будто поволокло за собой ураганом. — Антуан!!! Все эти яркие кляксы растаяли, оставляя лишь какие-то черные пятна. — Антуан! Эго медленно открыл глаза — он видел перед собой только расплывающиеся очертания пространства и болезненные черные точки. Они плясали какой-то неведомый танец, а череп грозился лопнуть. Уши почти заложило. Состояние на редкость паршивое. Даже врагу не пожелаешь. — Тош! Ты, мать твою… как вообще? Жан склонился над ним, обеспокоенно заглядывая в лицо. Эго ощутил, что щеки огнем горят — скорее всего, Сорель приводил его в чувство похлопываниями. Всё, что помнил Эго — как отключился, после выстрела, который не предназначался Торнтону. Но… видимо, во время борьбы амбал выстрелил. Стоп. Сорель. Торнтон. Что с ними. И как всё это вышло. — Как… я… что… слу… — Ты потерял сознание. — Сорель помог Эго сесть. И тогда, поморгавшись, наконец-то Эго различил на полу Торнтона. Он лежал лицом вниз. В него на самом деле попала пуля. Кровь медленно, но верно пропитывала халат. — Какого… черта… Антуан ошарашенно смотрел на Сореля. Тот, опустившись на пятую точку и вытирая пот со лба, прислонился к стене рядом с ним. — Где… этот… — Вон он, сука, — Сорель, оказалось, сумел вырубить и амбала. Пистолет он отопнул в угол. — Скоро очнется. Эго не мог поверить своим глазам. Мысли путались в голове. Его тошнило и сидеть нормально он не мог. Стало невыносимо жарко. Он весь будто в огне горел. Антуану пришлось расстегивать пальто и усиленно дышать ртом. — Тош, ты, блядь, неужели не мог раньше мне сказать, что тут всё серьезно?! Ты псих! Ты — чертов псих! Знаешь?! Антуан промолчал. — Посмотри вокруг! Смотри! Что теперь делать?! А?! Я тебя спрашиваю! Эго всего затрясло как при ознобе. Он не мог унять дрожь в руках, хоть и уговаривал сам себя, что самое страшное уже позади. Уговаривал. Как ребёнка. Черт побери — как стыдно, ведь он, взрослый мужик, свалился в обморок от крохотной царапины. Эго приложил руку к саднящему порезу. Кровь засохла. Но на пальцах всё равно оставались ржавые разводы. Отвратительные. Лучше не смотреть на них. Антуан качнул головой. И зажмурился. Страх. Если он поддастся ему — всё. Во рту сильно пересохло, и Эго мечтал сделать хоть один глоток воды. Сейчас. Немедленно. Он увидел на столе стакан и решил, что встанет и возьмет его. Даже если не встанет — поползет. — Вызывать полицию… вызывай… срочно… — Ага, уже разбежался! — Сорель, покачиваясь, встал. — Чтобы на нас всё это, блядь, повесили?! — Мы сдадим этого ублюдка в руки закона! — Эго слабо кивнул на амбала. — А Торнтона… его нужно в больницу! Слышишь? Сорель насуплено молчал. — Он хоть живой? — Эго пришлось говорить громче. — Я не проверял… Тут Антуан почувствовал себя ещё хуже. — Этот Торнтон… какого хера он на тебя полез?! — Он… не в себе… — Я же предупреждал тебя! Тоша! Сорель подошел к столу и взялся за стакан с водой. Эго же снова закружило, и он прислонился обратно к стене. Рассматривая паутину на потолке и едва сдерживая рвотные позывы, он молился, чтобы это дрянное состояние после обморока отпустило. Дальше — можно будет думать. А пока — он больше похож на бесполезную тряпку. — Ты сам как? — спросил Сорель. — Плохо? На, пивни… И тут одна мысль обожгла Эго будто открытым огнем. Он сжал губы крепче. И мотнул головой, отказываясь от спасительной влаги. — Не трогай тут… ничего. Я же просил… Сорель недоуменно уставился на него. И хотел было сделать глоток. Эго титаническими усилиями сумел поднять руку и вышибить стакан. — Ты совсем идиот?! — На идиота ты больше смахиваешь… — М-м-м… кх-х-х… Амбал издал звук, и завозился. Думать тут было некогда. Антуан увидел, что Сорелю пришлось схватить первое, что попалось под руку, и ударить того по башке. А попалась ему расшатанная табуретка. — Надо убираться, Тош, — сказал Сорель. — Ты идти сможешь? Но Эго уже достал мобильный и набирал номер полиции. — Тоша! — Сорель, ещё несколько минут сохранявший хладнокровие, запаниковал. — Нет! Надо убираться! Они не станут разбираться — нас же посадят! Блядь! Но беда никогда не приходит одна — на полу завибрировал другой телефон. Это, очевидно, амбал выронил его, когда звонил главарю. Сорель подскочил к аппарату и со всей силы обрушил свой вес на него. Мелодия резко стихла. — Твою мать! — Антуан никак не ожидал такого. Это была неплохая улика. Телефон одного из шестерок этого таинственного и явно неплохо подготовившегося «Босса». И теперь его нет. Этой улики нет. И шанса узнать хотя бы номер — тоже. — Чего ты творишь?! — Я сваливаю! Сваливаю отсюда! — Сорель направился к выходу, но тут уже во второй раз темноту за окнами нарушил яркий свет. Подъехали, как минимум, две машины. — Блядь! В следующее мгновение Антуан понял, что не он один вызвал полицаев. Раз они отреагировали так оперативно. — Полиция! Вы окружены! Приказ сложить оружие! Не двигаться! Антуан услышал ор по ту сторону дверей, и затем те вылетели с петель, с грохотом упав почти рядом с ним. — Руки за голову, мордой в пол! Матерящегося и вырывающегося Сореля тут же упаковали, пару раз крепко приложив в солнечное сплетение. Антуан вел себя куда тише, но и его тоже «заботливо» ткнули лицом в пол, заламывая руки. И надевая на них наручники. Потом все бросились к Торнтону и амбалу. — Обыскать дом! — одна группа кинулась перерывать все углы, очевидно, ища пропавшего Виктора. — Живо! — Скорую срочно, этот ещё дышит! — несколько полицейских присели возле Торнтона. — Пульс слабый! Нужно откачивать самим, или не довезут… — Товарищ майор! — один из сержантов выпрямился и козырнул вошедшему, и тогда Антуан увидел знакомые ботинки и трость. Это был Фрай. — Разрешите доложить — ситуация взята под контроль! Задержание подозреваемых произведено, обыск проводится… — Не части, — устало сказал Филипп. — Сам вижу. Только эти… вряд ли преступники… а вон там… Амбала тоже сложили на живот и надели ему наручники. Из раны на лысой голове у него текла кровь. Пистолет поместили в полиэтиленовый пакет и отдали на экспертизу. Когда Фрай спросил, что случилось, Антуан заговорил первым. — Ох, Антуан… — Фрай со вздохом присел рядом, едва рассказ закончился. — Что ж ты воротишь-то? Тебе мало было прошлой неразберихи? — Я должен был знать правду… — Узнал? — усмехнулся Фрай. — Тебе снова небывало повезло. Ты хоть это понимаешь? Любит тебя судьба. Ох, любит. — Этот лысый работает на того, кто травит всех… на того самого авторитета, который решил занять место убитого Звездочёта. Я уверен. — Антуан попытался пошевелиться, но вышло плохо. Он покосился на Фрая. — Может, сделаешь мне одолжение… — Да, конечно, сейчас, — старик подозвал сержанта. — Снимай наручники… — Но товарищ майор! — Снимай, я сказал! — полицейский ниже рангом обязан был подчиняться. — Он не опасен. Не того вы взяли. Антуан вздохнул чуть свободнее, когда запястья отходили от металлических браслетов. — А перчатки тебе на кой-ляд? — удивился Фрай. — Не хотел наследить… — А если правду сказать? — Это и есть правда — я не был уверен, что… Торнтон ещё живой… то есть — что его не грохнули… — Я так и знал, что ты сюда помчишься. Так и знал. — А что было делать? — Эго скинул перчатки. — Я думал, что ты сюда нескоро доберешься… кто вас вызвал? — Нам сегодня за вечер столько звонков было… один из твоего дома. — Розенкранц? — догадался Эго. — Черт побери — просил же… — Но он был позже других… последним почти. После того, как мы сюда выехали… — Все звонки вы определили? — Нет. Два анонимных. Эго задумался: кому это было нужно? — И один из них, сдаётся мне, был сделан… самим Торнтоном. Со страху. — Да? — Да. Вставай, — Фрай протянул Эго руку. — Ты сам-то не ранен? — Нет, порядок… — Эй, а я?! Тоша! Скажи им! Мне больно! Фрай увидел Сореля, барахтающегося на полу. — Этот с тобой? — Да, со мной, — кивнул, морщась, Эго. — Он и помог увалить этого… гризли… — Обыск закончен, товарищ майор, — доложил ещё один полицейский. — Следов пребывания Виктора Торнтона не обнаружено. Следов алмазов или иного драгоценного металла тоже… но нужно провести более тщательные поиски с металлоискателем… — Спасибо, свободен, — бросил ему Фрай, освобождая от наручников и Сореля, который к тому моменту уже весь извелся. Кто бы мог подумать, что он окажется таким капризным. — Я так и знал — ничего мы здесь не найдём… — Товарищ майор! Найден мобильный телефон… только он… в таком вот виде… — Какого черта? — Фрай взял в руку мобильник, который был похож на блин. — Чей это телефон?! — Это его, — Антуан указал на амбала. — А в таком виде… потому что… — Потому что я запаниковал! — встрял Сорель. — И ничего в этом такого не вижу! Можно отремонтировать… наверное… — Если нельзя — я тебя вместо него посажу, понял? — угрожающе прошипел Фрай и отдал мобильный своим коллегам. — Извлечь карту памяти, хотя бы, получилось — уже полдела. — Внимание! Нож со следами крови! — провозгласил самый молоденький полицейский, который, судя по всему, впервые был на задержании и всеми силами стремился выделиться. — Товарищ майор! Ещё улика! — Кровь эта моя. — Антуану пришлось задирать голову и показывать порез. — Торнтон взял меня в заложники… видимо, от безысходности… кстати, как он? — Первую помощь оказали — дальше мы бессильны, — ответил старший сержант. — Хорошо, если неотложка успеет. Ехать-то сюда замучаешься… — Ты с ним поговорил? — спросил Фрай у Эго. — Да, но… ничего нового он не сказал, — Антуан только развел руками. — Даже если он что-то и знает, то… будет молчать. Ради жизни брата. — Этот приехал к нему чтобы дать какие-то «новые инструкции»? Так? — Да, я услышал именно это. — И больше ничего? — Больше, увы, ничего — началась потасовка. А я — рухнул… без сознания. — Что ещё Торнтон сказал тебе? Антуан молча замер, не зная, как лучше промолчать о том, что Торнтон подкупал его. Ведь наверняка неизвестно, что именно на уме у Фрая. Да и Вильгельм сказал, что полиция куплена. Эго был в растерянности. Кому теперь можно верить? — Ничего он не сказал, — ответил Антуан. — Нес всякий бред. А потом и вовсе решил, что этот остановится и отпустит его брата, в обмен на… — На что? — подошел к нему вплотную Фрай. Эго вспомнил слова Торнтона о том, что ему «одному повезло». И стал анализировать — что это могло бы значить? Спрашивается, почему Торнтон всё же решился на этот шаг? Откуда он знал, что амбал придет именно сейчас? Антуан не мог понять, почему вдруг его жизнь возымела такую ценность. Торнтон был в смятении. Но всё выглядело так, словно это — единственный шанс. И он… даже попросил прощения? Попросил прощения перед тем, как приставить нож к его горлу. Что за бред?! Амбал… который тоже явно растерялся… Эго знал — его могли бы просто… хлопнуть и всё дела. — Антуан! Что ты молчишь? — Ничего, — Эго отвел глаза. — Ничего. Я просто… задумался. — Есть что-нибудь, что мне стоит знать немедленно? — Фрай смотрел прямо в глаза. — Антуан? — Нет. — Эго постарался вложить в это слово всю свою уверенность. — Личность подозреваемого установлена, товарищ майор, — опять доложил назойливый сержант. — Его зовут Кай Фишер. Ему тридцать лет. Гражданин США. Также, скорее всего, нелегальный гражданин Германии. Мы нашли поддельную страховку на автомобиль с адресом в Мюнхене. — Он зарегистрировался у нас по приезду? — Фрай бегло пролистывал протянутый ему потрепанный паспорт. — Никак нет. Регистрация давно просрочена и в родной стране. — Судимости? — Так точно, есть две. — В паспорте указана одна… — Видимо, паспорт не один, — сказал Эго, как бы между прочим, влезая в диалог полицаев. — Это так — мысли вслух. Прошу прощения. Фрай только вздохнул, и снова перевел взгляд на сержанта. — Вот, у него на плече татуировка. Две вертикальные черты, видите? — указал паренёк, умудрившись даже раздеть амбала. — Это говорит о том, что сроков было два. В разных тюрьмах. — Такие наколки делают уважаемые зеки… — Скорее всего, что он не обычный карманник, товарищ майор, — работает на серьезных людей, — ответил сержант, радуясь, что смог сказать своё веское слово. — Нужно найти ближайшие связи и родственников. Живо. — Есть! — И свяжитесь с агентством в Мюнхене — спросите, когда и кто у них страховался. С таким именем или фамилией. Нужно найти авто. — Да, товарищ майор! У Эго в голове сразу всплыл диалог с Розенкранцем о том, что номера на машине, которая светилась всё время рядом, тоже, скорее всего, немецкие. — Что ещё нашли при обыске личных вещей? — Ну… вот это… Фрай взял в руки маленький таблеточный пузырек. — И что это, мать вашу?! Открыв пузырек, Фрай скривился. Внутри обнаружилась мазь. Весьма дурно пахнущая. — Похоже на… мазь Вишневского, товарищ майор… ну знаете её используют для… того, чтобы посушить кожу если вдруг у вас нарыв… если у вас острая форма зуда или кожных паразитов… — Ну, может и так… а запах… похож на… — Хлоргексидин, — сказал вдруг Эго, понюхав пузырек. — Антисептик жидкий. Может входить в состав и этого зелья… смотря… для чего оно было нужно. — Откуда знаешь? — вылупился Фрай. — В детстве у меня был острый аллергический диатез на пальцах рук и на шее, — Эго наконец-то надел очки, которые дали трещину после падения его на пол. — Мама всегда обрабатывала кожу сперва раствором Хлоргексидина, а потом наносила эту самую мазь. — Хорошо, допустим, но зачем ему был нужен этот раствор? — Фрай посмотрел на лежащего. Дальше обсудить эту тему и отработать версии они не успели, потому как приехала с сиреной скорая. Спустя двадцать три минуты после вызова. Но и то — ехали они от крайней к поселку станции. Хорошо, что полицаи успели перекрыть кровотечение, иначе бы Торнтон, как пить дать, скончался. Оказалось, что пуля застряла где-то в пояснице, повредив часть позвоночника, и может даже защемить седалищный нерв, если вовремя не вытащить. Возможный приговор — коляска, как минимум. — Ему ещё повезло. Что живой, — тут под ногами Фрая хрустнули осколки от стакана, который Эго выбил из рук Сореля. — Что это? — Я вовремя вспомнил про твои слова о яде и воде, где он растворяется… пить хотел… Антуан вздохнул. — А-а-а, то-то же, — Фрай наклонился и взялся за осколок куском полотенца, которое промокло от крови Торнтона. — Тоже на экспертизу возьмем. После того, как увезли Торнтона, стало как-то легче и свободнее дышаться. Хоть этот груз не висел над всеми будто топор. Однако Фрай всё больше мрачнел, пока один из его подчиненных пытался вывести из спящего режима навигатор на снегоходе, на котором приехал сюда Кай. — Если мы отследим его начальное местоположение, то есть шанс, что накроем ещё подельников этого ублюдочного авторитета. — Фрай топтался рядом. Только мешая эксперту. — Давай! — Я пытаюсь, товарищ майор! — полицейский тоже был на взводе. — Пытаюсь! Только… на улице не месяц май — техника может накрыться в любой момент. Он и так судя по всему… перемерз весь… — Нам нужно знать, откуда он приехал! — Я всё понимаю… правда… — Черт побери! Антуан тем временем, отойдя чуть в сторонку, чтоб Фрай не увидел его, набрал в руки целую пригоршню снега и жадно запихнул холодную массу себе в рот. Он хотел одного — пить. Абсолютно не задумываясь о том, что снег может быть грязным, или что он может схватить ангину от такого занятия. — Если навигатор весь перемерз, как ты говоришь, — наседал Фрай. — То как бы он вернулся обратно? Он не местный и не знает дороги! Что, ночевал бы тут с Торнтоном? — Не исключено. — Проклятье! — Фрай едва не пнул снегоход. — Может, нас хоть теперь отпустят? — Сорель подошёл к Эго со спины. Тот поперхнулся. — Тоша, ты как пятилетний, у меня есть в машине вода… сказал бы… — Уже не надо. — Эго откашлялся и вытер рот рукой. — Спасибо. — Не за что — это всё так по-идиотски, знаешь? Ты бы себя видел… и это твоё «спасибо» слишком уж… слащавое и неискреннее! — А чего ты ждал?! — Чего я ждал? — взорвался Сорель. — Тоша! Ты, блядь, соображаешь? Мы по твоей милости едва не сдохли!!! Эго задумался о том, что, если бы не Сорель, то амбал, по имени Кай, сумел бы обменяться информацией с боссом и тогда, возможно, картинка была бы более четкой. Возможно, что Кай бы выдал себя. Как-нибудь. Чем-нибудь. А у него, у Эго, был включен диктофон. И каждое слово могло бы стать уликой. Зацепкой. Версией. А тут — он и двух слов не сказал. — Ты появился слишком рано… — Чего?! — Того! — заорал Антуан. — Ты должен был отсидеться где-нибудь, а не кидаться грудью на амбразуру, герой херов! А если бы он выстрелил не в Торнтона, а в тебя?! Ты сам соображаешь?! — Ну-ну, ты, типа, намекаешь, что волнуешься сейчас за меня? — Нет. Не только, — сказал Антуан спокойнее. Хотя, надо признать — Сорель дело озвучил. И он, Эго, отчасти испугался за него. — Нужно было, чтоб этот чудик раскололся. Выдал себя и своего босса. А ты не дал им пообщаться! И телефон его в кашу превратил! Черт возьми! Думай! — Я думаю, что ты чего-то не договариваешь, Тоша, — Сорель приблизился максимально. Теперь можно было ощущать на губах дыхание с нотами мяты и кофе. Эго отвык от такой близости между ними. — Почему ты следаку не сказал, что этот придурок хотел тебя купить? Почему не сказал, что… — Это моё дело, — процедил Эго. — Моё. — Никак и ты нацелился на алмазики? Жадность, Тоша, многих уже сгубила… ты тоже хочешь? — Я бы тебя сейчас ударил. — О, давай — рискни здоровьем! — Так, вы оба! — Фрай растолкал их. — А ну-ка марш в служебную машину! — Зачем? — в один голос спросили Эго и Сорель. — На допрос с пристрастием! Людям только работать мешаете своим ором! — Я думал, нас отпустят… По растерянному взгляду Сореля Антуан ясно понял, что его бывший не представляет, куда вляпался. И что греха таить — вляпались они оба. И отчасти — по его вине. Эго стало неудобно перед ним. — Ага! Мечтайте! Уже в полицейской машине, на автомате отвечая на вопросы, Антуан вдруг понял, что зря злился на Сореля. Во-первых, тот на самом деле спас ему жизнь, а во-вторых, кажется именно сейчас он сам, Антуан Эго, решил вопрос с тем, что будет делать дальше Жан Сорель в Париже. Теперь он пришит к этому делу как свидетель. И уехать до развязки всего этого каламбура вряд ли сможет. А если он не уедет, то… Выбрав дорогу, чтобы уйти от судьбы, мы именно там её и встречаем. Так желая отправить бывшего любовника куда подальше, Эго же и сделал всё возможное, чтоб этого не случилось. Чертова жизненная ирония. — Всё, арривидерчи, — вздохнул один из допрашивающих, поправляя постоянно сползающую шапку. — И помните — в любой момент вас могут вызвать на допрос или на очную ставку. Из города — ни ногой. Ясно? — Да, ясно, — кивнул Эго, салфеткой вытирая пальцы, которые были измазаны в чернилах для снятия отпечатков. — Куда ж яснее-то. — Это судьба, Тоша, — Сорель, спрыгивая на землю из высокого полицейского «хаммера», закурил. — В ближайшее время никуда я от тебя не денусь, так что, будь любезен, мордашку попроще сделай. Ага? — Да, я так и понял. — Антуан тоже полез за сигаретами, сперва выключая диктофон, но нашел только пустую пачку. И не помнил, когда успел выкурить всё остатки. — Извини, что сорвался. — Не слышу, — Сорель обернулся и издевательски усмехнулся. — Ты о чем? — Сам знаешь, о чем, — Антуан бесцеремонно вырвал из пальцев Сореля сигарету и затянулся. — Пошли уже, а то у меня зуб на зуб не попадает. И спать хочется. — Ты не только шутить, но и извиняться разучился? Тоша? — Не дождешься. — Правда? — Сорель достал ключи и щелкнул сигнализацией. — Так, может, покатаемся где-нибудь? До утра ещё куча времени… — Нет, — Антуан быстро докурил и забрался в машину. — Почему? — Сорель, пристёгиваясь, не сводил с него глаз. — Чего ты испугался? Тош? Помнишь, как нам было хорошо? — Ключевой момент здесь слово «было». — Тош… послушай, я… — Я тебе уже говорил — между нами всё кончено. — Ты? Говорил? — засмеялся Сорель, видимо, не желая показывать истинные эмоции. — Мялся как целка в брачную ночь! Я тебя умоляю — говорил он! Тош, я быстрее в конец света поверю, чем в твои вялые попытки меня послать… — Слушай, Жан, давай серьезно. — Антуан старался не переходить сразу к требовательным интонациям, чтоб не будить в Сореле зверя. — Я на самом деле не хочу больше с тобой иметь никаких отношений. Интимных. Дружеские — ещё куда ни шло, хотя… это тоже спорно, но не любовные. Понимаешь? — Ты боишься того, что я… снова… тебя… предам? — Ты сам это произнёс. — Антуан потёр лоб, голова у него разваливалась. — Дай мне шанс, пожалуйста. Антуан почувствовал горячую ладонь Сореля на своей ноге. — Мы уже это проходили. Помнишь? Или забыл? — холодно усмехнулся Эго, сбрасывая руку. — Я не собираюсь об этом больше говорить. — А я собираюсь, блядь! — запсиховал Сорель, явно вспоминая случай, когда он сам признался Антуану в измене на эмоциях, а после они даже хотели расстаться, но в последний момент решили пережить и забыть. Похоже, зря. — Да, я собираюсь об этом говорить! И попробуй, нахуй, только меня заткнуть! Эго знал, что рано или поздно, но Сорель начнет выносить мозг. Переворачивая их совместное прошлое и пытаясь найти себе оправдания. — Ты так говоришь, словно я ничего не делал для нас! И для тебя лично! Да пошел ты, Эго! — орал Сорель, и остановить поток его слов сейчас было бы и правда невозможно. Без ущерба для себя. — Да я тебя вытащил! Вспомни! Я тебя Парижу открыл! Блядь! И не только Парижу! Франции! Да я за тобой бегал как собачонка и в рот тебе смотрел! А в ответ не получал почти ничего! Внимание — вскользь, признания в любви — хуй там, ты едва ли губы размыкал, чтоб с днем рождения поздравить! Секс? Снова мимо! Ты как был зажатым девственником, таким и помрешь! Эго! Ты мне за всё время отношений ни одного подарка не сделал! Чтоб просто так — порадовать! Что, скажешь, не так?! Конечно, ты же считал самого себя подарком! Нарцисс чертов! Ебать в рот — как мне повезло-то! Верно?! Я ради тебя… от стольких предложений отказывался! Сука! Да сейчас мне бы хоть одно из них — я бы озолотился! — Всё ещё в твоих руках. — Антуан отвернулся, он старался не показывать своих зашкаливающих эмоций. Изо всех сил держался. Точнее — из последних. — Я тебя ни о чем не просил. И хватит материться. — Конечно, я теперь самый ублюдочный ублюдок, я — эгоист! Да! А ты — святой?! — Ещё одно слово, и я… — И что?! — Сорель снова дёрнулся, отмечая, что теперь ему дотягиваться до Эго сложно — он же пристёгнут. — Что? Выйдешь и пойдешь пешком?! Проваливай давай, а я полюбуюсь! Антуан тут же взялся за ручку дверцы, и замок издал характерный щелчок. — Стой! — Сорель нервно отстегнул ремень безопасности, отшвыривая его от себя и схватил Эго за предплечье. — Двинулся что ли?! Сиди. — Убери руки. Сорель чуть присмирел. — Такое чувство, что в тебе живут два разных человека, — Антуан всё ещё держался напряженно, и в любой момент готов был выйти, и шлепать по снегу. — Как я раньше этого не замечал… — В тебе тоже этих… разных людей дохера, — сказал Сорель, опуская голову. — Но я же привык… — Мне не нужна была твоя привычка, и я тебе ничего не должен, — выплюнул бывшему прямо в лицо Эго, резко выходя из машины. И слушая, как громко матерится Сорель. — Понял меня?! Я уже отплатил сполна! Скотина! Антуан вдохнул бодрящий морозный воздух, и пожалел, что у него нечего покурить. Руки снова затряслись. Только уже не от страха, а от злости. Он оказался перед выбором: вернуться в машину к Сорелю или же пойти обратно к дому Торнтона и попросить полицаев довезти его. Во всяком случае, идти ночью зимой через лес, и потом ещё несколько миль по трассе он не собирался. — Тош! — сзади раздался оклик. — Тоша! Стой! Антуан не сбавил шаг, решив всё же ехать назад с Фраем. Тот хоть не будет ему истерики устраивать. — Тош! — Сорель бегом догнал его. — Что тебе ещё? — Антуан засунул руки в карманы. — Не всё сказал? — Ну, прости меня, я… погорячился… просто… накипело, Тош! — Сорель кинулся к нему и почти обнял. Эго отшатнулся. — Не бери в голову — я тебя ни в чем не упрекаю. Правда. Просто… мне хотелось до тебя донести, что… я… живой человек, что мне тоже больно, и что… — За последние пару дней… ты только и делаешь что ноешь… Давно стал таким? — Антуан сощурился и посмотрел на Сореля сквозь стекла очков. — Я уже от тебя неимоверно устал. И как раньше мы могли жить вместе? — Надеюсь, что это был риторический вопрос? — Вполне конкретный. — Ты не замечал этого раньше? Я тебе скажу, почему, Тоша, — сказал Сорель. — Может, я и был эгоистом, — выдал Эго, переминаясь с ноги на ногу от холода. — Но ты-то себя бы точно не обделил. И я знаю, что та измена, в которой ты признался мне лично, не была единственной. И последней она тоже, как мы знаем, не была. Поэтому — считай, что всё справедливо. Мы поимели друг друга, а жизнь поимела нас. — Да, я изменял! — Сорель дёрнул Эго на себя, заставляя посмотреть в лицо. — Но лишь потому что ты мне внимания не уделял! Ты был занят только работой! — Изменял, потому что я был занят работой, — повторил Эго, усмехаясь. — Отличная отмазка. Надо будет потом тоже использовать где-нибудь. — Для тебя это всегда было так просто! — Ошибаешься! — Антуан оттолкнул его. — Ты и только ты знал, как трудно мне давались эти потрахушки! Черт побери! У тебя же не было детских и подростковых травм, связанных с этим! И для тебя как раз это было легко! — Хочешь сказать, что не чувствовал себя желанным рядом со мной? — Всё, тошнит от этих разговоров. — Конечно, теперь у тебя есть новый объект для обожания, только она… в курсе, что через пару недель ты и от неё устанешь? А если, не дай боже, девочке захочется подарков или ещё больше внимания — ты и вовсе будешь сбегать от неё при первой возможности. Антуан тяжело вздохнул — ну разве можно упертому барану что-то доказать? Да и какой смысл? — Я понял, почему вы ещё не разосрались. — Сорель сделал гениальное умозаключение. — Ты ведь сейчас не работаешь критиком — стало быть, время есть. Но погоди — как только найдешь новое занятие, твоя… как её? Колетт? Да? Так вот — она быстро пойдет на все четыре стороны! — А ты завидуешь что ли? Может, ждешь, когда мы с ней разойдёмся и ты сможешь приударить? Сорель замер с открытым ртом. — Может, она и тебе понравилась? — Чего? Тоша, не смеши! — Ну, знаешь, может, ты не хочешь себе признаться, но… — Так. Хорошо, — почти сдался Сорель. Но он никогда так просто не сворачивал с выбранной позиции. — Итак. Вангую, что даже если вы с ней в ближайшее время не расстанетесь, меня к ней никакими силами не притянет! Но! Как только вы разбежитесь, то мне придется вас обоих утешать! Слышишь? Обоих! Тебя особенно. Я уже представляю твои реплики, Тоша: «Я же поверил ей! Я думал, что она — другая!», но знаешь, — все бабы одинаковы. Кто-то сразу похож на стерву, а кто-то скрывает это. Умело. — Ну, тогда Колетт явно из второй категории. — Да уж, явно, — буркнул Сорель, смутно припоминая эмоции от их первого, — и как же он надеялся, — последнего разговора. — Чем она тебя взяла, колись? — Я не буду это обсуждать. Кажется, мы уже пытались? — Ну, было дело… — Не буду. И точка, — закончил Антуан. — И прекрати сравнивать Колетт с собой. У меня к вам совершенно разные эмоции. И подход тоже. — Хочешь сказать, что она сейчас дает тебе что-то большее, чем я давал в своё время? — Хочу сказать, что тебе пора перестать хвататься за прошлое. И найти себе нового человека, который будет тебя вдохновлять на великие дела. Я, видимо, выдохся. Сорель не знал, как отразить тот аргумент. Зато Антуан почти успокоился и выдохнул: — Поехали, обиженный ты мой. У меня ещё дел куча. — Всё-таки твой? — с надеждой спросил Сорель, радуясь, что Эго не сбежал. — М? — Это был устойчивый речевой оборот. И только. — Тоша, а может, мы… — Антуан, — Эго стал абсолютно непроницаемым. — Никаких «Тошей» больше не будет. Имей уважение. Моё полное имя — Антуан. Запомни. С одного раза. Сейчас. Договорились? Эго не дал обескураженному Сорелю и рта раскрыть. — Отлично. На этом и поставим точку во всех наших трениях.