Звёзды над Парижем

Я держу тебя за руку, И всё расплывается, Успокой меня заново, Мне ужасно нравится… Предлагаю не прятать И уж точно не прятаться. Если верить киношникам — Мы загружены в матрицу. Фонари зажигаются, Я держу тебя за руку. (Земфира)

Дверца автомобиля захлопнулась, и Антуан, развернувшись, увидел в свете фар топчущегося без верхней одежды Сореля. — …ты чуть не опоздал, привет. — Эго лишь кивнул, осматриваясь по сторонам. Район был ему незнакомым. Несколько старых домиков и за ними — поле, на котором расположились небольшие павильоны, напоминающие больше заброшенные склады. — И почему один? Где эта швабра? — А если бы она была за моей спиной — ты осмелился б назвать её шваброй? — уточнил Эго, пряча руки в карманах пальто. — А, может, ты бы даже решился огреть её этим замечательным приспособлением? Сорель согнулся пополам, держась за живот и изображая, что ему очень смешно от такой шутки. — Смотри, какой пустырь тут симпатичный — огрел бы и закопал. М? И всем бы сразу жить легче стало, верно? — продолжал в задумчивости Эго. — У тебя чутье прям, — усмехнулся вдруг Сорель. — Так, а если серьезно, где она? Мать вашу, я ж договаривался на определенное время… — Сказала, приедет позже. — Антуан посмотрел на него, не понимая, причем тут вообще чутье. — Идем. Замерзнешь. — Ты за меня переживаешь? — тут же спросил Сорель. — Нет. Не хочу, чтоб ты стал ещё больше отмороженным, чем есть. — И я тебя сильно люблю! — Антуан едва увернулся от объятий. — Кто бы знал, да? — Ты о чем? — Эго смотрел под ноги, пока они шли по узкой протоптанной дорожке. — Что снова нам выпадет шанс поработать вместе после расставания… — Прости, но я не испытываю по этому поводу никакого веселья. — Я уже догадался. — Сорель обернулся. — Адсорбт мне сказала, что ты был против фотосессии. — Почему был? — Антуан качнул головой. — Я и сейчас против. — Но я уверен, что ты передумаешь, проходи! — …что, французский ремейк на «Триллер» будем снимать? — войдя в довольно холодный павильон, Антуан огляделся — всюду были зловещие декорации кладбища. Почти не было освещения — только болтающиеся на ржавых цепях под потолком люстры с красноватым едким светом. Кругом бродили странного вида люди, замотанные в рваные бинты или ещё какие-то тряпки. — Знаешь, Джексона-то мы вряд ли уже переплюнем. Чья это идея вообще? — Моя, — с гордостью заявил Сорель. Антуан, наконец-то заметив, что у него с лицом, отпрянул — тот весь был перемазан какой-то жижей, напоминающей рвотные массы. — Что скажешь? — Об этом?! — Эго указал на стекающие по лицу Сореля капли. — Нет! Это проба грима… я вообще… про обстановку… Как тебе? Антуан снова огляделся, не зная, что сказать. — Мне ж предлагали сперва в одной кафешке кексики рождественские продвинуть — я отказал. Намекнул, мол, не мой уровень… — Кексики? — морщась, переспросил Эго. — Да, — подтвердил Сорель. — Ну, знаешь — эта долбанная плюшевая романтика, все дела… херово поющие дети, ёлка, ангелочки… — О-о-о, это точно не про тебя. — И вот поэтому — я здесь! Адсорбт вот моему вкусу полностью доверяет. А ты? Кстати, ведь один из слоганов сегодняшнего «Ледойен»: «Приходите! Будет убийственно-вкусно»! — Какой-то слишком уж чёрный пиар, — проговорил Антуан, выгибая бровь. — Не находишь? Адсорбт готовится в последний путь, не иначе… — Ха! Сплюнь! — Сорель улыбнулся. — Нее-е, просто хоррор-индустрия сейчас везде корни пустила — чем больше шокируем публику — тем круче! — Ага. И кто будет в роли главного отвратительного блюда? — Конечно, ты. — Жан широко заулыбался. — Идиот. Вот и давай таким фотоаппарат в руки, — пробубнил Антуан, качая головой и представляя, что ему предстоит. — Или что — на строгие, классические снимки уже не клюют? А, может, это Адсорбт так решила замаскировать свою неудачную подтяжку — этакий кошмар перед Рождеством, верно? — Много вопросов, Тоша! Давай-ка, быстро переодеваться! Давай! Вперед! Время — деньги! — Сорель принялся пихать его, подгоняя. — Ох, как же с тобой трудно — я и забыл… В небольшой комнатке, отгороженной от основного помещения вешалками и перегородками, кипела другая работа: здесь одевали и гримировали массовку, а ещё обрабатывали снимки, как понял Эго, с чужой завершенной фотосессии — это было что-то про космос. За последнее время в его жизни было так мало столь масштабных съемок и каких бы то ни было подобных мероприятий, что он на минуту тоже ощутил себя инопланетянином, на которого все смотрят ошалевшими глазами. — Да ты не волнуйся так — проходи! Вот, тебя ждут! — не успел Эго раздеться, как Жан «вручил» его какому-то недостилисту. И принялся что-то бубнить, без конца лапая его, показывая, где и что нужно нарисовать-подклеить-состряпать. — Короче… это будет бомба! Тош, слышишь? Антуан хотел было возмутиться, и сказать, чтоб Сорель не смел звать его при посторонних «Тошей», — да и вообще: почему этому человеку так трудно запомнить, что теперь никаких уменьшительно-ласкательных имен у него быть не может? — но, мельком глянув на картинку, прикреплённую на зеркале, он передумал. Ведь во рту пересохло, а руки дали мелкую-мелкую дрожь. — В общем, расскажу задумку, — Сорель присел рядом, пока в небольших емкостях смешивались какие-то краски и пудра. — Расслабься, ты чего? Эта фотосессия для тебя — плевое дело. Минимум усилий. Ты у нас будешь трупом… Антуан медленно повернул голову. — …представь — ты, весь такой холеный аристоратик, в дорогущем бархатном костюме, лежишь, недавно убитый, буквально — только что… лежишь на крышке гроба, уставленного деликатесами, вроде раков, или даже — воронятинки, а над твоим телом «колдует» повар-каннибал… Правда жесть? — …скажи — ты давно был у такого врача, как психиатр? — поинтересовался Антуан, стараясь не выйти из себя и из этого помещения заодно. — Что у тебя вообще в башке происходит, если ты такие сюжеты выкатываешь? — Не поверишь — у психиатра я был недавно. — Сореля, казалось, невозможно сбить с толку. — И представь — он сказал, что я в полном порядке. А потом… попросил успокоительное! Аха-ха-ха! — Адсорбт в курсе? — Конечно. Мы с ней и обговаривали детали. — А если… мы с ней махнемся местами? — Антуан с усилием, но отогнал свой страх, и тут ему в голову пришла идея. — Пусть-ка она валяется на крышке гроба. Всё равно ей скоро туда дорога. А я — займу лидирующую позицию. Над ней. Этакий… каннибал-критик. М? — Охо-хо! Вот это жесть… — Значит, да? — Можно попробовать! Да ты голова, Тоша! — Сорель, обрадованный, вскочил. — Голова! — Ну так — к одному психиатру, похоже, ходили. — Антуан вальяжно откинулся на спинку кресла, смотря в зеркало на гримера, который застыл с открытым ртом, видимо, услышав его предложение. — И, судя по всему, — это был далеко не последний визит. Антуан подумал, что эти слова про психиатров вполне могут стать пророческими, если в ближайшее время не случится чудо, или он не свихнется раньше. А сделать это казалось проще простого, наблюдая, как из него ваяют совсем другого человека. Мертвецкий грим наносить передумали, — хоть он и так всегда был довольно бледен, — зато подвели глаза, чтобы те смотрелись выразительно, слегка размазав часть теней и сделав подтеки туши. Ещё немного вывели на передний план остроту скул и подбородка, чтобы лицо стало максимально угловатым, дистрофичным. — …так, слушай, а если линзы без зрачков — перебор будет? — Сорель наклонился к нему, разглядывая труды. — Чего думаешь? — Хочешь, чтоб я был до кучи ещё и слепым? — …ты и так почти слепой без своих очков. — Сорель никогда не лез за словом в карман. — Но… слепой каннибал-критик звучит и правда стремно. Даже для нас — бесстрашных покорителей рекламных вершин! Пока Антуан одевался в старомодный бархатный костюм с накладными плечиками, воротником-жабо и расклешенными рукавами, приехала Адсорбт. И едва узнав, что они всё переиграли, начала визжать. Он услышал, как Сорель уговаривает бабку довериться столь безумной идее, и ссылаясь на её слишком маленький опыт тематических фотосессий, уверяет, что он, Эго, гораздо выгоднее будет смотреться на переднем плане — то есть, в главной роли. С горем пополам, но Жанна согласилась. — Ну что, Эго, я тебе это припомню ещё! — Адсорбт вышла на площадку босая, с взрывом на голове, в изорванном грязном платье и с отменным гримом — её лицо, и без того не блиставшее жизнью и энергией, теперь стало действительно страшным — по-настоящему мёртвым. — Только попробуй мне запороть хоть один кадр! — Главное, чтоб не ты мне, — вполголоса сказал Антуан, но она услышала, и едва не начался новый скандал, — прошу прощения… Пока Жанна устраивалась на импровизированном столе, который, в виду того, что был крышкой от гроба, оказался слишком узким, Сорель давал последние указания. Из-за ограничения по времени, — которого бы не случилось, если бы не опоздание Адсорбт, — он сообщил, что не сможет помогать в процессе, а будет лишь щелкать, и придется строить предполагаемый «сюжет» самим. Для бедной Жанны была определена роль почти-реквизита, которым он, Эго, может пользоваться как пожелает. Лишь бы это смотрелось жутко, но с нотами эстетики и высокой моды, естественно. — У нас около получаса — есть, где погулять, но не разгуляться, это ясно? Эго кивнул, желая поскорее приступить и, соответственно, скорее закончить. — Как мне лучше лечь? — Адсорбт изобразила одну позу, а потом другую. Антуан же со скучающим видом ждал. — Позу нужно прочувствовать, но прежде — представить в голове… — Да пошли вы, господин фотограф! — Адсорбт неуклюже плюхнулась на поверхность с красной обивкой и крестом. — Обоих, к черту, премии лишу, тогда и посмотрим! — Всё! Поздно пить «Боржоми» — работаем! — Сорель обменялся с ним красноречивым взглядом, и Антуан усмехнулся. — Он меня кусать хоть не будет? — опять подняла голову Адсорбт. — Нет — я же каннибал со стажем — такие, не жуя, глотают, — Антуан осмотрел её платье, решая с какого края лучше его дорывать на камеру. — Да! — Сорель был в восторге, будто ребенок. — Тоша, жги! — Потрясающе, — также спокойно сказал Антуан. — Твоему режиссерскому таланту стоит похлопать… — И ты это, непременно, сделаешь, — Сорель глянул в объектив, примеряясь, — когда мы закончим… Массовка, не спим! Погнали! В некотором смысле, эта фотосессия принесла ему облегчение — Антуан, так желавший хоть как-нибудь уесть Адсорбт, смог это сделать почти не напрягаясь. И дело бы не столько в том, что они поменялись местами в последний момент, но ещё в том, что старуха, даже тогда, когда Сорель говорил ей что нужно сосредоточиться и настроиться на определенный лад, не могла перестать злиться, как младший школьник, у которого борзый старшеклассник отобрал конфету или велосипед — она циклилась на том, что он, Эго, посмел, похоже, иметь своё собственное мнение, не соглашаясь с ней. И это-то всё и испортило — время шло, а она лишь больше кривлялась, не в состоянии ухватить одной простой детали — все отвлеченные мысли видны на лице, будь оно хоть под тройным слоем грима. Особенно в таких ситуациях выдают глаза. Антуану, в своё время, именно это весьма долго вдалбливал Сорель, говоря, что когда-нибудь он вспомнит о его советах, и будет благодарен. Конечно, они профессиональными моделями не были никогда, но маломальский опыт сыграл Антуану на руку, что ещё больше вывело Жанну. И не то, чтобы Эго хотел злорадствовать, смотря ей прямо в глаза… просто так вышло. Слово за слово — и началась настоящая перепалка, а стоило только Сорелю заступиться за него, как Адсорбт вскочила и убежала в неизвестном направлении. — Меньше народу — больше кислороду, — Антуан со вздохом облегчения закинул ноги туда, где ещё недавно лежала Адсорбт. Благо, что они почти закончили, и оставались считанные кадры. — Стерва чертова. — Да уж, этот пожар был без огня… — Сорель просматривал снимки. — Она реально как мертвая… — …может, надо было показать ей, как это делается? — В ней нет ничего привлекательного в плане внешности и эмоционально тоже… так что, вряд ли бы мои уроки помогли. — Ты собираешься ей сказать об этом уже после фотосессии? — Я ещё пожить хочу. И ведь это ты довел бабушку, не стыдно? — укоризненно хохотнул Сорель. — Давай, выдай мне что-нибудь эдакое — всё равно смотреть будут не на неё, а на тебя. Так что — пара фото не помешает. — Кажется, она наивно рассчитывала на противоположный эффект. — В смысле? — Сорель выглянул из-за массивного фотоаппарата. — Она хотела внимания к себе, благодаря моему присутствию в кадре. А я ведь говорил ей, что будет наоборот. И отказывался. До последнего. — Антуан криво усмехнулся, иронизируя. — Пусть теперь получит и распишется. — Не боишься ты так резко с ней? — Ага. Хомячков бояться — кулинарным критиком не быть, — фыркнул Эго. — Хотя, меня это раздражает. — Что именно? — То, что я всё время должен кому-то и что-то доказывать. — Немного зная эту тётку, я хочу сказать, что она не уступит. Ни за что. И сколько бы ты не доказывал ей право на своё мнение, столько же раз она будет талдычить о своём… Антуан понял, Сорель попал в точку, потому как, едва они закончили, Адсорбт, уже переодевшаяся, вернулась. И её суровый взгляд не сулил ничего хорошего. — Нас можно поздравить? — Сорель аккуратно заглянул ей через плечо. — С первой удачной фото… — Нас? — перебила Жанна и мотнула головой в сторону выхода. Сорель прикусил язык. — Собирайся, живо. Меня ждут в другом месте. — …так… я думал, что рабочий день закончен… — Индюк тоже думал! Собирайся! — приказным тоном велела Адсорбт. — И принеси мне воды! Сорелю ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться. Эго на долю секунды его стало даже жалко. Вот что с людьми делает длительное отсутствие денег — они становятся заложниками ситуаций, когда их используют. И хуже этого ничего быть не может. — …имей в виду, что… если снимки мне не понравятся, то фотосессия будет считаться проваленной. Из-за тебя, — сказала Адсорбт, проводив Жана взглядом. — И вообще — то, что сейчас всё вышло по-твоему, не значит, Эго, что так будет всегда. Надеюсь, это понятно? Антуан предпочел просто посмотреть на неё, не отвечая и почти не показывая истинных эмоций. Во избежание нового скандала. Но Адсорбт, похоже, ждала какой-то реакции. И он не мог отказать. — Конечно, понятно. Но, если фотосессия всё же и будет завалена, то исключительно по вашей вине — ко мне претензий у фотографа нет. — Что?! — Один-один, мадам Адсорбт, — в её глазах вспыхнуло бешенство. А Эго едва не расхохотался. — Вы ведь тоже должны быть в курсе, что на любое действие найдется своё противодействие. — Да, я уловила, о чем ты, но… Антуан ждал, что она скажет дальше, понимая, что ответить ему придется. — …бывший любовничек тебе всё равно ничем не поможет, — Адсорбт подошла, и наклоняясь, прошептала это ему на ухо. — Придется выгребать самому, мой хороший. Держись крепче, потому что скоро будет, ой, как трясти. — Ага, только… как показывает практика, не всегда водителю нужно знать, куда ехать, ведь главным, по-прежнему, остаётся пассажир. Слышали про такой закон, мадам Адсорбт? — Эго выразительно поиграл бровями. И она с психованной миной вцепилась в спинку кресла, где он сидел. — Кто-то желает, чтоб я стал прежним Антуаном Эго? Уверены? Прожуете, не подавитесь? Сорель, наконец запаковавший свою технику, принес стакан с водой, протянул его Адсорбт и, уже собираясь выходить из помещения, вдруг задержался, обеспокоенным взглядом скользя по его лицу. Антуан резко отвернул голову и всем своим видом дал понять, что разговор окончен. Только Жанна, как нарочно, обошла его и встала напротив. — …ты всё ещё считаешь себя прежним, Эго? — от этого вопроса его кулаки сами собой сжались до болезненной пульсации вен. — Не льсти себе. И знай, что без меня ты сейчас — никто. Антуан сбросил ногу с ноги и поднялся во весь рост. Адсорбт, хоть и была на каблуках, оказалась на полторы головы ниже. Она сделала глоток воды, усмехаясь, а затем подняла глаза. — Ну, давай-давай, скажи мне ещё что-нибудь, и я гарантирую — тебе понадобятся адвокаты. А после ты будешь платить мне тройную неустойку. — Антуан пытался держаться, только с каждым её новым словом ярость всё сильнее одолевала его. — То-то же. Советую держать язык за зубами и впредь. Как там? Семь раз подумай — один — скажи? — Семь раз отмерь и один — отрежь, — поправил Сорель. — Так, вроде, русские выражаются. — Да, верно, — Адсорбт неожиданно смягчилась. — Кстати, Эго, если уж ты так рвешься вернуться в строй, то в выходные мы с тобой… — В выходные я занят, — процедил он сквозь зубы, чувствуя, как по лицу течет чертов грим. — Это я решаю, сколько ещё раз… — Я занят, — упрямо стоял на своем Антуан. — Да, и чем же ты занят? — приторно усмехнулась Адсорбт. — Своей поварихой второго сорта? — Заткнись! — теперь он абсолютно точно не смог бы сдерживаться. — Повтори! — Адсорбт дёрнулась на него, а он — на неё. Сорель едва успел встать между ними. — Повтори, я сказала! Антуан раздул ноздри. — Не смей называть Колетт поварихой… — …это ты не смей затыкать меня! — Адсорбт привлекла совсем ненужное им сейчас внимание. Сорель попытался её успокоить, но вместо этого получил порцию оскорблений ещё и в свой адрес. — Никаких выходных тебе не светит! А не явишься в ресторан — получишь штраф! Тогда и посмотрим, будешь ли ты нужен этой своей приживалке! — Стой, не надо! — Антуан врезался в Сореля, так и не отошедшего. — Успокойся, эй, слышишь! Вы чего тут устроили? Адсорбт, отогнав Сореля, и расплескав добрую половину воды из стакана по полу, опять приблизилась к нему. И Антуан снова вспомнил, как злость затмила все его здравые мысли совсем недавно — с Лингвини. Но, почему-то сейчас сцена, где он душит уже эту старую стерву, не показалась такой страшной. — …помочь остыть? — с этими словами она вскинула руку и выплеснула остатки ледяной воды ему в лицо. — Не благодари! Сорель, не ожидавший такого, выпал в осадок, закрывая лицо рукой и смотря на него сквозь пальцы. Антуан не сразу осознал, что именно произошло, и потому не успел среагировать. — Поехали! — Адсорбт сунула стакан мимо проходящему парню, и подтолкнула Сореля, который всё ещё продолжал открывать рот, как рыба. — На него не смотри — сам доберется. Не развалится! Первое, что он хотел сделать сразу после ухода Адсорбт — это порвать на мелкие кусочки контракт. Все листы до единого. И также швырнуть ей их в рожу. Но злость, на удивление, как-то быстро отпустила, и осталась только истощенность. Не зря про эту дамочку ему говорили, что она родилась вперед самого графа Дракулы — высасывать из других кровь Адсорбт умела превосходно. Но он-то никогда не думал, что сможет стать одним из тех бедолаг, которых она задавила морально, а после — сломала во всех смыслах этого слова. Раньше его было сложно вывести из себя. А уж заставить думать, будто он что-то сделал не так, — практически невозможно. И самым противным было то, что вся эта катавасия закрутилась по его же вине, по сути: когда-то он, с ума сходя без очередной разгромной статьи, и, конечно, внимания к себе, пришел в «Гюсто», к Лингвини и к его чертовому, явно мутировавшему, питомцу, а затем случилось то, что не должно было случаться — ему каким-то мистическим образом подсунули такое, что он, только попробовав, полностью поменял мнение о высокой кухне… Антуан вдруг пришел к выводу, что, если бы не та история, он бы мог сейчас работать как прежде — на того, кто платит больше, сотрудничество с газетами, стоящими ниже восьмерки в рейтинге печатных изданий Франции, его никогда не интересовали. И ведь если бы не его идиотское решение утопить мальчишку, возомнившего себя поваром, он мог бы спокойно жить и работать. И не подчиняться всяким там придурошным старухам, желающим подгрести под себя весь мир. Со столь мрачными мыслями Антуан вошел в «Рататуй». Как хорошо всё начиналось, и к чему, в итоге, скатилось. Он снял фотографию, висящую над дверями, ведущими на кухню, ещё с самого первого дня. Смял её и запустил в урну, но не попал. Руки сами собой потянулись к бару, где ещё оставались кое-какие бутылки с вином. Но почему-то взгляд упал на арманьяк. Головой Антуан прекрасно понимал, что пить в одиночку, да ещё и столь крепкий напиток не лучшая идея — его ж после выносить придется, — но на душе было слишком погано. Действия Адсорбт сумели задеть его за живое — в последнее время это стало проявляться всё отчетливее. В который уже раз он чувствует себя ничтожеством и берётся за бутылку после разговора с ней? И тут вставал один вопрос, ответа на который Антуан боялся, вероятно, ещё больше, чем самого вопроса: «Он и правда стал никем, или — она зазналась настолько, что кроме себя не видит никого?». Он уже начал открывать бутылку, как вдруг перед глазами отчетливо появилось лицо Колетт. Она явно не оценит того, что он припрётся среди ночи в стельку пьяный. Показываться ей в таком виде не хотелось. И ещё больше не хотелось, чтобы она вообще знала, что он на самом деле такой слабак, черт возьми, — с чего вдруг слова Адсорбт стали для него такими важными? Кто эта бабка такая? Никто. И какого хрена, тогда, спрашивается, он обращает внимание на то, что она там выплевывает?! Пусть плюется. В конце концов, можно же просто отойти чуть дальше — не доплюнет. Антуан вздохнул чуть свободнее, убедив самого себя, что на стерву-Адсорбт можно забить. Главное — вырваться из-под её чертового контроля. И тут совершенно внезапно в голову пришла идея. И, может, хорошо, что он не стал её обдумывать, а сразу взялся за исполнение. Эго решительно отодвинул от себя бокал, быстро глянул на часы — время было поздним, но не настолько, чтоб он не мог позвонить. — Я слушаю… — голос Ле-Клер раздался в трубке не сразу. Антуан думал даже, что она не возьмет незнакомый ей номер. — Кто это? — Мадам Ле-Клер? Это Антуан Эго, — в этот момент он понял, что обратного хода уже не будет, а уж к лучшему или — к худшему, покажет только время. — Я насчет вашего предложения, надеюсь, оно ещё в силе? — Да, разумеется. — В таком случае, я согласен. — Прекрасно, — чувствовалось, что Ле-Клер несколько не ожидала его услышать. — Когда мы… сможем встретиться, чтобы обсудить детали? — Вы заняты прямо сейчас? — В принципе — нет, не занята, — ответила Ле-Клер, и Антуан сказал, что подождет её. Поверить в то, что Ле-Клер искренне хочет помочь себе и его заведению, было проще, чем в то, что Адсорбт подослала её специально. Судя по всему, их отношения испортились давно, и ни которая не пошла бы на поклон к другой. И, к тому же, если вдруг что-то пойдет не так — владельцем ресторана, по-прежнему, останется он, и в любой момент сможет сказать своё слово. И хоть совсем не хотелось обжигаться снова, как с Лингвини, Антуан знал, что сейчас довериться Шолин Ле-Клер — единственный для него выход. — Добрый вечер, мсье Эго. — Антуан встал и кивнул, увидев женщину в дверях. — Я весьма рада, что вы согласились сотрудничать. — И мне хочется верить, что наше сотрудничество будет взаимовыгодным, — он отодвинул для неё стул. — С завтрашнего дня начинайте сбор документов для открытия. — Хорошо, именно это я и хотела услышать, — слегка заулыбалась Ле-Клер. — Но всё же… мне бы хотелось немного больше официальности… как вы смотрите на то, чтобы подписать договор в присутствии нотариуса? — Можно попробовать. Тогда… у меня тоже будет парочка условий, — выпрямился Эго. — Надеюсь, что это вписывается в ваши планы? — Посмотрим, что за условия… — Я вам приведу двух человек… — Антуан решил не юлить и сразу сказать, как есть. — Они с готовкой знакомы давно, так что обучать не придется. — Дело в том, что у меня… команда укомплектована и спаяна, скажем так, — проронила Ле-Клер. — Новых людей я брать не планировала… — И всё-таки… я вынужден настаивать на том, чтобы вы… — Кому-то из ваших знакомых требуется работа? — Шолин Ле-Клер внимательно посмотрела на него, видимо, желая убедиться, что он не шутит. — Да, можно и так сказать. — Хорошо, устроим, но… с испытательным сроком. Кто не справится, увы, но… вынуждены будем с ним попрощаться — у меня только одно вакантное место. — И второе условие, — сказал тогда Антуан. — Один из этих поваров… должен быть вне конкуренции. И уйти сможет только тогда, когда сам захочет этого. — Вы меня заинтриговали, мсье Эго. Кто же этот счастливчик? — Делать из этого тайну, я думаю, уже нет смысла, — он встретился с Ле-Клер взглядом. — Это мадмуазель Тату. — Ах, Тату, — в глазах Шолин Ле-Клер загорелся интерес. — Ну, что ж, давайте. Только я бы хотела с ней лично побеседовать. — Конечно. Вас устроит в субботу? — Отлично, — согласилась Ле-Клер и засобиралась. — А кто другой повар? — С ним мне нужно предварительно побеседовать. — Антуан вспомнил про Дилана. — Он сам к вам подойдет, если вы не против, я дам контакты… Когда они вышли, на Париж опустилась ночь. Ле-Клер отказалась от такси и сообщила, что любит прогуляться по ночному городу. Антуан попрощался и уже собирался ехать, как она окликнула его. — Мсье Эго… я слышала, что вы… работаете в «Ледойен»? Это правда? — …со вчерашнего дня, — Антуан кивнул. — Это правда. — И как Адсорбт удалось вас заманить? Антуан неопределенно пожал плечами. — Мы подписали контракт. — Будьте осторожны, мсье Эго, — серьезно произнесла Ле-Клер. — Знаете пословицу: «Коготок увяз — всей птичке пропасть»? — Да, но… — Я надеюсь, что о нашей с вами договорённости вы ей не сообщите. — Нет, я что, враг самому себе? — усмехнулся Антуан. — Конечно, нет. — Кто знает — может вам повезет куда больше, чем мне когда-то. Просто помните, что… работая на Адсорбт, вы рискуете потерять всё. И себя самого, в первую очередь, мсье Эго, — Шолин Ле-Клер ещё раз попрощалась с ним, стоящим с открытым ртом, и зашагала по тротуару вдоль узкой улицы. Антуан не знал, что именно — её слова или что-то другое, — заставило его вернуться. Хоть он и убеждал себя, что просто мог забыть выключить свет и запереть черный ход, странное предчувствие не отпускало. Как только он обошел весь ресторан, появилось ещё одно чувство — чувство чужого присутствия. Он сперва подумал, что сходит с ума. Но тут случайно глянул в угол, где валялась фотография. Та должна была быть на том самом месте, куда приземлилась, но… её там не оказалось. На кухне послышались шорохи. — Кто здесь? — Антуан резко распахнул двери, вооружившись на всякий случай тем, что попалось под руку — вазой с ближайшего стола. — Без резких движений — или я вызову полицию! Никакого ответа не последовало. Всё стихло, и Эго пришлось идти по всему помещению, чтобы убедиться в том, что он тут один. На какое-то время он остановился, прислушиваясь. Сзади, где-то под разделочным столом, что-то юркнуло. Что-то довольно маленькое. И теперь, подумав, Антуан уже не списывал это на сумасшествие. Он нашел вполне себе конкретную причину — крысы. После нескольких проверок из соответствующих станций и даже после штрафов, устроенных ещё во времена, когда «Рататуй» был на коне, он сумел добиться того, чтоб сородичи Микро-шефа не смели и носа показывать сюда. Но вот, кажется, они снова решили, что эта кухня — бесплатная крысиная гостиница. — Так, штуки кончились! — Антуан опустил руку с вазой и сделал большой шаг по направлению к предполагаемому месту, где сидели крысы. — Выходим! Пришлось ещё подождать, прежде чем из-под стола — медленно, осторожно, пригибаясь к самому полу, едва ли не ползком, — вылезла довольно большая крыса. Массивная тупая морда, тёмный окрас и длинный хвост, не совсем голый, как у большинства крыс, а с налетом жестких чёрных волосков — Антуан, напрягшись, вспомнил, где видел её. Это та самая крыса, которая присутствовала на открытии ресторана вместе с Микро-шефом. Лингвини, вроде бы, тогда сказал, то это — отец его питомца и вожак крысиного клана. Естественно, тогда Эго не было дела до всех этих подробностей. Но сейчас… что-то видимо, поменялось. За этой крысой вдруг вылезли ещё несколько, окружая его, и Антуану стало на самом деле не по себе. — Что происходит? — он посмотрел на пол, туда где находились крысы. — Что это всё значит?! Идиотия какая-то. Неужели, он на полном серьезе рассчитывал на ответ? Бред же. Антуан зажмурился, думая, что сейчас это видение исчезнет. Но нет — когда он снова открыл глаза, картина была прежней. Теперь снова было впору думать, что он свихнулся, и Эго усмехнулся, но лишь до тех пор считал всё фарсом, пока крыса, та, что побольше, не вытащила какой-то листок. Затем она подняла морду и внимательно посмотрела ему в глаза. Как реагировать на столь непредвиденную ситуацию Антуан не знал. И не придумал ничего лучше, чем спросить ещё раз, какого черта им от него нужно. Крыса продолжала гипнотизировать его, наконец, привставая на задние лапы, а в передних сжимая сложенный клочок бумаги. — Это… мне? — Антуан кивнул крысе, и едва не подскочил, когда та кивнула в ответ. Пытаясь убедить самого себя, что это — просто случайность и чья-то глупая шутка, Антуан, косясь на крыс, присел на корточки. Теперь расстояние не было столь критичным. И он смог различить самые настоящие эмоции на морде грызуна, всё ещё держащего письмо обоими лапами. В этих черных глазах горела надежда. И отчаяние. И страх. Дикий страх перед ним, человеком, к которому, судя по всему, никто из присутствующих здесь не испытывал столь же тёплых чувств, что Микро-шеф, например, к Лингвини. — Черт… я, кажется, понял… — Антуан даже разозлился на себя, когда наконец-то до него дошло — эти крысы ищут Микро-Шефа. — Только, боюсь, что я не знаю, где он. Мне очень жаль. И тут крыса выпустила из лап бумагу, подталкивая ту по полу к его ботинку. Антуан догадался, что пришло время ему увидеть, что же там такого. Он взялся за один край, и едва поборов брезгливость, развернул её. На листе было выведено карандашом корявое слово. Прочитав его, Антуан замер, не в силах шевельнуться. Он не мог поверить, что это на самом деле происходит. Под пристальными взглядами крысиных глаз Эго почувствовал себя уязвимым как никогда. На листе больше ничего не было, сама бумага была пожелтевшей и грязной, вся в следах от чьих-то пальцев — и, если очень присматриваться, — лап. Больше всего Антуана заботил вопрос том, кто именно это написал и почему. А самое безумное предположение рисковало оказаться правдой. — Откуда вы… знаете о нём? — свой сиплый голос Антуан не узнал, как если бы сильно простудился. — Откуда вы знаете его… кличку? Кто это писал?! Ещё одна коричневатая крыса — с висящими боками и большими ушами, — подошла ближе. И вытащила из-за спины глянцевый комок. Антуан понял, что это — фотография, которую он выкинул в мусор. На фото был Микро-шеф, сидящий на плече Лингвини. — Он написал вам это? Или кто-то другой? — опять начал спрашивать Антуан, показывая на снимок и всё больше нервничая. — Почему вы пришли с этим ко мне? Отличные идеи всегда приходят опосля, но в этот раз всем повезло. Антуан выкрутился, достав из кармана мобильный. И вызвал голосового помощника, произнеся то, во что ещё недавно не верил: «Африканская тростниковая крыса. Изображения». Когда поиск был завершен, и ему высветились картинки, Эго повернул мобильный. Давая крысам возможность посмотреть на дисплей. И некоторые тут же отпрянули, прижав уши к голове. Другие яростно заскребли лапами по полу, ощериваясь. — Похож? — Антуан же смотрел только на одну крысу. На вожака, который подошел максимально близко и снова едва заметно кивнул головой, нахмуриваясь. — О нём здесь сказано, верно? Эго снова прочитал одно-единственное слово — «Тейд». И подумал о чёрной крысе, о той самой, которую видел в доме. На плече у своего папаши. Кажется, тот и сказал ему: «Мистер Тейд не любит, когда его разглядывают…». Антуан очень бы хотел ошибиться, но всё же отчетливо помнил это имя. — Кто-нибудь из вас… умеет… делать нечто подобное? — Эго, стараясь не зацикливаться на том, что именно сейчас творит, поднял листок, демонстрируя его сгрудившимся вокруг крысам. — В смысле — писать или… рисовать хотя бы? Вожак крысиного клана, переглянувшись с сородичами, неуклюже, на задних лапах, вышел вперед и неопределенно покачал ушастой головой. Антуан с тяжелым вздохом вытащил из кармана ручку, понимая, что, если до неё дотронется крыса, придётся покупать новую, но всё же отдал письменную принадлежность. А дальше ему пришлось максимально напрячься и задавать наводящие вопросы, чувствуя себя полным идиотом.