Твой мертвый взгляд

Жизнь текла своим чередом. Даже не так, как-то слишком медленно и скучно, Гайер отчаянно не понимал — почему. Не происходило ничего нового, но ведь все было как и раньше. Учеба, работа, иногда отдых в знакомых местах. Чего же ему не хватало? Разгадка словно была прямо под носом, но Марк никак не мог ее уловить. Что-то до одури очевидное. Впрочем, Гайер не дурак, и, в сотый раз проматывая ленту сообщений понял, что же именно пошло по половому органу. В связи с недавними событиями Марк все же решил устроить временный бойкот Громову, опять же, скорее для себя, чтобы доказать, что может спокойно жить и без него. Все шло даже слишком хорошо, похоже, Михаил быстро смекнул, что к чему, и не писал. Наверное потому, что инициатором общения до этого был в основном Гайер, и догадаться что происходит было не так уж и сложно. Из-за этого общение моментально сошло на нет, позволяя Марку в первые несколько дней почувствовать долгожданную свободу и радостно убедить себя в том, что Миша ему не сдался, и без него вполне можно прожить. Однако, это явление было весьма временным, потому что не прошло и недели, как отсутствие в своей жизни этого комка непредсказуемой загадочности начало напрягать. Сначала понемногу. Просто неприятное, гнетущее чувство, как будто отняли что-то привычное и близкое. Такое, знаете, назойливое ощущение, словно чего-то недодали. Марк думал, что причина крылась в отъезде Азалии, и, вероятно, в каком-то смысле это тоже было верно, однако когда он начал листать диалоги с Михаилом и его странички в сетях, стало вполне понятно, что Зансар к этому никакого отношения уже не имеет. Что уж сказать, он умудрился соскучиться по Громову, хотя отчаянно не желал себе в этом признаваться. Заезженный довод в виде недавнего инцидента уже совсем не работал, к Михаилу тянуло, а видимых причин отказаться не было, и даже былая свобода выбора уже так не привлекала, как их общение. Гайер предпочитал думать, что это не какие-нибудь чувства, а простой интерес. С каждой их встречей он все больше хотел заграбастать этого красавца себе, целиком и полностью, и абсолютно ничего не мог с этим поделать. Ревность, желание, настойчивость, и все от того, как ловко Михаил не давался ему в руки, не позволял присвоить себя, при этом полностью закрепощая Марка, ведь думать о других людях тому уже даже не хотелось. Хитрая схема, которую Гайер отчасти понимал, но не исключено что Громов осознавал происходящее гораздо лучше. Мысль о том, что все это было задумано, и сейчас он идет по продуманной чужим мозгом тропинке, ведомый и послушный, заставила его временно отогнать мысль о том, как именно им восстановить общение. Миша пока-что обойдется. Ещё пара дней работы, очередная учеба, и Марк понимает, что без этих межличностных игрищ его жизнь слишком пресная. Нет напряжения, адреналина, ярких всполохов эмоций, на фоне Громова другие люди казались беспросветно скучными и тупыми, что отбивало любое желание контактировать с кем-либо кроме клиентов и барыги, и то сугубо по делу. Окончательно заебавшись от происходящего Гайер все же решается написать Михаилу, для себя прикрываясь тем, что тот потенциальный заказчик, при этом прекрасно понимая, что за заказом последует. Есть гера. Чистая, как слезы ангелов. Я в деле. С тебя шприц, и, как обычно, квартира. Опять безнал? Будто тебя это не устраивает. Послезавтра, вечер-ночь. Надеюсь, ты не выкинул мои шмотки. Разумеется не выкинул. От воспоминаний о платье щеки невольно покрылись румянцем. Разумеется, Гайер даже не пробовал, знал, что налезут только чулки, и те с натягом, но, будем честными, примеривался. На этом, собственно, короткий диалог был закончен, Марк заранее отложил пакетик с определенным весом — нормальной дозой — после чего постарался просто продолжить делать свои дела, коих было предостаточно. Очередные конспекты, переписка с барыгой, треп с знакомым шоплифтером о том, что именно ему нужно из шмотья и хавки, и сколько он готов за это отдать. Как бы он не старался погрузиться в это с головой, предвкушение неприятно отягощало его, взгляд невольно скользил к диалогу, проверить, не написал ли Михаил что-то еще, под ложечкой тянуло от одних предположений о том, что их ждет в этот раз. Скорее всего очередная приятная ночь, тут и думать нечего, но Гайер не сомневался, что тот выкинет что-нибудь эдакое. Всегда выкидывал, именно поэтому с ним и было интересно. Часы до встречи тянулись томительно, уснуть в обе ночи было сложно, Марк активно ожидал. Сидя дома вечером назначенного дня Гайер, почистивший зубы, тщательно помывшийся, перестеливший кровать и пропылесосивший всю квартиру, пустым взглядом смотрел в ленту новостей, обновляя каждые несколько секунд, страстно желая увидеть что-нибудь новое, но любая картинка отвлекала его на такое жалкое количество времени, что он был вынужден постоянно искать что-то новое. От волнения, вызванного длительным предвкушением, неприятно скручивало живот. Раздавшийся в квартире звонок был настолько ожидаем, что дверь была открыта в рекордно быстрое время. Гайеру нечего сказать, поэтому раздевается и проходит в спальню Михаил в полной тишине. Сразу подходит к шкафу, перебирая вещи под чужим пристальным взглядом. — Там его нет. Посмотри на полке. Громов невольно морщится, платье было пускай и не особо тонким, но если сложить могло помяться, а Михаил ненавидел, когда что-то было не идеально. Взяв вещь с полки развернул, осматривая. Заломов было куда меньше, чем он ожидал, и не такие уж заметные, сложил Марк аккуратно. — Тебе ведь не пошло, не так ли? — Разумеется. Маловато будет, — Гайер подкрался ближе, рассматривая ткань. Узковато в руках, да и, скорее всего, сдавливало бы грудь, он в этом плане более рельефный, чем Громов. Между ними оставалось пара сантиметров, но вот Михаил укладывает свой затылок на чужое плечо, прижавшись спиной, и расстояния не остается вовсе. Марк чувствует себя взволнованным школьником, обвивая талию юноши руками, и, в свою очередь, неуверенно упирается подбородком в основание шеи, глядя под рубашку. Первые расстегнутые пуговицы и размер превышающий норму на два пункта предоставлял прекрасный обзор на чужую грудь. — Жаль, я бы очень хотел увидеть тебя в нем, — Громов складывает платье принюхивается к воротнику задумчиво. На вещи еще оставался еле различимый запах духов, в основном — чужих. — Не стирал? — А толку. Она все равно почти ничем не пахнет. Михаил улыбается, разворачивается лицом к Марку, не отдаляясь. Гайер неуверенно прижал юношу к себе, глядя в ответ вопросительно. — Но ведь если бы она пахла мной, ты бы все равно ее не постирал. — Будто мне нужны чужие грязные вещи, — фыркает Марк, пытаясь отрицать правоту Михаила, но улыбка не сходящая с его лица дает понять, что провести Громова так легко не удастся. — От нее пасет тобой. Я почти вижу, как ты тискал это несчастное платье, вспоминая обо мне. Хочешь я надену его и сегодня? Гайер вздыхает, но отрицать очевидное бессмысленно — согласно кивает. — Хорошо. Но взамен выполнишь и мою прихоть, — Михаил отстраняется, отходя от шкафа, откидывает платье на кровать и принимается неторопливо расстегивать рубашку. Разумеется, на голое тело. — Боюсь представить. Что именно? — Марк садится рядом с платьем, пристально наблюдая за тем, как Громов медленно лишался одежды. Зрелище до безобразия эстетичное, внутренний ценитель прекрасного был в восторге. — Не думаю, что ты готовился к сегодняшнему дню, а я хочу оставить немного времени под кайф, так что вместо того чтобы поиметь тебя ограничимся пробкой. Ты ведь не имеешь ничего против? Гайер задумчиво угукает, наблюдая за тем, как приятная ткань в пару движений чужих рук скрыла под собой голое тело. В момент, когда переодевание закончилось, правда, осознал, на что согласился, и крепко задумался, что было прекрасно видно по лицу. — Не переживай, это будет приятно. Тебе понравится, — тянет Михаил, укладывая Марка на спину, многообещающе нависая, но, правда, вскоре ложится рядом, мягко толкнув предплечье, — Но для начала достань ее. И смазку — лежит в барсетке. — Сегодня без презиков? А что если я заразный? — Гайер достаточно оперативно подрывается с кровати, доставая из тумбочки плаг, затем ненадолго выглядывая в коридор за поясной сумкой. Впрочем, даже отсюда было слышно, как Громов усмехнулся в спальне. — Какая разница? Жизнь до безумия коротка, мне плевать в любом случае, — Михаил с улыбкой глядит на вставшего перед ним Марка, за время чужого отсутствия юноша уже успел красиво рассесться на покрывале, словно для очередной фотосессии. Каждый раз это ожидаемо, и каждый раз Гайер не может понять, это рефлекторно или умышленно. — Тебе плевать, а мне — нет. Обещай мне, что после этого я не найду у себя даров Венеры. — Чист как белый холст. Не тяни, котик, мое терпение не железное. — Хватит называть меня так, — бурчит Марк, откинув плаг и флакончик на кровать, начиная торопливо стягивать с себя шмотки. Чертово «ласковое» прозвище каждый раз возвращало его к первой встрече и к воспоминаниям о бывшей, что ему категорически не нравилось. — Я просто хочу, чтобы ты помнил, с чего все началось, — улыбается Громов, растягиваясь по кровати во всю свою немалую длину, настолько картинно, что хотелось достать фотоаппарат. Устроившись рядом Гайер охотно обнял партнера, ткнувшись носом в шею, принюхиваясь. Ничего, кроме слабого запаха геля для душа и легкого флера каких-то нейтральных духов. — Как по мне это больше похоже на дрессуру. Я тигр, а не котенок, — в доказательство слов Марк укусил Михаила, не особо ласково, но с расчетом на то, что следов остаться не должно. Громов не стал ежиться или возмущаться, но, развернувшись к Гайеру лицом, состроил настолько убедительное жалобно-просящее его выражение, что желание быть хоть малость грубым отбилось напрочь. — Я люблю, когда партнеры нежны со мной, — тихо произносит Михаил, оглаживая прохладной ладонью чужой пресс, — Потому что я хрупкий, и мое воспитание не позволяет отвечать взаимностью на болезненные и неприятные ощущения, — пальцы мягко оглаживают пока еще не особо твердое достоинство, когда как чужой томный взгляд напрочь околдовывает Марка. Громова хотелось слушать, Громову не хотелось сопротивляться, — Поэтому пожалуйста, — ладонь с нажимом проходится по внутренней части бедра, вынуждая раздвинуть ноги, — Будь ласков со мной. Гайер тихо, влюбленно вздыхает, чувствуя, что абсолютно очарован. Этот уровень интуитивного психологического воздействия иначе как магией или гипнозом и назвать было нельзя, Михаил проворачивал свои манипуляции так изящно и своевременно, словно теория об отсутствии вторых половинок — полная херь, и Громов являлся его частью, настолько хорошо он чувствовал настроение и менял его как себе вздумается. — Есть, сэр, — улыбается Марк, после чего охотно целует чужие губы, оглаживая спину, думая о том, что доза героина не стоит подобного. Мысль о том, что он срывает куш, возникла ещё пару встреч назад, окончательно закрепившись именно сегодня. Поцелуй ожидаемо затягивается, сопровождаясь довольно поверхностными предварительными ласками. Мягко и нежно, для Гайера такой опыт был, пожалуй, почти нов. Да, он привык, что с некоторыми девушками нужно быть ласковым, но чтобы так обращались с ним, да и еще чтобы он испытывал такое удовольствие от подобного — впервые. Продолжалось это не то чтобы долго, как по внутренним ощущениям столько, сколько нужно, Громов очень вовремя отстранился, не давая ласкам затянуться. Сел, нащупав неподалеку от изголовья пробку и флакончик, после чего довольно настойчиво развел чужие ноги. Промежность уже была разогрета легкими поглаживаниями, но Марк все еще не был уверен насчет этой затеи, потому что ему анальных утех хватило еще в прошлый раз с избытком. Глядя на то, как Миша выдавливает лубрикант на пальцы, Гайер тяжко вздохнул, предвкушая на первое время не самые приятные ощущения. — Не переживай. Разумеется будет не так тяжко как в прошлый раз. Мышцы, конечно, все еще тугие, но тогда я как следует постарался, так что пойти должно легче, — спокойно произносит Громов, смазывая скользкими от смазки пальцами пробку, после чего начал массировать ими же чужой сфинктер, подготавливая к проникновению. — Это было больше чем две недели назад. Даже если там что-то и растянулось, сейчас оно вернулось к исходнику, — неуверенно ворчит Марк, смущенно глядя куда-то в сторону, стараясь не сосредотачиваться на этом. Михаил тихо усмехается. — Морально пойдет легче. Не будешь нервничать как будто ты сорокалетняя девственница, сжиматься должен поменьше, это сильно упрощает процесс, — напоследок проведя по промежности пальцами Громов ткнулся в сфинктер кончиком плага, начиная мягко надавливать. Встреченное сопротивление вызвало у него недовольный вздох. — Прости, она довольно холодная, — пытается оправдаться Гайер, стараясь расслабиться. Выходит так себе, но благодаря не очень большому диаметру и чужим стараниям пробка все же медленно проникала внутрь. Под основание пошло тяжелее, но и длилось это не так долго. Тяжко выдохнув Марк заерзал, металл неохотно согревался внутри, так что чувство дискомфорта не хотело оставлять его. Впрочем, когда Миша вполне уверенно оседлал его бедра, неуют как-то быстро отошел на второй план. — Платье не будет тебе мешать? — запоздало спросил Марк, наблюдая за тем, как рука Громова исчезает под довольно длинным подолом, чтобы подготовить себя. — Первое время. Как только я сяду на твой член юбка перестанет быть проблемой, — жмет плечами Миша. Гайер снова неуверенно ерзает, ощущая слабое давление в приятном месте и странноватое ощущение от слегка распираемого кольца мышц. Приятное дополнение к основному блюду, сказать нечего. Чужая подготовка длится недолго, вот уже теплые пальцы смазывают его собственный член, выдавливая из груди довольный вздох, ждать не приходится, Громов со всей уверенностью седлает его. Марк не мог сказать точно, но ощущалось, как будто тот был туже, чем обычно. Впрочем, у них давно не было, может ему и казалось. — Ну и чего ты улыбаешься? — после некоторой паузы фыркает Михаил, начиная неторопливо покачивать бедрами, постепенно увеличивая глубину проникновения, уперевшись руками о чужую грудь. Впрочем, даже так, это не чувствовалось большой тяжестью, Гайер думал, что он просто делал больший упор на колени. — Потому что с тобой хорошо, — честно отвечает Марк, укладывая ладони на чужую талию, ласково поглаживая худые бока, даже немного жалея о том, что не может видеть, как его член проникает в чужое тело. Впрочем, без обзора впечатления были другими, что, безусловно, довольно интересно. — Как мило. Звучишь словно влюбленная девочка подросток, — Громов выпрямился, насаживаясь на чужую эрекцию по самое основание, после чего принялся ерзать бедрами, сжимаясь так приятно, что Марку становилось тяжело дышать. — Как грубо. Сам ведь мало чем от меня отличаешься, — Гайер садится, обняв Михаила, довольно заглядывая в серые глаза партнера. Красивые, светлые, и все такие же безжизненные, как и в их первую встречу, но сейчас ему казалось, что они попросту не отражали внутреннего состояния Громова, не передавая его эмоций. — Я, по твоему, похож на девчонку? — с претензией в голосе интересуется Миша, обвивая руками чужую шею, продолжая двигаться, теплые ладони на собственных ягодицах только добавляли ощущений, особенно учитывая, что Марк забрался ими под ткань платья. — Ты и сам знаешь, что лучше любой девчонки. Но и меня впредь не обзывай, — они снова целуются, потому что без этого процесс кажется более пресным. Это взаимодействие, такое, казалось бы, привычное, вызывало в груди необъяснимое тепло. Вероятно, Гайер и правда влюбился, но думать об этом сейчас ему совсем не хотелось. Ещё немного они сидят так, после чего Марк решительно берет инициативу на себя. Мягко спихнув Михаила и уложив его на кровать, для большего удобства, ведь в прошлой позе особо не разойдешься, Гайер охотно задирает юбку платья, удобно устраиваясь между чужих разведенных ног, пристраиваясь вновь, навязывая уже свой темп, куда более агрессивный. Толчки, поцелуи, жадное скольжение рук по телу, они оба теряются в этом. Новая поза, укусы, судорожное дыхание, тихие стоны, оргазм подступает незаметно, но более чем ожидаемо. Кончая, Марк не мог отделаться от мысли о том, что спустил все прямо, черт возьми, в Мишу. Одна мысль о том что этот идеальный красавчик вполне добровольно позволил заполнить себя его спермой приводила в какой-то иррациональный восторг, Гайер не был уверен, что кремпай для Громова явление новое, но все равно чувствовал себя так, словно оставил на Михаиле какую-то несмываемую метку. Приятно. Отдышавшись Марк неохотно вышел, но не отстранился, принялся тискать мягкого после оргазма Громова, слишком счастливый, чтобы как-то сдерживаться. — Ты как щеночек, ей-богу, — вздыхает Михаил картинно, через минут пять отстраняя от себя чужие руки чтобы сесть и стянуть несколько влажное от пота платье. Гайер довольно потянулся, рассматривая чужое тело как в первый раз. — Для тебя — хоть ящерка, — Марк ловит на себе недвусмысленный взгляд, после чего слезает с кровати, чтобы достать заранее подготовленную дозу, ложечку, жигу и шприц. Обряд знакомый, но не особо привычный, пока Гайер готовил наркотик к употреблению Громов уже успел вполне комфортабельно расположиться в полусидячем положении, внимательно наблюдая за еле знакомым процессом. — Ты впервые в вену? — Марк пока не решается набрать в шприц, кидает несколько неуверенный взгляд на Михаила, который, впрочем, тушевался гораздо меньше, чем он сам. В голове мелькнула мысль о зависимости, но мозг не имел никакого желания думать о будущем, тем более — совместном. — Нет. Не тяни, котенок. Гайер перевел взгляд на девственно чистые сгибы чужих локтей. На одной руке по внутренней стороне красовался белесый след от шрама. Марк не стал спрашивать. — Уверен, что хочешь именно в локтевую? Правда, в другие и я не умею, — юноша набирает раскаленную жидкость в новенький, только что вскрытый шприц, Михаил уверенно протягивает ему левую руку. — Уверен. Сделай это для меня. Некоторое время уходит на то, чтобы найти вену. Укол, возвратное движение, чтобы набрать крови и смешать ее с героином, ввод. Отложив пустой шприц Марк глянул на Громова, стараясь уловить изменения в состоянии. Михаил несколько секунд смотрит на место укола, после чего опускает руку и прикрывает глаза, расслабляясь. Тяжелый вздох знаменует приход. Сидя рядом Гайер от нечего делать наблюдает за Громовым, тот, впрочем, особо и не двигался. Разве что было видно как неторопливо шевелятся глазные яблоки под веками. Вспомнив о гребаной пробке только сейчас Гайер поднялся, осторожно вытаскивая из себя игрушку, неохотно откладывая на тумбочку, после чего думает, что покушать было бы неплохо. — Справишься без меня? — на всякий случай спрашивает Марк, натягивая домашние шорты и футболку, чтобы не замерзнуть. — Разумеется, — тихо и вдумчиво отвечает Михаил, приоткрыв глаза, — но ты возвращайся. Гаер кивает, после чего уходит на кухню. Чашка кофе, бутерброд, и вот его живот уже чувствует себя гораздо лучше. Посмотрев на время он также подумал, что поспать было бы неплохо тоже. Наверное, спать рядом с обдолбанным идея не лучшая, но, в конце-концов, он о героиновых наркоманах знал многое, как и о приходе, поэтому вполне доверял Громову. Вернувшись в комнату он осторожно вытянул из-под, кажется, вздремнувшего Михаила одеяло, чтобы забраться рядом и укрыть их обоих. От этого действия, видимо, как и от неожиданного шума рядом, Михаил приходит в себя. — Ишганар? — он переворачивается, чтобы иметь возможность визуального контакта, тянется за чужой рукой, и Гайер даже не шевелится, настолько он охуел. Громов кладет свою ладонь поверх чужой, лежащей на простыне, мягко переплетает пальцы, после чего вздыхает, улыбаясь. Взгляд его выглядел неожиданно тепло. — Повтори, — наконец соизволил оттаять Марк, явно в этой жизни чего-то не понимающий. — Ишганар. Я тебя знаю. — Какого черта? Откуда? — Гайер пока не решается агрессировать, но был очень к этому близок. Данное матерью имя мелькало только в свидетельстве о рождении. — Мы с тобой связаны, — тянет Громов, сжимая чужую руку в своей крепче, прикрыв глаза.- Ишганар Кейван. Мне так нравится, как это звучит, но правильнее будет Мостафа.* Терпение Марка заканчивается, стоит Михаилу только договорить. Растерянность уходит, вместе с ощущением комфорта. — Откуда ты знаешь про мою мать, — тихо произносит Гайер, стараясь оставаться спокойным хотя бы внешне. Громов кидает на него пристальный взгляд, словно пытаясь прочесть, после чего довольно улыбается. — Она называла тебя так? Марк сжимает чужую руку сильнее, во взгляде проскальзывала ярость, но он понимал, что насилие здесь ни к чему. Только терпение и разборчивые вопросы. Как же не вовремя Михаилу приспичило выебнуться. — Что. Ты. О ней. Знаешь, — с нажимом произносит Гайер, придвинувшись ближе, сверля собеседника напряженным взглядом. Громов жмет плечами. — А что ты бы хотел узнать о ней от меня, پسر زهرا**? Терпение лопается словно воздушный шарик. Марк мгновенно подрывается, нависнув над собеседником, руками вжав в постель, чтобы не сдвинулся. Ему многое что хочется сделать сейчас, но он находит в себе силы продолжить диалог. — Где она? Единственный вопрос, интересующий Гайера последние пятнадцать лет. Громов жмет плечами, довольно равнодушно глядя на Марка, и от этого ему только больше хочется растереть это милое личико о любую подходящую для этого поверхность. Он несколько лет искал информацию, любые следы того, куда она могла деться, и не находил ничего, и тут приходит этот засранец, знающий слишком много, учитывая, сколько они знакомы, и как мало Гайер рассказывал ему про себя. Марк не сомневался — у Михаила была информация и о том, где Захра Кейван, и о том, что с ней, иначе бы он не провоцировал его сейчас. Вопрос в том, откуда он узнал, почему это имя ему так ценно. Наверное там же, где и все остальное. — Я не думаю, что тебе стоит это знать. — Говори! — рыкнул Гайер, ударив кулаком в подушку в паре сантиметров от чужого лица. Хлопок вышел сильный, видимо, Громов задумался о своей безопасности. — Ты будешь жалеть, — спокойно произносит он, переводя взгляд с чужого запястья на лицо, — Я знаю, что ты ищешь ее, но… — Пара слов. Адрес, хотя бы страна и город, просто скажи, иначе я выбью эти слова силой, — прошипел Марк, чувствуя, как все тело сводит от этого яростного напряжения. Столько лет бесплодных поисков, и он никогда бы не мог подумать о том, что услышит подобное от еле знакомого человека. Тем более в России. Судьба умеет удивлять. Какое же, сука, отношение Громов имеет к его семье? — Хорошо, — вздыхает Михаил, — Германия, Берлин, Кройцберг, — он замолкает, думая, достаточно этого или нет. Рокотание в чужой груди дает понять, что собеседнику этого мало. — Улица и дом. — Улиц целых шесть, мне назвать все? Между ними повисает молчание. Гайер хмурится. Ярость уступает место судорожным размышлениям. Если она все это время была в Берлине, что могло заставить ее не возвращаться домой? — Она… Бездомная? — рассеянно спрашивает Марк, на что Михаил только печально мотает головой. Разгадка где-то близко, но он никак не может уловить ее. — Луизенштадтское кладбище. Гайер пустым взглядом глядит куда-то сквозь Громова. Вывод очевиден, но принимать его ему не хотелось. Разумеется, даже если бы она там работала, она могла вернуться, подсторожить его и поговорить, что угодно, если бы она была жива, она бы наладила связь, он не сомневался. Она не могла его бросить. — Дата смерти? — Ты и сам ее знаешь, я полагаю. Марк мотает головой, зажмурившись. Не верится. Все не может быть так. Ему отчаянно хотелось верить, что Михаил лжет, что она сейчас на родине, и ее просто нужно найти, но он понимает, что все это ложь. Она бы нашла как с ним связаться, в любом случае, она бы вернулась за ним. Она бы не оставила его. — Это не правда. Я не хочу верить, — Гайер садится, закрыв лицо руками, с силой потерев переносицу, пытаясь остановить накатившие слезы. В памяти снова встал день, когда дядя сообщил ему о том, что мать улетела. Ни с того ни с сего решив оставить ребенка одного после смерти отца. Она любила его, и это всегда казалось Марку очень странным, но он верил. Все хуже и хуже с каждым годом, кажется, он бы и сам мог додуматься до этого. Да, это было вполне ожидаемо, но ему все равно было тяжело. Мысли о том, каким именно образом она умерла, он решил отложить на потом. И без них плохо. — Прости, — Михаил садится тоже, обнимает Гайера, и один бог ведает, насколько тому хотелось его оттолкнуть, но Марк удержался. Громов — не главная проблема сегодняшнего дня. Сдерживать слезы становится уже невозможным, и Гайер больше не пытается. Рыдать нормально у него никогда не выходило, так и сейчас, от осознания того, что у него больше нет близких людей, слезы сами текли из глаз, сопровождаясь только тихими всхлипами. Уткнувшись в чужое плечо Марк зажмурился, обнимая Михаила в ответ, думая, что сейчас самое время чем-нибудь убиться, но так и не сдвинувшись с места. Сквозь рев собственных мыслей до него еле доносился чужой голос, тихий, успокаивающий, знакомо что-то вещающий. Они сидят так еще некоторое время, пока Гайера не прекращает бить дрожь, после чего Громов ложится, утягивая Марка за собой. Устроив голову на чужой груди, слушая рассказы о древних шумерах, Гайер пытался ни о чем не думать, сосредотачиваясь на умиротворяющем звучании голоса. Михаил рассказывал что-то про шумеров и персов, про величие этого народа, сыном которого был Ишганар, но Марк не вслушивался в смысл. Измотанный эмоциями и успокоенный голосом он засыпает. Беспокойный сон к утру становится более крепким, однако, раздающиеся в коридоре голоса все равно будят его достаточно быстро. Очнувшись, протирая слипающиеся глаза, Гайер еле мог разбирать чужую речь. Знакомый голос сначала показался абсолютно чужим, и все из-за немецкого акцента. — Sie sagten, Sie würden am Abend nach Hause kommen, aber am Ende haben Sie mich nicht einmal gewarnt. Ich habe die ganze Nacht nach dir gesucht! *- незнакомый тембр звучал то ли взволнованно, то ли возмущенно, спросонья Марк даже не особо понимал, что было сказано. — Oh, natürlich. Ich entschuldige mich, Zakklay. Nun bitte verschwinden. Ich habe mein eigenes Geschäft.**- раздается раздраженный ответ. Зевнув Гайер садится, прислушиваясь, задумчиво глядя в окно. На улице шел дождь. — Ну разумеется, свои дела. И что ты здесь делал? — Отдыхал с девчонкой. Тебе какая к черту разница, ты что, моя сиделка? — Уже как десять лет. Будь добр, держи меня в курсе о своем местоположении, я должен хотя бы знать, где ты. — И на том спасибо, что не смотришь, как я сплю, — рыкнул Михаил, раздался тихий скрип закрываемой двери и шуршание пакета. Ворчание, хлопок, квартира снова закрыта, а перепалка окончена. Интересно, он многое пропустил? Звуки босых шагов удалились на кухню, выбравшись из кровати Гайер попытался сообразить, что произошло, и какую выгоду он из этого может получить, задумчиво направляясь в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. Выглянув на кухню невольно поежился, пускай Громов сидел к нему спиной, его мрачное настроение словно повисло в воздухе, окутывая всю комнату. — Ух, эм, доброе утро? — Марк проходит мимо, заглядывает в полупустой холодильник, грустным взглядом окидывая остатки былого величия, закрывает его и садится напротив, принимаясь с интересом разглядывать стоящий на столе бумажный пакет. Рядом с ним лежал симпатичный черный зонт. — Хуютро, — лаконично отвечает Михаил, после чего недовольно трет переносицу, уставившись взглядом в столешницу. Между ними еще некоторое время висит неловкая для Гайера тишина. — Отходняк. Мне нужен кокс чтобы придти в себя. Минимальная доза, — наконец произносит Громов, подняв мрачный взгляд на собеседника. Да уж от былой легкости не осталось и следа, только в этот раз помимо равнодушия в чужих глазах была видна какая-то бесконечная усталость. — Ты знаешь, он не достанется тебе просто так. — Какой ты меркантильный, Ишганар, сил моих нет. И что тебе нужно? Отсосать? Прости, но скакать на твоем члене с утра пораньше я не намерен, — с некоторым презрением в голосе произносит Михаил, вызывая у Гайера волну мурашек. Давно его никто не звал по имени, и это было бы даже приятно, если не контекст. — Спасибо, вчерашнего мне хватило. Я хочу знать, кто это, и почему ты не можешь платить деньгами, — спокойно отвечает Марк, после чего, не удержавшись, зевает, прикрыв рот ладонью. Михаил хмурится. — Меньше знаешь — крепче спишь. Тебя это ебать не должно, котенок. — Полтора грамма из моих запасов. Хорошее предложение, не думаешь? Всего-то поговорить со мной минут пять, и вот у тебя уже будет столько чудесного кокаина… Громов щурится, морщит нос, словно шевелит невидимыми кошачьими усами, вздыхает, но все-таки согласно кивает. Гайер довольно улыбается. — Ну, спрашивай, — Громов принялся небрежно разрывать бумажный пакет по краешку, после чего достал из него две коробки с какой-то едой, видимо, из ресторана. Пакет благополучно отправился на пол, Михаил же поднялся чтобы найти в одном из ящиков тумбочки железную вилку, потому что пластиковой есть не хотелось. — Начнем с простого. Кто это? — Kindermädchen****- как-то брезгливо произносит Громов, снова усаживаясь за стол. Марк неожиданно осознал, что тот все это время был в одних боксерах. И не мерзнет ведь… — А если серьезно? — вздыхает Гайер, наблюдая за тем, как Громов вскрывает коробки. По кухне начал расползаться приятный запах свежего салата и жареного мяса. — Телохранитель. Немец, как ты мог услышать. Деятельный, но глуповатый, как собака, — Михаил задумчиво тыкает вилкой в красивый ростбиф, окруженный пареными брокколи, после чего вытащил из коробочки пару кусков капусты и подвинул к Марку, изъявляя явное нежелание это кушать. Гайер брезговать пластиком не стал, распаковал и ножик, и вилку, потому как вставать не хотелось, и взялся резать мясо, чувствуя, как от одного запаха пряностей во рту скапливается слюна. — Хорошо. Что насчет денег? — Марк с некоторым недоумением наблюдает за тем, как Миша неохотно выбирает из салата кусочки рукколы, некоторые выборочно съедая. — Моя карта повязана с его мобильником. Все траты прослеживаются, ему капают СМС о любой операции. Я не могу снимать нал, а каждая транзакция, как ты понимаешь, должна быть легальна, — Громов недовольно смотрит на коробочку, словно размышляя, что еще ему из нее съесть, отламывает кусочек от брокколи, пробует, отодвигает и ее.- Я заебался, неси кокс. Оторвавшись от поедания ростбифа Марк оценивающе смотрит на Михаила, пытаясь определить уровень заебанности по внешним признакам. Громов без всей этой своей нарочитой улыбчивости оказался довольно мрачным, глубоко залегшие тени под глазами, впавшие щеки, тощие руки и выступающие ребра, обычно все это было скрыто косметикой и одеждой, сейчас же, всплыв вместе и сразу, сильно бросалось в глаза, создавая совершенно новое впечатление об этом человеке. — Ага. Одну секунду, — Гайер встает с места и удаляется за волшебным порошком. Минут пять уходит на взвешивание, и сопутствующие процедуры, и вот уже Михаил рассыпает по столу и формирует себе дорожки. Жирные, длинные, Гайер даже не сразу продолжил есть, наблюдая за тем, как Громов их снюхивает. Буквально полминуты, и вот Михаил уже довольно полуулыбается, потягиваясь. — Только кокс и бодрит, да? — После геры — разумеется. Можешь есть все, я больше не хочу, — Громов придвигает к Марку второй короб с салатом, после чего бросает задумчивый взгляд на окно. Дождь превратился в назойливую мелкую морось. — Может хотя бы половину от салата, м? Ты не бессмертный, кушать надо, — Гайер пытается заглянуть в чужие глаза, но Михаил не отвечает, игнорируя, — Эй, давай, тот мужик же тебе это принес. Поешь хотя бы немного. — Вот только от тебя мне нотаций не хватало. Не лезь — не твое дело, — Михаил встает с места, направляясь, судя по всему, обратно в комнату — одеваться, прихватив с собой зонт. Провожая его взглядом Гайер думал о том, насколько велик масштаб чужой семейки, и о том, насколько интересной оказалась полученная информация. К моменту, когда Марк задумчиво доел содержимое второй коробки, Михаил снова заглянул на кухню — уже одетый. — Ах да, если расскажешь об этом кому-то, и я узнаю — отрежу твою голову, заспиртую и поставлю в кабинете на рабочий стол, — спокойно предупреждает Михаил, и Гайеру отчаянно хочется верить, что тот не серьезно. — Значит ли это, что тебе нравится моя мордашка? — улыбается Марк, на что Громов тихо фыркает. — Возможно. Но от моего гнева она тебя не спасет. Адьос, — Михаил махнул рукой и удалился обратно в коридор. — Аuf Wiedersehen, — бросает Гайер вслед. Шуршание, хлопок двери, и вот он снова один в квартире. Задумчиво глянув на оставшиеся в коробочку брокколи, которые были ему не по вкусу, Марк продолжил размышлять. Германия, телохранитель, новости о матери. Этот парень был отнюдь не так прост, как могло показаться, и, определенно, собака была зарыта гораздо глубже, чем Гайер думал раньше, и это пробуждало невероятный интерес. Михаил удивлял его, с каждым разом все больше, и Марку было безумно интересно, что выкинет этот парень в следующий раз. Доев и сложив коробки в мусорку юноша вернулся в кровать, не забыв прихватить с письменного стола телефон. В личке, как и обычно, пусто не было, удивило разве что сообщение от Громова, написанное буквально минуту назад. Извини, что обозвал арабом в тот раз. Это было очень невежливо с моей стороны. Гайер довольно улыбнулся, откладывая телефон. В голове всплыли воспоминания о вчерашнем диалоге. Надо же, Михаил не только порылся в его родословной, но и изучил историю народа. Хотя, может, просто был внимателен на уроках истории, но, в любом случае, чужое уважение к собственной культуре и прошлому приятно порадовало. В конце-концов, Иранский народ потомок древних ассириев, одной из старейших цивилизаций, сложно не проникнуться уважением. Марк любил родную страну, даже не смотря на то, что никогда в ней не был, и, благодаря материнскому воспитанию, многое знал о её культуре, жалея, что не имеет возможности к ней приобщиться. Размышления перешли в другое русло, стали тяжелее, Гайер всегда немного грустил, когда думал о своей настоящей родине, поэтому решительно задумался о повседненых заботах, поудобнее устроившись в кровати. Выходной, и все еще утро, пока-что можно поспать вдоволь, вечером пойдут дела. Пребывая в дреме Марк лениво размышлял о том, откуда Михаил знает о нем так много, и теперь, учитывая произошедшее, картина прояснялась. Что ж, Гайер уже не знал, чего ожидать от Громова, но искренне надеялся, что будет к этому готов.