***
Прибравшись в квартире, которую не навещал уже в районе месяца, Гайер задумчиво сидел у окна, глядя на простирающийся за ним вид на спальный район и небольшой парк. Однушка в жопе города, да и еще этаж эдак тринадцатый, мечта, а не место. Заглядевшись на утопающее в облаках заходящее солнце Марк даже не сразу обращает внимание на противное пиликанье дверного звонка, погрузившийся в свои неожиданные размышления на тему бытия, бога и сущего, которые уже как два года неизменно навевали местные виды, но вот секунд через десять до мозга наконец-то доходит звук, и Марк неохотно встает с табуретки, идет в коридор — открывать. В квартире повисло секундное молчание. — Привет, — Михаил заходит внутрь, небрежно стягивает кроссовки и с некоторым интересом осматривается, стягивая объемную куртку, под которой не оказалось ничего, кроме тонкой футболки. Гайер тихо вздохнул, едва удерживаясь от желания его обнять. Чужие светлые волосы, вечно распущенные в отросшем каре, в этот раз были собраны в хвостик, что смотрелось вполне мило. — Ну здравствуй, — Марк закрывает за гостем дверь, пододвигает ему вторую пару тапочек, предусмотренную на случай вторжения, после чего направляется обратно на кухню. Хотелось кушать, и он основательно подготовился к этой ночи, интуитивно верно угадывая ее характер. Из тумбочки на стол достаются чипсы, виски, газировка, из буфета пара стаканов и миска. Пока Гайер разбирается с закусками и выпивкой Громов уже успевает усесться за небольшой столик, с интересом глядя в расположенное напротив него окно. Поставив заполненную миску на стол, открыв обе бутылки, Марк сел рядом, задумчиво глядя на Михаила. Чужой мечтательный взгляд в никуда завораживал, однако это не помешало Гайеру отметить, что Громов абсолютно не готовился к этой встрече. Как и в утро прошлого раза, такой же бледный, с ничем не замазанными синяками под глазами, словно подчеркнуто одетый в обтягивающие джинсы и объемную футболку, из-за чего худоба рук и ног только выделялась. Михаила хотелось покормить, однако Марку нравилась эта возможность видеть его таким, какой он есть, ведь попытки нарочито выделиться или приукрасить себя это тоже своего рода ложь. — Я проснулся два часа назад, не смотри на меня так, — фыркает Громов, кидая на Гайера короткий, спокойный взгляд. Тот от этого невольно улыбнулся. — Я не укоряю. Ты красивый в любом случае. Мне нравится, — словно пытается оправдаться Марк, после понимает, что, возможно, слишком честен, но смысла что-либо скрывать уже не видит. — Я знаю, но спасибо, — Михаил тоже улыбается, тянется за газировкой, наливает, смешивает с дэниэлсом и отпивает немного, после удовлетворенно вздыхая. Гайер следует его примеру. — Почему в этот раз без геры? — В прошлый раз Закклай увидел у меня след от укола, так что сейчас держусь как могу. Алкоголь еще можно, но вот если он узнает, что я долбил… — Сразу настучит, понимаю, — Марк тянется к миске, загребая себе несколько чипсин, снова кидая взгляд в окно. Красиво, ничего не скажешь. — Умный мальчик, — Громов задумчиво рассматривает заманчивую груду избыточно калорийной еды, решается, что если гулять, так на полную и берет пару штук, пробуя. От слишком сильного вкуса даже немного морщится, Гайер сначала не понимает, почему, но потом соображает, что с вероятным рационом Михаила и его костлявостью ест тот мало и, скорее всего, еле-приправленное и естественное. Кивает на стакан. — Запей, будет легче. Громов недовольно кивает и делает пару глотков, прикрыв глаза, пытаясь пережить удар по вкусовым рецепторам. Марк невольно улыбается. — Ты что, чипсы никогда не ел? — В отличие от некоторых, я не могу позволить себе есть что попало. Ел, разумеется, когда-то в юношестве, но в последние пару лет меня это не прельщает, — Михаил съедает и вторую чипсину, тут же запивая, наученный горьким опытом. Гайер позволяет себе тихо усмехнуться. — Не поверю, что все это время ты питался пресными салатиками и безвкусными супчиками. — Я не люблю есть. Соль и сахар это те же наркотики, что алкоголь, сигареты, и прочее. На них сидит весь мир, я не хочу быть частью этой глобальной зависимости, — жмет плечами Громов, — Сегодняшний день редкое исключение. — В чем, по твоему, разница между героином и сахаром? Михаил задумчиво глядит на Марка, на удивление без презрения или разочарование во взгляде, а потом переводит взгляд на столешницу. — Героин позволяет мне видеть то, кем я являюсь на самом деле. Сахар же делает меня уродливым. У всего есть своя цена, просто сейчас я настолько заебался, что мне наплевать. Будешь смеяться надо мной — вырежу глаз, или кусок руки. Не люблю, когда кто-то пытается осуждать мой выбор. Гайер задумчиво смотрит на Громова, снова улыбается, протягивает руку и оглаживает чужую спину широким движением, заменяя этим похлопывание. — Тебе не обязательно угрожать мне, чтобы я уважал тебя. — Я знаю, — тихо ворчит Михаил, отвернувшись. Марк достает из кармана джинс телефон, включает какой-то нейтральный трек и кладет в центр стола. — Раз у нас что-то типа домашних посиделок, без музыки никуда, — поясняет Гайер в ответ на чужой протяжный взгляд, — можем переместиться в комнату, если хочешь. Там есть где потанцевать. — Боюсь, сначала мне надо прилично выпить. Это гораздо более личное, чем веселиться на танцполе, — вздыхает Михаил, после чего залпом допивает содержимое своего стакана и смешивает еще. Марк жмет плечами, как и с кем тусить — дело каждого, не в его праве это осуждать. Последующие пару часов они так и сидят на кухне, поочередно опустошая обе емкости, разговаривая о чем-то абсолютно отвлеченном. Мелодии сменяются одна за другой, и вот уже распечатана вторая бутылка, оба перемещаются в комнату. Для однушки все вполне стандартно, раскладной диван, относительно большой шкаф, стол, выход на балкон, места было и правда порядочно, хватило бы даже на четыре не очень активно танцующих тела. Закуски радостно устраиваются на столе вместе с выпивкой, телефон подключается к колонке, и вот тут как раз начинаются проблемы. Подключив какой-то стандартный трек Марк уже был готов лениво зажигать, но то, насколько Михаил при этом выглядел недовольным, его несколько смутило. — Что не так? — Дерьмо. Как подключиться? Моя очередь ставить треки. Гайер подходит к Громову, который, что неудивительно, сравнивая разницу в весе и, вероятно, привычке, был гораздо более пьян, нежели он сам, показывает, что да как, параллельно с любопытством наблюдая как Михаил листает свой плейлист, закрытый в настройках приватности. Почти все треки и исполнители Марку были не знакомы. — Ну, погнали, — Громов откладывает телефон, как только из небольшой блютуз колонки начинает раздаваться мрачноватый бит. Гайеру, в целом, было похуй, подстроился быстро, разве что через пару песен пьяный мозг начал волновать факт того, насколько все они были угнетающими и депрессивными. Не то чтобы двигаться под них было сложно, скорее атмосфера нагнетала. Впрочем, Мишу, вроде, все устраивало, а значит и Марка — тоже. Наблюдать за ним было интересно, и этого вполне достаточно, чтобы продолжать. Чужие движения мягкие, плавные, в итоге Гайеру попросту надоедает двигаться и он садится за стол, продолжая пить и любоваться. Громов был на своей волне, и еще некоторое время танцует не замечая чужого отсутствия, но через пару треков останавливается, глядя на Марка задумчиво. — Если хочешь, можем продолжить расслабляться, — предлагает Гайер, пока Михаил шагает к нему, и вот уже Громов сидит на его коленях и снова пьет, пока в колонке продолжает играть что-то уже совсем не танцевальное. — Звучит знакомо. Что за исполнитель? — Suicide boys. Они мне так нравятся, — Миша отставляет стакан в сторону, небрежно вытирает пальцы о штанину и, взяв бутылку, пьет прямо из горла, добивая оставшиеся миллилитров сто одним залпом, после откидывая в сторону и вставая с чужих колен, охотно потягиваясь, тихо бормоча под нос слова игравшей песни. Марк подумал о том, что надо притащить еще вискаря. А еще о том, что где-то этих ребят уже определенно слышал. — Прикольно. Я щас сгоняю за добавкой, давай не шали, — Гайер тоже поднимается со стула, мягко отстраняет уже прилично пьяного Михаила с пути и уходит на кухню, искать новую бутылку. Пока он отсутствует в комнате сменяется трек, приглушая звук открываемого окна. Вернувшись Марк застает Громова почти перегнувшимся через подоконник, и было непонятно, он блевал, или любовался видом. В любом случае, Гайер, осторожно швырнув бутылку на диван, рванул к Мише, отдергивая от окна и тут же прикрывая его — рефлекс со времен нарко-вечеринок, только вот там был пятый этаж, и можно было отделаться тяжелыми переломами, а с тринадцатого упасть — верная смерть. — Какого черта, — выдает Гайер, тело которого среагировало гораздо оперативнее, чем мозг. Громов довольно улыбнулся, облокачиваясь на Марка. — Просто любовался видом. А еще там так прохладно… — Пиздец, ты что, пить не умеешь, — ворчит Гайер, попятившись к дивану, поскольку Михаила явно тянуло как минимум посидеть. Прихватив со стола телефон Громов довольно уселся на довольно мягкие подушки, тут же принимая горизонтальное положение, стоило Марку сесть рядом — лег на чужие колени, расслабившись. — Не переживай, я быстро трезвею, — Миша снижает громкость музыки, переключает трек и откладывает телефон, уткнувшись лицом в чужое бедро, тихо вздохнув. Марк невольно улыбнулся, принимаясь поглаживать чужую спину — юноша, кажется, ничего против не имел. — Правда? И насколько же? — Считай что через пару часов от всего моего веселья останется только мерзкий перегар, — Громов переворачивается, вытягивая ноги куда-то дальше чем заканчивается диванный подлокотник, нечитаемым взглядом изучает чужое лицо, сложив руки на груди. Гайер кладет ладонь на чужой впалый живот, легко поглаживая одними подушечками пальцев. — Прости, что сломал зуб тогда. Не думал, что ты настолько хрупкий. — Ничего. В конце-концов во мне достаточно сложно распознать как больного, так и наркомана, — улыбается Михаил, вызывая у Марка интуитивные смутные подозрения. — У тебя ведь не остеопороз, да? — Полтора-два года втирал фен в десна, не озаботившись элементарным кальцием. Год интенсивного лечения, и вот я здесь, в качестве наказания, разумеется. Это ты хотел узнать, когда спрашивал про мефедрон? Гайер тяжело вздыхает, чувствуя непонятно откуда взявшуюся печаль. Услышанное многое проясняло. — Не то чтобы, я подозревал что-то менее жесткое. Кстати, а сколько тебе лет? — Девятнадцать недавно исполнилось, — спокойно отвечает Михаил, все таким же нечитаемым взглядом сверля чужую переносицу. Гайера этот ответ шокировал, во-первых потому, что он принципиально не мог признать поражение от подобного недоросля, а во-вторых потому что для озвученного возраста Громов казался излишне эрудированным и сообразительным. А в-третьих, он, получается, начал долбить в пятнадцать? Сложно было представить как протекали чужие подростковые времена. — Охуеть. Насколько недавно? Тебе уже было девятнадцать когда мы встретились? -растерянно спросил Марк, даже не зная, как реагировать. Громов тихо усмехнулся, видимо, ожидая подобную реакцию. — Дурачок, купился. Мне двадцать один. Но выгляжу хорошо, да? От сердца отлегло, Гайер выдохнул, расслабившись, а потом тоже усмехнулся, думая о том, какой же он глупый. И правда, какие к черту девятнадцать? В подобном возрасте никто не может настолько хитро манипулировать другими людьми. — И правда дурачок, — второй рукой Марк оглаживает чужие волосы, мягкие и приятные, стягивает резинку, распуская хвост, и зарывается в них пальцами, перебирая, на что Громов довольно прикрывает глаза, расслабляясь. — Ты как котик, — спонтанно выдает Гайер, поглаживая чужую голову, — И, знаешь, я бы очень хотел услышать, как ты урчишь. — В следующей жизни, — фыркает Михаил, после чего потягивается и садится, задумчиво глядя на Марка. — Ляг. Гайер послушно ложится, позволяя Мише забраться сверху. Чужое тело согревало не только его подмерзшую тушку, но и душу. — Почему ты такой красивый? — Марк снова укладывает в этот раз уже обе руки на чужую спину, мягко массируя. Миша улыбается, но в его взгляде мелькает что-то холодное и неприятное. — Что если я скажу, что хочу уничтожить все, что ты любишь? — спрашивает Громов, пристально глядя в чужие глаза, от чего у Марка по спине побежали мурашки. Казалось бы, и вопрос, и ситуация странная, но в ответ он глупо, смущенно улыбается, прекрасно осознавая, насколько неразумно поступает. — Тогда тебе придется убить себя. Михаил отворачивается, задумчиво постукивая кончиками пальцев по чужой руке, а потом тихо хмыкает. — Спасибо. Так себе ответ на признание, если честно, но в любом случае лучше очевидного в данной ситуации «я знаю». Вздохнув Марк прижимает его к себе крепче, неожиданно задумываясь о том, что не давало ему покоя с самого начала их знакомства. Взгляд. Говорят, что глаза зеркало души, и из этого выходило только два вывода, либо он профессионально прятал свои эмоции, либо… Истинное лицо Михаила определить было сложно. Вряд ли это была его постоянная, вероятно наигранная улыбка, Гайер вообще не знал, можно ли доверять чужим эмоциям, но каждый раз, когда Громов смотрел куда-то в даль, думая, что за ним не смотрят, он выглядел усталым. От чего? Наверное, от жизни. Но что за столь короткий срок могло так сильно его утомить? Марк не понимал. Очевидно, что у Громова было все, от денег и признания вплоть до любви, которую с его неземным очарованием заполучить было даже слишком легко, но, почему-то, из всего он выбрал именно наркотики, да и, судя по всему, о будущем своем не сильно заботился. — О чем думаешь? — видимо, скрежет его шестерней, в нетрезвом состоянии крутившихся куда натужнее, был настолько громок, что Миша не смог этого не заметить. Гайер вздохнул, пытаясь сформулировать свое непонятное желание хотя бы в одно, желательно понятное, предложение. — Я бы хотел тебя понять, — наконец-то выдает Марк после долгих размышлений длинною в пару минут и прилегающих месяцев их знакомства, вызывая у Грмова крайне заинтересованное выражение лица, смешанное с какой-то надеждой. — Что именно? — Ну… Не знаю. У тебя есть все, о чем мечтают люди, но тебе так на это наплевать. Раскидываешься своим шмотьем туда-сюда, не ешь толком, употребляешь достаточно тяжелые наркотики. Ты не похож на избалованного мальчика, но я абсолютно не понимаю, что тобой движет. Миша, словно оставшись довольным ответом, улыбается, настолько искренне, что Марк на секунду теряет нить реальности, всматриваясь в чужое лицо. Мило. Вместо ответа Миша тянется за телефоном, прибавляет громкость и включает новый трек. Гайер едва успевает понять, зачем, как появляется голос, и последующие пару минут Гайер просто вслушивается в слова*. Трек сменяется другим, еле различимым, потому что Миша сбавляет громкость, с интересом заглядывая в чужие глаза. -...Я не понимаю, — растерянно произносит Марк, чувствуя внутреннее сопротивление к осознанию происходящего. — И не поймешь, — Михаил снова отворачивается, уложив голову на чужую грудь, задумчиво глядя куда-то в стену, — Никто не поймет. — Я хочу попытаться. Громов не ответил, видимо, о чем-то думая. Гайер тоже размышлял, о том, откуда на чужой руке возник этот недвусмысленный шрам. — Это была паническая атака от бэдтрипа, а не умышленная попытка сдохнуть, если ты сейчас думаешь о моей руке, — произносит Громов, видимо, Марк снова размышлял слишком громко. Гайер хмурится, переворачивается вместе с Мишей на бок, слегка подтянув, крепко обнимает, уткнувшись в изгиб шеи. Сопротивление оказывать было бесполезно, поэтому шевелиться Громов не стал, разве что приобнял его в ответ. Марку многое хотелось сказать, но он не знал, как, и что именно. Испытывать жалость было глупо, Михаил не нуждался в том, чтобы его жалели, но что тогда? Он выглядел почти счастливым, когда Гайер сказал, что хочет его понять, может, стоило повторить? — Ты не врешь? В смысле, это не пустые слова? — спрашивает Громов, глядя куда-то в сторону, и, почему-то, Марку в голову идет единственная ассоциация с маленьким ребенком, так и хочется дать обещание на мизинчиках. На лице невольно появляется улыбка. — Нет, не пустые, от самого сердца. Впрочем, ты ведь это и без меня знаешь, не так ли? Некоторое время лицо Михаила не выражает никаких эмоций, он словно погрузился в глубокие раздумья, но через некоторое время все же улыбается чему-то своему. — Тогда тебе придется постараться. И я постараюсь тоже, — выпутавшись из чужих объятий Громов слезает с дивана, подбирает лежащую под подлокотником бутылку и садится за стол, наливая себе полный стакан, уже не разбавляя газировкой. Марк сел, задумчиво глядя сначала в пол, а затем на Громова, почему-то испытывая странное тепло в груди. — Тебе налить? — спрашивает Михаил после пары глотков, и Гайер кивает, поднимаясь, подходит, набирая из миски чипсов. Хрустеть солененьким было прикольно, жаль только за окно особо не посмотришь — за время их веселья на улице стало не только темно, но и пасмурно, захочешь — ничего не разглядишь. Последующие пара часов проходят в ленивом общении, как всегда обо всем и ни о чем одновременно, из буфета вскоре достается уже третья бутылка, правда чего-то менее крепкого, но Мише это на пользу не идет. — Слышь, все в порядке? — Гайер, пьяный настолько, что уже не очень твердо стоял на ногах, несколько растерянно смотрел на собеседника, который и в нормальном-то виде выглядел довольно печально, а сейчас так совсем еле живым. Громов мотает головой, плотно сцепив челюсти. Ну, вариантов было не так уж и много. — Ты чего? Голова кружится, нужен свежий воздух? Живот болит? Нужно проблеваться? Михаил показывает три пальца, явно подразумевая последний вариант. Тихо вздохнув Марк старательно вспоминает, где в этой хате туалет, параллельно протянув Громову руку, — Давай, вставай. Сам дойдешь? Снова неуверенное мотание головой. Ну, отлично, опыта в подобном у Гайера было предостаточно лет с восемнадцати, так что никакого смущения это не вызвало. Потянув Михаила на себя, помогая подняться, Марк подставил ему плечо и они потихоньку потащились в сторону уборной. Кое-как включив свет и открыв дверь, что с тушей под рукой было не очень удобно, Гайер осторожно посадил Громова на пол рядом с туалетом. Санузел был совмещенным, боялся, как бы не в ванную, хотя какая разница? В нем все равно не было ничего кроме алкоголя и почти переварившихся чипсов, смыть на раз-два. Однако, Михаил к делу не приступил. — Ты чего? — Не могу, — тихо отзывается Громов, держась за живот. Спазмов, вроде как, еще не было, но, наверное, было несколько неприятно. — Два пальца в рот? — Марк опускается на колени рядом, думая, насколько же его собеседник нежен. Сам он выпил гораздо больше, и, в целом, был вполне готов выпить еще. — Мне это уже давно не помогает. Сейчас я просто подожду, и либо пройдет, либо… Гайер задумчиво смотрит на Михаила, Михаил пустым взглядом смотрит в пол, тяжело дыша. Так проходит еще минуты две, после чего Громов уверенно опирается на сидушку, Марк рефлекторно придвигается, быстро но бережно собирая чужие волосы рукой, успевая раньше, чем Михаила вырвало. Возможно, кого-то подобное могло смутить, но не Гайера, ситуация была слишком уж привычная, к тому же заставляла вспоминать, что кто-то оказывал для него похожую услугу, а значит и к другим нужно быть терпеливее. Мозг посетила неожиданная мысль о том, что это даже в каком-то роде ценно. Вряд ли многие видели Громова настолько слабым и беспомощным. Закончив опустошение желудка Михаил еще некоторое время так и сидит, переводя дыхание, после чего тянется к бачку, нажимая кнопку смыва. Отпустив чужие волосы Марк поднимается, помогает Громову и подводит к раковине. Пока собутыльник умывается Гайер распрыскивает по ванной освежитель воздуха. Поставив флакончик на место, обернувшись, потому что вода утихла, Марк с вопросом смотрит севшего на край ванны Михаила. — Я хочу спать. — Окей. Можешь выбрать себе пижамные шмотки из моих. — Голым я тебе в кровати не нужен? — усмехается Громов, кое-как поднимаясь, выходя из ванной и возвращаясь в комнату. Марк направился следом, попутно прикрыв дверь и выключив свет везде, где он не нужен. — То, что я дохуя выпил, еще не значит, что у меня не встанет, так что все ради твоего спокойствия, — пока Михаил копошится у шкафа Гайер раскладывает диван, кое-как стелет постельное белье, раздевается сам, вставая рядом в поисках пижамы. Находятся шорты и футболка. Вынув их из шкафа Марк глянул на Громова, как-то слишком внимательно разглядывающего какую-то футболку. — Бери, если хочешь? — Гайер принялся натягивать на себя пижаму, снова подняв взгляд видит Михаила уже в этой футболке, подозрительно довольно улыбающегося. — 7-th ward lord, — он показывает на надпись на спине, а потом на груди, — я хочу умереть в новом Орлеане, хах? Марк пытается вспомнить. Шмотка, вроде, подарок бывшей с какого-то концерта. Новый Орлеан… Название альбома. Как интересно, так вот где он слышал этих депрессивных ребят. — Я оставляю ее себе, что бы ты не говорил. Давно хотел что-нибудь с символикой Suicide boys, — Громов стягивает джинсы и, сделав пару шагов навстречу дивану, на него же и плюхается, растягиваясь. Закрыв шкаф Марк выключает свет и забирается рядом, укрывает обоих одеялом и притягивает Громова к себе, крепко обнимая. Такой хрупкий, теплый и открытый, как он надеялся, только для него одного. Миша довольно фыркает, ерзает, обнимает в ответ, уткнувшись куда-то в шею. — Иша. — Что? — растерянно спрашивает Гайер, опустив голову, утыкаясь подбородком куда-то рядом с макушкой. Громов ерзает, холодными ногами упираясь в чужие, запускает прохладные ладони под футболку, тихо усмехается, прижавшись. — Ишганар — полное имя, но разве оно подходит для подобных моментов? Наши инициалы по паспорту совпадают, чего плохого в том, чтобы сокращение твоего имени было похоже на сокращение моего? — Миша, — улыбается Гайер, — В таком случае я не имею ничего против. Пару минут между ними висит молчание, никто из них не успел задремать, в воздухе словно витал неозвученный вопрос. — Ты сказал, что я избранный. Кем? — спрашивает задумчиво Марк. Этот вопрос не давал ему покоя, но только потому, что так его в детстве любила называть мать, с ней все понятно, но с какой целью это сделал Громов? — Элахе, разумеется, — жмет плечами Михаил. Гайер сначала чувствует себя немного растерянно, но потом осознает. Пожалуй, это было приятно, оставалось только надеяться, что это все правда. — Ты ведь знаком с моим дядей, да? — Этот вывод был настолько очевиден, что даже не напрашивался — попросту встал в голове после того злосчастного вечера. — Ага, — на зевке произносит Громов, — Даже не спрашивай, откуда. Скоро ты все узнаешь. Марк задумчиво гладит чужую спину, с легким нажимом проводя пальцами по позвоночнику, словно пересчитывая позвонки. Даже несмотря на досаждавшее чувство загадочности ему было довольно уютно. Конечно, Миша был достаточно худощавый, и обнимать его было не особо мягко, но все же. Поддавшись желанию Марк целует Громова в лоб, после тихо вздыхая, зажмурившись, прижав его к себе сильнее. Хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался. — Котенок, мне дышать тяжело, — тихо выдыхает Михаил, впрочем, даже не пытаясь выбраться. Гайер неохотно ослабляет хватку. — Назови меня по имени. — Ишганар? — Когда мы рядом — только так, хорошо? — Марк немного отстраняется, чтобы иметь возможность поцеловать Громова. Планировал, конечно, в губы, но вышло чмокнуть в щеку, что тоже неплохо. Михаил на это тихо рассмеялся, и даже чмокнул его в ответ. — Иша, ты просто прелесть. Давай поспим? Я правда устал. Гайер открывает глаза, пытаясь в темноте разглядеть чужое лицо. Снаружи усыпляюще шумел дождь, его тоже тянуло в сон, но… — Но если я усну сейчас, эта ночь закончится. В смысле… Не повторится, и… — Не будь ребенком. Ничто не вечно, но вместо того, чтобы сосредотачиваться на старых воспоминаниях, можно создавать новые. У нас с тобой еще есть время, — произносит Громов так, что кажется, будто он и правда протрезвел. Марк вздыхает виновато, прикрывает глаза, уткнувшись в чужие волосы. Разумеется, Михаил мыслил вполне здраво, и, возможно, Гайер был не прав в своем страхе потерять. В конце-концов когда люди касаются таких штук как любовь они становятся очень жадными. — Спокойной ночи, Миша, — тихо говорит Марк, потихоньку расслабляясь, чувствуя, что и правда очень близок ко сну. — Сладких снов, Иша, — отвечает Громов. В комнате повисает тишина, нарушаемая только дыханием. Гайеру не впервой засыпать с кем-то, но, наверное, только сейчас задремывая он чувствует себя настолько умиротворенным. Сон приходит быстро, крепкий и глубокий, погружая обоих в заветное блаженное небытие.***
Просыпается Марк в одиночестве, понимая это практически сразу — руки были свободны. Кое-как разлепляет глаза, встает, и идет умываться, чувствуя, как трещит голова. С каждым годом похмелье становилось все неприятнее, и он понятия не имел, что с этим делать. Чертовы возрастные штуки, к тридцати, наверное, придется и вовсе пить всякие таблетки. Обойдя всю квартиру, подметив, что проснулся почти в час, он так и не нашел Мишу. Проверил дверь — открыта, что вполне логично, защелкнув замок Гайер возвращается в кровать, заворачивается в одеяло, уткнувшись носом в подушку. Та, неожиданно, пахла знакомым парфюмом. Довольно прикрыв глаза Марк расслабился, утопая в приятных воспоминаниях о теплом вечере. Конечно, было бы здорово проснуться раньше Громова, ласково разбудить, понежить сонного, приготовить ему что-нибудь на завтрак, даже если не попросит, но, видимо, ещё не время. Впрочем, ради такого Гайер был более чем готов подождать.