***
Больше они с Михаилом не виделись. Вечером следующего дня Марк вернулся в Петербург. Работы особой не было — барыга пропал с радаров, клиенты не писали, поэтому он уделил внимание учебе, навалившейся особой тяжестью — на носу были экзамены, надо было начинать делать курсовую и готовиться к сессии. Времени, конечно, было достаточно, но, в конце-концов, лучше раньше чем позже, так он думал, начиная перечитывать конспекты, радостно отмечая, что достаточно легко усваивает нужную информацию. Впрочем, спустя пару дней, он вполне успешно передумал, будучи утопленным в гребаной куче недописанных билетов, испытывая на себе все прелести бессонницы и нервоза. Основная проблема заключалась в том, что большая часть зачетов требовала подготовки, потому что у него была не идеальная посещаемость. Мысли о том, скольких проблем можно было бы избежать просто заглядывая на пары с определенной периодичностью гложила его уже который год, впрочем, успешно отгоняемая здравыми доводами о том, что если бы не работа, у него никогда бы не набралось только денег. Где-то через неделю, когда примерно десятая необходимого учебного материала была упорно уложена в подкорку, а первый зачет был успешно сдан, Марк даже смирился, думая, что все не так уж и плохо. Так он и думал до тех пор, пока отдыхая после второго зачета в клубе не услышал знакомое имя и последовавшие за ним пугающие слова. Барыгу повязали. Это было большой проблемой, и означало только то, что ему было нужно залечь на дно и спрятать стафф, чтобы к нему не было никаких вопросов если что. Подобное уже случалось, он был научен горьким опытом — один раз за кампанию Гайера самого чуть не арестовали, вывернулся он тогда одним божьим чудом и невероятной удачей. Вернувшись домой, аккуратно собрав и упаковав имеющиеся остатки стаффа, Марк максимально осторожно перевез это все на вторую квартиру, спрятав в сейф поменьше, расположенный на кухне. От души немного отлегло, но почти все время сессии Гайер был на стреме, и не даром — один раз к нему даже заглянули копы, но, благо, по каким-то своим делам, к наркотикам отношения не имеющим. Участковый был знакомый, «прикормленный», поэтому поговорив с ним, так же отстегнув пару купюр, чтобы к нему впредь и не лезли, вопрос был решен. В целом, сессия проходила вполне удачно, не считая бесконечной нервотрепки на всем ее протяжении оценки вышли нормальные, зачеты он получил все, и волновало его по итогу только одно. Отсутствие контакта с Громовым. Еще в середине месяца тот перестал отвечать на сообщения, объявился через неделю, и вот снова пропал. Что уж говорить о том, что виделись они только один раз, и тот провели в клубе. Не то чтобы Марк за него волновался, скорее всего подобное было в порядке вещей, но… Кому он врал. Он волновался и соскучился, хотелось встретиться и хотя бы поговорить, о чем угодно, уже увидеть его было бы вполне достаточно. Чувство волнения и странной усталости не давали ему покоя, на их фоне разыгралась социальная тревожность, так что вместо того чтобы отмечать сдачу последнего экзамена с знакомыми из группы он поехал в свою серую однушку в жопе города — пить, курить и грустить. Впрочем даже выпить особо не успел — получил неожиданную СМС от Михаила. Где ты сейчас? Приятно знать, что о нем не забыли. Тяжко вздохнув, отставляя взятую ранее бутылку, так и не налив алкогольного себе в стакан, он рассаживается в кресле поудобнее, печатая ответ. Сложно держать себя в руках, конечно, но старается. Вторая квартира. Тебе зачем? Встретимся? Опять вечер-ночь? Я бы хотел остаться у тебя на пару-тройку дней. Надеюсь, ты не против. Мысль о том, что они проведут вместе так много времени, вызывала непонятные эмоции. С одной стороны радость, ведь чем больше времени они вдвоем — тем лучше, но с другой смутные подозрения. Зачем так долго? Не то чтобы я был тебе сильно рад, но ладно. С тебя оплатить еду, за этот срок я точно как минимум один раз схожу в магаз чтобы купить нам покушать. Готов покормить тебя, и заявляю это со всей ответственностью. Скоро буду. Откладывая телефон Марк задумчиво нахмурился, потянувшись к бутылке. И правда, Громов ведь почти не ест. В любом случае, пока они вместе, что-то он сожрет по любому. Не захочет — Гайер заставит. Проходит где-то сорок минут, большую часть этого времени Марк просто медленно посасывает виски из стакана, просматривая какие-то видео на ютубе, пытаясь избавиться от чувства волнительного ожидания, неприятно грызущего изнутри. Звонок в дверь, он оказывается у нее быстрее, чем успевает прозвучать второй, спешно открывает, нетерпеливо выглядывая. — Привет, — улыбается Михаил, заходя внутрь, тут же небрежно стягивая кроссовки, параллельно с этим снимая бомбер. Выглядел он осунувшимся и безумно усталым. — Ты как? Выглядишь не очень, — Гайер принимает протянутую куртку и вешает на крючок, обернувшись сверлит чужое лицо изучающим взглядом те несколько секунд, что Михаил стоит на месте. Грустная (Марку так казалось) улыбка ничего ему не объясняет. Юноша выглядел слегка потерянным, и, одновременно с этим, словно обремененным какой-то до безобразия важной идеей. — Все хорошо? — натянуто улыбается Гайер, глядя на чужое задумчивое лицо. Громов кивает, проходя внутрь квартиры, утаскивая Марка за собой. — Нам нужно поговорить. — Ты знаешь, я никогда не против, — Марк садится на диван рядом с Михаилом, пытаясь понять, о чем сейчас пойдет речь. Почему-то казалось, что о наркотиках или зависимости. Блуждающий взгляд и судорожные размышления были заметны даже внешне и всячески к этому подводили, но стоило Громову открыть рот… — Ты веришь во что-нибудь? Неожиданный вопрос даже выбивает из колеи. Все, на что надеется Гайер, так это что Мишу не завербовала какая-нибудь идиотская секта, хотя, зная его, этот вариант был наиболее маловероятен. — Нет. Ну, точнее, наверное верю, что-то типа агностицизма. Зачем спрашиваешь? Миша задумчиво отводит взгляд, словно перебирая в голове возможные варианты заранее заготовленных фраз. Между ними некоторое время висит молчание. — Как ты думаешь, боги реальны? Чужая ладонь, настойчиво сжимающая собственную, вкупе с пронзительным взглядом, несколько обезоруживали. — Ну...- Марк не знает что ответить, от чужого внимания становится даже немного неловко, — Наверное? Просто они не участвуют в нашей жизни, а делают что-то более крупное. Типа разруливают судьбы, следят за космосом, — растерянно отвечает Гайер, не очень понимая, чего именно от него хотят. Громов довольно улыбается. — Да. Как ты думаешь, как они выглядят? На этом вопросе Гайер растерялся окончательно, потому что раньше особо об этом не задумывался. К вере у него было особое отношение, заключавшееся в том, что в богов лучше не верить, иначе невольно начнешь обвинять их во всем, что происходит в твоей жизни без твоего непосредственного участия, а так как он о них старался не думать, то и о таких вещах как внешность окончательного мнения не имел. — Понятия не имею. Может антропоморфные, но, скорее всего, попросту не существуют как материя. Типа повсюду и нигде, ну, ты знаешь. Громов довольно смотрит куда-то в сторону диванной подушки, явно удовлетворенный ответом. — Боги — это звезды. — Что? — Звезды. Огонь — божий дар, потому что он и есть тело господне. Их сила в этом, огонь и плазма это частичка божественной силы, — объясняет Михаил довольно воодушевленно. Марк, конечно, не имел ничего против каких-либо убеждений насчет подобного, в конце-концов каждый верит во что хочет, но, почему-то, это немного напрягало. — Получается, преступления нужно совершать ночью, чтобы бог не видел? — тихо усмехается Гайер, тут же понимая что разрядить обстановку шуткой не получилось. Впрочем, чужой взгляд, брошенный украдкой, не выражал презрения, скорее легкое разочарование. — Ты не понимаешь. Здесь, — Громов повел рукой, как бы обводя комнату, наверное подразумевая весь мир, — нет богов. Наш мир устроен иначе. Они есть в другом месте. Там у них есть сила, разум… Там существа благосклонно наделены крошечной частью их могущества. Там… — Откуда ты знаешь, что это место существует? Почему ты в этом так уверен? — перебивает Марк, испытывая некоторый интерес, одновременно с этим думая, плачет ли по Михаилу клиника, или ещё нет. У многих наркоманов встречались бредовые идеи, и этот их диалог крайне удачно напомнил Гайеру что его бойфренд сидит на тяжелых наркотиках, и что, возможно, очень скоро будет нуждаться в лечении. — Я видел, — спокойно отвечает Михаил. Марк думает про грибные трипы, размышляя, где и что Громов употреблял ради подобных выводов. — Ты бредишь. Громов спокойно улыбается, мягким нажатием на грудь укладывает Марка на диван, ложится рядом, устроив голову на чужой груди, принимаясь возиться в барсетке. Гайер задумчиво приобнимает его, думая, стоит ли ему начинать волноваться. — Возможно. Я еще сам в этом не очень уверен. Ты, наверное, думаешь, «что за поехавший торч», да? — Марк не очень хорошо видит, что там Громов достал, но его это особо и не волнует. — Ну, на полшишечки, скажем так. Затираешь ты и правда что-то дикое. — Возможно. Согласен, глянув на это со стороны мне тоже так показалось, — знакомые звуки заглушаются голосом, смешливый тон как будто пытается убедить, что это все какой-то гребаный розыгрыш, и Марк хочет верить. Чужая рука обвивает собственную, к сгибу локтя прислоняется игла. -...Что? — Марк слишком поздно понимает, что происходит, однако острие все еще вне его тела — он знал, нужно попасть в вену, а это сложно сделать сразу. Впрочем, попадание этого хер-знает-чего в кожу тоже приведет мало к чему хорошему. — Во-первых, я не употребляю, а во-вторых скажи, что это, — оперативно реагирует Гайер, стараясь не дергаться вопреки инстинкту. Михаил тихо вздыхает, примериваясь. — Транк. Он нормальный, просто трипанешь как следует. Прости мне мою нетерпеливость и неполиткорректность, я должен был подать это гораздо нежнее, но… Игла протыкает кожу. Вещество медленно проникает в вену, заставляя Марка реально испугаться. Миша казался адекватным даже тогда, когда был под веществами, но что творилось у него в голове — хер знает, и Гайер боялся. В игле могло быть что угодно, оставалось только надеяться, что убивать его Громову не выгодно. — Что «но»? — спрашивает Марк, наблюдая за тем, как содержимое медленно покидает шприц. Михаил лишь жмет плечами, улыбнувшись. — Надеюсь, ты увидишь. Михаил убирает шприц, отодвигается сев, наблюдая. Гайер садится и сам, чувствуя подступающее головокружение. Вряд ли это был чертов транк. — Что было в шприце? — спрашивает Марк сдавленно, пока Михаил укладывает его обратно, уже не давая подняться. Сил остается все меньше, окружающий мир потихоньку плывет, оставляя странное ощущение гипнотической карусели. — Не переживай, с тобой все будет в порядке. Расслабься, — Громов седлает чужие бедра, склоняется, вглядываясь в глаза. Гайеру все сложнее координировать движения, мышцы стали будто из ваты. Все, на что хватало силы, это на дыхание и моргание. Хотелось ответить, что выбора особого нет, но язык не слушался. Глаза невольно закрываются, чужие руки ложатся на лицо, бережно обхватывая, большими пальцами вычерчивая непонятные узоры на лбу. От ощущения выдавливания несуществующего третьего глаза Марк окончательно теряет сознание, проваливаясь в… Нечто. Сначала он особо ничего и не чувствовал, но вскоре до сознания начали доходить отдаленные образы. Что-то смутно знакомое, подозрительно близкое. Он еще долго варится в этих ощущениях, которые становятся все более четкими, и вот из размытых образов картина стала цельной. Мелькающие образы космоса сменились звездами и планетами. Пассивно наблюдая за тем, как расцветает и увядает жизнь Гайер как будто почти уловил некую простую истину, словно ожидающую его, но никак не мог до нее дотянуться. Всматриваясь в угасающие звезды в звенящей тишине вакуума он никак не мог понять, что именно упустил. Время текло бесконечно быстро и медленно одновременно, позволяя осознать ничтожность всех происходящих во вселенной процессов, но только одно оставалось неизменным. В лоб словно ударило током, ровно там, куда надавил Громов перед тем, как он сам окончательно потерял сознание. Марк увидел его. Схожий силуэт, полностью черный, выделявшийся на фоне пустоты только странным зеленым свечением, три глаза, так же сияющие приятным мятно-зеленым цветом, огромные крылья, излишне длинные конечности, Гайер даже не сразу понял, что создание смотрит прямо на него. Вокруг все кружилось и менялось в сумасшедшем танце времени, но они оставались неизменными, глядя друг на друга. Знакомый силуэт двинулся, протягивая руку, и Марк хотел протянуть в ответ, но не смог и шевельнуться. Странное создание касается его лба, пробивая насквозь осознанием чего-то очевидного, но далекого, и Гайер почти чувствует, что узнал что-то важное. Понял это ровно на секунду, тут же забывая. Раскатистый голос из ниоткуда, звучащий только в его голове, что-то произносит, но Марк не понимает, наваждение медленно рассеивается, из блаженного ничего возвращая его в реальность ломотой в мышцах и суровой головной болью, силуэт исчезает вместе с ним, стоит Гайеру открыть глаза. — О, ты наконец очнулся, — непринужденно произносит Михаил, спокойно наблюдая за тем как Марк приходит в себя. Глаза закрывает сразу же, жмурится, тихо стонет от неприятной боли, непонятно откуда взявшейся. Во рту и горле безумно сухо, и это первое, на что он обращает внимание. — Пить… — Да. Сейчас, подожди, — Громов удаляется, вернувшись через некоторое время со стаканом набирает в рот воду, после чего прислоняется своими губами к чужим. Гайер не дурак, с трудом разжимает челюсти, позволяя напоить себя. Эта процедура повторяется еще раза четыре, останавливается коротким кивком, уведомляющим о том, что ему достаточно. В процессе немного пролилось на диван и шею, но это волновало его в последнюю очередь. — Что… Произошло? — произносит Марк натужно, пытаясь пошевелить руками. Выходит не очень, поэтому он откладывает эту идею до лучших времен, не чувствуя в себе никакого желания двигаться. — Ну, я пришел и мы разговорились. Сначала на волнующую меня тему божественного начала, ты, правда, не оценил, потом о твоем барыге, которого прикрыли. Ты совсем ничего не помнишь? Голова раскалывалась, думать было сложно, но Гайер пытался. Что же было… Воспоминания и так шли еле-еле, но после момента когда они сели на диване вообще отсутствовали, впрочем, проясняясь с чужими словами. Трип было вспомнить уже невозможно, Гайеру казалось, что его и не было, словно он просто уснул, и проснулся разбитым и жалким. Просто так, такое, конечно, не случается, но… Мотнув головой Марк снова открыл глаза, мутным взглядом обводя комнату, без всякой цели. — Ну так вот, мы поговорили о твоем барыге, а потом вместе закинулись остатками твоего героина. Ты, походу, переборщил немного, выглядишь очень уж херово. — Угу…- Гайер опускает веки, тяжко выдыхая, мечтая лишь о том, чтобы снова провалиться в сон, дабы эти ужасные ощущения поскорее исчезли. В голове что-то не складывалось, но, кажется, он начал потихоньку вспоминать, что было. Да, и правда, было бы странно если бы он не рассказал про барыгу. А вот что гера закончилось это грустно — большинство его клиентов приходило именно за ней. Впрочем, какая к черту разница, он все равно пока скрывается, высовываться лишнего бессмысленно. Впрочем, в сейфе еще оставался запас кокаина… — Ты как? Легче? Еще воды? — участливо интересуется Михаил, Гайер бы усмехнулся, да сил нет. Подумать только, этот эгоистичный изнеженный засранец о нем заботится. Мечты сбываются. — Нет, спасибо. Просто дай мне отдохнуть, — тихо отвечает Марк, стараясь не думать о случившемся, чтобы не нервировать и без того трещавшую по швам голову. Некоторое неопределенное время он проводит в беспокойной дреме, и лишь через пару часов чувствует, что готов к существованию. Встать с кровати удается не с первого раза, Гайер бредет на кухню, испытывая все то же желание пить, сопровождаемое желанием подкрепиться — он не чувствовал себя голодным, но покушать надо было. Там же встречает и Михаила, сидящего на стуле, поджав ноги к груди, всматривающегося в закат. Только сейчас, обратив внимание на небо, Марк понял, что, видимо, прошли гребаные сутки. А еще что Миша сидит с смешным хвостиком на макушке, в футболке и одних трусах. Судя по знакомому узору — его трусах. Выглядело до безобразия уютно, если бы не чужая худоба и утомленный вид. На столе дымился заваренный бичпакет, которого Гайер отроду в своих шкафах не помнил. Однако, он всегда любил и заварную лапшу, как и пюре, так что даже говорить ничего не стал — лишь приятно удивился чужой проницательности и сел кушать, стараясь не нарушать висевшую в квартире тишину. Однако, когда лапша в коробочке закончилась, бульон был выпит, а вопросы сформировались максимально четко, он, выкинув коробочку и пластмассовую вилку, сел рядом, так же задумчиво глядя на так быстро потемневшее небо. Неожиданно, Михаил выглядел… Умиротворенным. — Я бы хотел тебя спросить, — начинает Михаил, переводя взгляд на Гайера, — Но, думаю, у тебя вопросов поболее будет. Я подожду. Начинай. — Ну… Я правда так долго проспал? Типа, все было совсем хуево? — Марк уставился взором куда-то вдаль, размышляя, пытаясь вспомнить что было. Он все еще не помнил ничего, даже то, что было перед приемом дозы — очень смутно, и, кажется, все и правда было так, как сказал Громов. Гайер был склонен ему верить — у юноши не было резонов лгать. — Мягко говоря, ты чуть не сдох. Сам понимаешь, почему я не вызвал скорую, попытался откачать тебя самостоятельно. Это был пиздец, хорошо я сам не успел трипануть — закинулся потом, когда понял, что ты уже не сдохнешь, а то охерел бы от стресса, — честно делится своими эмоциями Громов, и Марк почему-то думает, что тот волновался вовсе не потому, что он мог умереть. Возможно потенциальных последствий, а может просто чего-то ждал. Поганая мысль о том, что собственное предсмертное состояние могло быть чужим замыслом, была поспешно откинута в сторону. — Я ебал. Мне давно не было так плохо, — Гайер опирается руками о подоконник, прислоняя лоб к холодному стеклу, прикрывая глаза. Голова еще болела, но уже не так сильно, жить было можно, хоть и с некоторой натяжкой. — Ты хотел о чем-то спросить. — В целом о твоем самочувствии, но вижу, что ты в порядке. Думаю, тебе бы не помешало какое-нибудь обследование, или типа того, но рискнешь ли ты… Марк задумчиво смотрит на собственные руки. С одной стороны, пускать такое на самотек нельзя, но с другой… Что ему, он же выжил. — Как пойдет. Между ними повисает уютное молчание. Михаил встает и протягивает руку Гайеру, тот негласно принимает приглашение, обхватывая чужую ладонь своей, встает тоже, и только потом вспоминает спросить, рассматривая чужое тонкое запястье. — Ты ел? — Ничего последние пару дней. Пойдем, полежим, — Громов делает шаг в сторону, но Марк не двигается с места, глядя на него мрачно. Михаил сначала выглядит недоумевающе, но потом лучезарно улыбается, заставляя удивиться уже Гайера. — Ты хочешь, чтобы я покушал? — Я впихну в тебя еду насильно, если придется, — лаконично отвечает Марк, подойдя к холодильнику. Выбор был не лучший, но можно было сделать яичницу и подкинуть к ней консервированную фасоль — уже вполне себе неплохой ужин. Отпустив чужую руку начал возиться с другими ингредиентами, размышляя об омлете, Михаил глядя на это сел обратно на стул, обнимая колени, наблюдая с интересом и долей умиления за непродолжительной, но, определенно, старательной возней. — У меня маленький объем желудка. Столько в меня не влезет, — вздыхает Громов, глядя на тарелку с горкой омлета, в который Марк не поскупился закинуть остатки колбасы, помидоры, сыр, и даже небольшую картофелину. Гайер хмурится, стараясь одним взглядом передать, что лучше бы Мише хотя бы попытаться. Состроив лицо печального лебедя Громов придвинулся к столу и начал кушать еще почти горячее блюдо. В тишине, разумеется. Осилив где-то больше четверти останавливается, бессильно откладывая вилку, жалобно глядя на Марка. — В следующий раз, ладно? Я выпил много воды, — как будто оправдывается Громов, вставая из-за стола, и Гайер хочет не давать ему поблажек, но не может. Недовольно вздыхает, берет за руку и они вместе, как и планировалось, идут обратно к дивану — уже разложенному и даже криво застеленному. Видно, что Миша особо не старался, но кому какое дело? Поправив кроватное безобразие Марк охотно плюхается на него, забиваясь в угол. Кровать была просторная, двухместная, но у стены было как-то уютнее. Михаил забрался под одеяло рядом, уютно устроившись под боком, своим довольным видом вызывая в груди какое-то безобразно теплое счастье, то самое, от которого хотелось орать на весь свет. Ласково приобняв Громова Гайер прикрывает глаза, вытягиваясь и потихоньку расслабляясь, чувствуя себя в полной готовности немного подремать. — Если хочешь, можешь что-нибудь рассказать. Я буду рад послушать, — тихо произносит Гайер, с теплом рассматривая чужое лицо. Пускай взгляд оставался таким же безучастным, по крайне мере он привык так видеть и думать, лицо выражало какое-то благостное состояние удовлетворения. — Ну, я даже и не знаю. Мне вот интересно, ты видел трип? И если да, то что? Обычно такие вот смертельные галюны пиздец какие стремные и яркие, поэтому…- Михаил замолкает, выжидающе глядя на Марка. Тот задумчиво нахмурился, пытаясь вспомнить. — Трип был, вроде. Это я помню. Но что я видел… — Поднапрягись. Может это поможет раскрыть тебя как личность, ты знаешь эту чушь про внутренний мир, глубокие страхи и сомнения. Давай, попытайся. Это интересно. Марк вздыхает, сосредотачиваясь. Память выдавала целое нихуя и смутное осознание чего-то. Чего именно — он и пытался разобраться, походу, впрочем, безуспешно. То, как Громов сверлил его взглядом помимо прочего, тоже немного смущало, но он, кажется, понимал что им движило — психология и прочее. Да чтоб его самого подобное так колыхало… — Ну так что? — Ничего не помню. Смутные образы чего-то непонятного. Вроде космос, третий глаз… Ну, это все, — после пары дополнительных минут раздумий выдает Гайер, подозревая, что собеседника подобный ответ расстроит, однако Громов даже приободрился, что удивило. — Интересно. Не имею и малейшего понятия, что это значит. Рад, что ты жив, — Михаил прячет лицо на чужой груди, прикрыв глаза, и Гайеру почему-то кажется, что тот не спал все это время. Почему? Да потому что мог. Мягко прижав юношу к себе Марк утыкается носом в чужую макушку, задумчиво копошась в своей памяти. И правда. К чему бы это?***
Стоя на балконе Марк лениво покуривает сигарету, созерцая погрязший в темноте зимней ночи город, ни о чем особо не думая. Рядом, прижавшись плечом, стоял Миша, который свое уже выкурил, и теперь тихо постукивал пальцами по подоконнику, подставляя лицо прохладному ветру, задумчиво глядя в темную даль. Потушив бычок о внешнюю стенку балкона Гайер выкидывает его, приобнимает Громова, ткнувшись носом в чужой висок. Уютно и хорошо, словно они уже полтора года как женаты. Миша выглядел таким довольным, что все те воспоминания о нем как о потерянном и депрессивном молодом человеке казались какой-то паршивой фальшивкой. — Тебе точно не холодно? — Я же сказал, все в порядке. Итак уже тапки надел, что тебе еще нужно? — Михаил забирается прохладной рукой под кофту, укладывая на боку, и Марк едва удерживается от того, чтобы не дернуться — щекотно. — Смотри мне. Если заболеешь... - Гайер прикрывает глаза, прислушиваясь к чужому дыханию, шуму ветра и низлежащих улочек. Была глубокая ночь, а от того и тихая — в такое время и погоду никто особо не гуляет, все мирно спят в своих кроватях. Они уже давно выспались. Пара минут проходит в молчании — слов нет, они и не нужны. Марку было хорошо и так, и он искренне надеялся, что Громов чувствовал то же. — Еле вспомнил, давно хотел спросить, но случая не подворачивалось. Как там Кассандра? — Гайер открывает глаза и отстраняется, чтобы посмотреть на чужое беззаботное лицо. Михаил загадочно улыбается. — С ней все хорошо. Я ее усыпил. Хрупкая атмосфера счастья пошатнулась, вызывая напряжение. Гайер нахмурился, пытаясь понять. — Если тебе необходимо объяснение — так было нужно. Она была старой, плохо кушала, и в целом болела. Так было лучше для нее, — поясняет Громов легко. Гайер невольно вспоминает, как держал эту красавицу на руках. Старых животных можно отличить от молодых, и рептилии не исключение. Он не был уверен, что она была здорова, но Михаил абсолютно точно не договаривал. Ему хотелось верить, но то, насколько на отъебись он лгал… Вероятно, это было чем-то большим, чем фальшивые факты. — Я хочу понять тебя, — после долгих раздумий произносит Марк, считая, что это лучше любых вопросов или обвинений. Громов счастливо улыбается, положив голову на чужое плечо. — Скоро. Почему-то эта фраза ни разу не обнадеживает, вызывая только большее, абсолютно непонятное Гайеру напряжение. Все хорошо, их ждет лучшее будущее, но… Почему же волнение так стягивало грудную клетку, вынуждая сердце биться чаще? Марк обнимает Михаила второй рукой, крепко прижав к себе. Что бы их ни ждало, отпускать его он не был намерен.