straw hat

Се Лянь всегда относился к своей работе с почтением и очень небольшим, но ощутимым, въевшимся под корку мозга страхом. Первое время он работал один — так было удобнее, да и плакать, сидя в машине и уезжая домой после очередного вызова, становится легче, когда ты находишься в одиночестве. Истории жизни такого множества людей он пережил вместе с ними. Жизни такого огромного количества человек он изменил. Его работа — это изменение человеческой памяти перед тем, как человек навсегда потеряет связь с этим миром, покинет его и обретёт покой. Бумажная волокита занимала обычно не более часа, пусть ей и предшествуют, наверное, месяцы и годы размышлений, нужно ли это изменение реальности человеку на самом деле или это просто временная прихоть? Се Лянь шёл на эту профессию потому, что считал, что сможет подарить умирающим людям счастье хотя бы на небольшой промежуток времени. Хуа Чен же потому, что хотел помочь изменить своё прошлое другим людям, даже если собственное менять не в состоянии. Их поставили в паре довольно давно — уже восемь лет ушли с тех пор, как они впервые встретились. Се Лянь достаточно много для своего возраста лет назад научился сдерживать слёзы до того, как сядет в свой недорогой автомобиль и уедет, а Хуа Чен так и не научился не замечать тоскливой, невероятно грустной улыбки, с которой мужчина провожает в последний путь очередного клиента. Ребёнок, умирающий от рака. Дедушка, забывший о существовании брата-близнеца. Женщина, уставшая от одиночества. Все их пациенты — люди, желающие изменить своё прошлое, превратить его в сказку или в какое-то другое чудесное произведение искусства. Каждое из них выглядит странно, порой даже путешествие по чужой памяти занимает так много времени, что Се Лянь не может справиться окончательно (в отчёте Хуа Чен пишет о том, как они выполнили задание без сучка и задоринки) или у них просто не хватает считанных секунд до финального рывка. У них так же попадались клиенты, чьи воспоминания они так и не смогли раскрыть до конца, как и переделать их в нужное русло. — Слушай, — задумчиво хмурясь, спрашивает однажды Хуа Чен, останавливая тем самым садящегося в машину Се Ляня. — А ты бы… хотел что-нибудь исправить в своей памяти? — Нет, — лаконично и коротко отвечает Се Лянь, повернувшись спиной, поворачивает ключ зажигания и машет рукой на прощание. «Мне нечего исправлять», — хочется ему добавить, но молчать гораздо проще. Хуа Чен всегда пытается наладить контакт с ним. Се Лянь же, наоборот, увеличивает расстояние. Незаметно, так, чтобы всё было в порядке, даже когда это не так, вот только, кажется, Хуа Чен слишком умён и видит его насквозь, как машина — чужую память. Очередной клиент. Они оба делают короткие шаги, после чего останавливаются и вздыхают. Хуа Чен смотрит на партнёра, который говорит: «Мне грустно», не проронив ни слова. — Порой мне кажется, — сказал однажды Хуа Чен перед тем, как сесть на мотоцикл, — что я тебя совсем не понимаю. Он улыбается Се Ляню так солнечно и искренне, даже когда на небе уже давно светит луна. Они оба смотрят на неё чересчур долго. — Знаешь, — шепчет Се Лянь, — когда мира не станет, думаю, мы увидим только луну. Хуа Чен усмехается. — Твои слова со временем, почему-то, теряют смысл. Но в них больше сути, чем в чём-либо ещё. — Надо будет однажды наведаться к этому маяку. — Ага, годков через десять. Они смеются, шагая по тропинке в сторону полуразбитой машины. За спиной эхом отдаётся простая мелодия на фортепиано. Пусть и в доме все спят.