Мораль и счастье проклятой любви

— Ну-с, и почему ты молчишь? — не выдержав витающего в воздухе напряжения, выпалил вампир. Скрипач обернулся на брата, и на лице его отразился вопрос. — Почему ты ни слова мне не сказал за этот час, будто тебя ничего не волнует. — Не волнует. И мы что, часто говорим, когда находимся в одном помещении? — отмазался светловолосый и повернулся обратно к стеллажу, — К тому же, мы работаем, — глядя на то, как брат перебирает травы, Рейджи фыркнул: — Конечно, — вампир быстрыми шагами подошёл к брату и встал в недовольную позу, — А руки у тебя дрожат, потому что конфеты были с коньяком. Младший положил на плечо парня ладонь, но тот резко скинул её и прошипел тихое: — Отвали. Скрипач остановил свою работу и замер. То ли в ожидании, то ли для того, чтобы перевести дух. Рейджи же растерялся, потому что он не видел брата таким много и много времени. Он вообще сомневался, что Шу когда-то испытывал подобные эмоции. — Я очень зол и не хочу срываться на тебе. — Принятие проблемы это уже шаг на пути к её решению, — эстет подождал, пока светловолосый сделал пару вдохов и выдохов и тогда в спокойном тоне произнёс. — А решение я тебе подскажу. Вымести эмоции на их виновнике. — Рейджи снова замолчал, давая брату обдумать его слова, но быстро направил его мысли в нужное русло, — Я не имею в виду идти и закапывать Аято живьём, а идти и поговорить с Минори. — А смысл в том? — светловолосый обернулся и с силой отбросил стеклянную баночку с каким-то настоем в стену. — Тебе повезло, что этот сорняк растёт в Японии, иначе я бы свернул тебе шею раньше, чем эта стекляшка бы разлетелась по кабинету, — было видно, что вампир тоже держал себя в руках с последних сил, но, поскольку он понимал, что сейчас чувствует брат, он решил простить эту в обычных ситуациях недопустимую выходку. — Смысл в том, чтобы понять мотивы. Не глупи. Ты знаешь, что дело совсем не в их глубокой привязанности. — Даже если так, почему не сказать про это? — Я сильно похож на полуторометровую девчонку? Иди и спроси её. Откуда мне знать? Может, она решила, что ты будешь против или решила, что знание подвергнет тебя опасности. Может Аято попросил не говорить, а может она чихала на твоё мнение и ей действительно плевать. Тебе эволюция дала такой мягкий, мокрый и шевелящийся отросток мяса во рту, так будь благоразумен и воспользуйся им. Язык для того и придумали, чтобы разговаривать. — А разве не для того, чтобы отличать вкусы? Рейджи сжал челюсти и процедил: — Свали от сюда к чёртовой матери. А лучше к Минори. И, если ты хочешь помочь Райто, то постарайся провести этот диалог как можно быстрее, потому что я в кабинет в таком состоянии тебя не пущу. У меня есть травы, которые исчезли в 16 веке, я рисковать не стану, — прождав ещё пару мгновений, Рейджи повторил — Ну же, иди. Брат хотел отблагодарить его, но вместо этого выпалил: — Только за травы свои и печёшься. — Полагаю, это было спасибо. — Скажешь мне, как называется это сорняк. Я возмещу твои убытки в двойном размере. После того, как дверька хлопнула, вампир приослабил галстук, словно тот сдавливал его горло. Он знал, что старший оценил его заботу и когда-нибудь отплатит тем же. Из-за Шу так искренне, как сейчас, парень не улыбался никогда.

***

— Я не буду воровать! — Чтобы сварить этот яд, уйдёт слишком много времени. К тому же я не прошу тебя воровать, я говорю, что я одолжу его у Рейджи. — Аято, ты головой думаешь? — Минори аж с кровати подскочила, — А что, если этот яд нужен, чтобы приготовить противоядие для Райто? Вампир сразу приуныл: — Я не подумал про это, — честно признался тот и был искренним до конца. — Я сейчас всё ещё колеблюсь между его жизнью и моими интересами. — Я бы не хотела быть твоим родственником. — Если не забыла, ты моя жена. Аято стало не по себе. Он никогда не считал себя порядочным, никогда не чтил законы, а во многих отношениях он назвался бы и вовсе бесчестным, но брат всегда стоял выше всего этого. Это и называется любовью. Но сейчас, в данный момент, он не мог решить, что для него важнее. Каков будет процент вероятности, что именно этот яд понадобиться для лекарства? Неужели может быть так, что из тысячи трав и настоек понадобиться именно то, что нужно им? — Будем делать сами, — Минори видела, что это решение не далось вампиру с лёгкостью, но почему-то решила усугубить ситуацию. — Но делать-то мы будем из трав, которые возьмём у того же самого Рейджи. И каков процент, что ему не понадобятся эти травы? — Минори, мать твою, ты издеваешься?! — Я просто хочу, чтобы твои планы не задели никого другого. Аято опустил глаза и стал прорабатывать кисть руки: — Ты боишься. Канэко совсем не поняла, был ли это вопрос или Аято просто констатировал это, из-за его тихого тона, поэтому решила ответить. — Да, я боюсь, если хочешь знать. Когда я думаю про это, то колени подкашиваются. А от осознания того, что всё это реальность и я просто не проснусь, меня всю бросает в дрожь. Но я понимаю, что есть шансы, немаленькие шансы, которые говорят о том, что ради игр такие книги никто не пишут. Я хочу помочь тебе, в данный момент это является моим ключевым желанием. Но мне, как и тебе, может быть страшно. Страшно от того, что я больше не увижу тех, на кого бы смотрела до конца своих дней, а поскольку я знаю, что ты чувствуешь тоже самое, я стою сейчас здесь. Я знаю, что ты хороший человек, и совсем не она меняла тебя. Просто Юи помогла тебе раскрыться. Они стояли друг напротив друга и испытывающе смотрели в глаза. Аято провел рукой по волосам девушки, заправляя их за ухо и легонько надавив на девичью шею, прижал к себя. В этих прикосновениях не было ни намёка на что-то интимное, это был знак полного доверия. Доверия своей жизни. Оба понимали, что всё это время они были более похожими, чем кажется на первый взгляд, и что при других обстоятельствах могли бы стать близкими друг другу людьми. От стука двери Аято первым повернул голову на бок, и молодые люди отпрянули другу от друга. Всем троим стало неловко. Аято от того, что он сейчас выступает причиной назреваемого конфликта, Минори от того, что она, по её мнению, была и так очень виновата перед вампиром, а сейчас эту вину ощущала в ещё большем масштабе, а только что пришедшему Шу от того, что, видимо, он кому-то помешал. Он порывался уйти, но не зря он проделал этот путь — от первого до второго этажа. — Аято, оставь нас пожалуйста. И убери свои уши со второго этажа в принципе. Рыжеволосый покорно кивнул и, бросив на Канэко взгляд, полный сожаления, исчез.