***
Первым, на что обратила внимание Катя при пробуждении, было обволакивающее ее всю тепло. Тело настойчиво уверяло девушку в том, что происходящее однозначно напоминает объятия, но та молчаливо отмахивалась, решив, что вправе понежиться еще несколько минуток (а, может, и часов). Глаза открывать не хотелось от слова совсем, двигаться тоже, вот только затекшие мышцы требовали если не первого, то второго уж точно, и рыжая сонно завозилась в попытке вытянуть конечности. Это у нее получилось не сразу, но таки достигшая цели девушка удовлетворенно улыбнулась и, перевернувшись на другой бок, уткнулась носом во что-то теплое, закинув на это же что-то ногу и обняв свободной рукой. Уткнулась носом. В ткань. Футболки. Сон как рукой сняло, а глаза, несмотря на недавнюю неспособность приоткрыться хотя бы на миллиметр, распахнулись сами по себе. Картинка мгновенно поплыла из-за приливших слез (что было довольно-таки распространенным делом после попойки), так что Катя смогла различить лишь цвет. Спокойный синий не резал взор и был очень даже приятным, если бы не воспоминание о том, кто выбирал одежду такого цвета не далее чем вчера. Некстати уж слишком громко стало ощущаться ровное дыхание прямо над ухом, а прижавшаяся к ее виску щетина и вовсе стала апогеем происходящего. В скупых попытках справиться с нервным тиком девушка начала выпутываться из сильных мужских рук, но сделать это оказалось не так просто — казалось, путы стальных мышц сжимались вокруг ее тела лишь сильнее при абсолютно любом движении. Поняв, что сопротивление бесполезно, Катя рвано и раздраженно выдохнула и решила, что уж ногу с тела итальянца снять нужно точно. Вот только когда она начала приводить в действие свой план, крепкие пальцы перехватили ее где-то под коленкой, а сверху раздался несколько усталый вздох. — Всю ночь и большую часть утра ты спала спокойно, — хриплый ото сна голос пустил по спине целую стаю мурашек. — Можем полежать еще чуть-чуть? Девушка не решалась поднять взгляд. Память гаденько посмеивалась и твердо отказывалась подкинуть своей хозяйке многие моменты вчерашнего вечера, а если уж быть совсем честными, решительно все, что происходило после шестнадцатой (или же двадцать первой, она точно не помнила) рюмки. Не дождавшись ответа от редко когда молчавшей Кати, Аудиторе мягко обхватил пальцами острый подбородок и потянул вверх, тут же врезаясь взглядом в мятежность болотных глаз. Ближе к зрачку цвет переходил в янтарный, разливаясь вокруг черного кружка жидким золотом — и итальянцу показалось, что он в нем тонет, окончательно и неотвратимо. — Как ты это делаешь? — одними губами произнес он, неосознанно поглаживая нежную кожу щек подрагивающими пальцами. Под подушечками осенними цветами разбегались точки веснушек, и он, словно зачарованный, пытался вновь и вновь захватить их в свой плен. Кате же казалось, что у нее остановится сердце. Страх, ее вечный товарищ, медленными шагами отступал в тень, давая в полной мере насладиться обществом мужчины — впервые за долгое время. Мягкие прикосновения отдавались в груди приятной истомой, и девушка прикрыла глаза в попытке потеряться в них, окунуться с головой в чарующее мгновение. И когда рука итальянца оторвалась от лица и легла на ее собственные пальцы, покоящиеся на его груди, рыжая невольно вздрогнула. Эцио медленно, но настойчиво потянул ее выше, кладя женскую ладонь на свою шею. Всей поверхностью кожи она ощущала напряженные мышцы. Его хотелось успокоить. Прямо сейчас. Не давить, большим пальцем провести линию от подбородка до скулы, смешливо морщась от покалывающих волосков щетины. Пригладить взъерошенные волосы, завести за ухо несколько прядей. Поразиться сухости кожи. Разгладить морщинки. Отчаянно захотелось пошутить про «преклонный» возраст итальянца, но девушка сдержалась, сдавленно хихикнув в прикушенную губу. Закрытые веки Эцио невольно дрогнули, стоило ей уже чуть более смело коснуться тонкой кожи, но она не заострила на этом внимания, решив исследовать его лицо и дальше, проследив рукой орлиный нос. Вот только мгновенно застопорилась, почувствовав рваное дыхание напротив своих пальцев. И даже не успела ничего сообразить, как провела ими по мягкости заветренных губ. Слабое прикусывание подушечки вызвало возмущенный возглас, и рыжая мгновенно распахнула глаза, недоуменно взирая на повеселевшего итальянца. — Это что за фокусы? — нарочито сердито произнесла она, отнимая руку от лица Аудиторе. Но стоит ли говорить о том, что у нее вновь ничего не вышло? Прижавшись к ладони щекой, аки сытый кот в поисках ласки, Эцио замер, явно наслаждаясь вспыхнувшими щеками девушки. Дуэль взглядов длилась недолго — дабы вывернуться из явно смущающей ее ситуации Катя таки решилась задать провокационный вопрос: — Эцио, а сколько тебе лет? Из ушей мгновенно нахмурившегося итальянца разве что дым не повалил, но тот все же не преминул сдавленно буркнуть «сорок», поджимая губы. Катя же довольно хмыкнула — и гадину выпустила, и любопытство удовлетворила, ну не умница ли! — Тебе, надеюсь, не четырнадцать? — девушка настолько погрузилась в собственный триумф, что чуть было не пропустила ответную колкость. — А то, боюсь, твои родители, будут несколько против нашего союза. В следующее мгновение Аудиторе пришлось вновь заключить девушку в свои крепкие объятия, потому как она явно загорелась желанием зарезать одного наглого и слишком много себе позволяющего ассассина, о чем не стеснялась вслух не только рычать, но даже покрикивать. — Наглый кусок Италии, я тебе все мозги перешибу! — злобно ворчала рыжая, иногда все же пересиливая Эцио (будем честными, он поддавался) и перекатываясь с ним по кровати как гусеница в коконе. — Союзничать он тут собрался, аристократ недоделанный! Все это продолжалось ровно до того момента, как девушка все-таки сорвалась с края кровати, утаскивая невезучего итальянца за собой. Последний приземлился аккурат поверх рыжей, чем вызвал болезненный глухой стон — сдерживаться, когда на тебя скатываются восемьдесят килограмм живого веса, представлялось несколько проблематичным. Кате подумалось, что, с другой стороны, выдержать, например, Коннора было бы намного сложнее. Аудиторе мгновенно вскочил на ноги и утянул девушку за собой, рассыпаясь в извинениях. Та, потирая ноющую спину, лишь отмахивалась, отстраненно замечая, как идет итальянцу современная одежда. — Хорошо же я приложилась, — неосознанно пробормотала рыжая, смущенно отводя взгляд, на что Эцио неопределенно хмыкнул. — Смотрю, вы уже проснулись, — ехидный голос Ани, прозвучавший, казалось, слишком близко, заставил парочку шугануться друг от друга. Брюнетка же, еле сдерживая смех, пыталась сохранить абсолютно независимое выражение лица. — Ждем вас на кухне, уже давно пора подкрепиться. Выйдя из комнаты, девушка все же позволила себе улыбнуться — завтрак обещал быть интересным.***
Последней из подтянувшихся на кухню, на удивление, оказалась Маша, все еще расчесывающая чистые мокрые волосы. Аня, в это время стоявшая у плиты, тут же забила очередь в душ, прекрасно помня Катину любовь к долгому времяпровождению в кабинке. Вскоре на столе появилась тарелка с большой стопкой блинов. Ассассины с недоумением смотрели на традиционное блюдо русской кухни в то время, как девушки уже уминали его за обе щеки. — Что-то не так? — поинтересовалась Аня, первой заметив замешательство мужчин. — Что это? — Коннор настороженно потыкал блин скрытым клинком с таким выражением лица, словно тот тут же взорвется. — Вы при виде любой еды будете думать, что мы вас отравить хотим? — закатила глаза Катя, но, встретившись взглядом с хмурым Альтаиром, все же пояснила. — Чуваки, это же блины. Традиционное национальное блюдо нашей немаленькой страны. Мука, молоко, яйца — и бабах! — открывайте ротики и наслаждайтесь вкуснятиной. Нормальной реакции на свою пламенную речь девушка так и не получила — Эцио тихо посмеивался в кулак, Коннор смотрел на нее как на сумасшедшую, а сириец ритмично постукивал пальцами по столу, улыбаясь до ужаса маниакально. — Слушай, если ты будешь продолжать так смотреть, моргалы выколю, — проворчала рыжая, отчего-то напрягаясь от самого вида Ла-Ахада. — Во-первых, — вкрадчиво начал говорить араб. — После того, что ты вчера вытворяла, бояться чего-либо в принципе нормально… — Что я вытворяла? — с лица девушки тут же схлынула вся краска. Посмотрев на подруг в поисках поддержки, увидела лишь плохо скрываемую истерику да покрасневшие от смеха рожи. — Во-вторых, — невозмутимо продолжил Альтаир. — Как там наш уговор? — Какой уговор? — почти пропищала рыжая. Сползти под стол ей помешала рука Маши, схватившая ту за шиворот. Боже, если она, будучи пьяной, еще о чем-то договаривалась с этим придурком, то тогда вообще полный атас. — Предложенный Марией исход спора. — Только не говорите мне, что… — Да, — триумф сирийца затянулся вокруг шеи рыжей пеньковой веревкой. — Ты проиграла. Катя обвела всех присутствующих прожигающим взглядом. Никто не выдавал признаков волнения, не отводил глаз, и это означало только одно — они говорят правду. Вот только легче от этого не становилось. Девушка молча встала и вышла из кухни, направившись в сторону ванной. Лицо горело настолько сильно, что на нем можно было яичницу пожарить — Кате казалось, что еще никогда ей не было так стыдно за то, что она напилась. Ни когда ей пришлось перебегать дорогу в неположенном месте прямо перед сотрудниками ГИБДД, ни когда сообразительные на выдумки подруги загримировали ее под призрака и заставили пугать прохожих, ни во время многочисленных ее выходок под действием градуса. Подумалось, это ведь всего лишь поцелуй, но… Он почему-то значил намного больше, чем простой поцелуй. Девушка зашла в ванную и, открыв кран, плеснула холодной водой себе на лицо. Ледяные капли тут же забежали под футболку, заставив поморщиться. — Все в порядке? — голос итальянца прозвучал так близко, но в то же время так ожидаемо, что Катя лишь сдавленно угукнула и повторила процедуру. — Слушай, если тебе это настолько неприятно, тогда не стоит. Девушка на мгновение застыла. Мозги отказывались соображать и понимать, о чем говорил Аудиторе, так что она быстро вытерлась полотенцем и посмотрела прямиком на ассассина, стоявшего в дверном проеме. — В каком смысле? — сквозившее в глазах непонимание заставило Эцио сдавленно сглотнуть. — Если тебе неприятно меня целовать… Дальше Катя не слушала. Непрошеные слезы прилили к глазам, и, дабы не разреветься, она сделала большой шаг вперед, обхватывая руками шею ассассина и прижимаясь к нему всем телом. От подобной близости мгновенно затрясло, сначала почти невесомо, но когда сильные руки обняли ее в ответ, намного сильнее. — Не говори глупостей, — прошептала она куда-то чуть ниже уха. Дрожь не отпускала, лишь становилась сильней, захватывая и трепыхающееся сердце, но отступать она была не намерена — как бы то ни было, а трусихой Катя никогда не значилась. Стоило ей несколько отстраниться, как недоуменный взгляд итальянца врезался в нее жалящей стрелой. Аудиторе понимал, что с девушкой что-то происходит, но не мог понять что, и от этого все становилось только запутаннее. И он совсем не ожидал, что за рваным выдохом рыжей последует стремительное движение вперед — и ее маленький рот прижмется к его губам. От неожиданности он чуть было не пошатнулся, но все же устоял на ногах, несколько неловко отвечая на поцелуй. От этого простого движения руки девушки затряслись сильнее прежнего, и пальцы судорожно впились в шоколадные волосы. Грязь, грязь, грязь — вопили мысли, стуча кулаками изнутри черепной коробки, и удары отдавались пульсирующей болью, трещинами проходясь по изнанке. Отстранись, ты его испачкаешь, испачкаешь! Но Эцио сделал это первым. Неверяще взглянул в глаза напротив, провел большим пальцем по линии скулы и вновь прижался к ее губам — мягко, бережливо, словно касался святыни. Отстранился, и снова — к губам, подбородку, щекам, носу — невесомыми теплыми касаниями так, как хотелось, так, как требовала душа. И впервые за долгое время вездесущий страх пропал. Совсем.