***
Лю Минъянь испугалась. Она старалась не отставать от брата и шисюна, но вскоре потеряла их из виду. А потом и слышать перестала. Возможно, стоило вернуться в лагерь и подождать их там. Они наверняка вернутся сами, когда закончат драться. Минъянь хорошо запомнила дорогу, но... Она обернулась в том направлении, где скрылись старшие ученики Цанцюн. Но их крики стихли слишком резко и не так уж далеко, вдруг что-то случилось?.. С минуту постояв в нерешительности, Минъянь всё же шагнула противоположную от лагеря сторону. Периодически выкрикивая имена старшего брата и шисюна, Лю Минъянь судорожно пыталась придумать, как ей быть. Цингэ и Цинцю не отзывались, и она не могла найти никаких следов. Минъянь ещё не изучала заклинания света, а луна не пробивалась чрез густые кроны. Минъянь почувствовала себя почти ослепшей. Сквозь плотную заросль деревьев Минъянь пока ещё могла различить отсветы лагерного костра, но зайди она вон за то сандаловое дерево, и огня уже не будет видно. Минъянь испугалась. Если она продолжит углубляться в лес, то рискует потеряться. Если вернётся на поляну и будет ждать, то рискует не дождаться. Что ей делать в таком случае? Отправляться дальше одной? Точно не вариант. Вернуться назад в Цанцюн за помощью? А вдруг будет уже слишком поздно? Минъянь вдруг почувствовала себя очень маленькой и бесполезной неумёхой. Ещё даже ни одного чудовища не встретила, а уже готова разрыдаться от страха! Она задрожала, на глазах её навернулись слёзы. Но стоило слезинке скользнуть по щеке Минъянь и намочить её вуаль, как она с остервенением вытерла лицо рукавом и решительно свела брови. Лю Минъянь стало противно. Как хорошо, что никто её такой не видел! Особенно, что её не видел Цингэ-гэгэ. Она же собиралась доказать ему, что уже выросла и стала самостоятельной. Что достойна в будущем стать первой ученицей Сяньшу и приумножить славу семьи Лю и школы Цанцюн. Да, так и будет. Никак нельзя было разводить сопли. Поэтому Лю Минъянь собралась, встряхнулась и уверенно шагнула в чащу.***
Лю Цингэ лежал на каменистом полу, вглядываясь в черноту над собой. Прошло довольно много времени с тех пор, как они попали сюда. Или же так казалось от абсолютной тьмы вокруг и вынужденного безделья. Закинув правую ногу на согнутую в колене левую, Цингэ начал нетерпеливо покачивать ей, шаркая по стене. Больше они с Шэнь Цинцю не разговаривали, и Цингэ вдруг стало интересно, чем тот занят. Он прислушался. Шэнь Цинцю не шевелился и дышал так тихо, что даже чувствительный слух Цингэ едва улавливал чужое присутствие. Должно быть, Цинцю медитировал. Или спал. Как бы то ни было, Цингэ удивился тому, что шисюн делал это в такой обстановке. Разве сам он не говорил, что на них в любой момент могут напасть? — Шэнь-шисюн? Ответа не последовало. Цингэ нахмурился и поднялся. — Чего тебе нужно? — очевидно, услышав возню, тут же среагировал Цинцю. Значит, слышал, просто не соизволил обратить на Цингэ внимание. Как это в духе Шэнь Цинцю! Лю Цингэ разозлился. Шэнь Цинцю бесил его всем своим существом. Цингэ шагнул к нему, но тут Цинцю шарахнулся в сторону, коротко зашипел, и в нос Цингэ ударил запах крови. Цингэ застыл. Точно. Он ранил шисюна в пылу драки. Цингэ остро ощутил привкус вины. Если... если Минъянь-эр действительно обожглась... Цингэ попытался сквозь тьму разглядеть хотя бы очертания Шэнь Цинцю. Увидеть ничего не удалось, но Цингэ слышал его отрывистое дыхание и чувствовал кровь, смешанную с запахом трав, которые Цинцю использовал для мытья волос. Пространство пещеры было совсем небольшое, и Шэнь-шисюну в любом случае некуда было сбежать. Поэтому Цингэ, приблизившись вплотную, присел рядом с ним на корточки. Кажется, он наступил на рукав чужого ханьфу, поэтому тут же изменил позу, наклонившись ближе к Цинцю. И тут произошло то, что очень озадачило Цингэ: Шэнь Цинцю вздрогнул и попытался отстраниться от него. Он как будто... боялся? Его, Цингэ. Осознание этого оказалось неожиданно неприятным. Цинцю-шисюн, он же такой... ну, такой... спокойный и равнодушный всегда, что его ударить хочется. Разве он мог бояться Цингэ? У него же всегда три тысячи подлостей в рукаве, чего ему бояться? Но вот он был прямо тут, и такое близкое присутствие Цингэ его явно нервировало. Цингэ сглотнул. — Шэнь-шисюн, нужно перевязать твою рану. — Мне не нужна твоя помощь, — резко сказал Цинцю. Лю Цингэ прикусил щёку со внутренней стороны. Конечно, Шэнь Цинцю не доверял ему, и не без оснований. Цингэ, наверное, тоже не захотел бы, чтобы его лечил тот, кто хотел его убить. Но понимание этого не избавило Цингэ от горечи, а лишь усилило её. И тем не менее, Лю Цингэ твёрдо намеревался помочь шисюну с перевязкой. Он протянул руку, осторожно касаясь чужого предплечья. — Не трогай. Но Цингэ и бровью не повёл на угрозу, пропитавшую голос Цинцю. Лишь боясь причинить больше боли, слепо блуждая по телу шисюна, он лаконично спросил: — Где? Шэнь Цинцю гневно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и, взяв руку Цингэ, сам положил её на свой правый бок. Цингэ почувствовал влагу на своих пальцах. Поджав губы, он отстранился, и, вытерев ладонь о верхние одежды, скинул их на землю. Цингэ не мог допустить, чтобы у Цинцю началось заражение, а после дня пути и сражения в лесу его ханьфу наверняка из белого превратилось в серое под слоем пыли и грязи. Поэтому Цингэ, выбрав по своим прикидкам самый чистый участок нательной рубахи, недолго думая, оторвал от неё кусок. — Шэнь-шисюн, ты сможешь снять одежду? Несколько мгновений ничего не происходило, и Цингэ успел испугаться, что Шэнь Цинцю потерял сознание. — Тц, не говори со мной, будто я при смерти, — резко ответил Цинцю. — Всего лишь царапина. Разумеется, я могу. Когда же шорох ткани стих, Цингэ вновь опустился на колени рядом с шисюном и, к своему удивлению, наткнулся на препятствие в виде его нательной рубахи. — Эм, шисюн, — удивлённо пробормотал он, — это тоже надо снять. И, не услышав возражений, сам потянул за завязки, аккуратно отрывая прилипшую на кровь материю. Рана, на ощупь, не казалась серьёзной, скорее всего, Цингэ едва задел, но всё равно, было бы лучше промыть водой и обработать лекарственными мазями. Но под рукой у Цингэ был только клочок его рубашки, поэтому он сделал всё, что мог, просто стерев размазанную по животу Шэнь Цинцю кровь. Откинув за спину использованную тряпку, Цингэ оторвал ещё и, сложив поровнее, прижал к ране. — Шисюн, подержи так. Шэнь Цинцю всё также молча поднял руку и только коротко вздрогнул, когда его пальцы коснулись ладони Цингэ. Лю Цингэ же, ловко изогнувшись, пошарил немного по полу и, дотянувшись до брошенного ханьфу, оторвал кусок по всей длине подола. Опять склонившись над шисюном, он принялся обматывать им торс Цинцю, чтобы повязка держалась. И лишь завязав в темноте неуклюжий узелок, Лю Цингэ осознал, как непозволительно близко он всё это время находился к обнажённой груди Шэнь Цинцю. Ему не было видно, но он слышал, как грудь шисюна вздымалась от тяжёлого дыхания, и чувствовал под пальцами прохладную мягкую кожу. Ему достаточно было просто знать. Воздуха в тесной пещере вдруг стало не хватать, и Цингэ почувствовал, как нагрелось его лицо. В панике он молниеносно отскочил в сторону и задушено сглотнул. А ведь чтобы обмотать повязку вокруг Цинцю, Цингэ пришлось его практически обнимать... — Что-то не так, Лю-шиди? — ужасно любезным тоном осведомился Цинцю. Лю Цингэ похолодел. И тут они оба уставились в темноту за спиной Цингэ. Им показалось, или оттуда только что... донёсся голос Лю Минъянь?!***
— Гэгэ! — Лю Минъянь кричала, не щадя горло. — Цингэ-гэгэ! Шэнь-шисюн! Где вы?! Гэгэ! Несколько часов Лю Минъянь плутала по лесу. Она совсем выбилась из сил, и уже было отчаялась, но тут ей послышалось какое-то бульканье невдалеке. Она двинулась туда. — Минъянь! Лю Минъянь услышала голос брата в паре инях от неё. Он звучал странно глухо, будто через толщу воды, но Минъянь, обрадовавшись, не обратила не это внимания. Она тут же бросилась в том направлении, откуда её звал Цингэ. — Цингэ-гэгэ, я здесь! Где вы, я не вижу... — Дева Лю, остановись. Стоило Шэнь Цинцю договорить, Лю Минъянь встала как вкопанная. Теперь она прислушалась и поняла, что что-то было не так. — Шэнь-шисюн? Я стою. Что мне нужно делать? — Хорошо, — продолжил Шэнь Цинцю, всё также вещая «из-под воды». — Не рвись вперёд. Нас разделяет пространственный массив, и я не могу по звуку определить, как далеко ты от края ловушки, поэтому будь внимательна. Перед тобой должны быть кусты, примерно в две трети твоего роста. Ты видишь? — Да, — тут же ответила Минъянь, — они прямо передо мной. — Ловушка должна быть сразу за ними, не подходи близко. Мне нужно, чтобы ты осмотрелась. Массив создан печатями, заключёнными в бумажные талисманы. Талисманы могут быть прикреплены к деревьям или лежать на земле. Не могу сказать, сколько их, но предполагаю, мы сможем выйти, если ты порвёшь хотя бы два. — Поняла, шисюн! И Минъянь с усердием взялась за поиски. Обходить кусты она опасалась, поэтому оставалось только найти те два талисмана, что образовывали стену с её стороны. К счастью и большому облегчению долго искать не пришлось. Сумерки даже помогли ей: начертанные на талисманах иероглифы слабо светились, выдавая себя. Днём она бы много времени потратила в бесплодных поисках, талисманы затерялись бы в цвете ярких красок окружающего мира. Разорвав оба талисмана, Лю Минъянь заметила, что пространство перед ней пошло рябью, и за ним стали угадываться очертания двоих мужчин. — Гэгэ! — счастливо воскликнула Минъянь. — Минъянь-эр, отойди подальше, — теперь Цингэ было хорошо слышно. Минъянь увидела, как фигура, державшая в руках меч и, очевидно, бывшая её братом, замахнулась и ударила по пространственному массиву. Юная заклинательница ощутила мощный энергетический удар ци. Границы ловушки-капкана пошли трещинами и, не выдержав распирающей изнутри силы, разлетелись с треском разбитого фарфора. На пару чжанов дальше от мест, где Минъянь обнаружила талисманы, на земле и на деревьях вспыхнули и сгорели дотла оставшиеся. Лю Цингэ и Шэнь Цинцю, оба в порванной одежде и перемазанные кровью, вышли на свежий воздух и синхронно вдохнули полной грудью. Над лесом уже занималась заря.