Our love is God

Что с ним стало, что с ним стало... Отличный вопрос, Диппер, но зачем ты им задался — ума не приложу. Теперь это гложет меня, не давая сосредоточиться ни на чём. Как сел утром на своё место, так и просидел, едва ли двигаясь, весь учебный день. Уж не знаю, что именно там говорил Джим учителям, но почему-то был уверен в том, что это с его милости меня никто не трогал. Остаётся лишь восторгаться его красноречием, потому что это явно или дар Божий, или крайне явная чёрная магия. Мои мысли слишком преисполнены этими библейскими персонажами, на чём подловил себя, но... Да, вы правильно всё поняли. Отвадить подсознание от них крайне затруднительно, скажем так. А когда последний урок завершился, я получил весьма ощутимый тычок ручкой под ребро и дёрнулся, до конца к реальности так и не вернувшись. За что получил второй, даже более сильный. Пришлось обратить внимание на раздражитель. — Подъём, памятник, крышевать тебя от учителей я запросто могу, но не после же уроков. Иди давай, там тебя Мэйбл ждёт с Кевином у выхода. Школьное крыльцо было видно из окна, так что я только кивнул, даже не задаваясь лишними вопросами, и постарался встать. Как оказалось, ноги мои намертво затекли, а поэтому я запросто мог разломить себе лицо (и там бы уже пластырь не решил ничего), если бы Джим не хватанул вовремя. Ангел-хранитель, не меньше. — Ладно, понял-принял, цепляйся за плечо. — Тайлер тяжко вздохнул, понимая, что придётся тащить мою тушеньку по ступенькам. Да-да, я сам бы на его месте взвыл, но ты друг или что-то? Спасай-помогай, раз взялся. Я усмехнулся, и по лицу Джима можно было прочитать: «Так ты ещё и лыбишься, скотина? Может, в окошко срежешь? », но он предпочёл возмущениям молчание. Вздохнул лишь ещё разок, чтобы перехватить меня понадёжнее. С тем и поковыляли. А когда шли к лестнице, ногам начала возвращаться чувствительность, и я даже смог шагнуть, ощущая этот холодновато-горячий приток крови. А потом пришли покалывания. О мой Бог. Как же я теперь понимал Русалочку из одноимённой сказки. Хотелось попросту отрезать обе ноги и идти дальше без них. Ощущения непередаваемые. — О, Диппер! — первой меня, уже способного к самостоятельному передвижению, заметила сестра, и кинулась в мою сторону. — Мы уже заждались. Давай-ка, давай-ка, идём, мечтатель. Небось, о Билле весь день думал, негодник. К концу она уже говорила тихо настолько, чтобы Джим с Кевином могли разобрать лишь довольное сестринское бормотание. — Мэйбл, Господи! — она напомнила мне о нём, и теперь так просто ещё раз забыться не выходило. Как он? Что он? Где, блять, в конце то концов, он? Вдруг ушёл куда-то, а я и не знаю? Какие-то волны замешательств и непоняток, видимо, в моих глазах отразились ну очень уж отчётливо, и Мэй впитала их губкой хитрейшего взгляда, что мне даже страшно стало. Что она задумала там, эй? — Ну-ну, братишка, можешь считать, что твоя старушка-Мэйбл всё-ё-ё-всё поняла, — и от её подмигивания мне стало очень-очень не по себе. — Ничего такого, прекрати, мы просто друзья, — я вырвался с цепких объятий и всего на миг, самим краешком глаза, увидел в сестре некое облегчение. Ну конечно, тут же кто-то не подаёт виду, как сохнет по Биллу, мать его, Сайферу. И вновь саднуло по голове, как бы пригладило длинным склизким языком: «А что с ним сейчас?». Я не мог просто взять и избавится от этого. Просто не мог. Это прессовало меня ровно с такой же силой, с какой с другой стороны давил страх. Я прекрасно, лучше кого-либо, осознавал, что долго так не протяну: меня попросту расплющит. И я должен был избавиться хотя бы от одного метафорического груза, что заставлял мои рёбра так же метафорически хрустеть. И говорило мне всё то же неизвестное нечто, что хруст грозиться перейти от воображаемого к реальному, и я понятия не имел, каково это будет. Так что надо было решаться как можно скорее. *** Мэйбл, понукая мою рассеяность и бодро прощаясь с Кевином и Джимом, чуть ли не дотащила меня до дома за ручку. Я едва поспевал, припоминая, как меня совсем недавно тащил Джим. Что-то я уж совсем становлюсь овощем, наверное. Да чего уж, я чуть ли не физически ощущаю, как давление становится всё сильнее и сильнее. Со всех, мать их, возможных сторон. Надо было просто сделать шаг. Один-единственный. И я не знал, как. Потому что для меня это было Слишком. Просто Слишком. Паника сдерживалась одним лишь бессилием, и этими сомнительными костылями я держал себя в вертикальном положении. Мы пришли, а я и не заметил. Просто резко услышал хлопок двери совсем рядом и встрепенулся. Мэйбл говорила что-то, успев уже уйти к себе в комнату, чтобы переодеться. И я почувствовал, как по спине проходит лёгкий холодок. О, нет, что я сейчас понимал чётче некуда — то, что мне категорически нельзя оставаться наедине с собой. Потому что тогда отвлечься совсем не на что. Переоделся так быстро, как, наверное, никогда этого не делал и рванул к Мэйбл, которая к тому времени уже что-то сосредоточенно печатала по сенсору телефона. Она заметила меня сразу же, услышав шаги, и я понял это по кивку, но сначала Мэйбл закончила с тем, что писала, а затем уже, отбросив телефон в сторону, похлопала возле себя, а на лице её закрепилась какая-то радостная гримаса. — Ну, а теперь тебе пора рассказать своей сестрице, что происходит в этой вот голове, — она потыкала пальцем мне в макушку, когда я сел на предложенное место, и стала сверлить меня выжидающим взглядом. Правды я не мог ей рассказать, а посему пришлось панически импровизировать, опираясь на то, что знала сестра до этого. — В общем... Я немного обидел Билла, — ладно, признаю, красноречием, как Джим, я не одарён. — И теперь боюсь... Ещё его обидеть, потому что не видел его с тех пор. На мои нескладные прояснения Мэй задумчиво кивнула, а пальцы сжала на подбородке ака статуя мыслителя. — Так-так, по твоим скудным описаниям Мэйбл Пайнс может уверенно заявить, что тебе обязательно стоит извиниться перед ним, и чем быстрее, тем лучше. — Ох, наивная моя сестрица, если бы я так просто это мог, сейчас не сидел бы тут, а восхищённо рассматривал состав слизи. — Например, прямо сейчас! Я дёрнулся, так как вместе с последним восклицанием она кинулась мне на шею. Хотел уж было начать протестовать, пытаясь придумать что-то хоть как правдоподобное, но не успел и хрипа выдавить, как обнимашки превратились в мощные клещи, которые медленно, но верно потащили меня к выходу. — Эй, прекращай, никуда я не пойду! Тщетно, конечно. Повезло с тем, что домашние штаны не такие уж и затасканные. Она накинула мне на плечи толстовку и всучила кеды, чтобы затем вытолкать за входную дверь и благополучно её запереть. — Ля-ля-ля, ничего не слышу, — услышал я, когда предпринял попытку вернуться, и лишь тяжко выдохнул. Да, это был тот тычок, который мне был так чертовски необходим, но Господи, Мэйбл! Я крайне уверенно заявляю, что вообще, блять, ни разу не готов, слышишь? Но делать нечего. Или иду, или бомжую под дверью до прихода матери. А тут холодновато для подобных авантюр, толстовочка — вообще не торт. Я только переболел, что за дела то?! На улице было немного потеплее, но не настолько, чтобы я не вздрогнул, вдохнув свежего воздушку. Или, возможно, дело не в температуре воздуха. Меня, кажется, и при приближении Солнца на сотню йот к Земле бы трясло, как листочек на ветру. И шёл бы я всё так же медленно в любом случае, наверное, потому что мне хотелось хотя бы отсрочить момент, когда я прийду к Биллу, и... А что будет дальше — не имел ни малейшего представления. Возможно, на месте и сожрёт, потому что я слишком много знаю. Не хотелось бы. Но хотя бы попытаться прийти туда, извиниться я должен был. Потому что это, сука, Билл. Как бы там ни было, это Билл, которого я... Которого я действительно люблю. И лишь это, скорее всего, не даёт мне просто выждать часок-другой за домом и вернуться. Потому что это, возможно, мой единственный шанс. Я стоял перед нужной дверью по меньшей мере вечность, не решаясь постучать. Толчок решимости был истрачен на то, чтобы сюда прийти. А дальше... А чёрт его знает, что дальше. Потому что здесь, там, где я стою, заканчивается всё человеческое. Всё, что в рамках моего представления о мире, здесь, перед дверью Пандоры. А там — Билл. И я даже не знаю, в человеческом ли он сейчас облике. Возможно, рыщет голодным нечто, жаждет смерти невинных и рвёт огромными когтями всё, что попадается под... Лапу? Крыло? Руку? Боже, я убавил уверенности, которой и без того было мизерно мало. На улице что-то произошло, что звук дошёл аж до меня, и я дёрнулся. Это был очередной знак свыше: пора. И деревянная рука коснулась поверхности двери. Именно, что коснулась, а не постучала, и звука не было вообще никакого. Но на ещё одну попытку меня не хватило, и я застыл, выслушивая хоть что-то. Пара секунд абсолютной тишины, что тянулись для меня отнюдь не парой секунд, и я слышу щелчок. Кто-то или что-то изнутри (Билл!) повернуло защелку. Я забыл, как и зачем дышать.