Our love is God

— Что ты... — спустя долгие несколько минут простаивания, Билл прохрипел невразумительно: — Тут делаешь? Я замер, все силы тратя на хотя бы дыхание. Не мог даже моргнуть, пересохшими глазами взирая на стоящего напротив меня... Билла. Всё-таки, лучше именем. Выглядел он паршиво: под глазами залегли нешуточные мешки (прям как у меня!), Руки подрагивали мелко, волосы явно немытые уже давно. Будто бы он просто всё это время сидел и... Ничего не делал. Или, если и делал, то по минимуму: пыли не наблюдалось. Но был он человеком. Выглядел, как человек. — Я... Из-з-и-в... Ви... Зви-зви... Нитьс... Извиниться? — кажется, я ещё не до конца осознал, перед кем стою, где стою, как стою и стою ли вообще. Не знаю, когда начало, не успел заметить, но в горле драло сухостью. Больше всего сейчас хотелось позорно сбежать, оставив Билла недоумевать в двери, но я прекрасно понимал, что так нельзя. Это ведь сломает его ещё больше, если мой прошлый побег его задел. Не если даже, определённо точно задел, и ещё как. Поэтому... Я могу позволить себе лишь прикусить язык, бессовестно скидывая на него всю тягость и болезненно в итоге жмурясь. Билл смерил меня просто-таки нечитаемо шокированным взглядом и отнюдь не сразу нашёл ответ. Да и тем послужили невразумительные звуки, что даже при всём желании невозможно было разобрать на человеческую речь. Был, конечно, вариант того, что говорил он вполне отчётливо, но просто не на людском. Но почему-то трудновато верилось. Он кивнул и сделал несмелый шаг назад, как бы делая слабый намёк на приглашение в квартиру. И сейчас я только понял, что, стоя в подъезде, мы рискуем не только замёрзнуть, но и получить нежелательных свидетелей. Передо мной был порог, и мне казалось: сейчас он олицетворял два пути моей жизни. Я мог просто уйти, даже невзирая на то, как далеко зашёл, меня бы поняли, я бы просто рано или поздно забыл... Ох, ладно, я никогда и ни за что его не забуду, даже пытаться не стоило и мыслей на этот счёт строить, но зажил бы себе спокойной человеческой размеренной жизнью; а мог просто сделать шаг вперёд — всего один, небольшой. И такой трудный. И я, замерев сердцем, зажмурился и выбрал второе. И ничего особо не изменилось. Мир не взорвался, дом не утонул во взявшемся из ниоткуда цунами. Душа, хоть и всё ещё утяжелённая, не загорелась вспышкой принятого выбора, не оставила клейма вроде какой-то причудливой пентаграммы на половину тела. Только Билл разжёг золото радужек. — Проходи на кухню, пожалуйста, я сейчас тоже подойду. — Сказал он в полголоса, и тон его был таким... Просто Таким, что я просто не мог ослушаться. Будто он был сломан, внутренне и внешне, мною лично, и теперь, не держащий зла на маньяка, всё ему простивший, хотел всё-таки поговорить с ним по душам: выведать причины пыток, осознание серьёзности поступков... Кого-то унесло. Ждать долго не пришлось: я едва ли успел умоститься на краешке стула мышонком, когда он пришёл, сжимая что-то в кармане домашних штанов, и остановился в ярде, будто спрашивая разрешения подойти поближе. Я слегка склонил голову, едва ли заметно, при этом не отрывая взгляда от глаз. Таких человеческих, но таких нечеловеческих. И он подошёл: всё так же медленно, будто страшась меня спугнуть. Тут всё-таки третий этаж, лететь далековато, а на пути ко входной двери — его скромная персона. — Так... — он сел на другой стул, максимально далеко. — Чаю? Я кивнул, даже осознавая, что в нём может быть яд или снотворное, чтобы потом оттащить меня в подвал и заставить пожалеть о принятых ранее решениях. Но терять уже было нечего: так и так, я сделал выбор, и в случае чего даже пикнуть не успею. Пути назад нет. Спасения нет. Есть теперь лишь слабая вера. Мы долго молчали, просто сидели, смотрели в стол. Точнее, смотрел я, а что делал Билл — неизвестно по вышеназванной причине. Чай успел уже остыть, разлитый по чашкам и тоскливо поначалу дымящийся. Я сам себе казался таким слабохарактерным, что даже сказать хоть словечко не в состоянии, и это меня гложило, но, видимо, не так сильно, чтобы я перестал молчать. Билл же тоже не торопился затевать разговор, видимо, ожидая, пока это сделаю я. Наконец, когда прошло ну очень много времени, я нашёл в себе силы взять в руку чашку. По пересохшему горлу разошёлся тонкий привкус мяты. Понятия не имею, почему не кофе, но чай был ничуть не хуже, скажу я вам. Замер ещё на несколько секунд, дабы оклематься, сопровождаемый каким-то, что-ли, затравленным взглядом. Стало... Да было всё это время не по себе. Сейчас это чувство усилилось. Третий этаж больше не казался таким уж и высоким. — Вкусный чай, — получилось пробормотать, и я выдохнул, поднимая глаза к Биллу. Он весь просветлел от моего комментария. На душе стало поспокойнее. Видеть его таким замученным и несчастным было куда тяжелее, поэтому дрогнул уголок губ. И я, наконец, решился на диалог: — Я не ожидал просто, поэтому... эээ... — вылетело совсем быстро, заранее распланированное, но что дальше — не имел понятия. Импровизация — определённейшим образом не мой конёк. — Поэтому... Поэ... Прости. Видеть я перестал, потому как против воли зажмурился. Было, наверное, слишком страшно взглянуть ему в глаза. — Это... Оу, — не я один не мог связать два слова, и это хоть как-то, да утешало. — Ну... Спасибо. За что спасибо? За то, что сбежал, как последний трус, и предал?! Боже, мне максимально стыдно. И всё ещё страшно. Врать бессмысленно, я всё равно осознаю, что мне, чёрт побери, страшно. Очень. И я даже не могу определить, от чего — сильнее. Я осмелился разжать веки, понимая, что бить, пытать, есть заживо или просто орать на меня не будут. Делал я это медленно, не имея в себе сил вообще. Черпал адреналин до последней капли, видимо, но и тот был слабоват: хватало лишь на примитивно-простые движения, да и те медленные. Билл сидел всё на том же месте, всё в той же позе, и не отводил от меня внимательного золотого взгляда. Он улыбался. Совсем слабенько, одними лишь губами, это ни в какое сравнение не идёт с обычной, широкой, что можно было зубы пересчитать буквально. И я смог ответить ему такой же слабенькой улыбочкой, истратив на это столько внутренних ресурсов, что они уже ушли в минусовые значения. Прошло несколько минут, когда он осторожно привстал, всё глядя на меня, а я пытался всей мимикой показать, что не против. Сжавшееся очко не в счёт, это не мимика. И Билл стал подходить. И каждый его шаг расходился по голове эхом, пусть даже эхо тут не было. И каждый его шаг отражался пульсом, пусть даже сердце моё скачет во много раз быстрее. И каждый его шаг приближал меня к обмороку. И я готов был уже прямо там, на месте, отбросить коньки, когда он остановился совсем рядом, в дюйме или двух, что я ощущал идущее от него тепло. Я также поднялся, ведь в сидячем положении мог смотреть только ему в живот. И мы стояли так близко, что в глазах поплыл фокус; и мы стояли так долго, что мир вокруг успел обратиться в ничто. А потом я услышал какой-то едва заметный шорох, и это была его рука, что вскоре поднялась на уровень моего лица. И я не мог оторвать взгляда от его лица, борясь со скачущей размытостью, когда он приложил неощутимо кисть к щеке. Я весь прошёлся мурашками от лёгкого касания, и он одёрнул ладонь, извинился взглядом, а затем — не только им: — Прости, я не могу тебя касаться, наверное, — пробормотал почти под нос, но взгляда не отвёл ни на миг. — Можешь, — я пытался казаться смелым, вообще не напуганным ни разу, но выходило... Посредственно. Он вернул конечность на место, и я смог на этот не вздрогнуть, будучи готовым. Его улыбка стала едва ли заметно пошире. А я старался не упасть в обморок. Большой палец прошёлся по носу, оглаживая пластырь, и только сейчас я понял, куда он смотрел всё это время. Не в глаза. Близко, но не в них. — Упал, — поспешил объясниться, на что Билл не в меру задумчиво кивнул спустя пару-тройку секунд. — Понятно. — Изрёк он, и я по тону понял, что не понятно, и ещё как не понятно. Наверняка ведь подумал, что мне кто-то врезал. Но возражать я не рискнул, ведь тогда бы пришлось рассказать уже поподробнее, а, опять же, грузить его своими проблемами... Нет. Не могу. Он отстранил руку и несмело, но широко шагнул назад, сажаясь на стул. Я последовал его примеру, потому что иначе бы буквально смотрел на него свысока, а этого я себе как раз позволить и не мог. — Я хочу рассказать тебе... О себе. — Билл выдохнул поглубже, собираясь начать разговор, а рука его достала то самое нечто, что было у него в кармане, но показывать не спешила. Он, видимо, решил начать издалека: — В общем, когда-то давно на свет появился маленький треу... Его перебил мой мобильник, оповещая о входящем текстовом. Не у одного Сайфера была привычка отяжелять карманы домашней одежды, о чём в данный миг я чертовски жалел. «БОЖЕ ДИППЕР Я ПОШУТИЛА ТЫ ГДЕ», — было там, и я против воли косовато ухмыльнулся. Ну что же, бывает и такое. Наверное. Но не успел я отрапортовать о том, где я, когда и почему, как пришло ещё одно: «ДА ПЛЕВАТЬ ДОМОЙ БЕГОМ МАМА БУДЕТ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА ОНА ЖЕ ВОЛНУЕТСЯ», — видимо, оно должно было прийти чуть ли не синхронно с предыдущим, но последняя часть замедлила отправку. Ох, а ведь и правда, скоро мать уже будет дома, и если меня не будет там, она может... Не знаю, что она может, но как минимум — опечалиться. Но и Билл также. Я глянул на него умоляюще, извиняясь за сделанное и не сделанное одним лишь взглядом. Он лишь покачал головой, мол, они важнее. Важнее. Гораздо. Или нет? Мне трудно было бы, в моральном плане, жить без Мэйбл, без мамы... Но и без Билла ведь тоже. Но он ведь демон? Да. Может убить меня в любой момент? Естественно. Боюсь ли я его? Определённо. А люблю? Несомненно. Пожалею? Не имею ни малейшего понятия. «Мэй, я занят пока, скажи маме, что я у Джима, вернусь скоро».