ID работы: 8068658

Мой необитаемый остров

Слэш
NC-17
Завершён
1418
Lili August бета
Размер:
233 страницы, 20 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1418 Нравится 134 Отзывы 553 В сборник Скачать

XIII

Настройки текста
      Знаете, я начал играть на гитаре в возрасте 13 лет. Начал, потому что хотел выразить себя, мечтал играть свою музыку для многотысячной публики. Срывать овации разгоряченной толпы, знающей каждую букву моей песни, бить гитары за миллионы долларов об сцену и быть любимым всеми.       Сейчас же, зажимая пресловутый Am и медиатор с ублюдской ламой, в пустой общажной комнате я мечтал только об одном — видеть его горящие от моих нот глаза. Одни единственные глаза одного единственного слушателя. Кому нужны потные, слэмящиеся невпопад фанаты, когда улыбка кончиками губ роет в своих ямочках на щеках две могилы — для меня и моего сердца.       Я сидел, привалившись к стене, и невидящим взглядом упирался в единственную дизайнерскую изюминку нашей комнаты — уродский плакат с рекламой кредитных продуктов Промсвязьбанка, что я стащил на втором курсе на каком-то совместном банковском выезде, для сокрытия сквозной дыры в стене, оставленной соседями смежного блока. Какой-то до пизды рукастый парень, желая произвести на моих соседок впечатление вешаньем полочки для их аксессуаров, продырявил стену так, что сверлу не хватило всего пары сантиметров перед тем как войти Позову в лобешник.       Конечно же я ржал тогда как сучка, следя за тем как Дима в четвёртом часу дня глотает водку, проставленную тем самым парнем за «предоставленные неудобства», при этом причитая, что вот братан, вот так могла закончится жизнь обычного московского гуляки, в общаге, на рваных простынях, вступившим в клуб 27 на каких-то 5 лет раньше положенного.       — Антон, ты наверное не знаешь, но чтобы что-то зазвучало вот правой рукой надо провести по струнам, — со знанием дела изрёк Гончаров, каким-то магическим чудом бесшумно возникая рядом со мной.       Я же, даже не удивившись, смерил его скептическим взглядом, снова возвращаясь в изучение искусственно-счастливой женщины с пририсованными черным маркером поверх белой блузки огромными сиськами.       — Иди шути в другое место, я занят.       Я показательно перехватил плотнее гитару, принимаясь наигрывать «четверку» на трёх простейших аккордах чисто на отъебись-Олег-я-страдаю. Блондин, даже не изменившись в лице, подошёл к стеллажу у двери и открыл выуженную оттуда пачку Роллтона. Прижопившись к кровати Позова, он отломал сухую вермишель и принялся хрустеть сухпайком в такт моему перебору.       — Тридцать рублей, Лёля.       — Ага, обязательно.       Я фыркнул, отводя взгляд к окну — серое свинцовое небо в слезливых дождевых разводах и ни одной романтичной мелодии в голове. Начиная голосом Артема Лоцких «это просто дождь, он снова плачет за твоим окном» и заканчивая, блять, Артуром Пирожковым «плачь детка плачь от любви, большего не надо».       — Судя по твоей роже ты опять страдаешь по Арсюшке, — сделал прекрасный вывод дырожопый, выхватывая мой яростный взгляд.       — Ничего я не страдаю.       — Отрицание — первый признак моей правоты.       — Ты можешь жрать и не отсвечивать? У нас вообще что ли нет больше тем для разговора?       — Дай подумать… — с напускной серьезностью протянул друг, показательно почесывая гладко выбритый подбородок, — ты все так же идёшь на красный диплом?       Я цокнул языком, закатывая глаза:       — Да, Лёля, блин, иду.       — Ну, раз уж все новости мы обсудили… как там Арсюшка? Покормил клещей на своём озере или ещё не вернулся?       — Я не знаю.       — Не понял. Неделя же уже прошла, сегодня уже вроде как вторник. Неужели до сих пор отдыхает?       Я прикрыл глаза, из последних сил удерживая рвущий плоть шторм в груди, и тяжело выдохнул:       — Журавлев, ну, староста мой, позавчера с ним переписывался.       — В смысле, — нахмурился Олег, — переписывался?       — Короче, он двоим нашим на экзамене в ведомости рядом с оценкой не поставил подпись и это заметили только сейчас. Диман меня и спрашивал все ли у меня в зачетке норм, так как он все равно собирается к Попову по этой ебучей ведомости идти. И типа вот в воскресенье списывался чтобы уточнить время.       — И ты думаешь, что Арсений специально не сообщает тебе о возвращении, хотя уже давно в городе?       Я отрешенно кивнул, перестраивая пальцы на «обратную четверку», для более трагичного звукового сопровождения.       — Шаст, ты зря так убиваешься. Мы в 21 веке, Почта есть и на телефоне, а на телефоне — интернет. Да и Селигер не северный полюс, интернет-то там в любом случае есть.       — Да. Есть. Все есть, Лёль, кроме меня для него. Нахуй, скажи мне, так делать? Морозит меня, морозит. Знаешь как говорят у меня в Воронеже? Либо доебывай, либо уебывай. Мне не это нужно было, не это бесцельное прожигание часов в ожидании одного, мать его, звонка. Да что там звонка, слова! Потрахались бы и разошлись, но нет, куда там! Сиди Антошка у окошка, жди декабриста из ссылки, только сопли сильно не размазывай, а то ему там с айфона, сука, капает!       — Шаст…       — Что, Шаст? Вот что? Я все знаю, сам знаю, что меркну рядом с его семьёй, но неужели у него даже на простой отказ яиц нет и обязательно нужно этот цирк с Селигером разводить? Почему по-человечески нельзя сказать? Зачем вот он вообще тогда все это делал? Почему про любовь свою вонючую втирал?       — Так, а вот тут стоп, — резко поднял руку со спрессованной лапшой парень, почти подскакивая на кровати, — любовь? Он что, в любви тебе уже успел признаться?       Я зажмурился до чёрных вспышек и резко открыл глаза, наконец прерывая свою никому не всратую игру. Рывком встав на ноги, я открыл окно и стянул со стола сигареты, мгновенно вытаскивая коричневую сладкую палочку и подкуривая.       — Сказал, что начал влюбляться в меня. В последний раз, когда виделись.       — А ты что?       — Ничего? Что я ему скажу? Что я с ним только ради секса?       — Да, Антон, — тихо обронил друг, нарушая тяжелую тишину параллельно ударам тяжелых капель о хлипкий стеклопакет и удивленно рассматривая через густой смог пачку вишневого Капитан Блэка на покосившемся подоконнике, — ты с ним только ради секса.

***

      Грейдирование как система оплаты была разработана в США в 20 веке для применения…       Глаза откровенно лезли на лоб от количества потребляемой литературы в университетской библиотеке. Потрясающий вечер четверга планировал свернуть мои мозги в одну вонючую шавуху без права на сохранения последних намеков на разум.       — Людмила Николаевна, по двести пятьдесят рублей собираем, вы с нами?       — Да, конечно. Я сниму наличные и вам отдам.       — Спасибо.       — Что решили дарить?       — Ну, Арсений Сергеевич очень серьёзный мужчина, мы дарим сертификат в тир. Думаем, понравится.       — Хорошо. Когда поздравлять будем?       — Думаю, можно и сегодня. У него пары через час, после и поздравим.       У меня мгновенно свело зубы в мерзком оскале. Он вернулся. Вернулся и слова не сказал.       Это все?       Я, не в силах мириться с ситуацией, в который раз просто с шумом выдохнул и откинулся на стуле — такой выход он нашел? Игнор?       Очень по взрослому, блять.

Вы (16:13): Я иду к Попову могу занести ведомости

Журавлев (16:15): Пиздец ты моя богиня у ЛН все бумажки Я напишу ему тогда что ты зайдёшь

Вы (16:16): Не обязательно он уже в курсе

Журавлев (16:18): Ок       Я выдохнул. Нахуя спрашивается опять. Опять лезу, опять напрашиваюсь? Опять надеюсь на какое-то ебучее чудо.       Я понимал о чем говорили препод по этике и завкаф в библиотеке, я прекрасно понимал о чем умолчал Арсений. Но я в корне не понимал, отчего он не может открыто послать меня? Нет, даже не так. Не сможет он, смогу я.       Вскочив на ноги, я ураганом пронёсся мимо библиотекаря, кидая ему на стол методички, и, зажимая подмышкой горячий ноут, с шумом вылетел в коридор.       Женщины, мило беседуя и, на мое счастье, медленно переставляя ноги, направлялись к лестницам, где спринтер Антонио смог без труда нагнать их.       — Людмила! Людмила Николаевна!       — Антоша, вы почему бегаете? Случилось что-то?       — Я… Людмила Николаевна мне… фух, — с отдышкой прохрипел я, морщась от спазмов в боку. Бросать курить, да, точно, надо бросать. — Я хотел ведомость забрать на свою группу. Ну, по грейдам.       — У тебя Арсений ведёт пары? — мило пролепетала преподаватель по этике, мгновенно включаясь в диалог. Женщина, лет тридцати пяти, довольно фигуристая, в деловом облегающем костюме выглядела вполне… горячо? Минимум косметики, высокий хвост каштановых волос и заинтересованные хитрые желтоватые глаза. Она была достаточно требовательна к своему предмету, несмотря на небольшой стаж, хотя и достаточно глупа, пытаясь при этом стрелять глазками в каждого более-менее симпатичного студента.       — Эм, да, я к Арсению Сергеевичу.       — А что вам нужно? Быть может, я могу помочь?       Я смерил ее скептическим взглядом и вернул интерес к завкафедрой:       — Людмила Николаевна, я могу же вместо Димы подписать ведомости?       — Эм, да, Антош, конечно. Но, может, действительно лучше отдать все Марине Владимировне? У неё все равно дела с Арсением Сергеевичем.       — Нет! — слишком резко отрезал я удивляясь самому себе. — Я сам, мне… мне нужно по диплому с ним поговорить.       — Ну, подойдёшь в другой день, — как-то на отъебись пожала плечами Марина Владимировна. Да, Антон, сейчас бы стоять в коридоре университета и пиздиться за своего мужика со своим же преподавателем.       — Я не могу его поймать уже вторую неделю, я в любом случае пойду к нему сейчас, — с вызовом взглянул я на этичку и повёл плечами. Харассмент, сучка, наказуем. Не государством, так его, пока ещё, парнем.       — Хорошо, Антош, тогда идём за мной, а к вам, Марина Владимировна, я подойду через минут пятнадцать, мне ещё деньги в банкомате снимать. Начинайте приготовления без меня.       Женщина-шалашовка одарила меня уничтожающим взглядом и, кивнув завкафедре, зашагала вверх на свой второй этаж.       Я же, облегченно выдохнув, принялся сочинять душещипательную речь, на протяжении которой было необходимо заявить о своей усталости, самостоятельности и без толку растрачиваемой сексуальности… Ладно, попробуем просто влепить пощечину и сделать ручкой. Так ведь расстаются геи?

***

      Речь была не готова. Вот прям никак. С каждой секундой, отсчитываемой ровно под дверью аудитории, из которой мерно доносился его голос, я только сильнее загонял себя в тупик — ну вот увижу я его и что? Самое логичное «нихуя» никак не вязалось с моими клишейными «ты лгал мне» или «ты воспользовался моей невинностью». Очевидно не лгал и не пользовался. Слился, да и только. Ну, тогда и зачем мне навязываться ему, если он о своих намерениях уже весьма доступно дал понять своим поведением с этим, мать его, Селигером.       И зачем собственно сейчас куда-то идти?       Я опустил взгляд на ведомость в руках и тяжело вздохнул — ладно, может, просто сделать вид, что я не держу зла и все нормально? Обнять его там, позвать попить кофе, спросить про поездку?       Нет, тоже хуйня.       — Оксан! — неожиданно даже для самого себя, я схватил за локоть мимо пробегающую одногруппницу, — Оксан, выручай!       Девушка удивленно уставилась на меня, ровным счётом не понимая ни единой причины моего рвения пообщаться.       — Антон, ты ничего не путаешь? Хвоста у меня нет, да и бороды тоже, — изогнув бровь намекнула она на Матвиенко.       — Ой, да нет. Слушай, меня срочно математик к себе позвал, а я, вроде как, пообещал Николаевне ведомость у Попова подписать.       — Так и что?       — Подпиши за меня, он сейчас лекцию вот тут ведет, — кивнув на дверь, я с надеждой взглянул на Фролову. — Ну пожалуйста.       — А почему…       — Оксан, все срочно, везде срочно. Помоги-и-и.       — Эм, ну, окей, давай. Только, если я из-за тебя опоздаю на пару, ты…       — Ты настоящий друг! Спасибо! С меня ответы на менеджмент!       — Да-да, давай уже свою ведомость.       Растянув лыбу от уха до уха я, довольный собой, но недовольный общими событиями, рванул по коридору, изображая для одногруппницы дикую занятость. В конце концов у меня ведь действительно с минуты на минуту должна была начаться пара.       Спустя каких-то пятнадцать минут, я уже во всю, с немного наигранным упоением, вслушивался в очередную потрясающую историю Армяна, когда в кабинет ровно со звонком прошествовала Оксана с подружками. Девушка ярко улыбалась держа в руках… ничего?       Она, что, сама отдала ведомость на кафу?       Я только было подорвался к ней, как мой друг осадил меня безапелляционным:       — Так, геюга, куда собрался?       — Бля, Серый, да что опять?       — Ты же к Оксанке намылился? — сощурившимися глазами начал сканировать меня Матвиенко.       — Почему ты считаешь, что обязательно каждое взаимодействие между людьми должно иметь сексуальный подтекст? Мы же с тобой не трахаемся.       — Мы — нет, но и Арсюшкой твоя труба вроде как до сих пор не прочищена.       Я фыркнул и поморщился:       — Хорош уже, мы расстались.       — Что? — опешил друг, — В смысле? Когда?       — Вот когда он в леса якобы уебал, а на деле днюху отмечал.       — Ты не говорил.       — Сам только сегодня узнал. Оксан! — я резко подскочил, привлекая внимание одногруппницы, на что та только устало закатила глаза.       — Ну, чего опять?       — Ты это… ну, подписала?       Скажи как он, скажи что говорил, скажи во что одет, скажи как пахнет.       — Ага, но ведомость оставил.       — В смысле оставил? — встрепенулся неизвестно откуда появившийся Журавлев, — вы же о Попове сейчас говорите?       — Ну, да, — безэмоционально отмахнулась девушка и перевела взгляд на меня, — сам с ним разбирайся, он сказал, что ждёт тебя после пар.       — В смысле? — не понял я, ошалело тараща на девушку свои глазёнки, пока та, проскользнув мимо, залезла в ряд позади меня, — зачем?       — Вот сходи и сам у него спроси.       Я медленно перевёл взгляд на старосту, что в тот же момент, нервно раздувая ноздри, сделал шаг ко мне и, наклонившись, тихо зашипел на ухо:       — Я не знаю, что ты тут нахуевертил, но, если ведомость не окажется на руках ЛН сегодня же — тебе пизда. Минимум у трёх человек сейчас под вопросом стипуха. Разберись со своим ебырем так, чтобы мы не остались без денег.       Я замер, медленно осознавая сказанное одногруппником, и в мгновение оскалился, хватая его за грудки:       — Что ты сказал? Как ты его назвал?       Парень, ниже меня, но шире в два раза, с легкостью скинул мои руки, в ответную хватая за ворот серой рубашки:       — Я назвал его твоим ебырем.       — Так, ну-ка тихо! — резко влез Матвиенко, разнимая нас. — Дим, он все сделает, а ты — остынь.       — Педик, — выплюнул староста, проходя к своему столу, предварительно задев меня плечом.       — Нахуй ты влез? — рыкнул я, позволяя хвостатому усадить себя на стул.       — Во-первых, он бы из тебя котлету сделал одним ударом, а во-вторых, ты вот вообще ни разу не палишься.       — Он просто хуйню сморозил, чтобы меня позлить.       — Да-да, так сморозил, что попал в самое яблочко. Рассказывай, что опять ты мне не договорил?       — Все, Серег, забей.       — Нет, не забью. Что ты, блять, опять натворил? Боже, вот почему вы с Поповым не можете уже нормально сесть и все обсудить, нахуй эта беготня по углам? Взрослые мужики, а ведёте себя… Попов (18:03): Отпросись в туалет       — Что он написал? — резко дёрнулся Серега, прерывая свои же наставления, стоило экрану моего телефона моргнуть входящим сообщением.       — Просит меня выйти.       — И?       — Не пойду, — надулся я, смахивая оповещение.       — Господи, как же ты бесишь!       — А он, типа, нет.       Серега нервно сдавил переносицу двумя пальцами и, выдохнув, опять включился в ситуацию:       — Иди к нему.       — Не пойду. Не хочу.       — На роже все написано, кого ты пытаешься обмануть?       — Мне плевать, ясно? Ему плевать, и мне тоже. Хватит. Пусть посидит в моей шкуре.       Друг звучно хлопнул ладонью по лицу и еле слышно что-то пробурчал. Да и пох. Надоело, хватит. Ради тупого перепиха играть во все эти отношения? К черту надо. Попов (18:06): Антош Попов (18:07): Я жду Попов (18:08): Антон       Я сидел и только сильнее впивался зубами в губу с каждым новым писком всплывающих уведомлений WhatsApp. Чего я ждал? Очевидного «прости» и объяснения. Да вот только не думал, что у него хватит на что-то подобное смелости.       Вот почему, когда в аудиторию посреди лекции вошёл Арсений Сергеевич и попросил у преподавателя забрать меня — ахуели не только лишь все, мало кто не ахуел. Ладно, пизжу, всем было насрать, кроме сидящего под боком друга, что усиленно печатал «Попов забирает Поповского с пар код Ягермейстер, приём» в наш общий чат. Я же пытался подобрать челюсть, в корне не врубаясь, зачем он это делает. Зачем смотрит так пристально, ждёт, когда я поравняюсь с ним, открывает мне дверь и самое главное — зачем затолкав в аудиторию, где сам сидел ранее, вжал меня в дверь голодным поцелуем. Он привычно сжимал мои бёдра, тянул их на себя, притирался пахом, грудью давил на мою и не давал лишний раз вдохнуть. Мою же обиду словно сдуло ветром, оставляя только электрические импульсы холодить кровь в жилах от каждого его хрипа.       — Я так соскучился, — выдохнул он, наконец разлепляя наши губы. Я держал крепко его плечи, не позволяя отодвинуться и на миллиметр. Хотелось ближе, восполнить ту недельную пустоту, дышать только одним его запахом.       — Почему не сказал, что приехал?       — Потому что только утром вернулся. Хотел сюрприз сделать, поймать в универе, и даже не подумал, что мог обидеть тебя.       — Я решил, что не нужен больше и ты придумал этот Селигер, — виновато прошептал я, и он, фыркнув, снова накрыл мои губы своими.       — Я тебе магнитик привез, к слову. Посмотришь?       Я отрицательно замотал головой, не спуская глаз с влажных тонких губ:       — Лучше на тебя посмотрю.       Он прижался лбом к моему лбу, продолжая наглаживать мои бока и проникая прохладными пальцами под рубашку.       — Ты должен рассказать мне, как провёл эту неделю.       — Сначала ты расскажи, как отдохнул.       — Я отдыхаю только рядом с тобой.       — Не смеши, Арс.       — А кто смеётся? Ты отвлекаешь меня от всей рутины, ты озаряешь весь мой мир новыми красками. Ты мой маленький необитаемый остров, где я могу спрятаться от всей суеты.       — Остров?       — Да. Мой собственный берег, где меня всегда ждут и согревают.       — Я счастлив стать для потерянного путника новым домом.       Он улыбался. Смотрел на меня, не сводя глаз так, как никто в жизни не смотрел на меня, а я? Я отвечал ему тем же.       — Поцелуй.       — Ты же понимаешь, что с каждым днём мне все сложнее держаться?       — Как будто я против.       Он спустил руки на мои ягодицы, и мой член в штанах ощутимо испачкал белье. Он грубо сжал их, разводя половинки в разные стороны, на сколько то позволяли мои джинсы, и провёл носом по шее, вдыхая мой запах затхлой общажной пыли и сигарет, словно слушал самый дорогой в мире аромат, и, следом, припал губами к коже. Я путал кольцами его волосы на затылке, был готов застонать в голос, умоляя взять меня, но, как обычно бывает в такие моменты, шум нескольких весёлых женских голосов разнесся по коридору за дверью. Ручка дернулась, и Попов нехотя отлепил от меня губы:       — Кто там?       — Арсений Сергеевич, открывайте! Мы пришли вас поздравить с прошедшим днём рождения!       — Черт, — тихо выдохнул он и, быстро чмокнув на последок мои губы, отпрянул, поправляя на себе одежду. Темные глаза, припухшие губы и заметный бугорок на брюках совершенно не облегчали мое собственное положение.       — Прости, малыш.       — Ничего. Напиши мне. Потом… И ведомость!       Он хмыкнул, слегка улыбнувшись, и, подхватив со стола бумажку, сунул мне ее в руки.       — Беги, пока я не изнасиловал тебя на своём столе.       — Кто кого ещё изнасиловал бы, — усмехнулся я и, подмигнув, открыл дверь опешившим коллегам своего мужика.

***

Попов (23:12): Прости за этот сыр-бор Я пять раз уже пожалел, что не додумался промолчать

Вы (23:13): Боюсь промолчи ты тогда, я следом бы выдал нас

Попов (23:14): Каким это образом?

Вы (23:15): Угадай

Попов (23:16): Вредина

Вы (23:17): На острове уже глубокая ночь Спи, Робинзон

Попов (23:18): Как прикажете капитан

Вы (23:19): Спокойной ночи

Попов (23:20): Жду тебя в своём сне

Вы (23:21): Я там всегда

      Я откинул телефон на стол и прикрыл глаза в полумраке скрывая широкую улыбку.       Приснись мне тоже, снись каждый день. Я ведь так чертовски скучаю.       И, окутанный теплом из собственной груди, я так и не услышал, как дважды вздрогнул телефон, демонстрируя сидящему за столом Позову: Попов (23:22): Мой мальчик И Дядя Эдик (23:23): Улетаю в командировку. Переезжать придётся самому. Извини Антон.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.