Да будет слово сие тебе поучением

      Тропа вилась по склону, среди покрытых мхом камней и старых деревьев, ветви которых заслоняли полуденное солнце. Я по-прежнему заходилась диким криком, а Кайло тащил меня по грязи к вершине холма — мои мольбы предсказуемо оставались без ответа. Голос эхом отражался от отвесных склонов и скал, эхо в свою очередь растворялось в зловещей тишине.       Кайло попытался поудобнее перехватить мою лодыжку, и я, воспользовавшись моментом, двинула ему обеими ногами и скатилась с тропы в кусты. Я ползла, грязными руками смахивая с лица волосы, царапаясь об острые камни и упавшие ветки, по-детски надеясь, что лесная растительность укроет меня.       Впервые за наше краткое знакомство Кайло расплылся в улыбке, обнажив белые кривые зубы.       — Ну и чего? Куда собралась? А? — Насвистывая себе под нос, он не спеша сошел вслед за мной с тропы в заросли. — Отойти не успеешь, как тебя задерет пума, детка.       — Отвали от меня! — прошипела я и, швырнув в него попавшимся под руку камнем, привалилась спиной к дереву. — ОТВАЛИ!       Кайло закатал рукава по локоть и невозмутимо потопал за мной, хрустя сухой листвой. При свете дня я могла отчетливо разглядеть черные татуировки, покрывавшие его правое предплечье и выглядывающие из-под воротника рубашки. Руки — напоминающие скорее медвежьи лапы — были огромные, со шрамами, мозолями и выцветшими татуировками на костяшках.       Он передвигался слишком ловко, чтобы мне повезло снова попасть в него. Кайло присел передо мной на корточки, улыбнулся своей улыбкой, больше походившей на звериный оскал, а потом без предупреждения врезал мне по лицу. Оглушенная звоном в ушах, я уже не сопротивлялась, когда он схватил меня за подбородок, сжал и приложил головой о дерево. Задыхаясь от боли, я впилась в его запястье и прикидывала, как вонзить ногти ему в лицо, молясь, чтобы удалось выцарапать хотя бы глаз.       — Тише… Тише, — он взял меня за руку и нежно поцеловал тыльную сторону ладони, не сводя с меня темного взгляда. Я еле дышала. — Знаю, ты нервничаешь, детка, знаю. Трудно привести себя в порядок после того, ты наслушалась этих девочек со стороны, забила себе голову плохими мыслями. Но теперь ты вернулась в отчий дом, и я намерен вычистить из тебя эту грязь, — Кайло провел рукой по моему горлу, — чего бы это ни стоило.       Боже мой. Я понятия не имела, что это за мужик и откуда он знает меня, но ясно было одно: он законченный монстр.       Слегка хлопнув меня по лицу, он вздернул меня на ноги. Я пошатнулась, заваливаясь на него, хотела воспользоваться импульсом и нанести удар — но он лапищей перехватил мою руку. Кайло зажал мой кулак в своем, и я вскрикнула, падая на колени.       — Это у тебя от мамы, — сказал он и бросил меня в сторону тропы. Я катилась, пока не ударилась плечом о камень. Боль пронзила руку до кончиков пальцев. — Золотая девочка. Хан когда-нибудь рассказывал обо мне, Золотая девочка?       — Пошел ты, — процедила я сквозь зубы. — Катись к черту. Не смей произносить имя моего отца своим гнилым ртом, ты, чокнутый сынок деревенской шлюхи!       Кайло схватил меня за волосы и поволок наверх. Как и прежде, он не обращал внимания на вопли и визги, а я уже не следила за тем, куда меня тащат. Боль была адская, и страшно было до усрачки.       На крыше хижины на вершине торчала труба, сбоку навалена куча дров — вот и все, что я умудрилась запомнить из увиденного до того, как он швырнул меня внутрь. Я грохнулась на деревянный пол, дверь захлопнулась, раздалось щелканье многочисленных засовов.       Не успела я дернуться в сторону, как меня пригвоздило к полу — между лопаток опустился тяжелый сапог. Кайло повернул ступню, и я стиснула зубы — надеясь лишить его удовольствия узнать, как мне больно. В воздухе висел тяжелый смрад смерти, застарелой крови и ни с чем не сравнимая вонь гниющих потрохов.       — Итак… Рей. Рей, Рей, Рей, — цокнул он языком. — Как и раньше, маленькая неженка, да?       — Убери от меня свою проклятую ногу, — прохрипела я, — и я покажу тебе, какая я неженка!       Он издал лающий смешок. Он переместился, оперся на колено — как я поняла, — чтобы лучше видеть мое лицо. Я сделала пару глубоких вдохов и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Но он был охренеть какой тяжелый, я едва могла дышать.       — Кажись, ты меня не помнишь, — протянул он. — Ты была совсем крошкой, когда Хан смылся вместе с тобой… Но я присутствовал при твоем рождении. — Кайло подвигал сапогом из стороны в сторону. — Помню, как мама срывала голос от боли. Два десятка лет прошло, но кое-что не забывается никогда.       — Я… не понимаю…       В следующий миг он со скучающим видом убрал ногу. В легкие хлынул воздух — сначала я захлебнулась, а потом закашлялась; Кайло отошел к двери. Кое-как я встала на четвереньки, пока он снимал покрытые темными пятнами сапоги.       — Мы с тобой давние знакомые, котенок. Очень давние, — Кайло глянул на меня через плечо и подмигнул. Его челюсти заходили ходуном — принялся жевать жвачку… а может, табак? Но у него для этого слишком белые зубы… — Я был свидетелем твоего прихода в мир, стану свидетелем ухода, если доведешь меня.       Я сжала зубы, ответив на его кривую улыбку взглядом, который, как я надеялась, демонстрировал, как сильно мне хочется разбить ему рожу. Хан — мой папа, мой настоящий папа, — и он растил меня один, сколько себя помню. Я родилась в Маунт-Синае, в Нью-Йорке, и я дала себе слово, что умру там, а не от руки какого-то чокнутого психопата в южной глубинке.       Очевидно, Кайло имел в виду, что Лея была моей матерью — впрочем, у меня не осталось никаких воспоминаний о женщине, родившей меня. Хан рассказывал, что моя мать была психически больна и умерла задолго до того, как я достигла возраста, в котором могла бы ее запомнить. И я ему верила. Папа никогда не давал мне повода усомниться в его словах.       Я вытерла рот тыльной стороной кисти и осмотрелась в тесном помещении. Справа была кухонька, короткий коридор и еще одна дверь. С потолка свисали железные сковородки, и я с облегчением увидела холодильник и плиту — все на удивление современное для захолустного обиталища реднеков-фанатиков в Джорджии. Некоторые вещи на вид были явно ручной работы: например, столик позади меня, мебель в гостином закутке в окружении… ничего. Ни телевизора, ни книг. Только до тошноты много чучел животных, видимо, служащих украшением интерьера.       Я вновь посмотрела на Кайло. Он расстегнул ремешки комбинезона, спустив его на бедра, и снял резинку с волос. Густые пряди упали на плечи, и неведомым образом он стал выглядеть — как ни трудно такое вообразить — еще огромнее. У нас не было ничего общего. Господи, он никак не мог оказаться моим братом!       Кайло кивнул в сторону коридора.       — Ванная там, дальше. Иди сама, или придется тебе помочь.       Голова все еще ныла от жесткой транспортировки вверх по холму, так что я решила, что разумнее будет повиноваться. Я попыталась встать на ноги, но Кайло толкнул меня обратно на четвереньки, и я осознала — с нарастающим чувством тошноты — чего он хочет. Кайло встал за мной, и я поползла к темному коридору, по-звериному — очевидно, это было приятно его больному разуму.       Половицы громко скрипели. Без шума отсюда не убежать. Я ползла, тайком ощупывая доски, пытаясь отыскать устойчивые места, но тут увидела три двери в конце короткого коридора. Кайло открыл одну и цокнул языком. Говнюк.       Мое сердце гулко стучало где-то в горле, когда я забралась в тесную ванную комнату. Вместо деревянной отделки здесь была плитка — который не помешала бы шпаклевка — и ванна на ножках, тоже оставлявшая желать лучшего. Раковина подтекала, отчаянно вопия о ремонте, один из шкафчиков был открыт. Я успела заметить оранжевые баночки для таблеток, но Кайло сразу захлопнул его ногой.       Закрыв дверь ванной, Кайло прислонился к косяку и сложил руки на груди. Я медленно села и осознала, что трясусь всем телом. У самого потолка виднелось небольшое окошко, до которого мне ни за что не удалось бы добраться.       Кайло почесал подбородок.       — Пастор уехал по делам. Он очень болезненно воспринимает, если мужчина и женщина уединяются до свадьбы, но я и раньше видел тебя голой. Малышка Золотая девочка с золотой кожей.       — По каким делам он поехал? — вырвалось у меня. — Набивает мошну, чтобы вы жили не тужили в своей захолустной утопии?       — Да насрать, куда он ездит. Это его забота — и Господа, — Кайло, облизнув губы, вздернул брови. — Ты — только моя проблема, Рей. Рей, Рей, Рей. Моя хорошенькая Золотая девочка. Такая миленькая, и вся сияешь, а? Давала кому-нибудь прокатиться с тобой?       В свои двадцать три я, естественно, занималась сексом, но не собиралась сообщать об этом деревенщине из фильма ужасов. Я притворилась смущенной столь бесцеремонным вопросом, покраснев и избегая его непроглядного взгляда. Ну, это было не так уж сложно. Все-таки его трудно было назвать уродом, так что я скрепя сердце пыталась убедить себя, что передо мной старшеклассник, на которого я запала в школе.       Он наверняка придет в ярость, если узнает, что у меня уже был секс. Само собой, для такого мерзкого женоненавистника приемлема лишь чистота Девы Марии.       Кайло медленно покачал головой, ухмыльнувшись и щелкнув жвачкой. Глядя на меня, повел носом, и у меня зачесались руки его расквасить.       — Ой… да брось. Не заигрывай со мной, котенок. Я знаю, ты давала какому-то сосунку полапать тебя под блузкой. — Он оттолкнулся от двери, расстегивая молнию спереди на комбинезоне. — И знаю, что ты перед кем-то раздвигала ноги. Так почему бы тебе не поведать мне правду, чтобы мы могли оставить наказание в руках божьих?       Я боролась с порывом ринуться бежать сломя голову. Что делать? Признаться? Будет хуже, если я продолжу лгать?       Наверное, у меня уровень сахара в крови резко упал — я была напряжена до предела. Я смотрела на Кайло, пытаясь не плакать, но губы задрожали, и в какой-то момент брызнули бурные слезы. Господи боже… Господи… Хочу домой, к папе… Просто хочу домой…       Кайло присел передо мной на корточки, ласково приговаривая что-то — со своим южными сельским акцентом, и я, всхлипнув, уперлась ладонями в плитку.       — Ш-ш-ш… все хорошо. Не реви, — Кайло потянулся к ванне, включил воду, с улыбкой наблюдая за тем, как я захожусь в истерике. — Ты приучишься мне не врать. На первый раз я не стану наказывать слишком строго… Только скажи, перед кем раздвигала ноги.       — Ни перед кем… ни перед кем…       Быстро и хлестко он ударил меня наотмашь по лицу, на минуту выбив из моей груди всякую способность издавать звуки. Но потом я в ярости заорала на него, а он, сжав мое горло, бросил меня на пол. Я закашлялась, содрогаясь в конвульсиях, а он все давил, широко раскрыв голодные темные глаза.       — Ты была грязной ебливой шлюхой, — прошептал Кайло и прижался своим лбом к моему, вынуждая смотреть ему в глаза. — Но это ничего. Все нормально. Господь прощает, и я прощу, детка. Но я обязан заставить этих мальчиков покаяться за то, что они осквернили мою женщину, согласна? Это половина пути к прощению.       Я не могла выдавить ни звука, даже если бы захотела. В глазах плясали черные точки, я всхлипнула, ухватилась за душащую меня руку, но Кайло наконец-то отпустил.       Он поднял на ноги, дернув челюстью.       — Я ждал тебя, Рей. Прилагал все усилия. Знать не знал, когда твой хренов папаша вернет тебя или мамаша позволит мне взять тебя самому. Следовало забрать тебя сразу, как проснулось проклятие Евы. Чего ждать, женщина созрела и готова привести в мир детей, — Кайло стянул рубаху, обнажая грудь, и сбросил комбинезон. — А теперь выходит, ты сосала члены другим мужикам…       — Не сосала! — захлебываясь, пролепетала я. И не лгала. — Богом клянусь! Я даже не знаю, кто ты… Если бы знала, я… Я… — осев на бок, я судорожно всхлипывала, — есть хочу, ничего не соображаю!..       — Ты получишь еду, когда я скажу.       Со времени последнего перекуса прошло минимум двадцать четыре часа, и у меня сводило живот. Кайло грубо перевернул меня и быстро сорвал мою одежду — джинсы и футболку — с таким видом, словно их наличие оскорбляло его. Облизнулся, когда я, оставшись в некомплектных лифчике и трусиках, лежала под ним и дрожала как лист на ветру.       Кайло прошелся носом по изгибу моей шеи. Я не смела пошевелиться, пока теплое дыхание щекотало мне кожу. Казалось, он хочет вонзить в меня зубы…       — …Сейчас ты примешь ванну, — прошептал Кайло, — и сделаешь эту хорошенькую кожу приятной и чистенькой для меня. Безупречной, — он тяжело сглотнул, шевельнув губами на моей шее. — И мы составим список всех хуев, которые ты пробовала, и тогда я… схожу помолиться об этом. Посмотрим, какое вдохновение ниспошлет мне Господь. А потом мы поженимся, и я отведаю этой сияющей золотом кожи… — он лизнул меня. — А ты попробуешь мою.       Не помню, сколько я пролежала, не смея шевельнуться. Когда же подняла голову, то увидела, что окошко крест-накрест забрано толстенными черными прутьями.       Это тюрьма.